Любовь всего сильней

Знай, только любовь спасет…

Перед Мастером лежал привычный белый лист. За окном во всю мочь раскинулось звездное небо. Знакомое. Оно было как всегда восхитительно. Весь небесный свод сверкал миллионами ярких искр. Уже порядком поднадоевших. Впервые с тех пор, как они с Воландом воссоединились, у него творческий кризис. Он брал в руки вечное перо, однако не мог написать ни единого слова. А ведь свободным временем Мастер владел с избытком. Он засыпал один в постели. И просыпался в полном одиночестве. Воланд где-то. Но только не с ним. Близилась полночь. Тридцатое апреля. Жутко уставший Воланд возвратился домой и невесомо коснулся его спины. Поддерживал. И этим все сказано. Возле мессира тотчас возникла верная ему свита, – и им абсолютно неважно, что это были их личные покои. Гелла с бокалом красного вина. Азазелло готовый вмиг исполнить роль камердинера. Фагот и Бегемотом с длинными списками имен, дабы внести последние изменения. – Пора. Сегодня очередной званый ужин или подобие бала, светской вечеринки, там, наверху. Мастеру не нравилось. И Воланд, прекрасно видя сие, старался на эти мероприятия его не тащить. Сегодня он вызвался сам. Так, они хоть немного смогли бы побыть вместе. Однако стоило им оказаться в царствие небесном, как опять остался один. Ангелы слетелись, словно мотыльки на огонек, и утянули к себе. Его ловко толкнули прочь. “Падший”. Богу равный. Не каждому такое под силу. Мастер скуксился, втянул голову в плечи да подавленно улыбнулся, уходя куда-то в сторону, чтобы не путаться под ногами. «Зачем, Марго, зачем?». – Вы сожалеете? – раздалось вдруг рядом с ним. Он повернулся на твердый голос – на него взирал его собственный бюст Понтия Пилата. – Отчего же на вашем лице застыло эдакое удивление? Лунная дорога подарена мне вами. Итак, поведайте: вы сожалеете? – Нет. Я искренне рад за вас. – Но я совершенно ни об этом. Не о своем невымолимом грехе, – бывший прокуратор махнул на облака. – А об этом. О свете. И о той, которая страдала. «Чтобы стать счастливым!». – Нет. Любовь всего сильней, – ответил он не медля и заметил, что Воланд искал его. Когда дьявол вопросил про него у серафимов, либо херувимов, то те безвинно солгали, указав ему неверное направление. Ангелы лживые существа, Мастер понял это давно, но каждый раз давал тем шанс. И вновь провал. Понял и Воланд. – Все, на век ближайший мы свободны, – страстно целуя теплые губы. Понтий Пилат тактично поспешил удалиться на поиски своего неспасенного спасителя. – Как?.. – крайне озадаченно. – Беру пример с Господа нашего. Среди семи дней творения: отдых – самое лучшее изобретение. Прости, что в последнее время слишком много работал и слишком мало внимания уделял тебе. Мастер мотнул головой. – Все хорошо. Трудно быть дьяволом. И все же, разве мы можем? – Можем. России очень повезло – в ней иногда рождаются достойнейшие люди. Однако до тех пор еще шибко далеко. Посему мы обязательно успеем вернуться. Так, куда мы отправимся, мой дорогой Мастер? И снова последовал пылкий поцелуй. – Знаешь, как коренной житель Москвы: я никогда не видел моря. А тут на небе только о том и говорят. Какие там рассветы, какой закат. Перед Мастером лежал привычный лист бумаги украшенный посвящением-эпиграфом.       Открой балкон,       Шагни во тьму.       Все будет хорошо.       Теперь сомненья больше нет       Любовь всего сильней. «Да, довольно-таки неуклюжие, но весьма милое», – говорили разномастные глаза напротив. А за окном во всю мочь раскинулось бескрайние море. Через год во всех магазинах Германии появились книги в белоснежных как облака обложках. На лицевой стороне готическим шрифтом было изящно выведено название "Воланд". На оборотной – черно-белая фотография красивого мужчины, а чуть пониже рекомендация главного критика: «Первый фантастический роман таинственного Мастера. Кажется, миру открылся многообещающий писатель. Думаю, все будут с нетерпением ожидать его следующий книги!».