осколок стужи

Шан Цинхуа был настолько сильно испуган, что не сразу осознал, что же, в конце концов, только что с ним произошло. Секунду назад он еще подавал Мобэй-цзюню неглубокую чашу с чернилами, а теперь чернила расплылись, будто мазутные пятна, по деревянной столешнице, впитавшись в бумажные листы — вся переписка Мобэй-цзюня вмиг оказалась испорчена, расплывшиеся чернила подползали к краю стола и вот-вот должны были стечь прямо на одежду демона, но Шан Цинхуа, заметив это, тут же подставил ладони — и черные, как ночь, чернила окрасили его бледную кожу. Ударившаяся о стол нефритовая чаша раскололась и упала на дощатый пол, а остатки чернил забрызгали подушку, на которой до этого сидел Шан Цинхуа. Шан Цинхуа не мог отодвинуться — чернила все еще стекали с края стола, а Мобэй-цзюнь, видимо, не собирался менять позу, — но и не мог поднять голову: он и без того чувствовал почти что могильный холод, исходящий от демона. Все равно что стоять рядом с ледяной статуей — только эта статуя, кажется, прямо сейчас размышляла о том, как сломать Шан Цинхуа хрупкую, тонкую шею. Цинхуа тяжело сглотнул, его подбородок непроизвольно задрожал. Чернила так долго стекали с края стола, что, казалось, прошла целая вечность, прежде чем Цинхуа смог разогнуться, не переставая прижимать ладони друг к другу, и попробовать встать на вмиг ослабевшие ноги, но он не успел — ледяная рука, пощипывая кожу невыносимым морозом, накрыла его запястье, дернула на себя, и все, что Цинхуа смог собрать, тут же разлилось прямо на одежды молчаливого Мобэй-цзюня. Сейчас ударит, отстраненно подумал Цинхуа и приготовился к боли. Вот прямо сейчас… Но прошла секунда, прошли две, затем в напряженном молчании исчезла минута. Цинхуа осторожно приоткрыл глаза и неуверенно взглянул на суровое лицо Мобэй-цзюня. Он казался таким неподвижным и застывшим, будто каменное изваяние из белоснежного нефрита, и лицо его — все равно что посмертная маска. Лишь во лбу сиял голубоватый узор да потемневшие глаза странно светились, будто чрево разбитых драгоценностей. Его пальцы все еще на грани боли сжимали запястье Цинхуа. — Что это сейчас было? — раздался ровный голос демона. Холодный, как и его вопиюще ледяные глаза. Злится? Или же нет? Цинхуа ничего не понимал — теперь уж точно, решительно ничего не понимал, и чем дольше он вглядывался в это лицо, тем больше вопросов у него возникало. Цинхуа казался сбитым с толку не меньше, чем сам демон, — привычный для него сценарий в одно мгновение разрушился, и потому, что теперь Цинхуа не мог предугадать, что Мобэй-цзюнь собирался выкинуть в следующую секунду, страх прилип к его крошечному телу, будто топленый воск. Лучше бы он его ударил, решил Цинхуа. Правда, лучше бы ударил, чем вот так… — Ответ? — спросил Мобэй-цзюнь, не услышав ровным счетом ничего от потрясенного Цинхуа. Его прямые и темные брови сильнее сходились на переносице, образуя глубокую морщину. Цинхуа встрепенулся, попытался вырвать собственную руку из мертвой хватки демона, но когда у него ничего не получилось, он просто склонил голову ниже, прижавшись лбом к циновке у ног Мобэй-цзюня, и быстро, чтобы позабыть о собственной гордости, проговорил: — Простите меня, мой король, этот никчемный слуга не… — но он тут же замолчал, когда почувствовал, как к его ладони, вымазанной в чернилах, что-то прижалось. Осторожно приподняв голову, Цинхуа едва не лишился дара речи — Мобэй-цзюнь собственным платком аккуратно стирал с его кожи чернильные пятна. Нет, внутренне на грани истерики хохотнул Цинхуа, лучше бы он действительно просто ударил. Что же это творится такое? Нет, он давно заметил изменения в демоне, просто до сих пор не мог к ним привыкнуть. Уж больше месяца прошло с того дня, когда кажущийся отрешенным от всего людского Мобэй-цзюнь вез его в телеге, и с тех пор он ни разу даже не замахнулся на Шан Цинхуа. Не сказал ничего грубого в ответ. Казалось, он даже немного — может, совсем уж чуть-чуть, и Цинхуа это просто выдумал, спутал навь и явь, — совсем, может, немного, но Мобэй-цзюнь о нем заботился. Вот как сейчас, когда стирал с его рук чернильные пятна. Молчание между ними затянулось, но это заботило только самого Шан Цинхуа — Мобэй-цзюнь же лениво, но тщательно выполнял свою работу. — Мой король?.. — неуверенно попробовал Цинхуа, и холодные глаза Мобэй-цзюня тут же скользнули по его лицу. — Позвольте я сам. — Чего ты испугался? — Мобэй-цзюнь пропустил его предложение мимо ушей — он как и прежде продолжил проводить по коже своим личным платком, хотя на руках даже не осталось чернильного пятнышка. Ему стоило озаботиться тем, что его верхние одеяния оказались невосполнимо изгвазданы, но демон будто даже не обратил на это внимание. — Я не испугался… — Врешь, — констатировал Мобэй-цзюнь. — Возможно, я не ожидал… Чего же он мог не ожидать? Что Мобэй вместо того, чтобы его ударить, просто возьмет нефритовую чашу из его рук и продолжит писать письма? Что резко вскинутая им рука — не орудие убийства, а просто показатель его небольшого нетерпения — в конце концов писем было так много, и их всех стоило отправить сегодняшним днем, так что от обилия работы у любого бы сдали нервы, что уж говорить о демоне. А дальше? Он ведь тоже испугался — что после того, как чаша разбилась, а густые чернила вмиг испортили весь труд Мобэй-цзюня, демон сотрет его в порошок. В нем еще оставалась привычная линия поведения, так что Цинхуа зажмурился и приготовился к удару. Кто бы мог подумать… Что даже сейчас Мобэй проявит несвойственное ему терпение. Он тяжело выдохнул и нахмурился, разглядывая человека перед собой. Цинхуа даже не пытался углубиться в причины такого поведения, но, кажется, и перед глазами Мобэй-цзюня изредка всплывало что-то похожее на окно Системы с крупными и яркими буквами: ООС! Если уж сам демон ничего не понимал из того, что творил, мог ли Шан Цинхуа разобраться в его чувствах? В это мгновение он почувствовал, как что-то холодное прикоснулось к его шее. Он подпрыгнул на месте, схватился за то место, к которому будто приложили ледяную сосульку, и обернулся, чтобы посмотреть на хмурого Мобэй-цзюня. Его пальцы застыли в нескольких сантиметрах от шеи Цинхуа. — Ты меня боишься, — с каким-то незнакомым Шан Цинхуа — хотя, впрочем, и самому демону — чувством произнес Мобэй-цзюнь. — Странно, что вы рассчитываете на другую реакцию, — пробормотал в ответ растерянный Цинхуа. — Я не собираюсь тебя бить. Однако Шан Цинхуа не мог ему довериться. Не станет бить? Значит, рано или поздно найдет другой способ, как доставить неугодному слуге еще больше гематом и отметин. Мобэй-цзюнь наконец-то перестал тянуться к его шее, сел как подобает и холодным, суровым взглядом посмотрел на Цинхуа. — Я не буду. Больше не буду, — сказал король демонов. — Больше никогда не буду. Тебе не нужно меня бояться. Он будто разговаривал с пятилетним ребенком. И как любой пятилетний ребенок, с которым говорили подобным тоном, Шан Цинхуа почувствовал жгучую обиду: — Но это то, к чему я привык! Это то, что вы делали много лет! И теперь я не понимаю, чего мне ожидать, и мое тело, видимо, тоже этого не понимает! Я не могу перестроиться так быстро! Я не могу… поверить в это… Черные пятна, оставшиеся от чернил, сливались с темными одеждами на Мобэй-цзюне, но эти пятна мазута, пятна нефти из его прошлой жизни казались Шан Цинхуа ярче всего того, что он видел прежде. Как покорнейший раб Цинхуа почувствовал в себе стремление отмыть одеяния от грязи и в конце концов вымолить прощение у господина. Но как обычный человек он совсем не понимал ни себя, ни уж тем более спокойного Мобэя, и потому не знал, что ему следовало поступить. Впрочем, Мобэй лишил его даже этой неопределенности, когда накрыл его голову тяжелой ладонью. Шан Цинхуа замер. Даже его дыхание на мгновение застыло на приоткрытых губах. Мобэй-цзюнь неспешно и будто осторожно прошелся рукой по его волосам. Это и называется «погладил»? Мобэй делал это не совсем уверенно, как если бы знал про ласку только из чужих рассказов и теперь пытался повторить. Мурашки побежали вверх по онемевшей, неожиданно покрывшейся холодным потом спине Цинхуа. Когда он посмотрел на демона, он даже не мог себе представить, что хотел бы увидеть на лице Мобэй-цзюня. В собственном воображении Шан Цинхуа без какого-либо труда мог изобразить исказившийся от ярости лик демона; он мог увидеть даже малейшие детали: то, как его губы расплываются в хищном оскале, как блестят глаза, как вспыхивает на белоснежном лбу эта синяя метка холодным морским сиянием. Это ведь его персонаж. В какой-то мере Шан Цинхуа считал себя его отцом. Он дал ему крайне низкий эмоциональный интеллект. Мобэй-цзюнь просто не умел заботиться о других. По крайней мере не должен был уметь… Но Мобэй-цзюнь поглаживал его волосы, и что-то новое проступало в его прежде застывшем, как лед, облике. Что-то такое, что тут же высчитало бы из него колоссальное количество баллов, будь он таким же перерожденцем, как сам Шан Цинхуа или братец-Огурец. Это испугало заклинателя сильнее, чем размытая перспектива словить собственным лицом тяжелый кулак. Казалось, еще чуть-чуть — и на губах демона расцветет улыбка. Это не могло не насторожить Цинхуа: — Мой король?.. — М? — Что вы делаете? Длинные пальцы потянули за конец атласной ленты, и волосы Шан Цинхуа упали на его дрожащие от напряжения плечи. Волосы Шан Цинхуа достигали лишь середины его спины, так что он редко делал высокий хвост — обычно ему хватало небольшого пучка. Мобэй-цзюнь не ответил на его вопрос — вместо этого он зарылся пальцами в его волосы. Острые когти по-кошачьи царапнули кожу на голове. — Мой король?! — выдохнул Шан Цинхуа, потому что ему показалось, что это было… слишком. Да, пожалуй, «слишком» идеально вписывалось во все то, что произошло между этими двумя после того как слуга по неосторожности разбил полную чернил нефритовую чашу. — Сколько еще мне нужно прикоснуться к тебе, чтобы ты перестал бояться? — между делом спросил Мобэй-цзюнь. — А сколько раз — чтобы тебе начало нравиться? — Нравиться? — шепотом повторил шокированный Цинхуа. — Мой король, что значит… «нравиться»? Демон вопросительно изогнул густую бровь и, не переставая играть с волосами, посмотрел на человека самым что ни на есть взглядом «ну ты идиот?». — То и значит, — ответил Мобэй-цзюнь. — Так сколько? Он поглаживал его по голове, изредка ныряя длинными, бледными пальцами в струящийся шелк его волос. Казалось, он мог забавляться этим долгими часами, если бы Цинхуа ему позволил. Когда острый ноготь случайно задел кожу на его виске, Цинхуа заметно вздрогнул. Впервые он лишился дара речи и еще несколько минут просто сидел вполоборота к демону, рассматривая залитые чернилами ставшие бесполезными письма. Несмотря на свою холодность, Мобэй-цзюнь должен был вспыхнуть, как спичка, однако он поступил совершенно не так, как Цинхуа от него ожидал. Это стало для него настоящим сюрпризом, вот только заклинатель не мог понять, было ли это хорошо или же плохо. Он думал, что знает Мобэй-цзюня. Он столько лет провел рядом с ним, он наизусть выучил все его реакции, он научился закрываться от его тяжелых ударов, он… Он совсем забыл, что, кажется, с того самого дня что-то в Мобэй-цзюне если не сломалось, то наверняка изменилось. Шан Цинхуа просидел так несколько минут, пытаясь ухватиться за собственные мысли. Он не сразу заметил всплывшее окно Системы. Мобэй-цзюнь игрался с его волосами. Когда Шан Цинхуа все же заметил уведомление, его сердце покрылось тонким слоем инея. Однако когда он бегло прочитал то, что ему отправила Система, Шан Цинхуа и вовсе почувствовал, как его всего пробрал нестерпимый мороз. «Дополнительное задание!» «Достижение «Герда и Кай» получено!» «Желаете ли вы открыть описание задания?» Шан Цинхуа тяжело задышал. «Описание задания: Согрейте сердце Мобэй-цзюня! ꒰⑅ᵕ༚ᵕ꒱˖♡» Это что еще за ху… — Где кнопка «отказаться»? — тихо спросил Шан Цинхуа. — Эй! «Вы не можете отказаться от задания, так как уже приняли его» — Я ничего не делал! Вместо того, чтобы ему ответить, окошко Системы резко исчезло и появилось вновь — но теперь это больше напоминало зеркало, и Шан Цинхуа увидел собственное лицо — ужасно бледное, но с яркими пятнами румянца на щеках и неприкрытой шее, — и сидящего позади Мобэй-цзюня, разглядывающего его волосы. Ужас тут же впился в Шан Цинхуа. — Нет совсем никакого способа отказаться?.. Прямо по зеркальной поверхности, будто по дисплею телефона, пробежало несколько строчек: «Отказ от задания может привести к смерти Мобэй-цзюня. Желаете ли вы отказаться?» Шан Цинхуа шокировано моргнул. Так как зеркало не исчезло, он мог видеть Мобэй-цзюня, забавляющегося с его волосами. Выглядел он при этом как котенок, который откуда-то достал клубок нитей. Как, скорее, снежный барс, и Шан Цинхуа казался в его руках жертвой, но жертвой, которую тщательно оберегали. Он и прежде слышал об удивительной дружбе олененка и пумы или, может, собаки и тигра; читал, как в зоопарках происходило чудо: хищник и его жертва спали подле друг друга, вылизывали друг другу шерсть или просто обнюхивались. Теперь он сам почувствовал себя серой мышкой, на которую кот смотрел не с желанием съесть, а с чем-то иным во взгляде… Шан Цинхуа отключил окно Системы и осторожно повернулся к Мобэй-цзюню. Он даже в самых смелых мыслях не мог представить себе его смерть. Подобная перспектива его страшно испугала. Что станет с самим Шан Цинхуа, если Мобэй умрет? А что он почувствует? Это же его любимый персонаж, он был в восторге, когда описывал каждую сцену его появления! Возможно, он даже остался в этом мире исключительно ради него одного. Может, только рядом с ним Цинхуа — иногда, конечно же иногда — ощущал себя важным и нужным. «Система?», мысленно позвал он. «Есть, может быть, какой-нибудь список из того, что я должен сделать, чтобы согреть его сердце?» Система ответила незамедлительно: «По вашему заданию в помощь есть видеоматериал!» Видеоматериал? Это уже что-то новенькое… «Можешь показать?» Через секунду только в его ушах раздались громкие стоны. Излишне громкие. Эти звуки невозможно было перепутать с чем-то другим. От неожиданности Шан Цинхуа подпрыгнул на месте и увидел тот самый видеоматериал, который ему предоставила Система. Подумать только, это же… это же то самое!.. То самое, что он уже давно не видел!.. А если и видел, то только на картинках!.. Это же… это же… — Порно? Это спросил Шэнь Цинцю, когда Шан Цинхуа навестил его через несколько дней. Цинхуа лужицей растекся по низкому столу и несколько раз впечатался лбом в деревянную поверхность. Ему было стыдно, хотя он, по сути, ничего не сделал, и вместе с тем он чувствовал отчаяние. Эти два чувства полностью захлестнули его. Если бы Шан Цинхуа еще несколько дней — да даже часов — провел в резиденции Мобэй-цзюня, он бы наверняка сошел с ума. Он не мог в одиночестве нести на себе это бремя, так что решил поделиться всем с братцем-Огурцом. Шэнь Цинцю спокойно выслушал, однако и его заинтересовал видеоматериал, представленный Системой. — Что это значит? — в стол спросил Шан Цинхуа. Он ни на секунду не отрывался от дерева. Кажется, в какой-то момент он и вовсе захотел слиться с деревянной поверхностью, покрыться ветками и цветами и как страшный сон позабыть все. Абсолютно все. Просто тянуться зелеными листочками навстречу теплому солнышку — вот уже благодать. Системе все же стоило сделать Шан Цинхуа просто камнем на пути у Ло Бинхэ, а не лордом пика каких-то логистов и курьеров. Шэнь Цинцю заметил: — Боюсь, у всего этого нет никакого двусмыслия. В этот раз Система дала тебе самый прямой ответ. Вернее, руководство к действию. Шан Цинхуа схватился за голову и застонал от бессилия. Все эти дни он прятался в самых темных и нелюдимых местах резиденции Мобэй-цзюня, но демон без каких-либо усилий находил его и просто стоял рядом, пока заклинатель старательно делал вид, что работает на благо обществу. Если Мобэй-цзюнь говорил, то крайне скудно, и лишь несколько раз он погладил Цинхуа по голове. И вот именно с этим демоном Цинхуа нужно было переспать?! Упаси Господь! — Я не понимаю! — признался Цинхуа. — Как… как вообще… Как это возможно? Мы ведь оба мужчины! Цинцю вскинул бровь. — Я имею в виду, — Цинхуа облизал сухие от частого дыхания губы, — он демон, а я — человек, к тому же заклинатель! Цинцю спрятал лицо за раскрытым веером. Он ясно давал понять, что, избивая себя словесно, Цинхуа случайно нацелился на тех, на кого не следовало. От смущения Цинхуа до того вцепился в собственные волосы, что его прическа растрепалась, и теперь на голове у него было настоящее буйство. Он оттягивал волосы, будто надеялся, что мимолетная боль избавит его от всех страданий, однако этого не происходило. Будь его воля, он бы уже давно разрыдался, столь сильным ему казалось это ощущение беспомощности. Он чувствовал, как ситуация медленно, капля за каплей, выходила из-под контроля. Если и сегодняшним вечером, когда Цинхуа вернется в резиденцию, Мобэй-цзюнь навестит его и снова молча погладит, он, честное слово, сойдет с ума! Да он уже почти сошел! Сложив веер и стукнув им по ладони, Шэнь Цинцю сказал: — У меня есть два предположения. Цинхуа посмотрел на него, как на божество, которому денно и нощно молился о пощаде. — Первое, — начал Цинцю. — «Согреть сердце Мобэй-цзюня» значит наполнить его теплом искренних чувств. Другими словами, это должна быть любовь. Если же не любовь, то хотя бы симпатия. На твой вопрос Система показала тебе интересный видеоматериал, — он улыбнулся уголком губ, — так что я больше склоняюсь именно к этому предположению. Но, судя по твоему лицу, это кажется тебе пыткой. — А второе? — А второе… — он внимательно взглянул на Цинхуа. — Как хорошо ты помнишь про Осколок Стужи? — Братец-Огурец, — застонал заклинатель. — Попробуй сам написать роман такого объема и при этом запомнить все, что когда-то написал! Ничего я не помню, конечно же! Что еще за Осколок Стужи?! — Конечно ты не помнишь про этот Осколок — ты один раз про него упомянул! — рявкнул Шэнь Цинцю, да так громко, что находящийся в другой комнате Ло Бинхэ резко открыл дверь и хотел было спросить, что случилось, но Цинцю его остановил: — Бинхэ, на место! Шан Цинхуа, ты реально не перечитывал ни разу свою писанину? Ты ведь сам говорил, что Мобэй-цзюнь — твой любимый персонаж, так почему ты не помнишь такую важную деталь? — А почему ты запомнил?! — Потому что я думал, что эта деталь хоть как-нибудь раскроет Мобэй-цзюня, но ты, видимо, решил наплевать на него. Осколок Стужи — это часть демонического естества Мобэй-цзюня. Как ты?!.. — Цинцю поперхнулся негодованием. — Как ты мог забыть эту деталь?! Осколок Стужи — то, из-за чего твой Мобэй-цзюнь так невосприимчив к холоду, а также причина, почему он относится к тебе как к мешку для битья. По крайней мере я так себе все и объяснял по мере прочтения твоего… опуса! Я действительно верил, что однажды ты объяснишь, как Мобэй-цзюнь совладает с этим проклятием, но ты просто плюнул на развитие персонажа. Ты сделал из него Кая, но забыл избавить его от холода в сердце. И теперь Система решила, что тебе нужно разобраться с этой лакуной. — Таким способом?! Но в сказке Герде было достаточно вспомнить Псалтирь, чтобы Кай избавился от проклятия! А я должен… должен вот это?! Ноги раздвинуть?! Шэнь Цинцю лениво пожал плечами и ответил: — Большая часть сюжетных поворотов в твоем романе завершается сценами бурного соития Ло Бинхэ и какой-нибудь его новой женушки. Так почему ты решил, что в твоем случае Система отойдет от того, что ты описывал постоянно? У тебя секс решал все проблемы, а кого-то и вовсе доставал из царства мертвых. Избавиться от яда — секс, отогреть испуганную девушку — секс, скоротать время — секс, так почему ты думаешь, что Система не предложит тебе избавиться от проклятья Мобэй-цзюня подобным образом? Шан Цинхуа открыл рот, чтобы что-то сказать в ответ — возможно, что-то такое же ехидное, однако не мог подобрать слов — и он остался сидеть с раскрытым ртом, будто выброшенная на берег рыба. — Это лишь мое предположение, — тяжело выдохнув, напомнил Шэнь Цинцю. — Если так надо, я бы мог найти ему жену. Цинцю посмотрел на него, как на глупого. — Ему не нужна жена, — прозвучал его тихий голос. — Ему нужен ты. Закрыв за собой дверь, Шан Цинхуа услышал, как Ло Бинхэ спросил у Шэнь Цинцю: — Учитель, а что такое порно? …Пользуясь статусом лорда пика, Шан Цинхуа перерыл всю библиотеку, но так ничего и не нашел. Когда он вернулся в резиденцию Мобэй-цзюня, он принялся читать все имеющиеся у короля древние свитки — некоторые из них покрылись толстым слоем пыли, а другие пожелтели от старости. Он пытался отыскать любое упоминание Осколка Стужи, но ничего не находил. Теперь его можно было встретить чаще всего в темном углу библиотеки, а не за накопившимися письмами с пика, где он, вроде как, был за главного; Шан Цинхуа впервые решил, что распределит нагрузку между своими помощниками, и потому теперь он днями и ночами засиживался в библиотеке. Мобэй-цзюнь навестил его на четвертый день. Шан Цинхуа сначала почувствовал холод, исходящий от его тела, а лишь потом заметил темную фигуру. От испуга он отскочил от полок с древними рукописями и впечатался спиной в каменную стену; свитки, которые он держал до этого в руках, попадали на пол. — Мой король! — удивился Шан Цинхуа, когда увидел его бледное лицо. В кромешной темноте глаза Мобэй-цзюня сияли, будто холодные, уже, возможно, мертвые звезды, рассыпанные, как жемчуг, по черному полотну неба. Демон ничего не ответил, только предельно осторожно обхватил пальцами одной руки подбородок Шан Цинхуа. — М-мой король?!.. — Помолчи, — приказал он ровным, спокойным голосом. Но сердце Шан Цинхуа зашлось будто боевой барабан. Будто стук ночного ливня по крыше. Мобэй-цзюнь поворачивал его лицо то в одну, то в другую сторону. Разглядывал? А казалось, что оценивал. Будто пришел к какой-то мысли и теперь не мог понять, как в этих мыслях появился Шан Цинхуа. Холодный камень прижался к взмокшей спине, но пальцы Мобэй-цзюня перекрыли даже этот холод. Неясно, сколько бы еще продолжалась эта немая сцена, но в конце концов демон отпустил Цинхуа. Но радость длилась недолго — Мобэй-цзюнь запустил обе руки в его волосы, закрыл глаза и прижался лбом к его лбу. Шан Цинхуа оказался отрезан от всего мира, у него не было никакого выхода — мантия Мобэя скрывала его со всех сторон, а сам демон возвышался над ним, будто непроходимая гора. Его кожа казалась обточенной солью и ветром поверхностью айсберга — холодной настолько, что через несколько минут лоб Цинхуа онемел. С приоткрытых губ демона срывалось холодное дыхание. Что-то было не так, безошибочно понял Шан Цинхуа. Мобэй-цзюня будто разбивала человеческая лихорадка, только вместо жара его тело наполнилось стужей. Казалось, он вот-вот обратится в лед. Шан Цинхуа только в это мгновение осознал, что Мобэй-цзюнь едва ощутимо дрожал, да и дыхание его не было таким уж ровным. Неожиданно он обнял Шан Цинхуа за талию и зарылся холодным носом в его волосы, а ледяные губы прошлись по оголенной шее. Никогда Цинхуа не видел Мобэй-цзюня таким… сломленным? Казалось, что-то его глубоко огорчило, и теперь демон хотел от этого скрыться. У него было много секретов, и не все из них знал сам Цинхуа — в конце концов его создатель. Он вдруг почувствовал себя невообразимо жалким. Его рука легла на напряженную спину Мобэй-цзюня и прошлась по его длинной, теплой мантии. — Все хорошо, — проговорил он в макушку демона. — Все хорошо, — слабо повторил он. Это его вина. Это была исключительно его вина — как и в случае со всеми несчастными персонажами этого мира, виноват был лишь он один. Ему стоило уделить больше внимания второстепенным героям, не забросить их ради сюжета; своей поспешностью он обрек их на вечные страдания. От глубокого самокопания Шан Цинхуа отвел характерный звук уведомлений от Системы. Подняв голову, он увидел, как в воздухе всплыло небольшое окошко. Там было написано: «Поздравляем вас с открытием побочного квеста! Вы можете выполнить одно из условий успешного прохождения цепочки заданий: а. поцеловать Мобэй-цзюня; б. заняться с Мобэй-цзюнем па-па-па; в. убить Мобэй-цзюня» Цинхуа безмолвно открыл рот. Что за херня?!.. Система, ты действительно издеваешься?! Шан Цинхуа поперхнулся воздухом. Ему не нравился ни один из вариантов развития событий. Поверх окна высветилось новое — с обратным отсчетом. На размышления давалось… Десять секунд?! Система, какого, спрашивается, ху… «Внимание! Через пять секунд Мобэй-цзюнь умрет от сердечного приступа!» Еще и такая тупая причина! Ну точно издевательство! Ты хочешь, чтобы один из сильнейших демонов сдох от сердечного приступа?! В последнюю секунду Шан Цинхуа потянул Мобэй-цзюня за длинные волосы и, зажмурившись, будто в ожидании удара, слепо нашел его холодные губы. На мгновение они оба удивленно замерли, однако никто из них не оттолкнул другого. Шан Цинхуа совсем не умел целоваться — ему не доводилось что в реальном мире, что в этом, так что большее, на что его хватило, — это просто прижаться к Мобэй-цзюню. Он шумно выдохнул, отстранился будто для того, чтобы глотнуть воздуха, и снова поцеловал демона. Это ведь засчиталось?! Засчиталось же, правда?! Откуда-то со стороны, будто под тонкой корочкой первого льда на глубоких озерах, раздался радостный звук колокольчика. Засчиталось… Цинхуа разорвал поцелуй и попытался юркнуть под рукой Мобэй-цзюня, но демон рявкнул в ответ нечто нечленораздельное и впечатал его обратно в камень. Он не выглядел разъяренным, а к тому моменту, когда Шан Цинхуа испуганно заглянул ему в глаза, он и вовсе казался спокойным и собранным. Мобэй-цзюнь надавил большим пальцем на его подбородок и заставил Цинхуа раскрыть губы. Его холодный язык скользнул в рот, а острые, как лезвие, клыки царапнули мякоть губ. Мгновение — и Цинхуа сильнее вжали в каменную поверхность стены, лишая даже крохотного шанса на побег. Мобэй-цзюнь был везде: на его губах ледяным инеем, в его легких — холодной вьюгой, его руки скользили по крошечному телу, будто по драгоценному шелку. Он будто долгое время с трудом справлялся с жаждой, а теперь отыскал в нагретой пустыне оазис с чистой водой и все никак не мог насытиться. Запах его тела тонким ситцем накрыл собой Цинхуа. Легкие горели от нехватки воздуха. Обхватив его голову, Мобэй-цзюнь остервенело целовал Цинхуа до дрожи в кончиках пальцев. Со стороны могло показаться, что они вот-вот сожрут лица друг друга, и из горла Мобэй-цзюня порой вырвались какие-то дикие, неземные звуки. Как бы сильно Шан Цинхуа не давил на широкие плечи Мобэй-цзюня, он не смог сдвинуть его ни на цинь, так что у него не осталось выхода — в следующий раз, когда демон проник в его рот, он несильно укусил его за влажный, покрытый их слюной язык. Мобэй-цзюнь вздрогнул, глухо зарычал и исчез перед Шан Цинхуа. Воздух тут же ворвался в объятую жаром грудь. Если бы в библиотеке не было так темно, что хоть глаза выколи, Шан Цинхуа смог бы заметить, каким расплывчатым, размытым, как разбавленная водой гуашь, сделалось его зрение. Цинхуа едва мог устойчиво стоять на ногах, его колени тряслись, да и сам он одной рукой хватался за каменную стену в попытке сохранить равновесие. Он услышал только два отчетливых звука: собственное шумное дыхание и бешеный стук его сердца. Мобэй-цзюнь вернулся к нему, обвил руками талию и снова поцеловал — на кончике собственного языка Цинхуа распробовал капельку его крови. Теперь они двигались медленно, почти что в унисон, и Мобэй-цзюнь периодически отстранялся, чтобы Цинхуа мог отдышаться, но поспешно возвращался — будто он не мог позволить себе слишком долго ждать. Будто еще одна минута, проведенная без губ Цинхуа, лишила бы его последних сил — впрочем, может, именно так все и было. Он всего себя отдавал в этот глубокий поцелуй. Его широкая ладонь опустилась на затылок Шан Цинхуа, а костяшки пальцев ударились о холодный камень, когда Мобэй-цзюнь сильнее, чем прежде, и намного яростнее поцеловал заклинателя. Не сразу, но Цинхуа заметил небольшое окно Системы, но с трудом мог прочитать очередное послание. К тому моменту Мобэй-цзюнь вылизывал его покрытую потом шею. «Поздравляем! Осложнения от Осколка Стужи подавлены! Очередной рецидив назначен на понедельник! Будьте готовы! Обязательно помойтесь!» У Шан Цинхуа не осталось никаких культурных слов. — Это действительно Осколок Стужи. Шан Цинхуа ворвался в комнату, в которой Шэнь Цинцю предавался медитации, и бросил на стол несколько ветхих рукописных книг. — Я не нашел почти никакой информации, — он без приглашения уселся на циновку напротив Цинцю. — Все, что знаю, дублирует то, что сказал ты. Ничего нет! Ни симптомов, ни стадий протекания болезни, ни какого-то лечения. Боже, ну не мог же я так мало написать про одного из самых крутых персонажей! Про второго демона после Ло Бинхэ, в конце-то концов! — Как ты постоянно меня находишь? — спросил Шэнь Цинцю его в ответ. Цинхуа опешил и испуганно посмотрел на него в ответ. — Что? — Откуда у тебя информация о моих с Ло Бинхэ перемещениях? Ты в прошлый раз так спокойно заявился, будто мы не находились на максимально далеком расстоянии от царства твоего демона. И сейчас? Мы даже сами не знали, что приедем сюда, — он обвел взглядом просторное помещение, но слишком простое, почти что пустое. — Какого черта, Самолет? — Давай в следующий раз поговорим о моих выдающихся способностях, сейчас речь не об этом, — он махнул рукой и подтолкнул Цинцю несколько свитков. — Признаюсь, я плохой писатель, очень и очень плохой, раз уж не смог довести эту сюжетную линию до конца. Но сейчас я хочу во всем разобраться, — он неуверенно добавил: — Я не могу видеть, как он страдает. Шэнь Цинцю взял в руки одну из рукописей и с тяжелым вздохом принялся ее читать, в то время как Шан Цинхуа сел перед ним на колени и застыл от напряжения. Он почти что до крови расковырял заусеницы. Ожидание оказалось для него невыносимым. За это время он уже успел подумать о самом худшем: а если у него ничего не получится? Если Мобэй-цзюня невозможно вылечить? Наконец, бросив на Цинхуа внимательный взгляд, Шэнь Цинцю отдал ему все рукописи. — Ты действительно плохой писатель… — Я уже понял, — простонал Цинхуа. —… потому что пошел на поводу у читателей. Если бы ты поставил собственную новеллу выше всяких похвал, ты бы многого добился. От неожиданного комплимента Цинхуа на секунду растерялся. — Спасибо? — Я говорю это к тому, что ты действительно, кажется, собирался углубиться в эту сюжетную линию и довести ее до конца, раскрыв как характер Мобэй-цзюня, — продолжил Цинцю, — так и характер самого Шан Цинхуа. Эти двое отлично друг другу подходят, они могли бы стать друзьями, если… Скажи, а ты… не собирался их?.. Кхм… Понимаю, что ты публиковался на сайте, где подобное не приветствуется, но, быть может, ты хотел немного зацензурить правду?.. — Какую еще правду? Не удержавшись, Цинцю закатил глаза. — Действие Осколка Стужи может подавить только второй такой осколок, который называется Осколок Пламени, — Шэнь Цинцю брезгливо поморщился. — Ни у тебя, ни у Системы никакой фантазии на названия, я погляжу! Вам лишь бы прямо в лоб… — он тут же собрался, даже уселся ровнее, хотя, казалось бы, куда еще? — Думаю, ты уже догадался — этот Осколок находится в Шан Цинхуа, то есть — в тебе. Чтобы подавить Стужу, нужно, чтобы разгорелось Пламя. А как — это уже вопрос к тебе самому. Как ты вообще собирался это описывать? У тебя был хоть какой-то план? — Никак, — честно признался Цинхуа. — Да я вообще это только один раз описал! Просто в голову взбрело, надо же было как-то норму знаков набрать! А потом я и забыл. А до редактирования новеллы я и вовсе тупо не дожил! Оказался, блин, здесь! Я просто бездарь, боже, я просто лох! И много я еще таких штук мимоходом описал, из-за чего страдает огромное количество людей в этом мире? Прошло некоторое время, прежде чем Цинхуа справился с тревогой и осторожно спросил Цинцю: — Это опасно? Это, в теории, может его убить? — Это больше похоже на хроническую болезнь, и сейчас, похоже, ему становится постепенно хуже, но ты должен сам спросить у него, часто ли его беспокоят симптомы и как он справлялся до этого. Цинхуа рассеянно кивнул и тем же вечером вернулся в резиденцию Мобэй-цзюня. С того дня, как они поцеловались, Цинхуа всячески избегал демона, не в силах посмотреть ему прямо в глаза, но нельзя было надолго откладывать неминуемый разговор. Нужно было, в конце концов, хоть в чем-то объясниться. Однако когда он уже собирался войти в кабинет демона, прямо на двери высветилось предупреждение от Системы: «Опасность! Если вы продолжите побочную линию, вашему телу может быть нанесен небольшой урон. Хотите ли вы продолжить?» — Что еще за небольшой урон? — пробормотал Шан Цинхуа себе под нос и уже потянулся к кнопке отказа, но замер на секунду и обратился к Системе: — Что случится, если я сейчас уйду? «Мобэй-цзюнь умрет.·´¯`(>▂<)´¯`·.» Какого черта жизнь этого сильнейшего демона вообще зависела от какого-то не самого талантливого заклинателя?! Шан Цинхуа с трудом сглотнул собравшуюся во рту вязкую слюну, однако все равно почувствовал, что в глотку будто насыпали песок. В это мгновение высветилось новое окно Системы с обратным отсчетом. — Да захожу я, захожу! — взревел Цинхуа и смахнул уведомления в сторону. Сколько же мороки… Когда он вошел в кабинет, Мобэй-цзюнь поднял на него отсутствующий взгляд. В его темных, как глубины океана, глазах совсем не осталось блеска, однако они оживились, стоило демону увидеть Цинхуа. Он сидел за низким столом и, видимо, пытался работать, но при этом он выглядел как оживший мертвец. Как человек с многолетними переработками, а ведь и Цинхуа что-то знал об переутомлении. Даже его синяя метка, обычно не столь заметная, сейчас ярко горела во лбу, как звезда на ночном небе, и казалась насыщенной из-за резкого контраста с почти что белой кожей. Мобэй-цзюнь ничего не сказал в ответ вернувшемуся неизвестно откуда слуге, только прикоснулся дрожащими пальцами к вискам и прикрыл глаза. — Мой король, вас что-то беспокоит? — осмелился спросить Шан Цинхуа, подойдя ближе. Он ожидал, что мужчина как минимум спросит, где он все это время пропадал, но этого не случилось. Он лишь скорчился, растирая виски. — В те дни, когда тебя нет рядом, я скверно себя ощущаю, — хриплым голосом ответил демон. Цинхуа почувствовал, как вина разлилась по всему его телу. Он же прекрасно знал, что мог хоть сколько-нибудь ослабить симптомы Осколка Стужи внутри Мобэй-цзюня, но вместо того, чтобы быть рядом, он решил выговориться и посетовать на собственную судьбу Шэнь Цинцю. — Тогда… тогда я поработаю рядом с вами. Хорошо? Мобэй-цзюнь издал в ответ что-то неразборчивое, но утвердительное, и Шан Цинхуа, пытаясь скрыть собственное смущение, уселся за столик рядом с демоном и распустил волосы — будто опустил вуаль между собой и королем. Он собирался прочитать первое письмо из огромной стопки на своем столе, но сколько бы он ни вчитывался в отдельные иероглифы, он не мог понять общей сути. К тому моменту, когда он окончательно убедился, что никак не может сосредоточиться на работе, он успел написать лишь три письма. Порой он бросал взгляды на Мобэй-цзюня; он отметил очевидные изменения: темные, полные крови вены сделались едва заметными под все еще бледной кожей, зато на губах будто кто-то на максимум выкрутил насыщенность — они казались краями распоротой раны; исчезла глубокая морщина между бровей, и в целом демону стало заметно лучше. Мобэй-цзюнь перехватил его внимательный взгляд, и Шан Цинхуа поспешно отвернулся. Он скорее услышал, чем увидел, как длинная кисть в руках Мобэй-цзюня опустилась на стол. — Подойди, — приказал он. — Подай чернила. Ну что за чувство дежавю… Однако выхода не было. Шан Цинхуа кивнул, взял в обе руки нефритовую чашу с чернилами и, подойдя достаточно близко, почтительно протянул ее демону. В прошлый раз, когда он увидел, как Мобэй-цзюнь вскинул руку, чтобы забрать у него чашу с чернилами, он успел и вздрогнуть, и отпрянуть, и сгруппироваться так, чтобы удары Мобэй-цзюня как можно реже приходились по его лицу. По крайней мере в прошлый раз он успел испугаться. Все произошло слишком стремительно. Чаша снова выскользнула из его рук и громко разбилась о дощатый пол — однако к тому моменту, когда она разнеслась на осколки и ее содержимое испачкало пол, Шан Цинхуа уже лежал на низком столе прямо перед Мобэй-цзюнем, вжимаясь спиной в его еще блестящие от чернил письма. Где-то внутри него, обливая кипятком внутренности, с опозданием зародился страх. Мобэй-цзюнь смел со стола все, что могло им помешать. Шан Цинхуа всегда смотрел на демона снизу вверх, но никогда — в таком смущающем положении… Еще секунду или две вспыхнувшими от возбуждения глазами Мобэй разглядывал Шан Цинхуа — и затем он медленно склонился над ним, сокращая расстояние. Он вновь зарылся пальцами в его волосах, почти обхватил двумя ладонями всю голову. Тень от длинных ресниц упала на его бледные щеки. В следующее мгновение он приобнял Шан Цинхуа и уткнулся носом в место между шеей и ключицами. Они оба замерли. Собственной грудью Шан Цинхуа распознал яростный стук, с которым билось демоническое сердце. Мобэй-цзюня окутал холод, но на нем оказалось достаточно одежды, чтобы Шан Цинхуа понял это с некоторым опозданием. Настоящий зимний мороз, исходящий от навалившегося на него тела, ненадолго остудил его голову — и вместе с ясностью сознания вернулась Система: «Достижение «Кольцевая композиция» получено!» «Чем выше уровень вашего возбуждения, тем ниже эффект от действия Осколка Стужи. В течение следующего часа вам нужно будет набрать 500 очков возбуждения, чтобы отменить эффект Осколка. В случае недостижения цели Мобэй-цзюнь умрет!» Шан Цинхуа прикусил язык, чтобы не разразиться бранью. Каким образом именно его возбуждение могло облегчить симптомы чужого проклятья?! Это звучало скорее как бред, и сколько бы Цинхуа ни пытался, он не мог найти хоть какую-либо логику в словах Системы. Условия — почти невыполнимые! Возбудиться самому?! При том под страхом пусть и не своей, но все-таки смерти! Да даже сейчас, когда Мобэй-цзюнь практически лежал на нем и выдыхал холодный воздух в его шею, Шан Цинхуа не чувствовал ничего, кроме отголоска приближающейся паники. Чертова Система! Чертова новелла! Чертовы читатели, которым пришлось продаться! Новое окно уведомлений — уже невыносимо ненавистное Шан Цинхуа. Обратный отсчет. 1:00:00. Через секунду — 0:59:59. Шан Цинхуа запихнул куда подальше собственную гордость и осторожно, чтобы не показать Мобэй-цзюню, как сильно он дрожит, обхватил ладонями его лицо. Демон нехотя отлип от его шеи и каким-то размытым, расфокусированным взглядом посмотрел на него в ответ. Его губы были красными, как кровь на вспоротой ране. На вкус — как подтаявшее мороженое. Пушистая мантия слетела с Мобэй-цзюня — возможно, это сам Цинхуа ее отбросил, так как в тот момент, когда демон ответил на его неумелый поцелуй, он ощутил жар во всем теле. Как и в прошлый раз, Мобэй-цзюнь покусывал его губы, а всего Шан Цинхуа пробирало до костей всякий раз, когда их языки соприкасались. Краем глаза он увидел окно обратного отсчета и шкалу собственного возбуждения. Отметка плавала где-то на уровне 10 баллов. А нужно было 500, и Шан Цинхуа запаниковал лишь подумав об этом, и тогда отметка резко опустилась к нулю. О, боже… Не обращая ни на что внимания, Цинхуа ответил на глубокий поцелуй Мобэй-цзюня. Руки демона блуждали по его телу, то обнимая его за плечи, то острыми ногтями вонзаясь в его бедра. Все, что они делали, они делали медленно, не спеша, хотя стоило ускориться, потому что прошло минут десять, а отметка о количестве баллов возбуждения взметнулась к 50. Цинхуа и сам подивился тому, как тянулся их поцелуй, как медленно они обнимали друг друга, как осторожно оголяли кожу. Ему казалось, что это было не в характере Мобэй-цзюня, однако что он вообще мог знать о короле демонов? Он бросил этого персонажа, не дав ему нормального развития, так что мог ли он вообще рассуждать о том… От самобичевания его отвлек звук пришедшего уведомления: «Внимание! Уровень возбуждения — 0!» Да твою ж мать! Только что же было 50! Дрожащими пальцами он развязал пояс на Мобэй-цзюне, а секундой позже почувствовал, что демон повторил его действия. Когда они на мгновение отстранились друг от друга, Цинхуа заметил, что глаза демона казались ярче обычного, они напоминали только-только отполированный опал — как ясное, чистое небо. Мобэй-цзюнь игриво укусил его за подбородок, а затем спустился, чтобы широко лизнуть его шею. Цинхуа не мог дышать; он пытался, но казалось, что его легкие не могли вместить в себя столько воздуха. Но зато только в этот момент Шан Цинхуа посетила одна занимательная мысль. Ло Бинхэ и Мобэй-цзюнь были противоположностями друг друга. Литературными антиподами в голове самого Шан Цинхуа. Кто бы мог подумать, что полудемон-получеловек будет столь неистовым в постели, а холодный, будто вырезанный изо льда истинный демон — удивительно спокойным и рассудительным там, где стоило во всю отдаться страсти. Хотя откуда ему было знать? Он даже не собирался писать какие-нибудь экстры с Мобэй-цзюнем и его потенциальной женой. Вообще эта сторона его жизни заботила Шан Цинхуа меньше всего. За все эти годы он даже не подумал, почему у Мобэй-цзюня никого не было. Ему казалось, это нормально, что король демонов был одинок… Он как будто не был здесь и сейчас с Шан Цинхуа. Казалось, он действовал по какой-то методичке, по некоему руководству для чайников в вопросе первого секса с представителем своего же пола. Он скорее изучал тело, разложенное прямо перед ним на его же рабочем столе: где ему стоило прикоснуться, чтобы вытянуть чистый, искренний звук, а где — надавить, чтобы перехватило дыхание? Сначала он кусал Цинхуа, а затем старательно зализывал на нем следы от собственных зубов. Острыми когтями он царапал его спину, а потом ласкал длинные розовые отметины. Сменяя мимолетную боль и тягучее удовольствие, он доводил Шан Цинхуа до какого-то неизвестного уровня возбуждения. Мобэй-цзюнь, казалось, полностью окутал его тело, и кожа жаждала его прикосновений, неважно каких: болезненных или же нет. Где же ты такому научился? Цинхуа почувствовал, что ему это было знакомо, однако и в этом мире он оставался девственником, и все же… Он догадался, что в следующую минуту Мобэй оставит отчетливые полумесяцы от зубов чуть ниже его пупка. Догадался, что затем Мобэй проведет языком около подвздошной, острой, как акулий плавник, кости, а потом цепочкой легких поцелуев вернется к его покрасневшим, набухшим соскам. Будто прилипший к позвоночнику впалый живот заметно подрагивал, а Мобэй-цзюнь лениво водил по коже ледяными руками. Эта последовательность… Странно. По идее, в следующую минуту он должен был снять исподнее… Именно так все и случилось. Шан Цинхуа широко распахнул глаза. Это же он написал ту книжку!.. О Господи, неужели Мобэй-цзюнь ее прочитал?! Это ведь был подарок Шэнь Цинцю, их общий заговор, целый план, чтобы Ло Бинхэ прочитал рукопись совершенно случайно и, быть может, применил руководство к действию, потому что Цинхуа пусть и не особо разбирался в теме, все же знал намного больше (спасибо, интернет), и он думал, что Цинцю его отблагодарит, но этого до сих пор не случилось, и, быть может, потому что рукопись оказалась совсем не в тех руках? В эту секунду он даже не мог нормально думать. Матерь божья, так вот, значит, что должен был испытать братец-Огурец… Но кое-что его пугало — то, что должно было произойти после. Мобэй-цзюнь снял его штаны и одним нажатием на внутреннюю сторону бедер развел его ноги. Он спускался поцелуями по теплой груди, и Шан Цинхуа успел перехватить его, когда тот целовал его кожу в районе пупка. — Не надо, не надо, мой король, — запротестовал он охрипшим голосом. — Не нужно. — Нужно, — строго ответил демон, даже не взглянув на него. — Пожалуйста… — Хватит разговаривать, — он лизнул его лобок. — Стони. К тому моменту из-за поцелуев его губы казались теплыми, но его рот обжигал настоящим холодом, будто морозильная камера. Шан Цинхуа невольно дернулся, и совершенно случайно зубы Мобэй-цзюня царапнули головку его члена. Невыносимо… Если все действительно так, разве не Шан Цинхуа должен был осторожно вылизывать член Мобэй-цзюня? Ему казалось, для любого мужчины это было сродни унижению, однако демон заглатывал его член так, будто искренне наслаждался вкусом. Цинхуа до крови впился зубами в собственные губы, и тихий стон застрял в его горле. Система не нашла времени лучше — прямо перед глазами вот-вот готового потерять сознание Шан Цинхуа вспыхнуло уведомление: «Поздравляем! Уровень вашего возбуждения достиг отметки в 500 баллов! Побочное задание выполнено! Желаете продолжить? а. если вы согласитесь, Мобэй-цзюнь продолжит свои действия; б. если вы откажетесь, Мобэй-цзюнь получит разбитое сердце; испытывая стыд и вину, вы начнете его избегать, и с каждым днем состояние Мобэй-цзюня будет ухудшаться. Холод распространится от кончиков его пальцев по всему телу, после чего он покроется ледяной коркой, постепенно его сердце не сможет перекачивать кровь в его теле, и Мобэй-цзюнь начнет медленно умирать. Ваш отказ также вынудит Мобэй-цзюня озаботиться недостатками собственной личности, и демон придет к неутешительному выводу об одиночестве собственной натуры, и тогда его накроет тяжелое чувство, известное в вашем мире как депрессия, и он задумается о том, чтобы соорудить веревку и…» Да хватит, хватит! И так все ясно, черт бы тебя сожрал! «Извините, господин Шан Цинхуа, но сейчас черт сожрет вас» Непослушной ладонью Шан Цинхуа вжался в плечо демона — так он пытался выразить протест. Его абсолютно размытый взгляд уткнулся в каменный свод. Ему было одновременно так хорошо и так плохо, что он не мог выразить это противоречивое чувство одним простым словом. Пальцы на его ногах поджимались сами по себе, в прежде прямой спине что-то тянуло его наверх, и весь Цинхуа больше напоминал ломаную в нескольких местах линию. Он почувствовал нарастающее, знакомое напряжение внизу живота, которое он ни с чем бы не мог перепутать. Каким бы старательным не был Мобэй-цзюнь, его клыки все равно, будто иглы, прикасались к Шан Цинхуа — но мимолетная боль лишь сильнее толкала его к неземному наслаждению. В конце концов невозможно было бороться с собственным телом. Отпустив, наконец, Цинхуа, Мобэй-цзюнь приподнялся и укусил его за острый, четко очерченный кадык, но его рука все еще крепко обвивала покрасневший, набухший член заклинателя. Он будто хотел сцеловать его приближающийся оргазм с приоткрытых губ. Сквозь болезненно сжатые зубы вырывалось сбитое дыхание. Когда Шан Цинхуа ясно осознал, что вот-вот кончит, он обнял Мобэй-цзюня за плечи и схватился за его распущенные волосы, а лицо спрятал на его груди — там, где оглушительно билось холодное сердце. Его собственное сердце воспарило к небесам, а затем тяжелым камнем рухнуло прямо в адскую хлябь. Через все его тело прошлась судорога, больше похожая на молнию в потемневших от дождя тучах. Он держался до самого конца, однако осколками, оставшимися от его ясного сознания, он почувствовал, как Мобэй-цзюнь прижался к его подрагивающим губам и поцелуем заглушил его особенно громкие стоны. Сейчас он казался теплым, — нет, даже не теплым, а обжигающим, как неприкрытое пламя — вот-вот оставит ожоги и струпья. А ведь у него действительно красивые глаза… Вроде и темные, но у подрагивающего зрачка — совсем светлые, будто комья подтаявшего снега на чистом, прозрачном озере. А эти густые ресницы… а прямая переносица? А ослепительно-яркая метка на лбу? Как же он красив, подумал утомленный Цинхуа. Он раньше замечал эту почти что обжигающую красоту, просто ему никогда не приходилось видеть лицо Мобэй-цзюня с такого расстояния. Их носы почти что соприкасались. Захлестнувшая его нежность вот-вот должна была погубить Цинхуа… Но Мобэй-цзюнь что-то сделал с ним — не совсем понятно что именно, но все же, — и Шан Цинхуа почувствовал, как его подрагивающие от слабости ноги сжали вместе. На бедрах появилась незнакомая влага… Да что произошло только что? Мобэй-цзюнь ведь был рядом, его теплое дыхание еще щекотало кожу на лице Цинхуа… Откуда-то со стороны раздалось копошение, яростный рык, а секундой позже Шан Цинхуа почувствовал, как между его мокрых неизвестно от чего бедер скользнуло что-то невообразимо-горячее. — Сожмись сильнее, Цинхуа, — попросил Мобэй-цзюнь. В голосе прозвучала какая-то неясная угроза: будто если Шан Цинхуа его не послушается, произойдет то, что им обоим не понравится. Тогда Цинхуа осмелился взглянуть на демона, и он едва не потерял сознание, когда увидел эту картину. Еще и Система… вдруг решила стать зеркалом! Теперь Цинхуа едва ли не со всех сторон видел и самого себя, и полуголого Мобэй-цзюня, и его белоснежную спину, по которой струились темные локоны, и многое, многое другое, однако больше всего его удивило выражение на лице демона: не то скорбное, не то возбужденное. Задержав дыхание, Цинхуа скользнул взглядом со собственным ногам, пока не увидел, что, в конце концов, скользило меж его бедер. Система на радостях вспыхнула очередным уведомлением: «Поздравляем! Возбуждение Мобэй-цзюня достигло 1 000 баллов — вам стала доступна подписка «Безудержный секс»! Желаете ли вы отменить действие подписки?» Отменить, конечно же! Что еще за подписка?! «Чтобы отменить действие подписки, выберите один из вариантов: а. сказать Мобэй-цзюню, что у него маленький член; б. сказать, что вы кончили, думая о ком-угодно, но не о Мобэй-цзюне; в. убить Мобэй-цзюня» Шан Цинхуа почти что взвыл. «Желаете ли вы прочитать описание подписки «Безудержный секс»?» Да бог с тобой… Давай. «Подписка «Безудержный секс» является частью подписки «Счастливый брак». В подписку входят: один (1) Мобэй-цзюнь, кровать с балдахином, один (1) комплект женского платья для соблазнения, обезболивающая мазь для разрывов, а также…» Шан Цинхуа не знал, плакать ему или смеяться. Он смахнул окно Системы в сторону и обессиленно рухнул на низкий столик. Мобэй-цзюнь медленно, будто пытаясь раздразнить самого себя, толкался членом между его бедер. Шан Цинхуа облегченно выдохнул. Что ж, член Мобэй-цзюня был меньше, чем он себе представлял. Это не было орудием убийства. Как и в случае с Ло Бинхэ, член Мобэй-цзюня — в теории — должен был побывать в женщине и — в теории — доставить ей неземное удовольствие. Член размером с голову новорожденного ни за что бы этого не сделал. Да, он был больше, чем обычный, больше, чем средний размер по мировой статистике, и все же… он вполне мог поместиться. И, может, доставить Шан Цинхуа настоящее удовольствие. В теории. Какое, к черту, поместиться?! Шан Цинхуа, совсем с ума сошел? О чем только думаешь! Мобэй-цзюнь не спешил ускоряться. Красная, как спелое яблоко, головка его члена сочилась белесой, мутной, как разбавленное водой молоко, жидкостью. Шан Цинхуа глупо смотрел, как раздвигаются его по-женски округлые бедра. Он не мог понять, что чувствовал в данный момент. На его животе подсыхали капли спермы, стягивая кожу. Дрожь от оргазма уже давно покинула его, но из-за поцелуев и укусов, которыми Мобэй-цзюнь одаривал его ноги, он предельно четко осознал, что снова возбуждается. Каждый раз, когда Мобэй-цзюнь толкался в него, Шан Цинхуа проезжался по столу — в какой-то момент пришлось схватиться за края деревянной поверхности, просто чтобы не упасть. И все-таки для демона Мобэй-цзюнь был удивительно сдержан. Да, в какой-то момент он ускорился, и в густой тишине комнаты раздались вполне характерные звуки: шлепки кожи о кожу, частое дыхание, низкие, грудные стоны, — однако он даже не пытался войти в Шан Цинхуа. Возбуждение нисколько не спутало его сознание, чего нельзя было сказать о самом Цинхуа. Потому что в какой-то момент, когда Мобэй-цзюнь особо сильно толкнулся между его бедер, Шан Цинхуа осознал, что, вероятно, если бы это происходило внутри, если бы Мобэй-цзюнь действовал так же, как и сейчас, то есть раздразнивал и себя самого, и человека, лежащего перед ним, если бы темп их соития постепенно нарастал — от тягуче-медленного до рвано-поспешного, — пожалуй, к его размеру уже можно было бы привыкнуть, и когда демон стал бы врываться в него, боль от проникновения сделалась глухой, как эхо в глубоком колодце, и Цинхуа, возможно, почувствовал бы нечто иное, — если бы это происходило внутри, Цинхуа не удержался бы и застонал от искреннего удовольствия. Это осознание окончательно спутало все мысли Цинхуа. Тем же вечером, приняв ванну и усевшись напротив мутного бронзового зеркала, он принялся рассматривать следы, оставшиеся от Мобэй-цзюня. Каждый укус, каждый потемневший засос, каждую длинную, покрасневшую и опухшую царапину на своем теле — они складывались в некий шифр, в некое послание, которое хотел до него донести Мобэй-цзюнь, однако сколько бы Цинхуа ни рассматривал собственное тело, он так и не смог ни о чем догадаться. Невообразимо уставший, он рухнул на кровать и тут же провалился в глубокий сон. Этой ночью ему приснились заботливые, но холодные руки, обвившиеся вокруг его талии. С тех пор между ними что-то изменилось. Мобэй-цзюнь чаще посещал его. Больше говорил. Меньше казался нелюдимым и суровым. В него будто вдохнули жизнь, и теперь Мобэй-цзюнь не мог ею насытиться. Если он не был занят, он сидел возле утонувшего в работе Шан Цинхуа и просто наблюдал. Порой он пробирался в его комнату на пике Аньдин, просто потому что из-за дел Шан Цинхуа мог неделю не показываться ему на глаза. Они больше не заходили так далеко, как до этого, но ласки и поцелуи становились сначала обязанностью, а затем — необходимостью для них обоих. Шан Цинхуа поймал себя на мысли, что с каждым пройденным днем ожидание все больше нервировало его. От стыда он не мог прийти первым, от смущения не мог первым наклониться и поцеловать демона, однако все его мысли были только о нем. Он осознал, что у них был разный подход… к подобным вещам. Мобэй-цзюнь наслаждался долгим процессом; Шан Цинхуа вел себя так, будто вот-вот умрет, если не прикоснется к оголенной коже. Мобэй-цзюнь никуда не спешил и редко когда мог позволить себе распустить руки; Шан Цинхуа уже через несколько минут забирался ему на колени и пытался снять одежду. В момент, когда они целовались, стыд покидал тело Цинхуа, но возвращался после и накрывал его с головой. То, что он начнет рефлексировать и загоняться по этому поводу, был лишь вопросом времени. Одним вечером он заметил, что Мобэй-цзюнь избавился от острых когтей. Тем же вечером слишком любопытный Шан Цинхуа узнал, что хоть пальцы демона и выглядели худыми и длинными, однако когда в тебя войдут хотя бы три из них, они покажутся такими же, как и нормальный член. На них тоже было приятно опускаться. Даже здесь Мобэй-цзюнь умудрился раздразнить Цинхуа до того, что ему самостоятельно пришлось двигать рукой демона с мольбой: «ну же», «хватит издеваться», «ах, согни, согни здесь, да, да, еще чуть-чуть…». Мобэй-цзюнь будто получал удовольствие, видя, каким нетерпеливым и диким становился Шан Цинхуа. Ему нравилось, когда человек под ним стонал и извивался. Когда умолял и обещал какую-то чушь из разряда «рожу тебе ребенка, правда, рожу, очень много!», но Мобэй-цзюнь никуда не спешил, и ласки его были не только медленными, но невесомыми и легкими. Шан Цинхуа ощутимо сжал его пальцы. Его живот дрожал как натянутое полотно под яростным ливнем. С крайне смущающим звуком пальцы демона утопали в горячей плоти. Вскинутые бедра едва не сводило судорогой. Мобэй-цзюнь ни разу не прикоснулся к его члену, но разомлевший от постоянных прикосновений к чему-то сокровенному глубоко в его теле Цинхуа кончил и без внешней стимуляции — его спина резко сломалась, бедра задрожали, а с губ сорвались чарующие звуки. Мобэй-цзюнь усадил его на своих коленях, позволив прижаться лбом к широкому плечу — обычно когда они заканчивали, Шан Цинхуа еще долгое время не мог посмотреть ему в глаза. Пока он медленно приходил в себя, Мобей-цзюнь поглаживал его по спине, а второй свободной рукой писал очередное письмо. Шан Цинхуа обнял его в ответ и вжался носом в чужую шею. Он втянул в себя запах чистой одежды и лютого мороза. Его сердце разрывалось от нежности. Через несколько минут, когда он более-менее пришел в себя, всплыло системное окно: «Внимание! Впереди важная сцена! Не забывайте, что ваша основная задача — согреть сердце Мобэй-цзюня!» Сцена не заставила себя долго ждать — уже через секунду послышался голос демона. — Мы могли бы пожениться. Шан Цинхуа застыл в чужих руках. На мгновение он решил, что ему показалось, однако демон не заставил себя ждать: — Если ты не против, — добавил Мобэй-цзюнь. Его голос казался спокойным, но Шан Цинхуа почувствовал, что демон был крайне смущен. Он так резко отпрянул от него, что едва не свалился на стол, но Мобэй-цзюнь придержал его за спину. От шока он не мог дышать, не то что говорить. Пожениться?!. Он, человек, и король демонов?.. Он увидел, как нахмурился Мобэй-цзюнь. — Я поспешил? — спросил он, глядя ему в глаза. — Ты сегодня слишком много говорил о беременности, так что я подумал, может… — Нет, — выдохнул Шан Цинхуа. — Нет… Мобэй-цзюнь лишь через долгую минуту повторил его слова: — Нет? — Я сказал нет? — Ты сказал нет. — Я не мог сказать нет. — Но ты сказал. Шан Цинхуа неуверенно взглянул на него. — Я… вам нравлюсь? Мобэй-цзюнь опять посмотрел на него как на идиота. — Мои пальцы только что побывали в тебе. А потом я их облизал. Затем я подумал, что было бы неплохо вылизать тебя до самых костей, но ты уже был не в себе, так что… — Если вы связывали это только с тем, что внутри вас находится Осколок Стужи, а внутри меня — Осколок Пламени, и я могу подавлять симптомы вашего проклятия, это не значит, что я могу вам нравиться, мой король, — скороговоркой выпалил Шан Цинхуа. Он облизнул губы, отдышался и продолжил: — Я не хочу заблуждаться из-за этого, но в последнее время я слишком много верил, но так же и много сомневался. Если это только из-за Осколка Стужи, боюсь, на самом деле я вам не так уж и симпатичен. — Осколок Стужи? — Губы Мобэй-цзюня расплылись в слабой улыбке. — Конечно у меня есть Осколок Стужи, я же все-таки мужчина. Но вот почему у тебя Осколок Пламени… Шан Цинхуа нахмурился. В это мгновение он уже ничего не понимал. Что происходит? Мобэй-цзюнь, увидев его растерянность, пояснил: — Этими понятиями заменяют детородные органы мужчин и женщин. Ну что за еба… В это мгновение Шан Цинхуа всерьез размышлял о том, чтобы принять предложение Системы и слинять обратно в свой реальный мир. По крайней мере даже там не было столько стресса, сколько испытал Цинхуа за несколько минут их разговора. Куда там нажать нужно было? В крайнем случае он был согласен, возможно, на потерю абсолютно всей памяти. И может быть еще немного на эвтаназию. — Тогда почему вы выглядели так, как будто болеете? — Потому что я действительно немного простыл. Но сейчас мне лучше. Мобэй-цзюнь прижался лицом к его груди. — Ты что-то от меня скрываешь? — его голос казался приглушенным. — Почему ты говоришь, что у тебя есть Осколок Пламени? Значит твои слова о беременности не были шуткой?.. Ты действительно хочешь от меня детей? Тогда мы точно должны пожениться. Ты мне нравишься, Цинхуа. Как… как же много мыслей в голове — и при этом там было пусто, как в космосе. Сердце запнулось, будто врезавшись в какую-то преграду, и затем гулко, почти болезненно застучало в груди. Шан Цинхуа немного замерз, однако в это мгновение он почувствовал, как каждая клеточка его тела наполнилась жаром. Мобэй-цзюнь посмотрел на него снизу вверх, и Цинхуа дрожащими пальцами заправил прядь его волос за ухо. Произошедшее казалось сном. Затем он наклонился и прижался поцелуем к еще теплым губам демона. — Это значит да? Шан Цинхуа ему не ответил — вместо этого он принялся снимать с Мобэй-цзюня одежду. — Цинхуа, мы должны пожениться, — настойчиво сказал демон. — Ты не должен забеременеть до свадьбы. — Я мужчина! — напомнил Цинхуа. — Я не могу забеременеть! Мобэй-цзюнь грустно посмотрел на него в ответ. — Совсем? — спросил он. — Точно? Ты уверен? Но ты же так сильно хотел… Шан Цинхуа болезненного вцепился в его подбородок и, приблизившись, зарычал ему в губы: — Вот сейчас мы и узнаем, смогу ли я забеременеть, хорошо? Вы должны очень глубоко войти в меня, мой король, вы должны очень хорошо обо мне позаботиться! Прямо перед глазами всплыло уведомление: «Получено новое достижение «Стояк за секунду»! Поздравляем!» «Побочный квест выполнен! Вы согрели сердце Мобэй-цзюня!» Но Шан Цинхуа уже было глубоко плевать на посыпавшиеся на него достижения и на взбесившуюся шкалу возбуждения Мобэй-цзюня — когда его донесли до кровати и прижали к холодной простыни, он уже думал совершенно о другом…