несуразный

крейг многое любил в жизни. он любил своих родителей, свою морскую свинку; любил, когда мороз щипал щёки; любил большую отцовскую полосатую футболку, которую забрал у него. крейг любил бебе, несмотря на то, что она была стервой и оставляла на его щеках следы красной помады на прощание. он любил джимми, твика, толкена, клайда. они были его друзьями, при них он смеялся с глупых шуток про говно, был сам собой, хандрил тоже при них. у него на фотоаппарате целая куча их фотографий, в которых он никогда не признается. крейг любил физику, историю, любил картины, которые рисовал твик, любил то, как солнце освещало крыши домов на рассвете. но крейг не любил никого отдельно. не любил романтически, не хотел отношений, чувствовал себя в них задыхающимся, обременённым. твик был хорошим, он был милым, целовал его в щёки, касался губ своими мягко и невинно. и крейгу это нравилось. ему не нравились романтические чувства твика к нему, лежащие на его плечах грузом ответственности, а также вины за то, что не чувствовал того же и так же сильно. ему не нравился факт отношений, висевший над его шеей, как лезвие в гильотине перед казнью. и они расстались. крейгу было непривычно без тактильного контакта, без цепкой хватки острых пальцев на ладони, без смазанных нежных поцелуев. но без отношений дышалось легче и свободнее. и такер больше не лез в отношения. с интересом наблюдал, как толкен целует николь в щёку, дарит ей цветы, как она дарит ему шоколад и обнимает за шею. кто-то из них чувствовал себя так же, как чувствовал себя крейг? такер хмурится. что все вокруг вообще чувствуют в отношениях? почему венди и стэн расходятся каждый месяц, а потом сходятся вновь? почему они кажутся такими грустными без отношений? может отношения у него, у крейга, были неправильными. твик был не его родственной душой, не его луной и звёздами. что, может, твик был просто твиком, хорошим другом, который рисовал крутые картины, чьи губы были потрескавшимися и жёсткими, как наждачка. твик был хорошим опытом плохих отношений. а крейг был плохим опытом хороших отношений. и когда кайл засматривается на него на физике, крейг поднимает на него вопросительный взгляд и двигает тетрадку, чтобы тот списал. и кайл сразу отворачивается. хмурит рыжие брови, отводит взгляд в учебник, нервно вертит карандаш между пальцев. крейг пожимает плечами и отстаёт. он не понимает вообще ничего. кайл был умным, с ним легко было обсуждать всякую чепуху, такую как ядерная физика. кайл знал много, крейг мог поддержать беседу. им не было скучно, они постепенно сближались, садились вместе в автобусе, обсуждали видео о космосе за ланчем, смеялись с одних шуток и сидели на физике в паре. крейг чувствовал себя комфортно. потом клайд ткнул его носом в нечто очевидное. в нечто дурацкое и простое. — ты ему нравишься, — буднично бросил донован, и такер растерянно поднял на него глаза. — ну нихера себе, — это было единственным, что из себя выдавил крейг. — ты дурак? клайд оскорбленно закатил глаза. — у него щёки рядом с тобой краснеют, он смеётся с твоих шуток и слушает про морскую свинку, — перечисляет клайд. — без обид, чувак, но никто не слушает про твою морскую свинку и не смеётся с твоих шуток. такер показывает ему средний палец и уходит. у него нет настроения тратиться на что-то такое, дурацкое. но на кайла на следующий день он смотрит внимательно, замечает его красные щёки в паре моментов, замечает смех над шутками, замечает горящие глаза при рассказе о страйпи. крейг раскидывается звездочкой на кровати вечером. чужие, ещё неподтвердившиеся, чувства висят над ним, как огромный булыжник. крейг уже чувствует дискомфорт, желание уйти и, нахуй, выбросить кайла из жизни. кайл умный, красивый. кайл, может быть, в него влюблен. а крейг заранее чувствует, что задыхается. он ходит ещё пару дней, наблюдает, хмурится, склоняет вопросительно голову, когда клайд бросает на него двусмысленные взгляды. потом такер спрашивает в лоб, очень самоуверенно, без капли тактичности. — а я тебе нравлюсь? и кайл теряется. его щеки краснеют, рыжие брови хмурятся, между ними появляется складка. кайл смотрит своими зелёными глазами в самую глубину голубых глаз крейга. — я в тебя влюблён, — говорит вдруг брофловски. и такер сразу отводит глаза, стараясь подавить страх и раздражение. вот же блядство. и что ему на это сказать? он не понимает того, что чувствует по отношению к брофловски. да, ему нравится проводить с ним время. да, ему комфортно с ним. да, он не против его прикосновений. но описать это чем-то одним, чем-то таким простым и коротким как "любовь" или "влюблённость" он не может. — а я в тебя нет, — выпаливает сразу же он. и кайл замирает. его глаза расширяются, потом закрываются, он сжимает руки в кулаки и мягко улыбается. кайл умный, красивый и хороший. странная третья характеристика. нехорошие не улыбаются тогда, когда треск их разбитого сердца слышен за километр. — хорошо, — спокойно соглашается кайл. и больше никаких долгих взглядов на физике, никаких шуток за обедом, разговоров о страйпи и видео про космос. кайл просто его сосед по лабораторным работам, кайл просто кайл, умный, красивый и хороший, но просто его одноклассник. такеру так не нравится. с кайлом было комфортно и спокойно. тем более клайд был прав, он никому не был нужен с его шутками про говно и разговорами о морских свинках. клайд подсаживается рядом с ним за обедом, вместо привычного места напротив. он смотрит на крейга пытливым взглядом в ожидании какого-то рассказа. — что? — наконец не выдерживает крейг. — ты что его отшил? — прямо спрашивает клайд. в его голосе неизвестно чего больше: любопытства к чужой личной жизни и сплетням или просто любопытства и сочувствия к самому такеру. — он мне не нравится, — хмурится крейг. донован смотрит на него несколько долгих секунд, поднимает бровь. — в смысле? — спрашивает он в ступоре. это вгоняет такера в растерянность. — ты вёл себя так, будто он тебе нравится! — заявляет клайд. крейг раздражённо поднимает брови, смотрит на донована холодно и строго. — как это? — голос такера находится между злостью и полным непониманием. клайд вздыхает, будто крейг не понимает чего-то очевидного, будто крейг пятилетний ребёнок. это такер тоже злит, даже больше, чем просто общее непонимание ситуации. — ну, — в итоге клайд набирает в грудь воздуха и шумно выдыхает, размышляя, — смотри, ты пытался касаться его, смотрел на него на уроках, поддерживал любые разговоры и, в принципе, был, кажется, в нём очень заинтересован... — он перечисляет, загибая пальцы. такер выглядит всё более злым и перебивает его в итоге резким и коротким: — ты долбаёб? клайд давится воздухом от чужой наглости. — я пытаюсь помочь! — защищается он. — почему всё, что ты перечислил не относится к дружбе? — быстро спрашивает крейг. донован хмурится. — не знаю, — голос его звучит довольно беспечно, — но по идее не относится. дружеский интерес...он это... слабее, — клайд задумывается. такер закатывает глаза. на такие темы лучше говорить с толкеном или с твиком, а не шептаться с клайдом за обедом. донован — набор глупых стереотипов и странных толкований. но он был прав касаемо того, что кайлу нравится крейг. крейг вздыхает, потирая переносицу и уходит. клайд глупый, кайл глупый. он сам глупый до ужаса. «что такое романтическая любовь?» запрос на ноутбуке выглядит жалко. википедия описывает это чувство как «выразительное и приятное чувство эмоционального влечения к другому человеку, часто ассоциирующееся с сексуальным влечением». описание до дурацкого размытое, чтобы такер его понял. он перечитывает это несколько раз и в итоге закрывает все вкладки в браузере. он не понимает. осознать, а главное почувствовать что-то такое не представляется возможным. он поджимает губы и обиженно пялится на экран ноутбука. романтическая любовь это то, что он не мог, не может и не сможет понять, даже если захочет. это раздражает. а сексуальное влечение, в конце описания, — что-то совершенно отдельное, что, по мнению крейга, не должно стоять в этом определении. потому что толкен был сексуальным. желание переспать с ним было чем-то, что просто было. и такер не был один в своих мыслях. и кайл был сексуальным. но пробовать с ним что-то желания не было. кайл просто был кайлом. но люди же не были влюблены, когда хотели с кем-то переспать? и крейг не был влюблён. по крайней мере, в толкена точно. это были гормоны, подростковый интерес, любопытство, но никаких романтических чувств. крейг устало трёт глаза. он не знает, нужно ли ему написать венди с этим глупым вопросом. но, в конце концов, они общаются, иногда помогают друг другу с уроками. такер вертит в руках телефон, набирает несчастное сообщение несколько раз, решительно стирая его. «какого чёрта вы с маршем третий год то сходитесь, то расходитесь?» это не то, что он хотел, но крейг, в любом случае, понятия не имеет, как завязать диалог. венди отправляет ему знак вопроса. ни больше ни меньше. «вы любите друг друга?» эта смс-ка уже ближе к изначальной. венди отвечает коротким «да». «как это чувствуется?» сообщение доходит, тут же читается. но венди выходит из сети, оставляя его без ответа. «не вставляй описание из википедии» и, что удивительно, венди тут же заходит в сеть. она долго ничего не печатает, просто смотрит в экран, и крейг постепенно теряет надежду на внятый ответ от неё. «я хочу проводить с ним всё своё время, быть рядом с ним. появляются бабочки в животе до сих пор, учащается сердцебиение, несмотря на то, что мы долго с ним знакомы. как будто я не могу без него». теперь очередь такера глупо пялиться в экран мобильника. он молчит долго, несколько долгих минут. «похоже на описание тревоги. но спасибо, я понял». да нихуя он не понял! как от человека может учащаться сердцебиение, как чувствуются бабочки в животе. да он даже не может понять, как можно хотеть с кем-то проводить всё своё время. такер слишком ценит своё личное пространство, чтобы впускать кого-то в него на постоянную основу. он не уверен, чувствовал ли твик всё то, о чем написала венди, во время их отношений. потому что если да, то крейг не совсем понимает, чувствует он страх из-за этого или сочувствие к твику. джимми однажды проводил подобие социального опроса. спрашивал у всех "какие плюсы есть отношений с ними?" крейг тогда ему ничего не ответил. показал средний палец и ушёл. у него не было желания думать об этом. твик мог рассказать, если захотел бы, если бы в отношениях с крейгом такером были хоть какие-то плюсы. он не понимает чувства влюблённости, у него избегающий тип привязанности, а всё его участие в построении близких взаимоотношений — полноценный защитный механизм. он даже с кайлом старался ограничить себя от близкого общения с ним, от доверия, от привязанности. потому что пускать кого-то в узкий доверенный круг — некомфортно и страшно. но кайл зашёл сам, и поэтому такер сейчас лежит на полу, зарывается пальцами в пушистый ковёр и думает. взгляд лениво двигается по стенам комнаты. напротив окна — звёзды-фонарики, огромная гирлянда купленная на барахолке. на соседней стене плакат с картой солнечной системы, плакат «one direction». на потолке пластиковый космос, который они клеили вместе с твиком в одиннадцать. крейг закрывает глаза. он хочет общаться с кайлом, он хочет шутить с ним шутки, спать в автобусе в долгой поездке, бесстыдно прижавшись к друг другу. он хочет обсуждать с ним ядерную физику, морских свинок. и он правда не влюблён в него романтически. и целоваться с ним всё ещё противно, как и со всеми другими, интересно, но мерзко до ужаса. крейг чувствует к нему что-то мягкое и тёплое, пушистое, похожее на семейное. это твёрдое и уверенное чувство привязанности. его чувства к кайлу как будто отличались от чувств к другим людям. но мысли о том, что это что-то романтическое вызывали тревогу и бесконечное отвращение. мысли об отношениях вызывали отвращение. он не был влюблён, не чувствовал бабочек в животе, желания проводить каждую свободную минуту с кайлом, не испытывал ревности и сильной страсти. чувство любви измерялось комфортом. кайл был комфортным. с кайлом было комфортно. кайл был умным, красивым и хорошим. хотя казался хуже волка, болевшего бешенством. и крейг готов бесконечно долго хандрить по всему этому поводу. потому что нихера непонятно. непонятно: это романтическая любовь, и крейг просто страдает какой-то ерундой, или он действительно его не любит вот так, как принято. толкен берёт трубку со второго раза. такер ставил на третий, а его внутренний голос — на игнорирование. — я чувствую себя идиотом, — уверенно выдыхает крейг в трубку. толкен молчит. твик на его месте сразу же выдал бы что-то язвительное. но толкен о таком только подумает. — потому что отшил кайла? — спрашивает он вместо колкости. — д.. — крейг удивлённо отводит телефон от уха, пялится на контакт. — откуда ты знаешь? почти слышно, как толкен отводит карие глаза в сторону с таким выражением лица, словно его недооценивают. — клайд много болтает, а ты внезапно уходишь посреди обедов, — буднично говорит он. — мудак, — единственное, что может выдохнуть крейг. — если он тебе нравится, то поговори с ним снова, — предлагает толкен, — скажи, растерялся, испугался, просто признай, что идиот, чтобы у него не было пустых надежд. крейг сокрушённо выдыхает в трубку. громко и устало. — он мне не нравится, — твёрдо говорит он. — не романтически. точнее, я вообще не понимаю, что это такое — романтически, — голос такера усталый, он лениво открывает рот и потирает переносицу. — как будто все понимают, а я нет. толкен издаёт загадочное "м-м", заставляя крейга хмурится. — я вообще не понимаю, как это всё работает, и не чувствую к нему ничего такого, что показывают в романтических сопливых фильмах. — ты смотришь романтические сопливые фильмы? уши крейга краснеют, это глупое и оттого, почему-то, постыдное признание. он смотрел их пару раз, злился из-за тупости героев и не понимал смысла романтических линий. — триша смотрит, — оправдывается он. — не суть, — покорно соглашается толкен, — ты чувствуешь к нему то же самое, что к твику или ко мне, например? крейг ему благодарен за терпеливые разговоры, попытки понять и чем-то помочь. толкен всегда решал проблемы за себя, за друзей и за всех вокруг. он был уверенным и твёрдым, но ужасно тёплым. иногда такер избегал его из-за этого, потому что быть прочитанным, как открытая книга желания не было. — нет, — наконец говорит крейг, — как будто к нему что-то более тёплое и родное, но не романтическое. от романтического сводит живот и начинает тошнить от какого-то мерзкого чувства неправильности. — есть платоническая любовь, — сообщает толкен. крейг запоминает, берёт на заметку. он коротко мычит в трубку. — и как её отличить? — спрашивает такер. толкен по звукам пожимает плечами, потом вспоминает, что его не видят. — не знаю, почитай про это, — вздыхает он. — то, что ты говоришь похоже на аромантичность. про это тоже почитай. крейг ставит его на громкую связь, вносит в заметки пару новых терминов. — спасибо, — благодарит он, чувствуя немного облегчения от диалога и от какой-то, начавшей зарождаться, определённости. он проводит несколько часов, изучая различные термины, находя сходство с людьми с форумов с обсуждениями. это звучит подходяще и правильно. «аромантичность» описывает весь его спектр чувств. «обычный опыт аромантичного человека может включать незаинтересованность в романтических отношениях, лишь теоретическое понимание романтического влечения или отвращение к романтике». это определение звучит понятно, правильно, очень подходяще. наконец определённость даёт спокойствие и уверенность. но они с кайлом всё ещё лишь соседи по парте, партнёры по лабораторным работам. ни туда ни сюда, что-то неопределённое. такер смотрит на тускло сияющие на потолке звёзды, скидывает одеяло в сторону, чувствуя прохладный ветерок, дующий с форточки. с кайлом надо поговорить. даже если прошло почти две недели. даже если крейг грёбанный трус, не умеет говорить словами через рот, а вся его привязанность выражается в скинутых в личный чат видео с лекциями про космос или с милыми, глупыми животными. но на следующий день он избегает брофловски, как огня. прогуливает физику, пропускает обед, не разговаривает с клайдом и ничего не говорит толкену. в конце дня твик хватает его за кисть руки. его пальцы всё ещё худые и тонкие, все в мозолях, а хватка твика цепкая. и крейг не может убежать от него. — хватит, блять, бегать, такер, — голос твика суровый, стальной. он прижимает крейга к земле и не даёт дышать. — ты от меня уже набегался, неужели ничему не научило? такеру никогда не бывает стыдно, тем более, его не должен стыдить твик, тем более он не должен пристыженно отводит взгляд в землю. — ты завтра идёшь и говоришь с ним, — утверждает твик. — если ты хоть на секунду начнёшь сомневаться, я тебя силой притащу. крейг не приходит в школу на следующий день. он грёбанный трус. и он знает это. но избегать и прятаться легче и лучше, чем нормально поговорить о том, что нужно, о том, что, возможно, уберёт неловкость, позволит шептаться на уроках и кидать кайлу видосики. но такер дома. а от твика у него пять пропущенных и одно сообщение с лаконичным "уебан". твик не приходит к нему, толкен пишет короткое и простое "позвони", которое крейг игнорирует. а клайд и джимми пишут какой-то поток бесконечных "ау" и "ты живой?" потом такер наконец появляется в школе. твик вытаскивает его в коридор и силой ведёт в библиотеку, как мамы тащат ребёнка к зубному. на самом деле, к зубному в десять лет крейг шёл с большим желанием, чем сейчас идёт к кайлу. он, наконец, чувствует то странное описание любви от венди, и это действительно обычная тревога, потому что его сейчас вырвет собственным завтраком. но держится такер уверенно. хотя, говоря совсем уж откровенно, сидеть вот так напротив кайла страшно до дрожи в коленках. заглядывать в его глаза страшно, говорить с ним страшно, потому что крейг даже не уверен в том, что собирается сказать. "я какой-то бракованный" / "я аромантик" / "я готов проводить с тобой своё время, болтать, гулять, обсуждать какую-то чепуху. и я тебя люблю, но в каком-то странном, неправильном смысле" кайл смотрит на него терпеливо, выжидающе. такер впервые чувствует, как от страха сводит живот. — слушай... — начинает брофловски, но крейг его прерывает, поднимает указательный палец вверх и просит заткнуться. — я тебя люблю, — выпаливает он сразу. лицо кайла вытягивается, щёки немного краснеют. но рыжие брови сведены к переносице, немного осуждающе. — платонически, — уточняет крейг, — я узнал этот термин три дня назад, думал поговорить с тобой на следующий день, но решил, что бегать проще. кайл хмурится сильнее, но теперь без осуждения, только с вопросом и любопытством. крейг ненавидит, что он молчит, потому что он не может прочесть всего кайла целиком по глазам. — я аромантик, — дополняет он в итоге со вздохом. — мне противны романтические отношения, я не чувствую в них нужды, и они мне просто неинтересны. брофловски озвучивает тихое «о». — что «о» блять? — не выдерживает такер. он изливает душу, чувствует себя абсолютно голым перед другим человеком, а тот просто забавно вытягивает губы и выдыхает «о». — я хочу продолжать с тобой общаться, мне ужасно нравится обсуждать с тобой всякую ерунду, показывать тебе видео с телефона, спать в автобусе. ты мне просто не нравишься так, как принято. и кайл улыбается. улыбка у него мягкая, странная, принимающая. он всё же до отвратительного хороший. крейг чувствует, как от стыда краснеют кончики ушей и шея. и чего он бегал от кайла, как от огня, как от бедствия? когда брофловски улыбается. — а я думал, я тебе всё, — говорит кайл. он нервничает, его мысли не складываются в слова. — что всё? — изумляется такер. — противен. и крейг чувствует, как у него на лице тоже появляется глупая улыбка. ну какой же он, такер, идиот. он знает это, смотрит на кайла, и обвиняет всё равно его. — ну и придурок. рыжие брови поднимаются почти на лоб от возмущения. — ты мудак! — восклицает кайл. — я испугался! — о, да, — кивает брофловски, — я заметил, что ты трус. — отвали, — ворчит такер, но на его лице продолжает сиять глупая улыбка, абсолютно счастливая и отвратительная. любовь — это когда тебя понимают и принимают таким, какой ты есть. даже абсолютно неправильным и бракованным трусом.