Не надышаться тобой

Сонное спокойное утро. Командировки кончились, ехать в ближайшее время никуда не нужно, и можно, наконец, провести выходные дни дома. На кухню попадают первые теплые лучи солнца, на письменном столе разбросаны бумаги, открыт ноутбук, — важные дела с экрана будто бы так и просят «взгляни на нас еще раз, посмотри, ты кое-что не сделал!». Но нет. Не сегодня, — Шань закрывает крышку рабочего тяневского ноута, — никакой работы, задолбал. Рыжий уже успел умыться, сонно клюя носом, на автомате чистя зубы. Возвращаясь в их спальню, на мгновение замирает, смотря на открывшуюся перед ним картину. Такую родную, к которой, наверное, пора бы привыкнуть. Но Рыжий не может, Рыжему до сих пор кажется, что вот это всё нахрен исчезнет в один миг, без следа, без связующих ниточек и контактов, и никогда ты своего счастья не найдешь, — ищи где-нибудь в другом месте, что-то похожее, какую-нибудь левую эрзац-любовь. Тьфу блять, ну и философия. Кривясь от собственной сентиментальности, отгоняя прочь идиотские мысли, — и все-таки кольцо на шее слегка отогревает и близкое к нему, вечно леденеющее от подобных размышлений сердце, и саму душу, — он мельком любуется на фигуру перед собой. Тянь, спящий, развалившийся и захвативший в свой паучий плен обе подушки, мирно посапывал, чуть ли не пуская слюни. На рыжего, сука, подушку. «Ну почему всегда она-а-а» — жаловался про себя Шань. Хотелось пнуть его в бок, чтобы эта котяра укатилась на свою сторону, марая свои личные вещи. Но он, конечно же, не стал. И так редко спит нормально. Пока Мо погружен в свои мысли, та самая котяра сонно потягивается, зевает в полудреме, переворачиваясь на другой бок и продолжая дремать, освобождая тем самым место Рыжему. Ну спасибо, сраный джентельмен даже во сне. Тот садится на кровать, беря с полки телефон, просматривая ленту, новые фотографии, события в городе, что-то добавляя в избранное на будущее. Напротив него зеркальная часть шкафа, — отражает сгорбившийся силуэт и, на удивление, абсолютно не хмурое, а полностью расслабленное, умиротворенное лицо… довольное такое, будто… Уши заливаются краской, а он снова утыкается в телефон, переставая гипнотизировать отражение. Через какое-то время одеяльный кокон за его спиной начинает проявлять признаки жизни, понемногу кряхтя и постанывая. Проснулось, чудовище. Чудовище, — то ли кот, то ли паук, — скидывает одеяло, сладко потягиваясь, напрягая все мышцы, зевая, абсолютно не прикрываясь. Ну сытая котяра. Хочется провести по его волосам спутанным, и он уже себя даже не одергивает, чтобы сделать это, уверенным жестом треплет по голове, что довольно подставляется под ладонь, прося еще, ну, чуточку побольше ласки. Когда жадность чудища удовлетворена, общим решением поддерживается идея позавтракать, пока один готовит, второй варит кофе, разливая по небольшим белым чашкам. День протекает плавно, неспешно, без особых дел, все важное выполнено в будние дни, бесконечный список остальных дел оставлен на следующую неделю, — все успеется, иногда стоит взять паузу и просто не делать ни-че-го, отвлекаясь только на приставку, вкусный вредный обед, поглощаемый прямо с дивана, на котором они проводят всю первую половину дня, не переставая дурачиться. Ну, вернее, дурачится по большому счету только один из них. Тянь смотрит какое-то очередное видео, и по его взгляду Рыжий моментально улавливает, что че-т тому в голову уже пришло, какая-то гениальная (дебильная) идея уже родилась. Хэ слишком смешной и дурацкий в такие моменты, и Рыжий ни за что не скажет ему, как тот открыто, уязвимо выглядит, — да по нему все эмоции можно считать, — как он дуется, смотря что-то грустное, как кривит брови, как загораются его глаза (и чуть ли не пригибаются по-собачьи уши, когда он что-то задумал). А теперь, выныривая из своих размышлений и стирая тупую мечтательную улыбочку, Шань в ахуе смотрит на дылду, которая в своих домашних трениках и растянутой футболке пытается встать на руки прям на диване. — И че мы блять творим?.. — Посмотрел видео, хочу повторить, — сдавленно отвечает ему лыбящаяся перевернутая гениальная голова. — Чего хочешь? Убиться сам или своей ногой меня ушатать? Предупреждаю, уебу в ответ. — Да нормально всё будет, — ему не дают закончить ворчание, обрывая, — Давно не пробовал просто, я точно так раньше умел, щас покажу. Тянь старается поднять ноги вертикально, приподнимаясь на руках, при этом продолжая болтать. — Сними меня, а? На видео, Цзяню потом покажу. Дебилизм. Ладно. Рыжий смиряется. Рыжий включает камеру, сидя с ебалом-кирпичом перед телефоном, на котором идет запись. Напротив него ржет Тянь, пытаясь встать на голову, — и у того, наконец, получается, футболка задирается, оголяя напряженный пресс, — Смотри, смотри! Он стоит так несколько секунд, а потом медленно сгибает ноги обратно, хитро улыбаясь и глядя в экран. Замирает так, переводит взгляд на Мо, и наконец опускает ноги до конца, резко перекатываясь, оказываясь с другой стороны от Шаня, хватая того поперек пояса. — Ты че..? — слегка удивленно, и с тупой неконтролируемой улыбкой интересуется Рыжий, че там за новая идея в этой золотой голове? Тянь смеется, ничего не отвечая, только смотрит на него счастливо так. Отрывает голову от бока Рыжего, валит его на спину, сам наваливаясь сверху и начинает покрывать все лицо мелкими быстрыми поцелуями, — в нос, в щеки, в веки, в лоб, в шею. — Ну, что это? — он по привычке уворачивается, — Эй! — Прилив милостей, у тебя была слишком смешная мордашка, пока ты смотрел через камеру на меня. — Да блять, я просто… — он все еще уворачивается от прилипчивых губ, гуляющих по его лицу. — М-м? — Тц, ну редко увидишь… как ты, ну…. придуряешься. — Да ну? — одна из бровей недоверчиво взлетает, — Кто меня постоянно в этом обвиняет? — Да не, это ты делаешь наигранно, показушно, а тут.. Ну, блять, ну как ребенок себя вел что ли. Искренне. — Я-то? — Ты-то, здоровая такая детина, — Рыжий ухмыляется, глядя в его темные глаза. — Ну, раз ты так говоришь… — Хэ прищуривается, хитро улыбаясь, — Самое время это доказать. И начинается атака щекоткой. — Ссссука, да прекрати! — Рыжий взрывается смехом, отбивается, ржет заливисто, не переставая ругаться матом. Шань пинается, защищаясь, и, кажется попадет в цель, — слышно сдавленное «ойблять», и, пока жертва пинка отвлечена, потирая ушибленный бок, куда прилетело коленом, — атакует уже Мо, — теперь сам Хэ истерически ржет, умоляя прекратить: — Да сдаюсь я, сдаюсь, ладно! — пытается поднять руки вверх, показывая, что «больше так не будет». — Наказан, теперь терпи за свое непослушание, пиздюк, — он все еще тяжело дышит и кряхтит, посмеиваясь. — Ну пожалуйста, братец Мо, — тянет тот, но это не помогает, — Ну, или папочка?.. — Фу, блять, ужасно звучит! — Да ты сам просил тебя так… когда я… — Тянь хлопает глазами, делая вид, что он сама невинность, и что вообще такого он сказал? — Да ничего я не просил! — Рыжий хватает рядом лежащую подушку и припечатывает ее в лицо этому бесу. Сквозь нее слышится задушенный, но победный ржач. — Ну всё-все, сдаюсь, — Хэ переходит на уговоры, усмехаясь, — Мне уже дышать нечем. Ты же не хочешь, чтобы единственный наш общий выходной закончился моей смертью? Да мне с тобой рядом всегда трудно дышать, — хочет сказать Шань, — не надышаться, ни тобой, ни твоим существованием, сука. Сколько бы лет ни прошло. Сколько бы общих выходных не было проведено. Не надышаться. Им. Никогда. Он откидывает подушку, глядит в чужие льдистые глаза, в которых вместе с чертями пляшут лучики солнца, и борьба возобновляется.