глупость.

я скучаю

это была глупость. сущая глупость - сказать эту фразу, а после сидеть на стриме, получая донат в сто тысяч рублей с текстом "ты обещал звонить мирону за 100 копеек, звони, мы ждем". коленки сразу задрожали, а губы лишь растянулись в улыбке, мол, что за ерунда? пришлось отмазываться, но чат громко и уверенно кричал: "звони!", а общая сумма донатов за какие-то пять минут становилась уже более двухста тысяч. "за что мне все это?" слава подключает демонстрацию экрана на стрим и звонит на злосчастный номер. еле вспомнил давно забытые цифры, что хранились на подкорке мозга. ведь контакт с номером был давно стерт, как и контакт между парнями. зубы невольно покусывают внутреннюю сторону щеки, а нога бесшумно отбивает по полу незатейливый мотив. и вот они - гудки. долгие, без пяти минут бесконечные. а если возьмет? что говорить? что думать? как объясняться? а если не возьмет? не взял! слава смеется и пожимает плечами, мол, вот козлина, король русского рэпачка спускаться к нам, смертным, не желает, и хуй я на него клал. говорит простую фразу, что "если перезвонит, сразу запускаем стрим". простая фраза, а весь чат разрывается надеждами и комментариями, посвященными мирону. мирон просыпается спустя несколько часов после легендарного стрима. видит пропущенный звонок и хмурит брови. да быть не может. сверяется с номером, на который последний раз звонил много лет назад, и убеждается в своем подозрении. объявился? зачем? прочищает горло водой из бутылки у кровати, приподнимается и идет на кухню, опираясь поясницей о стол, чтобы, чуть что, было за что держаться. перезванивает. вызов сбрасывается почти моментально, и мирон окончательно перестает понимать в чем дело. качает головой и открывает холодильник, дабы посмотреть, что бы можно было съесть. в то время у славы происходит в голове хаос. что говорить? что думать? что отвечать и стоит ли перезванивать, если изначально все было затеянно лишь для развлечение толпы? но ведь он перезвонил. не проигнорировал, не заблокировал окончательно (что стоило сделать еще пару лет назад). перезвонил. значит ли это то, что внутри мирона зародилась надежда? стоит ли отдать ему свою надежду? — алло, — слава перезвонил. стрим не запустил, но перезвонил. на звонок сразу же ответили. парень слышит тихое, мирное носовое дыхание через трубку. — алло. слава, ты? — голос тихий и сонный. только встал и сразу позвонил? губы невольно дергаются, позволяя уголкам губ приподняться при мысли об этом. — я, — плана не было. он позвонил, чтобы позвонить. чтобы услышать тот самый голос - прокуренный, порой насмехающийся, но родной. сейчас голос не такой. сейчас он убаюкивающий и трезвый, почти добрый. сколько уже прошло лет? что обычно говорят люди, зачеркнувшие пути друг к другу множество лет назад? "привет, как делишки"? "что нового"? "твоя толстовка все еще лежит у меня в шкафу. я запихал ее глубоко вдаль шкафа, чтобы не била мне сердце, но я все еще храню ее. я наверное сумасшедший, но я все это время не стирал ее, на ней твой дурацкий одеколон. вроде, он пах лесом. или орехами? напомнишь? я скучаю"? — встретимся? в ответ из динамика телефона слышится хмыканье, и сознание славки рушится, пока он не услышит всего одно слово в ответ: — где? — на улице зодчего, в одиннадцать вечера, — слава невольно шмыгает носом и уже предвидит эту улыбку на губах. — хоть это не меняется. что-то важное? — ответ "не знаю" крутится на языке, но: — узнаешь, — звонок был завершен. мирон уперся о стол, ожидая, пока микроволновка разогреет вчерашние макароны. в голове стоял белый шум. мыслей не было совсем. о чем надо было думать? они не виделись порядка четырех лет, и тут слава внезапно решил позвонить, мол, давай встретимся. что вообще творится в голове машнова? мирон взглянул на время. 17:03. протер глаза. 21:03. выдохнул. понял, что осталось пару часов до встречи со славой. микроволновка запищала, и парень достал из нее макароны, садясь за стол и включая какую-то комедийную жвачку по телеку. слава перебирает шкаф. находит ту самую толстовку. она все-таки пахнет лесом. орехом пахнет одеколон замая. перепутал по дурости. надел черную однотонную вещицу и еле сдержался, чтобы не уткнуться носом в капюшон, шумно втягивая воздух и запах через ноздри, вспоминая давно утерянное прошлое. пошел прогуляться по ночному городу. так скажем, приготовиться к предстоящей встрече. на улице шел дождь. красные кроссовки мгновенно промокли, как и вся одежда машнова. парень шмыгал носом, направляясь по зову вечернего воздуха. туда, куда глядят глаза и ведут ноги. дурацкий вечерний воздух. питер - огромный город, но за почти два часа дурацкий ночной воздух совершенно не мог привести славу в любое другое место, кроме как к парадной федорова. выдохнул и сам не понял, почему набрал пару заветных чисел на домофоне. из домофона послышался голос, почти роботизированный, но слишком родной, чтобы быть неузнанным голос: — кто звонит? — я, — слава снова шмыгает носом. — открой, холодно на улице. дверь открывается, и парень быстро в нее заходит, точно замерший под дождем пес отряхиваясь от воды на одежде. вызывает лифт. тот едет почти вечно, и слава рассматривает себя в зеркале, выдыхая. он не знал, что будет говорить, совсем не знал. он просто хотел увидеть в реальности давно забытую лысую бошку, что последний раз видел лишь пару дней назад на экране своего компа, когда смотрел на стриме очередной его клип на очередную графоманскую песню. когда лифт приезжает на нужный этаж, а его двери медленно открываются, машнов видит его. его, в темной куртке и широких штанах. с волосами - ого - и с небольшой сумкой бананкой через плечо. несколько раз моргает, прежде чем выйти из лифта и посмотреть на парня слегка сверху вниз. мирон смотрит на славу. он все такой же высокий. в солнцезащитных очках в дождь, совсем промокший и худой. и в его толстовке. старой толстовке, и даже дождь не смог вымыть из нее запах прошлого одеколона. такие запахи не забываются. оставаясь на толстовках, они сохраняют в себе воспоминания: теплые и любовные. или наоборот - становятся ключами от ящиков пандоры, напоминают о больном и необратимом. тишину между парнями нарушает сам мирон: — зачем пришел? — на улице холодно, — слава потирает глаз и смотрит прямо в чужие глаза. мирон качает головой и понимает, что парень специально уходит от темы. зачем? не важно. он кивает головой в сторону квартиры. — пойдем. шаркая домашними тапочками, в которых вышел мирон из квартиры, он направился в сторону квартиры и открыл дверь, заходя внутрь. следом вошел и слава, снимая мокрые кеды. промокшие носки были повешены на батарею, а в кружки налит чай. крепкий, лишь с одной ложкой сахара. слава поджал пальцы на босых ногах, сидя на диване и куря прямо на итак пропахшей сигаретами кухне, стряхивая пепел в прозрачную пепельницу. дождь продолжал идти. мирон подал кружку славе и сел напротив него на стул, делая глоток чая. слава залез в телефон, чтобы избежать взгляда в глаза, но мирон все еще смотрел ровно на него и спросил: — объясняться не собираешься? слава закусил внутреннюю сторону щеки и убрал телефон в задний карман джинсов, смотря на мирона и позволяя ему поймать свой взгляд. — зачем ты пришел? — я скучал, — почти мгновенно после вопроса. мирон, ожидавший любого ответа, кроме этого, приподнял брови. — извини. — добавил тише. парень тихо стучал ногой по полу от стресса. он не знал, что им движило, когда он брал трубку, когда пришел сюда и снял носки, сидя босым на чужой прокуренной кухне и ловя на себе взгляд ярко-серых глаз. но сейчас он был полностью трезв мыслями и пытался понять суть своего прихода. сколько бы он не думал, в его голове крутилось лишь два слова "я скучал". — я тоже, — мирон прячет взгляд в кружке чая, делая глоток. слава удивленно приподнимает на него взгляд. это было то, чего он точно не ожидал. неужели люди, которые расстаются на плохой ноте, которые стирают номера телефонов и триггерятся с упоминания друг друга, могут скучать друг по другу? могут хранить у себя пропахшие воспоминаниями толстовки и звонить, договариваясь о бессмысленной встрече? могут ли ноги таких людей нести друг друга именно к тому самому дому? могут ли они просыпаться и первым, что делать - перезванивать на звонок? судя по всему, могут. слава слабо улыбается и осторожно тянет руку к руке мирона, пока тот не видит, но резко одергивает ее, будто ударенный током. он откидывается на спинку дивана и смотрит на парня. — еще никого себе не нашел? — слава закусывает губу, задавая вопрос и ожидая ответ. как назло, мирон долго ждет, прежде чем ответить. — сейчас никем не занят. — слава делает шумный глоток и все же возвращает руку на руку мирона. еле касается, пока не чувствует ответ, а позже оглаживает татуировки, нежно касаясь шершавой кожи. — извини, — повторяет. — мне жаль, что все вышло как вышло. я не хотел. я скучаю, — машнов снова не знает, что им движит, когда язык начинает озвучивать каждую дурацкую мысль. — я тоже. я очень скучал, — коротко, но как нежно. слава поднимает свои глаза в чужие и вглядывается, пытаясь найти хоть грамм неправды. однако глаза, как дождевые тучки, тяжелые, чтобы держать на них свой взор, но мягкие, и говорят лишь правду. это читается во взгляде. в каждом движении зрачка с радужкой. слава поднимается с дивана, шагает босыми ногами к стулу, на котором сидит мирон, и падает на колени, опуская голову на его колени. чувствует, как шершавые ладони начинают гладить голову, перебирать локоны волос, и почти тает. выдыхает. покой. покой, стоивший двухста тысяч рублей, больных воспоминаний, найденной в шкафу толстовки, промокших носков и крепкого чая почти без сахара. — откуда ты нашел ее? — тихо шепчет мирон и смеется. — я ее искал. она все еще пахнет одеколоном? — слава хмыкает в ответ и поправляет толстовку, поднимая взгляд на мирона. — пахнет. — у меня уже новый. хочешь подарю тебе старый флакон? — хочу.