Моей кровью крест твой освящен

      Аббат уже несколько дней ждал возвращения Шута из соседнего города. Тот уехал на заработки. Сейчас как раз идут рождественские праздники, а значит, что на улицах полно народу, открыты всякие лавочки с вкусностями и заморскими вещицами, а также то, что у Короля открыт придворный прием. Это означало, что в замке проводились праздничные балы, где собирались люди из высших сословий на поклон. Туда же приезжали и труппы, дающие представления для публики, шуты со всего королевства и артисты из других стран. За свои успешные «номера» они получали щедрое вознаграждение, однако, случись чего, что могло бы разгневать Его Высочество или обидеть кого-то из приглашенных гостей, можно было и головы лишиться вполне легко. Аббат, прекрасно зная об этом факте, а еще и о том, что у Анжея бывают шутки «особо неприличного характера», переживал сильно.       В честь праздника по случаю дня рождения Иисуса Христа, Сына Божьего и спасителя человеческого Аббат приготовил Шуту подарок. То был маленький, но симпатичный крестик из ветки березы, которую Михал сам же отломил у находящегося на территории аббатства дерева. Сам же крестик и вырезал, кое-где, правда, в процессе оставив царапины от ножа на пальцах. Он, конечно, не был мастером резьбы по дереву, но по итогу получилось вполне сносно и аккуратно. Крестик уже был освещен и обработан, через него была продета кожаная веревочка. «Хороший подарок», — подумал Аббат, — «Надеюсь ему понравится». По готовности крестик был бережно положен в небольшой холщовый мешочек. Аббат принялся ждать возвращения блудного Шута, представляя все как будет вручать тому рождественский подарок. В Анжее веры было мало, один блуд и веселье, но человеком он был хорошим, с добрым сердцем. Это являлось для Аббата самым главным показателем близости к Богу. ~       Шут появился на следующий день под вечер. Вернувшись в родной город, где он вырос, где жил его дорогой Михал, Анжей не теряя времени, сразу помчался к нему. С собой он тащил сумку, где нес свои пожитки и подарок. Подарок этот был ни для кого иного, как для дражайшего Аббата. Всю дорогу домой Анжей представлял, как он будет дарить свой рождественский презент Михалу. Тот, скорее всего, будет очень удивлен получить такое, но вещица то хорошая, поэтому Анжей решил, что «надо брать». Тем более, что еще подарить можно? Книгу? Шуту и так казалось, что Аббат уже успел прочитать все книги мира. Так что, когда он увидел это у купца, продающего всякую всячину у замка, то решил, что непременно должен вручить такой подарок Аббату. Шут потратил на это практически весь свой полученный честным трудом и незаурядными шутками заработок, но он считал, что оно того стоило. Дорогой был подарок.       Итак, Шут поднимался в комнату к Аббату, все размышляя о том, какую реакцию на данный представленный сюрприз получит. Немного с этого похихикивал. Наконец, он остановился у той самой нужной ему комнаты и постучал по дверце трижды. Аббат открыл сразу же, будто стоял прямо у двери, ожидая появления Шута. «Проходи», — пригласил его Аббат к себе, — «Долго же тебя не было». Анжей прошел внутрь комнаты, принюхался — родной запах, он вдохнул поглубже. «А вы, наверное, уже думали что мертвяком лежу где-нибудь, испереживались за меня?», — улыбнувшись сказал Шут. «Как же за тебя, такого горемыку, не переживать», — вздохнул Михал, совсем немного приподнимая уголки губ. «Почему сразу «горемыка» то? Я вот денег заработал, Вам подарок привез», — заговорщицки протянул Шут. Аббат удивился, у него загорелись глаза, как у ребенка.       Шут, видя, как Аббат обрадовался тому, что он сейчас получит гостинец из столицы, улыбнулся широко, полез в свой баул, который всегда брал с собой в путешествия, вытащил из него нечто. Аббату сначала показалось, что это зверек какой. «Что это?», — спросил он у Шута. «Шкура волка!», — радостно воскликнул Шут, отдавая «шкуру» Аббату. «Но зачем?», — все еще негодовал Михал. «Как зачем? Для тепла. Зима будет долгая и холодная», — пояснил Анжей. «А как мне ее носить?», — все спрашивал Аббат, не понимая зачем ему шкура волка. Анжей, конечно, понимал, что реакция будет удивленной, но тут скорее прослеживалось удивление с отрицательным оттенком. «Не понравилась», — с горечью подумал Шут. Но, недолго думая, накинул шкуру Михалу на плечи, сказав, — «Вот!», — поправил немного, — «Пришьем здесь, тут подправим, будет почти меховая шубка». Аббат посмотрел вниз на себя, повертелся немного, разглядывая и, внезапно, улыбнулся. «Спасибо», — поблагодарил он Шута. У Анжея аж отлегко на душе, — «Ну слава тебе, Господи», — подумал он и улыбнулся Михалу в ответ.       «Я тебе, дорогой Шут, тоже преподнесу дар», — негромко, но с энтузиазмом проговорил Михал, он поднял со своего стола мешочек и протянул его Анжею. «Правда? Мне?», — растрогался Шут, взял мешочек и раскрыл его. В нем лежал тот маленький крестик. Шут креста не носил, не то чтобы совсем неверующий он был, да все руки купить не доходили, а Аббат сетовал на него, что «безбожно это».       «Какой красивый», — сказал Шут, разглядывая подарок, — «Благодарю Вас». Аббат кивнул ему. «Помню как Вы все ругались на меня, что не ношу, а вот теперь сами купили мне», — сказал Анжей, вспоминая, как ворчал на него Михал порой, не видя на нем креста. «Не купил», — тихо сказал Аббат, — «Сам, я сам его сделал», — чуть покраснев добавил он. Шут удивился этому, поднял две брови одновременно, разглядывая аккуратненький крестик, и только сейчас заметил на нем еле видную капельку крови.       Анжей сразу же перевел взгляд на руки Михала, увидел кое-где царапинки, не обмотанные ничем, на них все еще виднелась засохшая корочка крови то здесь, то там. Анжей растрогался еще больше. Он взял руки Аббата в свои, держа крест в правой руке, приподнял их к своему лицу, поцеловал их. Поцеловал с тыльной стороны, поцеловал ладони и каждый палец на котором была ранка. «Зачем же вы так с собой», — грустно проговорил Шут, однако, ему все же было невероятно приятно от того факта, что Михал сам сделал ему крест и пролил над ним свою почти святую кровь. «Я теперь никогда не сниму его», — тихо сказал Анжей, все не отнимая рук Аббата от своего лица, держа их у своей щеки, — «Обещаю».