***
— Марк! Марк! — подлетает вихрем зеленоглазый парень, чуть ли не снося сидящего на перилах у футбольного стадиона Тишмана, — вот ты где! Я весь лагерь оббегал, — переводя дыхание, добавляет Денис. — Чего тебе? — добродушно усмехается юноша, знает ведь, что сейчас у него что-то снова попросят. — Ну не смотри на меня так! — смущается собеседник, — я еще ни разу не тормошил с этим, но сейчас очень надо! — практически умоляюще смотрит на него, что Марку становится смешно, и легкая улыбка непроизвольно проступает, — нет, он еще и издевается! — от досады и волнения возмущается парень. — Ну чего тебе уже? — Тишман первым не выдерживает игру в гляделки. — Будь другом, узнай, собирается ли Полинка на дискотеку сегодня? — искорки мальчишеского задора проскальзывают в ярко-зеленых глазах. — У какой Полины? — решает немного поиздеваться над новым товарищем. Прекрасно же знает, о какой рыжеволосой особе идет речь — ему о ней все уши прожужжали практически с самого начала смены. — Ну хватит! Из второго отряда! Ну, пожалуйста, — импульсивно притопывает ногой не в силах сдерживать бушующее внутри волнение. — Ладно, ладно, — Тишман поднимает руки в сдающемся жесте, решая больше не мучить Дениса, потому что это может закончиться трагично для него же в первую очередь, — что конкретно узнать то? — Ну не знаю там, аккуратно выведай у нее пойдет ли сегодня она? — А нормально подойти и спросить нет? Не вариант уже? — с задором подтрунивает нерешительного товарища. — Марк, ты дурак? Она мне в жизни не скажет! Ты видел, как она смотрит? Я же как мальчик на побегушках для нее. — Может тогда вообще не стоит? Зачем тебе это надо? — голубоглазый окончательный запутался в этой Санта-Барбаре, в которую его настойчиво пытались втянуть. — Ну тебе сложно что ли? — чуть ли не выкрикивает шатен, а спустя пару секунд, когда гнев отступает, добавляет, — ладно, не надо, забудь. — Да несложно мне, хорошо, хорошо, — сдается Марк, — узнаю, что у нее там на уме, если сама не захочет делиться. Но в первый и последний раз, — учтиво вытягивает указательный палец вверх, пытаясь сдержать смех и выглядеть серьезно. Конечно, это был далеко не последний раз. За одну смену парень несколько раз наведывался к этой самой Полинке и самыми нелепыми способами пытался дотронуться до нее или схватить какую-нибудь помаду с прочими девчачьими мелочами. — Спасибо, дружище, — Денис в очередной раз нарушает Марково уединение под раскидистыми ветвями дуба вместе с очередными детективом, взятым из местной библиотеки. — Ну, ловелас? Добегался? — ухмыляется Тишман, упоминая каким сегодня красноречивым взглядом одарила рыжеволосая девица его дружка. — А что? Не всем же, как ты книжки читать, — беззлобно подшучивает Денис — за Марком, и в правду, закрепилось звание самого настоящего книжного червя: пока все остальные бездумно и беззаботно проматывали лагерные дни, тот чаще всего сторонился заливисто хохочущей публики, принимая в свою компанию лишь какие-то журналы и потертые пыльные книги. — Вот и помогай вам потом, — театрально закатывает глаза. Хотя на самом деле, это немного трогает и обижает, но тот старается даже для себя переводить все в шутку. Понимает, что интерес к его персоне повышен не просто потому, что он классный собеседник или друг. Сделать с этим ничего нельзя, поэтому остается только проще реагировать на постоянные просьбы.***
— Мам! — слышится недовольный возглас Юли из соседней комнаты, — хорошо! Я поняла, — добавляет чуть позже девушка, слегка всхлипывая, а Марк не торопится проходить мимо и чуть притормаживает у дверного прохода, — ладно, да. Обещаю, — совсем поникше и бесцветно звучит ее некогда звонкий голос. Марк слышит, как с грохотом опускается телефонная трубка, поэтому уходит подальше, не желая быть замеченным. Еще больше не смущать Паршуту, которую, кажется, сейчас за что-то отчитали, совсем не хочется. Он видит, как она медленно выходит в гостиную, не обращая внимания вообще ни на кого. Закусив задумчиво губу, усаживается за кухонный стол подальше от фабрикантов, громко обсуждающих предстоящий отчетный концерт. Русоволосая выглядит совершенно потерянной и взволнованной: карие глаза бегают туда-сюда то по гарнитуру, то по собственным рукам, пальцы на которых она от нервов стирает в кровь вечными царапаньями, брови тоже нахмурены и согнаны в кучку. Тишман наблюдает все это время за ней со стороны и не решается подойти, боясь еще сильнее спугнуть. Когда дело уже клонится к слезам и тонкие пальцы нервно пробираются между прядями к голове, мужчина решает выйти из своего укрытия и поддержать Юльку. — Дома что случилось? -тихо наклоняется к ней, практически в самому лицу, чтобы только русоволосая слышала, что он сказал, — держи, — в добавок аккуратно протягивает ей стакан воды и мягко опускается на соседний стул. — Да мелочи всякие, не бери в голову, — отмахивается Паршута: смущается и не хочет голову своими бреднями другим забивать. — Что ж это за мелочи такие, что ты вон как расстроилась? — как всегда попадает в самую цель и оставляет девушку без шансов на увиливание от ответа, потому та мнется и не решается поделиться тем, что ее волнует сейчас, — делай так, как считаешь нужным. Родители еще некоторое время будут тебе что-то советовать — дай им время привыкнуть к тому, что ты уже не малышка и все можешь сама, — тихо добавляет Марк, понимая, что сама девушка не начнёт диалог, и мягко поглаживает ее по плечу в попытках поддержать. — Марк, ты что мысли читаешь? — усмехается Юля, что одновременно радует и смущает Марка, отчего улыбка резко сползает и оставляет лишь негодование. — Как ты узнала? — устремляет взгляд своих холодных голубых на нее, пытаясь отследить каждую эмоцию, проскакивающую на лице девушки. В попытке унять волнение руки беспорядочно начинают постукивать по столешнице. — Что? Ты о чем, Марик? — искренне не понимает его русоволосая. Теперь ей самой становится интересно, чего же она не должна была узнать. Юля еще сильнее разворачивается к нему, цепляясь карими за то, как его тело нервно реагирует на брошенную невзначай фразу. — Говорю… — теряется на мгновение в поисках нужных слов, — с тобой и мысли читать не надо — все сразу видно, — быстро вдогонку добавляет Тишман, пытаясь запудрить ей мозги. — А ты можешь читать? — неосознанно шутит Юля — пытается убежать от своих обид и тараканов в голове. А Марка от этого вопроса передергивает: не знает, что сказать ей. Обманывать не хочется, но и озвучивать то, что так старательно прячет ото всех здесь, порядком устав от сомнительного дара, не кажется лучшей идеей. — Ма-а-а-рк! — отвлекает от размышлений Паршута, которая машет ладонью перед самым лицом, — ты чего завис-то? — недовольно хмурится, озадаченная тем, что ее вопрос пытаются всячески проигнорировать. — Юляш, да, — сдается голубоглазый и тихо на ушко шепчет ей, выдавая самую сокровенную тайну, — только, пожалуйста, давай не будем пытаться проверять: ты не представляешь, как я устал от этого за всю жизнь, — в глазах читается удушающая тоска и обида на весь мир, от которых хочется, как можно сильнее, прижать его к себе и никогда в жизни не вспоминать про Марков дар. Юля и представлять не хочет, чего только он узнал ненароком, случайно. То, что знать не должен был вообще. Что ранило сильнее всего, сдавливало дыхательные пути стальной хваткой от вранья и лицемерия. В глаза очень много пыли было пущено. Постепенно все сгущалось в одну огромную чернильную кляксу в голове. Сил переваривать все то, что происходит с ним каждый день, и устраивать развлекательные шоу для любого желающего убедиться в своеобразных возможностях молодого человека не осталось. Марк точно для себя решил, что больше никогда в жизни не полезет в голову к другим не из принципов какой-то там гуманности или этики, а в целях сохранения нервной системы в относительном порядке. Потому что так больше он не может. Сотню раз он потом жалел об этом решении, когда повернуть время вспять уже было невозможно. Все сделано, очень больно и грязно. Сколько корил себя, что в нужный и переломный момент не послушал свое сердце, которое трубило о том, что Юлин новый кавалер человек не простой как три копейки и стоило бы присмотреться к нему лучше, прежде чем так спокойно толкать близкого человека в лапы этого, как потом окажется, чудовища. Чувства Марка никогда не подводили, только вот он стал игнорировать их, полагаясь лишь на разум. Стоило ли начинать? Тишман без раздумий для себя ответит, что стоило. Только цена оказалась слишком велика. Больше всего в этой ситуации душило то, что пострадала от его эгоизма Паршута, а не он сам. Судьба, чертовка, знает куда бить. Дурные, будь они прокляты, принципы перечеркнули всю ту проницательность, которой Марк отличался всегда. Умение разбираться в людях отключилось словно переключатель в тройнике: поток электричества и света исчез, вместо себя оставив затуманенность оставшихся мыслей. Немногочисленные встречи в компании ее нового ухажера оставляли терпкое послевкусие надвигающегося хаоса. Но Марк был непреклонен перед шестым чувством, слепо доверяя тому, что видел — нежные поцелую в щеку, трепетные поглаживания тыльной стороны ее ладони, в конце концов, сияющую улыбку на лице Юльки. Она была беззаботно счастлива, а он не имел никакого права лишать ее этого, поэтому так и беспечно отпустил подругу на другую часть света. — Юляш, только давай не теряться? — с искренней надеждой в голубых уточняет Марк, будто боится, что крепкие нити между ними могут порваться в один миг, не выдержав расстояние в 7,5 тысяч километров. Это единственное, что хоть немного будет теплить совесть, после всего того, что произойдет с его лучезарной девочкой — она всегда знала, что тот ждёт ее в любое время суток. Марк до жути не любит вспоминать тот поздний вечер, резко перетекающий в кромешно-черную ночь. Открывшаяся дверь, а точнее, глаза той, что стояла за ней, моментально стерли с лица добродушную улыбку. Стеклянные и озлобленные. На секунду он даже опешил, немного отшатнувшись назад, пропустил гостью в квартиру. Взглядом, ни на секунду не сползающим с Юли, совершенно по-хозяйски перемещавшейся по дому, Марк проводил ее до другой комнаты. От задиристой пружинистой походки не осталось ни следа, казалось, что Паршута бесследно и бесшумно тает с каждым новым шагом от двери до кухонного стола. Чай горечью и кислотой оседает на языке и зубах, оставляя неприятный налет. Оба прячут глаза, боясь начать непростой для каждого диалог. — Можно я не буду ничего говорить? Сделаешь все сам? — хрипит надломившийся некогда звонкий голос блондинки, она аккуратно изучает собеседника карими: переживает, что тот не захочет лезть к ней в голову. Но сейчас так будет легче. Ей в первую очередь. В качестве готовности раскрыть все свои не зарубцевавшиеся раны на разодранной в клочья душе девушка протягивает вперед ладошку, обнажая темно-лиловый синяк чуть выше запястья. Тишман хотел было возразить, но плещущаяся мольба в ее карих заставила засунуть свои принципы куда подальше и притронуться к ее холодным пальцам. Тело ежесекундно словно током прошибает бешеная энергия. Перед глазами проскакивает множество картин, у которых исход всегда один — ссадины и царапины на ее теле вперемешку со слезами и криками. Интуитивно хочется откинуть хрупкую ладонь девушки дальше, потому что чувствовать полнейший хаос, царивший в ее жизни не один год, не может больше. Как она это пережила? Холодный пот проступает на лбу, Марк пытается его невесомо утереть, чтобы не потерять связь с Юлиным устрашающим прошлым. Каждое новое воспоминание острым ножом полосит по сердцу и сдавливает дыхательные пути. Совсем как загнанный котенок девушка сидит на балконе, близко-близко прижав колени к груди, и навзрыд плачет, барабаня кулаками по плитке на полу. Все. Он больше не выдерживает. Выпускает руку и шумно выдыхает, переводя взгляд в другую сторону, только бы не встретиться с ее темно-коричневыми. — Такая вот история, Марик, — болезненно усмехается светловолосая, за нелепой улыбкой пряча изнеможение от постоянного страха. — Юль, у меня нет слов, — после долгой паузы с трудом выдавливает из себя мужчина, — прости меня, пожалуйста. Я чертов эгоист, — голос практически срывается на шепот из-за нервов. — Прекрати! Давай оставим это, иначе я сейчас разревусь снова, как в такси, — выпаливает Паршута, и дергающиеся уголки губ вместе с поблескивающими глазами полностью подтверждают только что сказанное. — Тебе надо выплеснуть эмоции, не зажимайся и не стесняйся меня. Это сейчас главное, — Марк встает со своего места, опирается о столешницу прямо возле нее одной рукой, а другой легко поглаживает по острому плечу. — С тобой спокойно, спасибо тебе, — шмыгая носом, слегка улыбается девушка в попытках отогнать леденящие душу воспоминания и пугающие мысли о том, как теперь жить. Ведь навязчивые страхи о случайном появлении этого тирана на пороге квартиры вовсе не кажутся надуманными и взявшимися из пустоты. — Мы вместе решим все вопросы, — практически читает вновь мысли Марк, только сейчас это ему совсем не требуется — слишком хорошо знает свою подругу. Той ночью оба не могут уснуть от сильнейшего эмоционального всплеска — Юля ворочается в попытке выкинуть кошмары, плотно засевшие в подкорке сознания, а Марк молчаливо рассматривает потолок, на котором полосами пробегают отблески проезжающих на улице машин, и думает о том, что же им делать с этим всем дальше.***
Взгляд цепляется за знакомый до ужаса силуэт на другой стороне улицы недалеко от их квартиры. Юлю моментально прошибает холодным потом, еще чуть-чуть и она выронила бы пакет с продуктами из рук, которые моментально сковало дрожью. Она резко разворачивается и мчит домой со скоростью света, не оборачиваясь. Хотя ужасно хочется это сделать, чтобы убедиться в том, что она ошиблась — просто показалось. Всколыхнувшийся внутри животный страх напрочь перечеркнул все остатки рационального в и без того забитой рабочими вопросами голове. Уже больше девяти лет кошмар из прошлого не преследовал артистку, как вдруг совсем внезапно рухнул и чуть ли не прибил к земле своей тяжестью. Дрожащими руками пытается вытащить из кармана цепляющиеся за все ключи и несколько раз нервно прикладывает их к магниту домофона, не попадая сразу. Юля молниеносно врывается в подъезд и сразу же захлопывает за собой дверь — до ужаса боится, что за ней идут следом. Девушка даже не дожидается лифта и бежит по лестнице, длинное пальто сковывает движения, из-за чего она несколько раз запинается. Наконец выдохнуть Юля позволяет себе, когда входная дверь из с Марком квартиры с грохотом закрывается, тем самым отделяя ее обитателей от внешнего мира. Хозяйствующая в комнатах тишина говорит лишь о том, что Тишман еще не вернулся со студии. Признаться себе, светловолосая не знает было бы лучше, если Марк сейчас встретил ее недоумевающим взглядом. А что она ему скажет? Что сошла с ума и ей мерещатся мрачные звоночки? Она отвыкла от тех времен, когда все проблемы решал только Марк, причем преимущественно эти трудности были ее личными. Тогда сил и желания брать все в свои руки просто не было, кроме того, голубоглазый полностью убедил в том, что нужно побыть немного слабее и довериться ему. Сейчас же хочется самой наконец выбраться из пучины, в которую вот-вот норовит затянуть судьба, подсылая таких незнакомцев, до жути похожих на бывшего. Пакеты так и остаются стоять неразобранными у входной двери до прихода мужчины, едва ли не запнувшегося о них. Квартира его тоже встречает тишиной. Проходя вглубь, Марк уже улавливает шум воды из ванной комнаты, понимая, что его светловолосая любовь в очередной раз устроила заплыв. Он решает все-таки разложить продукты на полки холодильника, про себя удивляясь непривычной для Юли забывчивости. Минут через двадцать девушка распахивает дверь, обращая на себя внимание. От проницательного взгляда не ускользают красные опухшие глаза и нос, которые совсем не похожи на естественный румянец после горячей воды. — Ю-ю-юль, — нежно протягивает ее имя, будто смакуя каждый звук, — ты чего плакала? Что случилось? — уже несколько обеспокоенно добавляет и подходит к ней вплотную, чуть сжимая плечи своим ладонями. Девушка пугается собственного мужа: глаза молниеносно начинают бегать по его лицу, рукам, старательно избегая внимательного взгляда голубых. Сама себе объяснить не может, почему реагирует так на его внимание, почему пытается оттолкнуть близкого человека. — Марк, — рвано начинает она, стараясь унять дрожь в голосе и подступающие вновь слезы, — можно я потом все расскажу? — с таким страхом она это говорит, будто мужчина за отказ поделиться проблемами ее сразу же одарит непониманием и обидой. Он соглашается и выпускает ее, давая возможность скрыться за дверью их спальни. Теперь он не меньшее нее начинает переживать, а неизвестность еще больше сдавливает в голове все мысли и увеличивает гипотетический размах произошедшего до вселенских масштабов. Лезть к ней в голову Тимшан даже не рассматривает как один из возможных вариантов — еще на берегу их отношений сам себе сказал, что никогда не будет рыться в ее мыслях. Захочет — расскажет. В этом вопросе, как и во всех других, Марк всецело доверял и поддерживал любое решение кареглазой. Вот только сейчас он сделать ничего не может, поэтому еще больше переживает. Желание поужинать чем-то вкусным отпадает молниеносно. В попытках отогнать подбирающееся на цыпочках самобичевание Тишман открывает инстаграм, переключая свое внимание на виртуальный мир, где в данный момент было как-то спокойнее. Пара дней обоюдного молчания плавно перетекла в неделю — Юля все не знала, как подобрать слова и сковырнуть заросшие болячки у них обоих, а Марк очень боялся на нее давить, хотя чувствовал, что первой она не начнёт. Как аккуратно подтолкнуть Юлю к разговору пока не знал. Оба забились в фантомную для каждого зону комфорта, найдя оправдания для собственного бездействия. Светловолосая первое время даже пыталась обмануть себя попытками отодвинуть процесс переосмысления произошедшего. Хотела обо всем подумать потом, когда найдет в себе силы это выдержать… Когда не будет видеть его глаз. Голубых, таких пронзительных и до боли желающих хоть как-то разделить ее страдания. Но Паршута продолжала упорно гнуть свою линию и пытаться разобраться с кошмарами сама. Спустя еще неделю мужчина не выдерживает. — Юлечка, скажи, что у нас происходит? — старается, как можно спокойнее, чтобы самому не вспылить ненароком — тогда все сразу покатится к черту. — Все в порядке, — устало отвечает ему она после очередной бессонной ночи, а мысленно дает себе очередной подзатыльник за слабость признаться, что все далеко не окей. — Я же вижу. Что тебя волнует так, что спать нормально не можешь и ворочаешься все время? — не сдается Тишман. — Разбудила, да? Прости пожалуйста. — Тему давай не переводить, хорошо? Не смешно уже, Юль. Что между нами происходит? — в голубых заметно плещется волнение и страх потерять самого близкого для него человека, — давай поговорим нормально, я тебя прошу. Юля тоже до смерти боится остаться без него, поэтому упорно продолжает молчать, думая, что все само разрешиться. — Марик, я запуталась в самой себе. Мне просто нужно время, чтобы разложить все по полочкам. Дело не в тебе, — пытается сдержать наступающие слезы, чтобы мужчина их не увидел. Но Марк замечает все: и то, как почти блестят ее темные глаза, как дрожат губы, сжатые в тонкую полосу, как она нервно заправляет вечно выпадающую прядь за ухо, как раздирает кожу на руках вокруг больших пальцев словно и не было этих пятнадцати лет. А сделать ничего не может — его просто не хотят посвящать в свои страхи. Ночью не спится то ли от морозца в квартире из-за бушующей за окном непогоды, то ли от холода межу ними: Юля, наконец уснувшая, больше не складывает на него свои ноги, а жмется к самому краю кровати, будто боясь лишний раз его ненароком коснуться даже во сне. Сердце в дребезги разбивается от осознания того, что его девочка, постоянно нуждающаяся в касаниях, поцелуях, поглаживаниях, самовольно лишает себя этого. Не в силах сдержаться Марк аккуратно проводит тыльный стороной ладони по ее плечу — кожа моментально покрывается мурашками, и девушка переворачивается на другой бок лицом к нему. Разум раздирает на две части, где одна склоняется к тому, чтобы сжать хрупкую ладонь, находящуюся притягательно рядом, и нагло вторгнуться в личное пространство любимого человека, а вторая вторит о том, что Юля такое ему не простит, да что Юля — он сам себя потом будет тысячу раз ругать за бесцеремонность. Но и жить с неизвестностью и затянувшимся молчанием тоже уже невозможно. Как теперь один одним и тем же мозгом здраво мыслить и искренне верить?