дорогие товарищи

Проходит несколько месяцев с боя, который кажется Казанэ кошмарным сном. Кое-как он возвращается к работе. Руку ему заменяют на механический протез, немного неказистый, но хорошо откликающийся на каждое движение, потому отторжения не происходит. Его переводят из-под крыла Азами в другой отряд, где он внезапно ощущает себя дряхлым стариком в окружении молодняка, который ничего не смыслит в по-настоящему опасных боях, хотя, шутка ли, они все поступили в «Камунаби» примерно в одно время. Хагивара до сих пор не просыпается, остальные мертвы, и Казанэ топит свой гнев в редких попойках с коллегами, чаще всего предаваясь ужасающим воспоминаниям в одиночестве. Никто не понимает того, как он себя чувствует. Иногда Казанэ размышляет о том, что было бы, успей он раньше. Если бы он сумел использовать «Каичи». Может, тогда бы погиб только Кугара. Ему очень жаль Кугару, он был надоедливым, но забавным, но один погибший член отряда — лучше, чем весь. Может, тогда бы он успел признаться Шиюми в том, что она ему нравится. Может, Макото просто потерял бы руку, но это ничего, ему бы сделали новую. Казанэ знает, что «Камунаби» на это способны. Может, может, может… Столько невозможных вариантов. Это все не играет значения. Отряд мертв. Хагивара стал калекой и все еще лежит в коме. Иногда Казанэ приходит к нему в палату, меняет цветы, оставляет фрукты… Он знает, что их съедают медсестры, но ему все равно. Он смотрит на человека, лежащего в постели, и ему не верится, что это капитан их отряда. Под одеялом и в больничной одежке Хагивара кажется маленьким и хрупким. Его выбритые виски обрастают, косичка расплетена, он выглядит совершенно иначе. И даже под одеялом видно, что у него нет ног — а все потому, что Казанэ опаздывает буквально на секунду. Он никогда не сможет себе этого простить. Азами говорит, что в чувстве вины нет ничего плохого. Одним вечером, когда они идут выпить вместе, он много говорит об этом, и Казанэ неожиданно не находит в себе сил даже на то, чтобы злиться на очевидную попытку успокоить. С другой стороны, Азами сочувствует ему не потому, что Казанэ жалок; он довольно критичен в своих суждениях, и к ситуации подходит трезво. Но все же хочет помочь ему как бывший куратор, и, отпив немного из чарочки, он вдруг опирается локтями на стол и задумчиво бормочет: — Я на самом деле тоже много куда опаздывал. Я и мой товарищ… Ты видел его в больнице. Тогда Азами рассказывает про то, как Сиба, тот самый товарищ, опаздывает на убийство Рокухиро Кунисигэ. Что с барьерами что-то происходит, отчего его способность прыгать в пространстве ему не помогает, и когда он прибывает на место, находит лишь труп друга и его раненного сына. Когда Казанэ думает про Тихиро, он начинает злиться, но он понимает, что это глупая злость. На самом деле Азами прав, и Тихиро не сделал ничего плохого — он отомстил за их отряд и убил Содзе. Возможно, не стоило его так просто сдавать, но Казанэ кажется, что так будет безопасней для всех, в том числе и для самого Тихиро. Магические мечи — это зло. Но пока хотя бы… Содзе мертв, а Тихиро — тот владелец клинка, которого Казанэ может стерпеть. Ему все еще не нравится тот факт, что сынок Рокухиро Кунисигэ пользуется своим положением, сбегает и ворует «Пронзающее Облако», но его цели просты. Он хочет мести. Раньше Казанэ считал это позерством. Теперь он прекрасно понимает Тихиро. Теперь он знает, почему его взгляд временами выглядит настолько пустым. Все куда-то опаздывают. Даже руководство не идеально. С этой мыслью Казанэ живет дальше. Он учится контролировать «Каичи» под руководством Хиюки, все так же навещает Хагивару и живет скучной рутинной жизнью. В какой-то момент он почти вливается вновь во всепоглощающую рутину, когда даже новая механическая рука не кажется чуждой, но жизнь не может дать ему так просто отдохнуть. Это Казанэ понимает в один день спустя два месяца после обреченной битвы на пляже. К нему подходит Хиюки и зовет его на крышу. Обычно там курят, но никто из них не тяготит к сей вредной привычке, и потому они просто пьют купленные в автомате по пути газировки, которые Хиюки покупает ему за свой счет. Казанэ не любит приторно сладкие напитки, но он все равно соглашается, потому что его угощают. Он думает, что Хиюки будет говорить о новой тренировке. Но вместо этого она произносит: — Скоро тебя назначат в другое место. Сторожить важного заключенного, пока его допрашивают. Казанэ лишь вскидывает бровь. — Зачем? Он настолько опасен? — Был когда-то… Но не сейчас, нет. Когда Хиюки перегибается через ограду крыши и смотрит вниз, он невольно повторяет за ней. Он видит внизу каких-то важных шишек, и Хиюки вдруг злым голосом шипит: — Спорим, что если я плюну в этих ублюдков, они начнут смешно орать? — Не стоит, — пытается предостеречь он ее, но она вдруг смеется и иронично смотрит ему в глаза, так, будто за этой шуткой скрывалось нечто большее, чем простая глупость. — Шучу, Казанэ. Не беспокойся. Я просто проверяла, насколько ты верен руководству и следуешь их дебильным указаниям. Потому что я, наверное, не следую им слишком хорошо, — она отворачивается и зло смеется, после чего осушает бутылку с газировкой до конца. Затем смотрит на болтающийся внутри стеклянный шарик. — Я говорила руководству, что это плохая идея. Но они думают, что ты подойдешь под эту роль лучше всего. Потому что ты знаешь его лично, и у тебя есть причины его ненавидеть. Когда она это произносит, Казанэ лишь растерянно моргает. Пленник, которого он знает и ненавидит? Они наконец-то поймали Тихиро? Но не сказать, что он настолько его не любит… Между ними не было так такового конфликта. Просто что-то личное. Но это не повод для руководства… Хиюки не смотрит на него, продолжая рассматривать шарик в бутылке. — Мы с Азами попытались их отговорить, но старики уперты. Старые бараны. Затем она поджимает губы и смотрит Казанэ в глаза, уже не улыбаясь. — Пленник, за которым ты должен будешь следить — Содзе Гэнити. В этот момент стеклянная бутылка в механической руке у Казанэ разбивается на десятки осколков. — Это какая-то шутка, верно? Когда Казанэ смотрит в глаза Азами, тот отчего-то отводит взгляд. По его лицу заметно, что он не особо расположен продолжать разговор на эту тему, но, будучи старшим по званию, а также ответственным за инструктаж, у него попросту нет выбора. Потому, немного помедлив, он все же качает головой, после чего усталым тоном, будто бы объясняя нерадивому ребенку что-то до боли очевидное, произносит: — Нет. Это настоящий приказ, и ты, Мати Казанэ, назначаешься в группу охраны. Нет. Это точно какая-то дерьмовая шутка. Они сидят в том же баре, где Азами ранее рассказывает про смерть Рокухиро Кунисигэ. Это не формальный разговор, просто встреча после работы, но Азами выбирает именно этот момент для того, чтобы ответить на все интересующие Казанэ вопросы, видимо, понимая, что будет спрошено намного больше, чем позволяет ответить устав. Он заказывает им двоим некрепкий алкоголь, но Казанэ не чувствует в себе желания пить. Он просто волчьим взглядом сверлит старшого, который с задумчивым видом болтает в бокале ледяные кубики. Когда он осушает бокал залпом, Казанэ наклоняется к нему ближе. — Ты же говорил мне, что он мертв! Когда я в больничке лежал! Каким образом он вдруг вернулся с того света?! — Когда ты восстанавливался, найденное нами… — Азами вдруг замолкает, задумываясь. — Скажу иначе. В тот момент мы не предполагали, что из этого состояния возможно выкарабкаться. Руководство думало просто снять отпечатки воспоминаний с его мозга и следом убить, но потом мы выяснили, что Тихиро-кун забрал «Пронзающее Облако»… Это их попытка подстраховать себя, что меч не будет использован. — Но он ведь будет, верно? Казанэ не удивится, если контракт с клинком был сорван из-за клинической смерти. Магия — вещь крайне опасная и непредсказуемая. Когда Азами награждает его выразительным взглядом, он лишь кривится. — Ну конечно. — Потом Содзе очнулся, но он все еще не был в состоянии, в котором мы смогли бы его допрашивать, — когда Азами достает пачку сигарет и закуривает, Казанэ чувствует странное желание присоединиться. Он курил пару раз, баловался вместе с Хагиварой. Неожиданно, Азами без лишних вопросов позволяет ему взять одну сигарету. — Около месяца нам потребовалось, чтобы привести его во вменяемое состояние. Но вот, оно случилось. — То есть, ты не говорил мне, потому что думал, что он сдохнет в любой момент. Азами медленно кивает. Что ж, это хотя бы лучше, чем то, что предполагал сам Казанэ. Проще вытерпеть подобное отношение, ведь Азами делает это не столько из жалости, сколько из логики, что нет смысла рассказывать, если вскоре Содзе все равно отправится на тот свет. Но сраный ублюдок и тут сумел обмануть все их ожидания, поэтому… Интересно, если бы не приказ руководства, как долго Азами скрывал бы это?.. Сплошные вопросы. Казанэ чувствует, как дрожат пальцы от гнева. — И вы просто позволили ему жить? После того, что он сделал?.. — Нам нужна информация о противнике. Он может ее предоставить. — Но он — чудовище! Он убил… всех, — на последнем слове голос Казанэ вдруг садится, и он беспомощно смотрит на старшого. Да, Хагивара выжил, но какой ценой? Проснется ли он когда-нибудь? — Как вы можете так просто взять и даровать ему жизнь?.. — Казанэ. Когда Азами называет его имя, он замолкает. Затем он затягивается сигаретой. — Я понимаю твои чувства. И твой гнев вполне справедлив. Но нам нужна информация. В таких условиях перестаешь думать о том, справедливо ли что-то или нет. Тем более, кто знает, что руководство решит после допроса, — вдруг на устах Азами начинает играть ухмылка. — Если бы тут был Сиба… Не было бы нужды беспокоиться о том, что будет дальше. Потому что «дальше» не было бы. Сообщник Тихиро же бывший агент «Камунаби», верно?.. Чем именно он занимался до того, как ушел?.. Казанэ решает, что его это не интересует. Он просто хмуро смотрит в бокал, в котором раскалывается на две половинки ледяной кубик. Что ж, стоит полагать, что руководство не поступит глупо, и после допроса они убьют этого ублюдка с особой жестокостью. Ох, как бы он сам хотел это сделать!.. Он выпивает алкоголь, чувствуя горький привкус на языке, а сам в это время сожалеет о том, что это не Рокухиро Тихиро. С ним было бы в миллион раз проще. В итоге, в день дежурства Казанэ стоит перед дверью палаты, где сейчас находится человек, уничтоживший его мирную жизнь. Всего один шаг, и он взглянет в глаза этому ублюдку. Казанэ знает, что он должен просто сторожить выход, чтобы никто не вошел, и никто не вышел, это нетривиальная задача (просто руководство боится, что сюда проникнут чародеи враждебной группировки, плюс они уверены в верности Казанэ, раз охраняемый человек настолько сильно его злит)… Он знает, но он все равно не хочет выполнять этот приказ. Пусть даже он прост. Пусть даже… Рука непроизвольно сжимается в кулак, когда он легонько приоткрывает дверь и заглядывает внутрь. Всего одним глазком. Он не видит комнаты целиком, а человек, на которого он хочет взглянуть, находится за полупрозрачной шторой. Кажется, он сидит на кровати?.. Казанэ видит, что стоящая рядом медсестра о чем-то с ним переговаривается, он слышит обрывки ее фраз, но никак не может понять, о чем конкретно они говорят. Но гнев становится сильнее… Как же хочется ворваться внутрь, как же ему хочется накинуться на этого ублюдка. Нос щекочет фантомный запах соленой воды. Море. Пляж. Кровь Шиюми. Озон. Гул молнии. Содзе Гэнити, сжимающий лезвие клинка в зубах, словно бешеный пес. Воспоминания застилают глаза, и Казанэ едва успевает отойти от двери, когда палату покидает медсестра. Он проводит ее внимательным взглядом, а потом вновь косится назад, на дверь… Скорее всего никто сюда в ближайшее время не придет. Он стоит на карауле один. Обычно агентов оставляют по двое, но он — владелец «Каичи», плюс, как говорит Хиюки, руководство тем самым отмечает свое доверие к нему… Жаль, что, кажется, Хиюки ошибается. В итоге Казанэ не может сдержать гневный порыв. Целую минуту он стоит на месте, борясь с внутренним желанием бросить все и ворваться внутрь. Нарушить все запреты. Это будет так хорошо, так славно. Просто лишить жизни говнюка, который не заслужил больше жить. Но Азами прав — руководству нужна информация, и если сейчас Казанэ поддастся эмоциям, то плохо будет всем. Но Казанэ так сильно ненавидит Содзе!.. … может, Хиюки все же права, и он действительно следует всем правилам. Потому что все, что Казанэ может — лишь закусить губу сильнее, до крови, и продолжить нести караул. Он несет стражу строго, не реагируя ни на что, но один раз к двери подходит медсестра с тележкой, на которой стоит довольно скудный обед из бульона и что-то еще… Казанэ не особо интересно, он лишь молча пропускает ее внутрь и оставляет дверь приоткрытой — необходимость, нужная для слежки. Мало ли, вдруг кто-то из медперсонала окажется человеком со стороны врага. Сначала он не особо вслушивается, но потом слышит смешок изнутри и резко смотрит назад, на дверь. Это медсестра? Голос женский. — Ну прекратите… Звучит так, будто она стесняется. Потом смеется еще раз, беззаботно, и Казанэ чувствует, как у него нервно дергается веко, когда следом доносится негромкое: — Ну что за глупость! Вы и сами отлично справитесь. — По-моему, так будет гораздо веселее… — Я не стану Вас кормить! Ну-ка прекратите паясничать! Голос, который отвечает медсестре, заставляет кровь в жилах у Казанэ мигом похолодеть. Он помнит его — скрипучий баритон, противно растягивающий гласные. Тот, что произносит страшное слово «Гром», следом за которым все, что Казанэ ощущает — адскую боль в потерянной руке. Голос, виноватый в гибели всего отряда. Виновный в том, что Хагивара не просыпается, тогда как этот ублюдок очухался. Голос… Этот голос… Он с трудом дожидается того, как медсестра уходит, обещая зайти немного позже. Казанэ понимает, что больше не может сдерживаться. Он резко открывает дверь и проходит в палату, после чего рывком отодвигает тонкую занавеску, чтобы увидеть перед собой того, кто… — Тебе что-то нужно? Содзе смотрит на него с таким незаинтересованным видом, будто его отрывают от чего-то важного. Ну да, от скудного обеда, видно по тарелке с бульоном на подносе. Казанэ на секунду мешкает. Что ж… теперь он видит, что тот и правда больше напоминает оживший труп, чем нормального человека. Даже Хагивара не выглядит так плохо, находясь в коме: без одной руки, заметно схуднувший, Содзе напоминает скорее тень себя былого, чем того злодея, что рушит жизнь Казанэ. Правая рука целиком перевязана бинтами, едва держит ложку, заметно по дрожи в пальцах, и что уж она, вся правая половина тела скрыта под повязками — лишь по небольшим виднеющимся кусочкам розоватой свежей кожи становится понятно, что там скрывается либо ожог, либо что еще похуже, в том числе и на лице. Кожа почти сливается с простыней, настолько белая, и коротко остриженные волосы лишь подчеркивают всю общую болезненность… Но это все еще Содзе. Видно по глазам. Глаза… один глаз все еще блистает тем же самодовольством и уверенностью, что и раньше. Тело можно сломить. Но не дух. Казанэ так и вылупляется на него, а Содзе, смотря на него с неодобрением, вдруг скалит губы в агрессивной усмешке и по-гиеньи смеется. — Че, попялиться захотел? Ну смотри, смотри. Не узнает. Так странно. Казанэ казалось, он должен был запомнить их — отряд, что едва не убил его. Если бы не внезапно усилившаяся связь с клинком, то Содзе потерял бы меч и просто бы умер, а никто в их отряде бы не пострадал. Но он… Нет, заметно по взгляду. Все еще смотрит с нахальным любопытством, но не узнает. И от этого Казанэ вдруг злится еще сильнее, отчего севшим голосом хрипит: — Так ты меня не помнишь, дерьмо собачье?! У Содзе сразу такой взгляд, будто он проглотил кучу иголок. — Вот еще мне все ваши рожи запоминать. А ты из каких обиженных? — Ты, урод, мой отряд вырезал два месяца назад! После этого голос благоразумия в голове отключается, и Казанэ бросается вперед. Ему нужно контролировать себя, проговаривает он себе, нужно исполнить приказ руководства. Нужно быть послушным и спокойным. Содзе здесь исключительно для допроса, что с ним случится позже — это решит уже руководство. Но он не может заставить себя остановиться. Казанэ заносит руку. Это — протез. Под его ударом хрустят кости. Нет ничего проще, чем бить Содзе сейчас. Тот даже не может толком сопротивляться, не хватает силенок, лишь истерично смеется, когда Казанэ делает из его лица кровавую кашу. Он пытается оттолкнуть Казанэ прочь, но его попытка отпихнуть его в сторону заканчивается провалом, и все, что он делает — лающе смеется, словно гиена, пока Казанэ пытается его убить, будто и не пытаются его убить, будто это какая-то шутка. Этот смех кажется всепоглощающим. Казанэ кажется, что он глохнет, только и может, что его слышать. Он не обращает внимания на то, что в комнату прибегает медсестра; не чувствует ее попыток остановить себя, не слышит ее крика, не видит вбегающую в комнату охрану. Единственное, что сейчас звучит в его голове — смех Содзе. Когда его оттаскивают от постели прочь, мир кажется монохромным, где единственный цвет — алая кровь, капающая с его костяшек. — Ха-ха-ха! Ты ему реально морду набил? Ржака! Когда Хиюки слышит рассказ о случившемся, она начинает так дико смеяться, что Казанэ едва не передергивает от неприятных воспоминаний, но он сдерживается. В этот раз для разговора они выбирают столовую в центральном офисе, где сейчас никого нет, лишь они трое: сам Казанэ, Хиюки и Тафуку. Последний лишь снисходительно поглядывает на напарницу, пока та продолжает гоготать во все горло. В итоге, Казанэ утаскивают из палаты, а потом делают строгий выговор за нападение на важного свидетеля. «Свидетеля»!.. Этот человек — преступник! Он убил весь их отряд! Единственное достойное наказание для него — это смерть! А эти ублюдки из руководства… выхаживают его, не дают умереть, кормят за их счет!.. Где это видано?! Пока Хиюки продолжает загибаться в приступе смеха, Тафуку наклоняется к Казанэ и чуть тише произносит: — Я считаю, ты все сделал верно. — А вот руководство вот так не думает! — продолжает заливаться смехом Хиюки. — Пипец! Ты бы видел их рожи! Я их такими кислыми давно не видела! Ну хоть у кого-то яиц хватило, чтобы взять и попробовать замочить преступника, а то все только о допросах и думают! Казанэ, мое тебе почтение, я так давно не веселилась! — Это было недопустимо, — бормочет Казанэ, стараясь не смотреть в сторону Хиюки. — Я должен был просто сторожить комнату, а не… — Да забей ваще! Этот говноед сраный заслужил! Тем более, они все равно его откачали. — Не переживай. Я думаю, Азами-сан их об этом предупреждал, — Тафуку закатывает глаза, когда Хиюки отмахивается от них, будто от скучных следователей слову закона. — Тем более любой разумный человек мог понять, что ты сорвешься. Так что не переживай. Из хорошего могу отметить… Ну… А есть ли оно, хорошее? Казанэ кисло поджимает губы. — Технику удара?.. — Да, рожу ты ему знатно попортил, — хихикает позади Хиюки. — Не издевайтесь, — бормочет Казанэ, смущенно барабаня пальцами по столу. — Я облажался, я знаю. — Да забей, говорю же!.. Хиюки права. Казанэ поступил правильно — Содзе нужно было убить, и он постарался это сделать. Но он все равно нарушил приказ руководства, и это непростительно. Пока на фоне старшие переругиваются о том, что стоило сделать в той ситуации, Казанэ просто опускает голову вниз и долго смотрит на свои содранные костяшки. Жалко, что он не успел убить Содзе. Но что поделать? Теперь его вряд ли допустят к нему… С другой стороны, зачем ему быть рядом с ним? Казанэ хочет лишь убить его… Даже находиться в одной комнате с этим ублюдком омерзительно. — Азами говорил тебе? Что будет после допроса? Хиюки отвлекается от перепалки с Тафуку и недоуменно вскидывает бровь, но ее напарник опережает ее: — Начальство пока не договорилось. — Я думаю, его посадят под замок. Типа, он слишком полезен. Кладезь сочной информации и грязного бельишка на целое подполье, — Хиюки разочарованно цокает языком. — Жаль, конечно. Лучше бы они его прибили. Казанэ! Если ты вдруг доберешься до него — ты знаешь, что делать! Я если что буду тебя защищать! Ай, а ну не пихайся! — Не подначивай человека на преступления, — строго проговаривает Тафуку. — Это не преступление! Так будет справедливо! — Ой ли? — Все владельцы клинков — говнюки, которым место на том свете! — Что-то ты так про Рокухиро Тихиро не думала. В эту секунду Хиюки закрывает рот, будто проглатывая язык. Она буравит приятеля взглядом, пока Тафуку с крайне беззаботным для себя видом, намеренно игнорируя пристальный взгляд себе в затылок, замечает: — Не переживай, Казанэ. Многие все равно не любили Рокухиро Кунисигэ, а уж владельцев его клинков — тем более. Сам по Хиюки видишь, — та в ответ возмущенно бубнит. — А Содзе и до этого всем нам всем плешь проедал десять лет. Тот факт, что тебя только пожурили… Как видишь, не только тебе наличие Содзе живым рядом как кость в глотке. Может быть, они и правы. — … и помни, что тебе нужно просто стоять рядом. Не нервничай. Но я настоятельно прошу тебя держать себя в руках. Боюсь, в этот раз я не сумею тебя отмазать перед руководством. Голос Азами звучит слегка занудно, но Казанэ все равно внимательно слушает. Тот факт, что ему позволяют присутствовать на допросе, пусть и в качестве простого стража порядка, демонстрирует, что руководство еще не потеряло в него веры. Это хорошо. Он опасается, что из-за предыдущего инцидента он попадет в черный список… Но, либо Азами действительно хорошо уговаривает руководство, либо Тафуку прав, и никому нет дела до состояния Содзе, потому что он — бельмо на глазу «Камунаби». Они проходят в небольшую темную комнату с одной стеклянной стеной, за которой, как знает Казанэ, сейчас находятся люди, что будут тщательно записывать и слушать весь их диалог. Хорошо. Если он опять взбесится, то будет кому его остановить. Он останавливается рядом с простым железным столом, позволяя Азами опуститься на стул, а потом ждет, изредка косясь на записывающее устройство с катушками на столе. Потом — на пепельницу. Ждут они недолго; в скором времени дверь позади открывается, озаряя полутемное помещение ярким светом, и два чародея «Камунаби», коллеги Казанэ, что тоже стояли на карауле, проводят Содзе вперед. Странно. Казанэ думалось, что тот будет сопротивляться, орать, но тот выглядит довольно спокойно для пленника на вражеской территории. От его уверенной рожи блевать тянет. Когда их взгляды пересекаются, Содзе одаривает Казанэ лукавой улыбкой, отчего тот сжимает зубы до боли в деснах. Не сейчас! Предыдущая потасовка оставляет свои следы: заметно по рассеченной губе и паре других ссадин, но руководству тот явно нужен живым, раз они так стараются вернуть его в форму. Содзе опускается напротив Азами и ехидно хмыкает, когда его сопровождающие уходят. Он выглядит так вальяжно, будто бы он пришел сюда вовсе не на допрос, а на болтовню по душам. Ублюдок! Хиюки права, Казанэ стоило убить его еще в палате! Стоило!.. (стоило убить еще во время их боя, чтобы никто не погиб) — Содзе Гэнити, — голос Азами звучит монотонно. Он складывает руки у лица. — Отставим расшаркивания. Как ты понимаешь, мы бы не стали столь добровольно возвращать тебя с того света только ради обмена любезностями. Тот отвечает широкой ухмылкой. — Правда что ли? А я думал, вы это от большого благородства сделали, мол, спасение сирых и убогих… — Не в этом случае. Содзе явно веселит все это, хотя Казанэ видит выступившую на его лбу испарину, чуть учащенное дыхание — доходит он сюда с трудом. Неудивительно, даже не в случившейся драке проблема — Рокухиро Тихиро знатно с ним расправляется, если Содзе требуется так много времени, чтобы восстановиться. И этот слабак убил их отряд… Нет. Нельзя так мыслить. Содзе стал слабаком лишь после того, как его одолел Рокухиро Тихиро. — Каждое сказанное тобой слово будет записано, также за нашим разговором наблюдают иные наши коллеги, — Азами указывает рукой в сторону зеркальной стены. — По решению руководства было принято решение, что в случае кооперации тебе будет дарована возможность изменения приговора с казни на пожизненное заключение. Вранье, думает про себя Казанэ. Даже несмотря на то, что Хиюки донесла на факт использования Тихиро «Пронзающего Облака», никто из «Камунаби» еще не сталкивался со случаем, когда один из владельцев клинков умирал, терял свой контракт, но позже возвращался к жизни. Будет ли Содзе способен использовать меч?.. Осталось ли что-то от этого меча — другой вопрос, потому что со слов Тафуку было ясно, что Тихиро использовал рукоять с обломком. Но это уже его не волнует. — Вау, ахуенно, — Содзе растягивает губы в тонкой ухмылке. — Прямо даже не знаю, че лучше. — Так хочется вернуться на тот свет? — Азами даже не улыбается. — Не особо, но было бы забавно позлить вас, уебков, ничего не сказав. Вы столько усилий и бабла влили в то, чтобы я заговорил, а я буду просто молчать и угорать над вами. И в итоге вы просто меня убьете. Комедия! — Это действительно смешно, однако мы предусмотрели и такой вариант. В случае отказа сотрудничества воспоминания с твоей головы буду прочитаны насильно. Это крайне болезненный и неприятный процесс, и, думаю, как человек, десять лет уходивший от нашего правосудия, ты понимаешь, о какой именно процедуре я говорю. После этих слов улыбка на губах Содзе дергается, а потом и вовсе исчезает. — Ну ладно, ладно. Я не дурак, понял уже, — он будто страшится этой угрозы, о которой Казанэ может лишь догадываться; затем Содзе скользит взглядом по нему, и, когда они пересекается глазами, вдруг фыркает. — А, че, решили меня этим парнем запугать, да? Мол, один раз он мне морду набил, а я сразу зассу? Это не так работает! — Это не имеет отношение к нашей процедуре, — сухо замечает Азами. — Какой же ты скучный, тоска. Ну, впрочем, не то, что у меня есть выбор, верно? — когда Содзе смеется, Казанэ чувствует, как намокает от пота ворот рубашки. Ему кажется, что он чувствует запах соленой воды, вновь чувствует покалывающее дуновение осеннего моря. — Я расскажу. Но! При одном условии. — Ты не в том положении, чтобы ставить условия. — Это небольшая шалость, — улыбается он, после чего требовательно стучит пальцем по пепельнице на столе. — Дайте закурить, а? Месяц меня мариновали в больничке, я уже на стены лезу. Бля! Хочу ебаного курева! Я ведь даже не говорю, мол, ой, не, ниче не скажу. Мне-то теперь смысла покрывать бывших боссов нет. Это такая мелочная просьба, что в ней Казанэ чувствует подвох. Но он видит, как Азами вместо этого молча достает из кармана бело-голубую упаковку с спрятанной среди сигарет зажигалкой и резким жестом подвигает ее к Содзе, и он тянется к ней, будто к амброзии. Когда он закуривает, в воздухе повисает неприятный сизый дымок. Затем Азами вдруг улыбается. — А как же поломаться для приличия? От старшого Казанэ такого не ожидает и косится на него с удивлением. Почему он милуется с противником? Зачем шутит и дает сигареты? Разве не должны они быть строги и бесстрастны? Почему Азами это делает!.. Это ведь его подчиненных Содзе убивает несколько месяцев назад! Он хочет вклиниться в диалог, хочет возразить, но не может себя заставить, лишь смотря на то, как мерцает в полумраке сигарета, пока Содзе сидит, откинувшись назад на стуле, и смотрит куда-то в потолок рассеянным взглядом. Сейчас было бы так легко сломать ему шею. Придушить. Казанэ чувствует, как закусывает губу так сильно, что та кровит. — Так что ты… хотел узнать? Содзе опускает взгляд на Азами, и тот подается вперед, вновь не улыбаясь. Голос его звучит подобно стали. — Скажи мне, почему «Хисяку» доверили тебе «Пронзающее Облако». Казанэ подслеповато моргает, когда ему в глаза ударяет яркий солнечный свет. Он слышит смех рядом и резко оборачивается; понимает, что стоит в дверях офиса, а следом за ним оттуда выползает остальной отряд. Живой. Шиюми подлетает к нему и со смехом хватает под руку. Ее прикосновения нежны и аккуратны, и Казанэ чувствует, как невольно затаивает дыхание, когда смотрит на нее, живую, без хлещущей из разрезанной глотки крови. — Тебе надо прекратить так много хмурится! Появятся морщины! — когда она заливается смехом и тащит его вперед, Казанэ не успевает ничего возразить. — Идем! У нас столько дел! Например, наконец-то отметить успешное завершение дела! Потому что у Хагивары постоянно были дела! — Я занятой человек, — замечает тот, поправляя очки, и Шиюми прикрывает рот рукой, посмеиваясь. — Ну конечно. Ты просто любишь балаболить. — Не правда, я… — Правда-правда, — фыркает сзади Узуки. — Трепло знатное. — Я понимаю, я много твердил про командный дух, но позвольте, ребята, это не значит, что нужно нападать на меня! Они весело болтают, идя вперед, и Казанэ не верит в то, что видит. Следом из дверей вылетает массивная фигура Кугары, который истерично смеется, а последним выходит Макото, который доброжелательно улыбается уголками губ. Они все словно и правда тут, живые, но… Казанэ не понимает, что это. Не понимает, что видит. Не понимает, что чувствует. Он лишь растерянно глядит вниз, на то, как изящная рука Шиюми сжимает его ладонь, после чего растерянно поднимает голову и уже хочет спросить… Не успевает, потому что его перебивает Хагивара: — Надо торопиться. Хиюки долго ждать не будет. А мы смогли зарезервировать столик в том ресторане только благодаря ее влиянию. — Ого! — глаза у Шиюми тут же блестят. — Там будет Кагари-сэмпай?! Когда Шиюми вот так говорит о Хиюки, Казанэ вдруг ощущает предательский румянец на лице и нервно рявкает: — Да какая разница! На него мгновенно смотрит весь отряд, и Кугара вдруг начинает истошно смеяться. — Ревнует! — Я не ревную! — Точно ревнует, — замечает Макото тем своим тоном, когда возражения не принимаются, и Казанэ проглатывает язык. Они вместе всей группой подходят к пешеходному переходу, который горит красным. Команда веселится, шумит, и, смотря на них, Казанэ вдруг думает — наверное, то, что он видел до этого, был лишь сон. Они не могли проиграть. Их отряд был собран специально, чтобы убить Содзе. Точно. Он крепче сжимает ладонь Шиюми, чувствуя, как она тоже царапает его кожу ногтями, улыбаясь. Почти произносит то единственное, что давно хотел — Шиюми, я люблю тебя — но не успевает, потому что Кугара вдруг визжит громким голосом: — Кто последний — тот оплачивает столик! — Ни за что! Команда наперегонки начинает нестись через переход, хотя все еще горит красный сигнал светофора. Казанэ хочет броситься за остальными, за Шиюми в том числе, но не успевает, потому что чья-то тяжелая рука впивается ему в плечо и удерживает на месте. Он пытается сбросить неприятную хватку и озирается, но видит, что это Хагивара, смотрящий на него строгим взглядом, с каким обычно поучал Казанэ при поступлении в отряд. Он медленно качает пальцем, после чего медленно произносит: — Тебе туда еще рано. Рано?.. Когда Казанэ моргает, он видит перед собой не солнечную улицу, а потолок собственной комнаты. Он резко садится; сердце в груди бьется, словно бешенное, и он прижимает к нему руку, пытаясь хоть как-то его успокоить, но не получается. Он ведь был так близко. Вновь видел их всех. Почти признался Шиюми… Но ничего из этого уже не станет явью. К сожалению, он выжил. Он и Хагивара, спящий уже второй невероятно долгий месяц. Утерев пот со лба рукой, Казанэ смотрит в окно, на ночной сияющий Токио. Город живет своей жизнью. Ему все равно на маленькие трагедии. Как и всему миру. Прекрасный город, равнодушный ко всему. Всем плевать, что их отряд погиб, защищая мирные жизни. К горлу вдруг подступает желчь, и Казанэ убирает мокрые волосы со лба, после чего поднимается. Нужно остудить голову под холодной водой. На следующее утро он чувствует себя разбитым на миллион осколков, и даже веселая болтовня в столовой со старшими, Хиюки и Тафуку, его не отвлекает. В последнее время товарищи из отряда мало снились, он стал забывать про них, но в первые дни их лица терзали его каждую ночь. Потом все реже… Но Содзе вновь пробудил в нем старые воспоминания, сожаления. Казанэ никогда не искупить эту вину. Он никогда не отмоет кровь со своих рук. Их смерть — лишь его вина. Потому он просто отключает голову и занимается всем, что ему велят. Азами посылает его по мелким поручениям, и Казанэ счастлив, что ему не приходится находиться рядом с Содзе. Он делает все будто машина, не контролируя себя, но в какой-то момент наслаждение рутиной заканчивается, потому что его зовут присутствовать на очередном допросе. Может, Азами просто нравится над ним издеваться? Но Казанэ знает, что это не так. Казанэ знает, что Азами тоже тяжело переживает потерю отряда, пусть по нему и незаметно. Что он регулярно навещает Хагивару, потому что они сталкиваются в больнице. Просто Азами хочет сотворить из него идеального солдата, равнодушного даже к собственному горю. Наверное, стоит быть благодарным. Но ему тошно находиться в одной комнате с Содзе. Тот не выглядит так, будто находится на допросе: вальяжно раскинувшийся на стуле с сигаретой в зубах и наглой ухмылкой. Но все это маска, Казанэ в курсе. Он читал медицинские отчеты и знает причину столь коротких допросов — ведь Содзе больше не выдержит. «Камунаби» возвращают его к жизни, но этот человек уже потерял свои клыки в бою с Рокухиро Тихиро, он — не более чем тень самого себя, просто успешно врет всем им в лицо. Содзе Гэнити никогда не станет таким, как прежде. Почему он выжил? Почему ему было дозволено выкарабкаться с того света, а отряд Казанэ был уничтожен? Почему жизнь так несправедлива? Казанэ продолжает наблюдать за допросом, чувствуя, что больше не закашливается от сигаретного дыма. Он привыкает. — В этот раз я буду немного занят, — Азами смотрит на часы, будто куда-то спешит. — Но нам нельзя терять времени. Допрос проведешь ты. Казанэ чувствует, что напрягается. Предыдущий раз, когда он остался с Содзе наедине в комнате, не закончился хорошо. Азами-сан ведь многое узнал, и узнает еще больше — нельзя дать его стараниям пойти прахом из-за того, что Казанэ просто не может сдержать собственный гнев. Потому он смотрит на того растерянно, но Азами кажется серьезным в своем странном решении. — Вы уверены? Я ведь могу все испортить. Некоторое время Азами молчит, будто раздумывая, но потом устало смотрит ему в глаза. — Да. Я в тебе уверен. Вот так Казанэ оказывается наедине с Содзе и магнитной лентой для записи. Точнее, конечно, он не один. Он знает, что за зеркальной стеной за ними наблюдают, и потому он собирается провести все как следует. Казанэ не нужно даже гадать, что спрашивать, Азами предоставляет ему полные сведения о том, что необходимо узнать, что делать, в общем-то, работенка элементарная. Будь это кто-то другой, Казанэ бы и бровью не повел, но проблема в том, что допрашивать он будет именно Содзе. Азами… настолько доверяет ему, что позволяет остаться наедине после всего, что случилось в палате. Казанэ чувствует, как взмокает его воротник. Он смотрит на Содзе, тот на него — в ответ, словно хищник. Но затем озирается по сторонам и лениво интересуется: — А где второй?.. — Азами-сан сегодня занят. Допрос проведу я. Казанэ сам себе удивляется, что способен произнести эту фразу настолько равнодушно. Может, он и правда хороший агент, способный отсечь лишнее, просто ошибается один раз. Может, он просто уже давно сломан. — Н-да… Жаль. В смысле, у тебя же нет сигареток. А я приходил сюда в основном за ними. Содзе криво улыбается, когда Казанэ достает из кармана пачку и кладет ее на стол. — Это была личная просьба Азами-сана. Обычно допрашиваемым не позволено курить. — Ну ничего себе! Неужели он настолько хорошо обо мне думает, что даже сжалился и сказал тебе притащить сюда пачку? Смешно. Когда он закусывает сигарету и начинает щелкать зажигалкой, Казанэ тем же безжизненным тоном замечает: — Он сказал сделать это, если ты начнешь требовать. — Хорошо меня знает твой Азами-сан… Неудивительно. Не реагируй. Эти глупые словечки — просто попытка тебя спровоцировать. Казанэ откашливается и поправляет бумаги, после чего берет первый лист в руки. — Итак, первый вопрос… — Каково это? Допрашивать человека, который поломал тебе жизнь? Когда Содзе спрашивает это, внутри него словно все перестает двигаться, даже стучать сердце. Он медленно поднимает взгляд на человека напротив, но Содзе просто подпирает голову рукой и глядит на него в ответ с таким невыразительным выражением, будто он скучает. Казанэ просто сжимает кулаки, но не отвечает. Он не отводит взгляда, но все его внимание устремлено на записывающую катушку. Трещит пленка. Он сглатывает. — Первый вопрос… — Раз за разом ты приходишь сюда и пожираешь меня взглядом. Раз за разом я вижу, что ты не можешь отвести от меня глаз. Это забавно, — губы Содзе растягивается в ехидной ухмылке. — Ты ведь ненавидишь меня и жаждешь убить, но ты не можешь, потому что ты четко следуешь приказу руководства, как послушная собачонка. Нравится? Сидеть на поводке? — Это не имеет отношения к допросу. — Почему? Ведь вы схватили меня только потому, что напали на меня. Нет. Потому что тебя почти убил Рокухиро Тихиро. — Если бы не бой с вами, я бы запросто убил Рокухиро. Но вы здорово мне помешали, — задумавшись, Содзе стряхивает пепел с сигареты. — Так что все это имеет прямую связь. … в итоге они даровали Рокухиро Тихиро возможность вырвать победу из рук Содзе. Если это правда, если они действительно вымотали его во время боя и ранили так, что даже полуживой Рокухиро Тихиро сумел убить (смертельно ранить) Содзе, то их жертва не прошла даром. Азами говорил об этом, но Казанэ ему не верил. Тогда ему казалось, что это просто попытка его успокоить. Выходит, Азами не врал? Почему Содзе говорит об этом? — Ты хочешь отомстить. Когда Казанэ вновь поднимает на него взгляд, он улыбается уголками рта. — Здесь я задаю вопросы. — Это и не вопрос. Я знаю это. Когда Содзе медленно поднимает руку, Казанэ напрягается. Он видит, как тот касается бледной коже на шее, проходится пальцами по черным пятнам татуировки, видит все это, в том числе и старые шрамы, с которых уже снимают повязки. Даже в больничном халате он все еще выглядит опасно. Спокойно… Спокойно. Он ничего не сможет тебе сделать. — Представь… Как ты мог бы закончить все это прямо сейчас… — пальцы Содзе скользят вниз, по горлу и кадыку, оставляя ногтями белесые следы на коже. — Как ты мог бы вцепиться мне в горло, почувствовать, как утекает жизнь меж твоих пальцев. Все ради своих павших товарищей. Как хорошо бы ты себя почувствовал. Но вместо этого ты сидишь напротив меня, одинокий и злой, не способный даже ударить меня. А все потому, что ты верно следуешь слову закона. — Закрой рот! Когда Казанэ ударяет протезом по металлическому столу, комнату оглашает ледяной звон. Несколько секунд он тяжело дышит, смотря вниз, чувствуя, как по лицу струится пот. Боже, он провалился. Азами точно не доверит ему больше никакой работы, а все потому что Казанэ — слабак. Ему никогда не стать агентом «Камунаби». Стоило заткнуться и найти подходящую для себя работу, а не пытаться прыгнуть выше головы. Он так много ругался на Рокухиро Тихиро, кто якобы слишком много о себе думал, но Тихиро хотя бы одолел Содзе. Это Казанэ слабак. Это Казанэ ничего не стоит. Он с силой проводит рукой по лицу, после чего возвращается на место и угрюмо смотрит в лицо Содзе. — Да, — признается он. — Я бы убил тебя прямо сейчас. Но, в отличие от тебя, я следую правилам. Мне нужна информация. — Зачем? Подать на блюдечке своему начальству? — Именно за этим, — рычит Казанэ. — Что-то с Азами-саном тебя это не так волновало. Советую тебе перестать умничать и отвечать на вопросы. У меня есть разрешение на использование физической силы. — О-о-о, ты хочешь пытать меня? Голос Содзе звучит издевательски томно, отчего Казанэ злится еще больше. Даже угрозы он превращает в игру. Может, потому Азами ему и подыгрывает — потому что знает, как обращаться с таким ублюдком. Он глубоко вздыхает, пытаясь вернуть самообладание, и прикрывает глаза. Все это сейчас неважно. Содзе просто пытается вывести его из себя. Надо играть на его поле… Надо… Чтобы стать успешным агентом «Камунаби», он должен понять, как живут крысы. Чтобы одолеть чудовищ… … надо и самому стать таковым. Он с хрустом разминает пальцы. Затем забирает пачку сигарет себе и закуривает сам. — Я тоже потерял руку, — проговаривает Казанэ, щелкая зажигалкой. Это выглядит глупо и слишком пафосно, но дурная привычка с перекуров с Хагиварой сейчас крайне манит. — И я знаю, как после такого начинаешь ценить оставшиеся конечности. Не так ли? — когда он выразительно смотрит на Содзе, тот все еще продолжает ухмыляться, но уже не так весело. — Мне поставили протез, на котором стоит ограничитель физической силы, чтобы я не ломал вещи, когда беру их правой рукой. Однако его можно отключить. И поверь мне, пальцы ломаются гораздо проще, чем кажется. Ты ведь боишься сдохнуть. Просто хорошо это скрываешь. Никто в здравом уме после возвращения с того света не захочет отправиться туда вновь. Потому ты не сопротивляешься допросу. Но я могу легко устроить тебе веселые несколько часов. А записи… их можно и подделать. Казанэ наплевать, если это останется на записях «Камунаби», если Азами-сан его вновь отругает. Он уже убеждается в том, что он совершенно никудышный агент. Так хотя бы перед самим финалом развлечется. Он закусывает сигарету в зубах и щурит глаза, смотря на пленника перед собой. Если бы хоть кому-то было дело, то сейчас бы ему вынесли предупреждение из-за стекла. Но стоит тишина. — Итак, первый вопрос… В этот раз обходится без шуток. Азами посчитал, что Казанэ справился неплохо. Так странно было это слышать. Сам Казанэ был уверен, что облажался по всем фронтам: он не сдержался, начал угрожать, и, хотя информацию он получил, это была настоящая катастрофа. Под конец он едва держал себя в руках, что Содзе прочувствовал и начал вновь наглеть, но, то ли страшась угроз, то ли просто устав от всего, он так и не перешел границы, за которыми Казанэ бы сорвался и избил бы его до смерти. Но назвать такое «неплохо»… Либо Азами-сан очень лоялен к нему, либо у него невероятно низкие стандарты. Ему так тошно вспоминать все это, сидя перед могилой Шиюми, но он ничего не может сделать. Он часто приходит сюда, чтобы выговориться, будто она услышит с того света, но чаще всего он приползает сюда просто выплакаться. Мертвые не осудят. Шиюми никогда не узнает, что она нравилась Казанэ. Она навсегда останется в его памяти чистым и светлым образом, который постепенно исчезает, словно утренний туман. Прошло так мало времени с ее смерти, так мало… Казанэ садится на корточки перед могилой и хватает себя за волосы. Здесь, на кладбище «Камунаби», всегда пусто. Никто сюда не приходит, можно дать волю эмоциям. Он тихонько всхлипывает, пряча лицо в руках. Если бы он только не опоздал! Почему судьба так жестока?! Почему Содзе выжил, а все остальные должны были умереть?! Ему надо почаще навещать Хагивару, вдруг тот очнется!.. Ему будет чертовски одиноко! Все равно потом они не смогут долго видеться, потому что Хагивара лишился ног! Вряд ли он останется в организации… Кто ему позволит, разве что заниматься бумажной работой… Может, Азами-сан выбьет ему пенсию. Мертвые ушли. Надо думать о живых. Живые… Содзе… Когда позади раздается цокот каблука, Казанэ вздрагивает и тут же оборачивается. Видимо, слишком быстро, потому что следом слышит голос Хиюки: — Н-да, а я думала, где тебя черти носят. А ты сюда похныкать пришел. — Иди в жопу, — шмыгает носом он и отворачивается обратно. — Дай погрустить. — Грустишь, а все равно скалишь зубки. Значит, не потерял свой боевой дух. Казанэ даже не смотрит на нее, когда Хиюки опускается на корточки рядом и смотрит на могильный камень. «Камунаби» могут позволить себе подобное — не семейную могилу, а отдельную, для каждого потерянного в бою солдата. Ушедших на пенсию или по своей воле здесь не хоронят. Казанэ знает это. Весь их отряд… теперь спит тут. Он роется в кармане и достает оттуда смятую пачку сигарет, ту самую. Хиюки глядит на него с иронией. — Что, подсел на вредные привычки? — Да нет, — Казанэ стирает кулаком слезы и сжимает пачку в кулаке. — Это не моя. — Зачем таскаешь тогда? — Если б я еще знал. Некоторое время они сидят молча. Вдали слышится шум города, бесстрастного к чужим трагедиям, и Казанэ думает — холодает. Погода словно чувствует, что у него на душе. Сам он в теплой куртке, но Хиюки рядом с ним щеголяет в своей обычной униформе — ей никогда не холодно благодаря Рикуо. Они так похожи, и вместе с тем — совершенно разные. Иногда Казанэ хочется быть такой же, как она — сильной и храброй, потому что себя он чувствует трусом. Хиюки бы так не облажалась. Хиюки бы убила Содзе при первой удобно возможности. — Дай сюда. Он послушно отдает ей пачку, и Хиюки капризно тянет: — Рикуо, дай палец. Видело бы руководство, что она с помощью опасной способности закуривает сигареты! Но сам он не говорит ничего, лишь смотрит на бездушный холодный камень, под которым вечным сном уснула Шиюми. Надо навестить и остальных тоже. Кугару, Узуки… Макото. Каждому оставить что-то на прощание. Но на могиле Шиюми его силы обычно заканчиваются. Хагивара бы сказал — плюнь на это. Живи своей жизнью. Время — оно для живых. Но Хагивара и сам одной ногой в могиле. Ради кого ему жить? — Ну и дерьмовые же сигареты, — ворчит Хиюки, после чего выпускает в воздух облачко дыма. Некоторое время она смотрит на небо, на котором сегодня издевательски чисто, после чего вдруг тихо произносит: — Хочешь расскажу шутку? — Удиви меня. — Я один раз пыталась клеиться к Шиюми. От такого признания Казанэ давится воздухом и странно смотрит на старшую, а та указывает сигаретой на могильную плиту. — Ну, знаешь, бурная молодость, совсем мозгов не было. Думаю, дай признаюсь! А она как начала надо мной угорать. Я думала, отошьет, а она мне вместо этого сказала, мол, прости, дорогуша, но мое сердце уже принадлежит кое-кому другому. Ну я ей и говорю, типа, назови его имя, я ему морду набью! — И она назвала? — Ну конечно! Ах, значит, Шиюми кто-то нравился… Казанэ не знает, что чувствовать. Сердце неприятно болит. Но когда Хиюки указывает сигаретой на него, он недоуменно моргает. — Сказала мне, представляешь, есть один пацанчик в академии, скоро выпустится. Будет у меня стажироваться. Казанэ зовут. Я тогда ж реально чуть не пришла тебе морду бить. — Шиюми так сказала?! Сказать, что Казанэ в шоке — ничего не сказать. Он растерянно смотрит на Хиюки, потом — на могильную плиту, не понимая, что думать. Да, он думал, что возможно ей симпатичен, но у Казанэ не хватало смелости ей признаться. Неужели… все это… Хотя… Есть ли сейчас смысл об этом думать? Шиюми мертва. Но все равно, от мысли, что это было взаимно… Становится немного приятней. Потому Казанэ ничего не произносит, только утирает рукавом опять выступившие глупые слезы. Он молча смотрит на то, как Хиюки докуривает сигарету и тушит окурок сапогом, после чего убирает его в карман. Шиюми всегда ругала их, если они мусорили. Что ж, теперь он видит, что Хиюки действительно ее слушала. Когда старшая смотрит назад, на город, Казанэ оборачивается за ней. Тот — далекий, шумный. Но здесь на кладбище так тихо. Мертвая тишина. — Давай навестим остальных твоих приятелей, а потом пойдем нажремся. Пить хочу, просто пипец. — Да, — соглашается Казанэ. — Мне тоже. Он не знает, приносит ли эта мысль покой в его сердце. Честно говоря, когда Казанэ вновь видит Содзе — человека, что лишил его всего — ему снова тошно. Но злости не остается, лишь усталость. В чем вообще смысл этого? Так ли нужны руководству эти сведения? Почему он злится? Содзе все равно пожалеет о том, что вернулся с того света. Да. Точно. Руководство так просто этого не оставит, потому Казанэ думает, что находит точку покоя. (он вновь врет себе) Дежурства у палаты продолжаются и ночью, но до этого Казанэ выпадают лишь дневные смены. Сегодня — первый раз, когда он находится тут ночью, и это сюрреалистичное ощущение. Вокруг совсем никого нет, лишь изредка вдалеке он слышит голоса персонала. Мертвая тишина окружает Казанэ, когда он стоит перед дверью, и он безразлично смотрит вперед, пытаясь отвлечься от мыслей о Содзе. Содзе, Содзе, Содзе. Он ненавидит его. И ему плохо от того, что то и дело он вновь возвращается к нему мыслями. Содзе совсем рядом… И лишь он. Опасливо смотря на дверь рядом, Казанэ зажмуривается и трясет головой. Нельзя! Он подставит Азами! Азами ему доверяет, несмотря на все провалы! Если он и сейчас поступит глупо, то… В чем вообще будет смысл существования Мати Казанэ?! Он крепко сжимает кулак, закусывает губу… Что бы сказала Шиюми на эти сомнения? Но какая разница? Шиюми мертва. Казанэ остался один. Он еще раз косится по сторонам, после чего невольно тянется к дверной ручке. У него нет ответа на то, зачем он так поступает. Может, ему хочется поставить точку. Может, просто взглянуть в глаза собственной неспособности переступить приказы руководства ради счастья, его или чужого. В конце концов, Содзе прав в том, что Казанэ просто послушно сидит на поводке «Камунаби», забывая о том, что хочет сам. Механическая рука сжимается в кулак. Дверь открывается тихо, без лишнего шума, и он молча проходит вперед, к постели. Это место ничуть не меняется: тут все также пахнет горьким запахом медикаментов, запахом болезни, и это напоминает Казанэ о времени, когда он сам лежит в палате после поражения Содзе. Он тоже теряет руку. Не иронично ли это? Как бы далеко он не бежал от образа Содзе, тот все еще его догоняет. Казанэ подходит ближе и затаивает дыхание. Взгляни в лицо своему страху. Содзе крепко спит, он даже не просыпается после того, как Казанэ замирает рядом с ним. Без наглой ухмылки он выглядит жалко. Это не тот человек, что лишает Казанэ всего самого драгоценного, лишь бледный фрагмент былого величия, который по каким-то причинам продолжает существовать. Лицо у него искажено в гримасе боли, и смотря на него сверху вниз… Казанэ вдруг ощущает неожиданный для себя порыв. А может, и ожидаемый. В конце концов, он ведь так и не смирился с гибелью остальных. Он тянет вперед руку. Ладонь у его протеза немного больше, чем родная рука Казанэ, на глотку она ложится как влитая. Не происходи чарующего ощущения бьющейся под пальцами жилки, ничего, сталь не способна на такое, и Казанэ просто крепче сжимает руку, надеясь, что сейчас Содзе задохнется и сдохнет, положив конец всему. Было бы просто замечательно. Давай же, умри! Ты же настолько слаб, ты же… — Что ты делаешь? Казанэ так глубоко погружается в свои мысли, что не замечает момента, когда Содзе просыпается. Он едва не взвизгивает, когда видит его пристальный взгляд, обращенный в свою сторону, но все же сдерживает желание отшатнуться назад. Просто разжимает пальцы. Содзе же растягивает губы в ухмылке, но не такой широкой, как обычно. — Примериваешься? — С тобой разберется руководство, — скрипит Казанэ, отводя руку прочь. — В конце концов, это они в тебе нуждаются. А я буду просто сидеть у них на поводке, как примерная собака. Кажется, это веселит Содзе, в его глазах зажигается блеск. Он смотрит на Казанэ уже иначе, без опаски, после чего фыркает и медленно садится в постели. В этот момент пустой левый рукав выделяется сильнее всего, Казанэ не знает, почему. — Я думал, тебе запретили сторожить меня, а ты еще и на ночную смену попал. Совсем один, наедине со мной… Прикольно. — Мало кто хочет иметь с тобой дело. — Но ты — хочешь? Казанэ кривится. — Я ненавижу тебя. У Содзе мгновенно такой взгляд, словно ему объясняют нечто очевидное. — Да, это я уже понял после того, как ты едва меня не придушил. Расскажешь что-то поинтересней? Нет? Молчишь… — он хмыкает, когда Казанэ не находится с ответом, потом приваливается спиной к изголовью кровати и некоторое время просто беззастенчиво рассматривает его, чаще всего возвращаясь взглядом к замененной на протез руке. — Впрочем, я понял. Ты — единственный выживший, да? Зачем ему это?! Казанэ злится, но решает для себя, что в этом вопросе нет особой опасности. Скорее это просто заденет самолюбие Содзе, что, войдя в синхронизацию с клинком, он все равно не смог убить всех. Он лишь горько цедит: — Капитан выжил. Он в коме. — Парень в очках? Ну… Он был хитрожопым. Мне нравятся хитрожопые люди… Он разыграл отличную сцену, и если бы я не догадался о паре приемов раньше него, то там бы вы меня и убили, прямо по сценарию, от и до, — задумчиво Содзе потирает подбородок. — Э, поздравляю, полагаю, или сочувствую. Мне-то похер. — Тогда нахера ты спрашиваешь?! Казанэ щерится еще сильнее, когда на него осуждающе смотрят. — Ты знаешь, не всегда нужен конкретный повод для вопроса. Мне нравится узнавать вещи. Даже самая незначительная деталь, мой юный друг, может стать полезной в будущем. Вот так бы я думал, что ты один выжил, и был бы спокоен, а теперь буду бояться, что твой командир очухается и припрется по мою ранимую душу, чтобы тоже придушить. — Хагивара-сан не такой. — Значит, он разумный человек. В отличие от тебя. Всего одним ударом Казанэ может сломать ему нос. Тогда он не сможет дышать через него, а потом будет проще его придушить. Да, точно… — Самый скучный тип людей… В этом смысле что ты, что Рокухиро — гораздо веселее. Те, кто всегда говорят правильные вещи, но кто понятия не имеет, что с этим делать. — «Веселее»? Содзе хитро щурит глаза. — Ваши слова всегда правильны. Ты будешь следовать слову закона даже в том случае, если он покажется тебе бредом, как сейчас. Рокухиро всегда будет убивать опасных людей, говоря, что несет справедливость. Но по факту вы просто оба танцуете под дудку чужой воли: ты — послушная псина «Камунаби», а Рокухиро будет навечно скован цепями воспоминаний об отце. Вы одновременно предсказуемы и нет. Иметь с вами дело — сплошная головная боль, но это весело. В смысле, не пойми превратно. Сложнее всего взаимодействовать с людьми, в чьем безумии есть логика. Неважно, что такие люди делают, они найдут отговорку. Но это как наблюдать за крушением поезда. Сложно отвести взгляд. Казанэ — безумен?.. Он просто следует… слову закона. Ему вспоминается момент, когда он заносит руку, чтобы разбить лицо Содзе. Когда он сидит в постели, когда Азами сообщает ему о смерти всего отряда, кроме Хагивары. Когда он взвывает, будто не потеря руки страшнее, а товарищей. Когда слушает Рокухиро Тихиро, который монотонно рассказывает о принципах работы зачарованной катаны с абсолютно мертвым нечитаемым взглядом и думает, что тот придурок, раз решил тратить время на месть. Когда потом думает — нет, Рокухиро Тихиро прав. Месть — хорошее слово, сильное. Казанэ хочет мести. Но он смотрит на Содзе перед собой, человека, который забрал у него все. Потерявшего это «все» тоже. Сомневался бы Рокухиро Тихиро, если бы увидел перед собой врага? Казанэ не знает. Но он… послушно следует приказам, просто потому, что так проще, чем соответствовать собственным убеждениям. Будь Казанэ по-настоящему безумен… он бы сделал что? Убил бы Содзе? Нет, наверное, так поступил бы нормальный Казанэ. А тот, что уже давно потерял себя, оставит это на руководство. Может, он просто окончательно сломан. — Безумие — это разговор с врагом. Да, Казанэ уже сошел с ума от горя. Вот и все. — И я почему-то с тобой говорю. — Проще найти утешение у человека, которому все равно на твое горе. Он резко поднимает взгляд на Содзе. В этот раз тот не улыбается, но во взгляде все равно читается явная насмешка. — Говорить с ненавистным тебе человеком — это нечто вроде сраного катарсиса всей твоей истории ненависти, сечешь? Вот ты смотришь на кого-то, так, что зубы скрипят, потом что-то происходит… И вы говорите. Не как две агрессивные собаки, которые друг другу глотку перегрызут, а как люди, осознавшие что-то и переступившие через желание ненавидеть. Из такого можно многое подчерпнуть. Казанэ кажется это чушью. Но вряд ли Содзе говорит про них двоих. Значит, эта мысль приходит после опыта с кем-то другим. Опыта… Ну точно, вдруг приходит в голову мысль. Только один человек может вызвать у него подобные эмоции, и это — Рокухиро Тихиро. Казанэ поднимает взгляд на Содзе, пока тот рассеянно косится в окно, он называет имя. Не поворачиваясь к нему, Содзе кивает. Пальцами единственной руки он барабанит по подбородку, явно о чем-то размышляя. — Ага. Примерно то, о чем я и говорю. — Удивлен, что он вообще захотел с тобой о чем-то говорить. В этот раз Содзе переводит на него лукавый взгляд. — Почему нет? — Он явно о тебе невысокого мнения, — Казанэ даже бровью не ведет. — Иначе бы не дал нам информацию о том, как тебя убить. В ответ Содзе солнечно улыбается. — Ну, по какой-то причине я пришел на бой к Рокухиро живым. Ой, как же так вышло?.. Да ладно, не злись, я шутки шучу, — он ухмыляется, когда Казанэ ожесточенно сжимает кулаки. — Вы меня все равно хорошо потрепали. Он меня знатно поимел, а потом мы поговорили. Не раньше?.. Странно. Казанэ казалось, что на грани смерти Содзе точно не станет болтать, хотя, возможно, он сделал этот вывод из доклада поисковой группы, который тоже изучил. Кто станет на грани смерти тратить время на разговор с противником, что тебя ранил? Что ж, теперь он видит, кто. Но зачем? В чем смысл? Это одна из тайн, которые останутся между Рокухиро Тихиро и Содзе навсегда. Порой Казанэ вспоминает его — мальчишку, своего ровесника, с мертвым взглядом, за которым скрывается страшный гнев. Есть ли смысл продолжать ненавидеть его? Или все это полная глупость и трата времени? Хиюки говорит, что он разрубил катану и Содзе вместе. Может, он знает, что зачарованные мечи — зло. Просто использует свой, чтобы стать необходимым злом. Зло во благо… — Сядь. Хватит стоять над душой. Казанэ послушно садится. Ему надо уйти отсюда. Попросить Азами перевести его в другое место, чтобы не находиться тут, где все страшные воспоминания накрывают с головой. Это будет поступок разумного человека. Он сумеет сохранить крупицы благоразумия, может даже сможет стать идеальным солдатом «Камунаби», бесстрастным и безжалостным ко врагам нации. Сможет отречься от всего и принять тот факт, что для него Рокухиро Тихиро — враг. — У тебя еще осталась та пачка сигарет? Которую ты притащил на допрос. Да, та самая пачка сигарет, которую они курят с Хиюки на кладбище. Казанэ роется в карманах и достает ее, совсем измятую, после чего протягивает Содзе. Тот ловким движением вытаскивает одну сигарету, после чего щелкает зажигалкой. Теперь его образ не выглядит так уж дико в стенах «Камунаби», это одна из вещей, к которым Казанэ по какой-то причине привыкает. Он рассеянно думает, что нужно проветрить комнату перед уходом, чтобы медсестры не заподозрили, что он был тут опять. Он просто смотрит на сияющий во мраке огонек сигареты. Что я делаю не так? Что я тут забыл? Мне нужно уйти. — Такого идеалиста, как ты, быстро сожрет бюрократическая машина. Содзе затягивается и выпускает в воздух облачко дыма. Казанэ наблюдет за тем, как медленно оно рассеивается. — Будто с этим можно что-то сделать. — Это тебе решать, а не мне. Действительно. Может, сбежать? Нести справедливость самому? Но чем это будет отличаться от пути Рокухиро Тихиро? Казанэ станет просто преступником. Правительство хотя бы может сказать ему, когда он перейдет черту, а так… Он прячет лицо в ладонях, чувствуя, как не может даже сомкнуть глаз. Все это бессмысленно. Бессмысленно. (я так виноват, я так…) Внезапно, на его губах вырастает кривая ухмылка. — И что же ты мне предлагаешь? Раз мы говорим по душам. — Я? — Содзе смотрит на него снисходительно. — Ничего. Это твои заботы, не мои. Ты че, думал, я буду раздавать крутые жизненные советы, особенно после того, как ты сделал из моего лица отбивную?! Да пошел ты. Казанэ хмыкает. Это так… глупо и нелепо. — И правда. В конце концов выбор есть только один. Это то, о чем говорит Хиюки. Они все — фундамент государства, но то тоже может гнить с головы. Нужно брать вещи в свои руки, как двадцать лет назад во время войны чародеи объединились и дали отпор врагу. Воля Казанэ противоречит тому, что хотят его хозяева, но в этом Содзе прав — продолжи он слепо танцевать под их дудку, он свихнется и станет одной из многих затерявшихся теней, что сложили головы ради высшего блага. Только вот чье это благо… Может быть, ему действительно стоит найти Рокухиро Тихиро и согласиться с ним сотрудничать. Он смотрит на то, как Содзе затягивается, и как обращается в пепел сигарета. Точно так же, как рушится его собственная вера в лучший исход. — Ты знаешь, что руководство планирует с тобой сделать? — вдруг спрашивает он. — Запереть в тюрьме? Я же все им рассказываю, подаю на ссаном блюдечке с золотой каемочкой, даже жопой шевелить не нужно, — Содзе легкомысленно смеется. — Но это неважно, правда. В любом случае когда-нибудь я сбегу. Казанэ не знает, что об этом думать, а потому щурит глаза. — Опасно говорить такое в лицо правительственному агенту. — Дело не в этом, приятель. Дело в том, что в какой-то момент «Камунаби» сломаются, так же легко, как карточный домик, а виной этому будет Рокухиро Тихиро. Пока он живет, мне нет смысла ломать голову над следующим шагом, а вот вы… Вот на твоем месте я бы всерьез подумал, чью сторону принять в назревающем конфликте. … в общем-то, Содзе говорит ему то же самое. Что выход в данном случае лишь один. Повторить историю. Запятнать руки кровью ради лучшего будущего. Отрубить гнилую голову. — С чего ты думаешь, что я так легко соглашусь с ним работать? Содзе смотрит на него, как на полного болвана. — Ты же верная правительственная псина, сидящая на цепи. Частенько такие срываются — потому что их идеалы оказываются далеко от целей их хозяев. Рокухиро согласился работать с тобой из-за одиночества, твой куратор поможет тебе ради справедливости, а ты же… Иного выбора у тебя не будет. Захочет ли Казанэ помогать Рокухиро Тихиро? Захочет ли Рокухиро Тихиро принять его помощь? — И ты будешь ждать в тюрьме, пока он все не сломает? На мгновение Содзе выглядит крайне задумчивым. Он стряхивает пепел на пол, после чего серьезно смотрит на Казанэ, так, как не смотрел никогда до этого. Даже в их бою он не выглядит так устрашающе, это не раж боя, нечто иное… Казанэ не отводит взгляда и не моргает. — Да. Я буду ждать. — А если он… — Это уже проблемы меня будущего, — обрывает его Содзе и лениво указывает сигаретой на Казанэ. — Нет смысла загадывать так далеко, во всяком случае мне. Я уже давно обреченный человек. Это у тебя вся жизнь впереди, с дебильными решениями, кутежами и чем там еще занимается сейчас молодежь. Местью? — он хихикает. — Видишь ли, торговля оружием такова, что как не пытайся, ты все равно останешься на крючке у правительства. Я продаю его людям, которые потом передадут его «Камунаби». Цепочка связана. Что я, что твой куратор — мы не такие уж и разные. Он герой войны лишь потому, что был на стороне победителя. А я же… Оружие всегда нужно. Потому, если за моей головой не придет Рокухиро, то в мою камеру, которую ты будешь охранять, войдут несколько человек в черном. Сначала эти люди выскажут огромную благодарность тебе, как тому, кто несет службу. Они скажут тебе удалиться, и ты наверняка начнешь возмущаться, потому что знаешь, что за этим последует. Когда правительству потребуется их человек на черном рынке, они будут иметь свою марионетку под рукой. Мы с тобой не так уж и различаемся, работаем на одних и тех же людей. Так что решайся… Будешь ли ты верен до конца своим идеалам или чужим. А я буду наблюдать. Разговор с противником — это точка катарсиса, потому что ему наплевать на жалость, и ты наконец-то услышишь искренне мнение, которое тебя успокоит. Казанэ сомневается в своих действиях, но ему говорят — глупо следовать чужим идеалам, особенно если ты понимаешь их недостатки. Иронично, что из всех людей это говорит Содзе, из-за которого Казанэ и начал метаться из стороны в сторону. Судьба бывает крайне зла. Значит, он будет наблюдать… Чтобы повеселиться. На этом разговор кажется можно считать завершенным. Казанэ не знает, чувствует ли он облегчение после него, или наоборот, невероятную тягость на душе. Наверное, ему немного полегче, в том смысле, что он видит разные ниточки путей, которые может выбрать, и теперь он более-менее представляет, к чему стремится. А методы… Возможно, ему стоит выбрать сторону Рокухиро Тихиро — так будет честно. Возможно, ему стоит остаться в «Камунаби», чтобы попытаться вылечить болезнь изнутри. Нужно будет подумать об этом на досуге. Он поднимается на ноги и бросает последний взгляд на Содзе. Вместо слов тот швыряет ему в руки пачку сигарет, уже опустевшую. — Первый урок на пути к тому, чтобы умело пиздеть: скрывай следы преступлений. — Это не я тут курил, — категорично заявляет Казанэ, и Содзе закатывает глаза. — Но кто-то же принес мне сигареты, разве нет? Значит, этот кто-то свалил со своего дежурства. Ах, черт. Точно. Несколько секунд Казанэ смотрит на смятую пачку в руках. Затем — на Содзе. Этот человек убил его товарищей. Убил его драгоценную Шиюми. Он — злодей во плоти. Хиюки права, нужно его убить. Но пока что… слишком рано. Казанэ обязательно добьется своей мести, он никогда не смирится, но ему нужно время. Чтобы подумать, чтобы все рассчитать. Может, ему и не придется ничего делать, ведь в формуле появился новый нестабильный элемент — Рокухиро Тихиро. Казанэ вновь упирается взглядом в Содзе. — Зачем помогаешь? — Люблю смешных людей. А ты очень забавный. Он щурится и без обиняков произносит: — Я убью тебя. — Позже, — улыбается Содзе. Да. Верно. Это случится чуточку позже. С этой мыслью Казанэ кивает. У выхода из комнаты он оборачивается назад, на человека, который сломал ему жизнь… и которого жизнь переломала в ответ. Будет ли на этом месте когда-нибудь Рокухиро Тихиро? На этот вопрос Казанэ не знает ответа. Впрочем, сначала ему нужно разобраться самому. Он закрывает дверь и замирает у нее, бравый солдат, несущий караул.