***
Шум музыки доносился до проезжей части, и Макс точно знал, где именно сейчас вечеринка. Ландо переехал в Монако гораздо раньше своего старого знакомого, достаточно освоился, чтобы позволять себе устраивать людные громкие вечера чуть ли не каждые выходные: тогда дом полнился молодыми лицами обоих полов, всех расс, ориентаций и профессий. Праздник жизни. И всё это в двухэтажном домике «прилежной» семейной пары. Еще одной причиной переезда в Монако был новый бойфренд лучшего друга. Макс давно хотел познакомиться с этим невероятным мужчиной, который смог очаровать Ландо настолько, чтобы задержаться дольше, чем на неделю в королевстве. «Очаровать», нет, скорее привязать к себе или угрожать, иначе какого черта вообще сам Ландо Норрис почистил свой инстаграм от фотографий с многочисленными бывшими и добавил кучу семейных, где только он и этот Карлос. И всё это после слов «Макс! Улетел в Монако! Столько ещё алкоголя не перепробовал, стольких парней не обкатал — не порядок, надо исправлять!». И так, казалось, парень совершенно не изменился — продолжил тусоваться, выпивать, заниматься редактурой и хвастаться всем этим богатством Максу. Роль играл лишь крепкий сексуальный испанец с отросшими волосами за его спиной. И Макс легко нашел с ним общий язык, заобщался, чем вызвал радостные визги Ландо. Одним словом — прекрасно провел его первый вечер в королевстве. Идеальным завершением, в их с Норрисом понимании, был бы страстный секс с иностранкой или иностранцем. Так сказать, проникнуться новой культурой в полной мере. Именно об этом думал Макс, ожидая своего такси на какой-то заброшенной остановке. — Не подскажите, во сколько следующий автобус? — тихий голос доносится из-под черного капюшона. Макс легко мог принять его за школьника: толстовка оверсайз, рваные чёрные джинсы, модный рюкзак, выглядящий пустым, лица не видно, лишь подбородок и мягкие темные кудри. Ферстаппену нужно пару секунд, чтобы его пьяный мозг перевел чужую речь с французского на нидерландский, а свой ответ по обратной схеме, приложив все лингвистические усилия. — Ты не по адресу, я здесь первый день, — чуть пьяная усмешка и оценивающий взгляд. — Не уверен, что здесь вообще ходят автобусы. Рекомендую не замерзать и вызвать себе машину. — По глупости телефон дома оставил, представляешь, — легко переходит на дружескую форму общения незнакомец и слегка поднимает голову. Теперь Макс мог видеть великолепные черты лица, легкую щетину, большие глаза с выраженными ресницами и чуть подрагивающие светлые тонкие губы. От легкого ветра парень ощутимо ёжится, приобнимая себя за предплечья. Губы всё так же мелко дрожат, и Ферстаппен уверен, если приблизиться, можно услышать стук зубов монегаска. Сам Макс был в футболке, поверх которой небрежно свисала черная кожанка. Еще пару часов назад он думал о том, как глупо носить даже легкую куртку в таком теплом климате, но сейчас, наблюдая за тем, как мёрз незнакомец с красивейшим акцентом — он ни о чём не жалел. — Ты турист или эмигрант? — не совсем тактично спрашивает парень, устраиваясь на тонкой лавочке, продолжая выжимать из своей, наверное, тонкой толстовки максимум тепла, растирая ее ладонями. — Пока еще не понял. Решил попробовать пожить здесь какое-то время, посмотреть, комфортно ли будет, — голландец чувствует, что выжал максимум из своего словарного запаса, поэтому продолжает уже на разговорном английском, который с детства был вторым языком. — Не могу представить, какого это — забыть телефон дома. Это как потерять самого себя. Ни времени, ни связи, ни возможности добраться из пункта «А» в пункт «Б». — Когда не хочешь, чтобы твой номер и местоположение отследили — легко, попытайся вообразить себе, — незнакомец так же легко переходит на другой язык, но, несмотря на это, не теряет великолепного аристократичного акцента. — И, в отличии от тебя, я живу здесь с рождения и прекрасно знаю, как добраться из пункта «А» куда угодно. — «Предки отстой», нужно бежать из дома? У тебя что, подростковый кризис? — опускает абсолютно глупую и неуместную шутку, как месть за вопрос про эмиграцию. — Вроде того, — даже не спорит монегаск, легко улыбаясь. — Я Шарль. В подростки я уже не гожусь, но кризис со мной остался, похоже. — Макс, — сдается Ферстаппен, услышав чужое имя. Всё в этом парне было похоже на описание героя романтической поэмы. Неожиданное появление, идеальная ухоженная внешность, которой мог бы похвастаться не каждый, кого сегодня успел увидеть нидерландец, изящный акцент и загадочный побег из дома. Все эти характеристики вкупе с сочувствием к этому Шарлю, который, вероятнее всего, замёрзнет на остановке за ночь, да еще и с изначальными, не самыми приличными планами голландца — играют весомую роль в принятии следующего решения: — В отличии от автобуса, моя машина вот-вот приедет, — в подтверждение своих слов Макс задумчиво смотрит в экран телефона. Кажется, если бы не шум дома Норриса, он мог бы слышать машину издалека. — Если пообещаешь рассказать мне о самых интересных для молодёжи местах Монако — в твоём распоряжении не самый уютный диван на кухне. Хотя как посмотреть — на фоне этой лавки он покажется тебе хоромами в пятизвёздочных. Так что выбор за тобой. — Не боишься так легко приглашать к себе незнакомца? Вдруг я серийный убийца, который только и ждёт, когда ему предложат уютный диван в тёплой квартире? — Шарль отшучивается, смеется, озвучивая вполне логичную мысль, которая должна была возникнуть у Макса первее. Но не возникла. — Разве серийные убийцы бывают такими очаровательными? Никогда не поверю, — первый комплимент заместо легкой колкости. Всё же Ферстаппен не из тех, кто дёргает за косички, выпрашивая внимания варварскими методами. Ему всегда хватало мозгов, чтобы вовремя смягчиться и засмущать объект его внимания. — Ладно-ладно. Раскусил меня, — парень вскакивает с места, когда рядом с ними останавливается недешевая машина, приехавшая по велению нового знакомого. Шарль залезает в неё не дожидаясь приглашения или галантно приоткрытой двери. Как только авто тронулось, томные размеренные разговоры в полу мраке не прекращались ни на секунду. Сонливость покинула тела обоих, позволяя активно поддерживать тему за темой. Увлекательно до того, что Макс совершенно не отслеживает, как быстро они доехали до его временного пристанища и как оказались внутри. — Bienvenu, — галантно открывает дверь перед Шарлем, пропуская того вглубь съемной квартиры. Макс не успел еще выложить достаточно вещей, чтобы его холостяцкая берлога захламилась. Только ноутбук и пара тетрадей по изучению французского. А после он сразу отправился к Норрису. Поэтому квартира была пустой и довольно опрятной. Новый знакомый не стеснялся. Скинул дорогие кроссовки, после того, как Макс всё же проявил галантность, стянув с него кофту, отыскал в небольшой квартирке шикарную кровать и упал на нее спиной. Ферстаппен задумался: стал бы Шарль знакомиться с ним первым, ехать на незнакомый адрес, а потом так свободно падать в кровать, если бы не рассчитывал на более близкое общение? Менталитет Монако навряд ли считает это совсем уж приемлемым, но ошибиться и прослыть маньяком уж очень не хотелось. Поэтому Макс не пристаёт и не переходит к наступлению. Скидывает куртку на стул и наконец-то ложится рядом с Шарлем. — Посмотреть страну приехал, говоришь? — довольно расслабленно мычит чистокровный монегаск, поворачивая голову на голландца. — И как тебе? — Пока всё, что я видел в Монако — эта квартира, дом друга и ты. Надеюсь, завтра удастся просто побродить перед тем, как меня поглотит рабочая рутина, — копирует движение парня. Теперь они смотрят друг на друга, находясь в десяти сантиметрах, не более. Сердце в грудной клетке начинается биться чаще, когда Ферстаппен тянет руку к чужой щеке. Это ведь не доставляет дискомфорта его прелестному знакомому? Шарль не дергается, даже глазом не ведет, поддерживая их зрительный контакт, поэтому голландец, все же, позволяет себе легонько погладить чужую скулу большим пальцем. Не навязчиво, оставляя возможность легко отстраниться. — Не хочешь составить мне компанию? Или ты завтра исчезнешь таким же волшебным образом, как и появился? — Конечно, — Шарль произносит эти слова, не раздумывая слишком долго. Он улыбается, глаза его бегают по лицу нидерландца и осматривают каждую деталь. Парень подносит свою ладонь к чужой и мягко прижимает их к собственному лицу, чтобы почувствовать больше тепла. И Ферстаппен тоже ощущает, как горят чужие щёки от смущения. — Ты можешь. Звучит довольно неожиданно, потому что буквально секунду назад Макс подумал, какие на ощупь и вкус чужие губы. Пухлые, темные от недостатка света (но в машине он точно видел розовую нежность на чужом лице), слегка обветренные и горячие… такие же, как весь Шарль сейчас. И получив согласие, Ферстаппен даже не собирается думать, какого черта ему всё так легко позволяют. Приподнимается на локтях. Смотрит сверху вниз совсем недолго, скорее пробуя новый вид этого парня. Он смотрел так уже на десяток парней, но именно сейчас момент ощущался в несколько раз интимнее и острее. Может быть из-за алкоголя в крови, может из-за того, что незнакомец был иностранцем, а может потому что Шарль был действительно неописуемо хорош собой, в том числе, лучше всех бывших нидерландца. Они оба никуда не торопились, поэтому Ферстаппен позволил себе задержаться на какое-то время, всё еще поглаживая щёку парня. Но терпение, смешанное с предвкушением, не позволили ему продолжить просто смотреть. Макс наклоняется, легко касаясь новых губ, которые, по его ощущениям, должны были отличаться от всех существующих на этой планете. Пробует, сперва ненастойчиво прижимаясь, проверяя, не передумает ли парень под ним. Но Шарль лишь крепче сжимает руку на ладони Макса. И тогда Ферстаппен позволяет себе прихватить нижнюю губу монегаска. Задерживается. Хочет запомнить этот момент, чтобы утром никакая «пьяная вуаль» не утаила от него таких острых ощущений, какие он испытывал сейчас. Привыкнув к чужому вкусу, запаху, текстуре, он повторяет движение, на этот раз чуть сильнее сжимая в своих губах чужие, как бы рассказывая о своих намерениях и о том, как ему сносит голову. Парень под ним не отстаёт, копируя движения и напор Макса, в какой-то момент увлекаясь настолько, что прикусывает губу голландца. Но это не оттолкнуло второго, даже вызвало ухмылку, после которой он решил, что можно было бы действовать более открыто и смело. Ладонь покидает нагретое место на лице Шарля и сползает к талии монегаска, вначале просто придерживая в удобном положении, а после пальцы вовсе сжимают такой приятный участок между джинсами и слегка задранной футболкой. Чувствительное тело вздрагивает, и Макс готов продать душу дьяволу, лишь бы снова почувствовать под рукой эту реакцию. Он ослабляет хватку, чтобы, целуя Шарля глубже, на этот раз сжать более резко и неожиданно. И у него получается ощутить чужую дрожь вновь, даже без сделки с бесом… но на этот раз его награждают еще и благородным продолжительным стоном. Ферстаппен не сдерживается, с трудом отрываясь от нового знакомого. Ему нужно было посмотреть. Запечатлеть в памяти, как выглядят возбужденные потерянные зеленые глаза, наглые исцелованные алые губы. — Что-то не так? — голос звучит с хрипотцой, слегка испуганный, как показалось Максу. Но поводов переживать не было. Монегаск был просто очарователен. — C’est mon premier baiser. Ферстаппену потребовалось некоторое время, чтобы абстрагироваться от ласкающего слух акцента и действительно перевести фразу Шарля. Слова не сильно смутили голландца, скорее заставили расплыться в нежной улыбке. О том, почему парень, который никогда в жизни не целовался, поехал домой к незнакомому человеку из другой страны, так еще и позволил трогать себя — Макс подумает позже. Сейчас значение имеет только новое прикосновение к теплым, чуть влажным губам. И он поддается всему спектру ощущений, которые он только мог испытать рядом с другим человеком…***
Но никакой Максу прогулки по утреннему Монако, потому что, вероятно, сейчас Шарль Персиваль Леклер был менее смелым, чтобы свободно гулять по улицам, обрекая себя на скорую поимку. Сейчас он принял решение подпереть подбородок рукой и смотреть куда-то себе под ноги. — О чём ты думал, когда соглашался поехать к незнакомцу? — Макс держит себя в руках. Теперь, зная, что рядом с ним не обычный шкет, а сам принц Монако, он старался вести себя более прилично и сдержано. — О том, что ты симпатичный пьяный парень, который был не против познакомиться со мной и увезти к себе домой. Ты заинтересовал меня, и я согласился переночевать в твоей квартире. Да, это был риск, так что впервые моё доверие оправдалось, — на одном дыхании произносит Шарль, откидываясь на спинку стула. Теперь смотрит более сдержано, будто бы хочет показать, как стремительно он теряет интерес к голландцу, когда самого принца раскрыли. — Будешь допрашивать, почему я сбежал с трона? — Мне жаль, что мы не можем пойти гулять сейчас, как вчера договаривались, — вздыхает Макс, поджав нижнюю губу и сложив руки на груди. — Тебя наверняка ищут прямо сейчас. И уж наверное, в отличии от меня, обычные жители знают, как выглядит принц их королевства. Как ты вообще смог свалить бесследно?! — Ты действительно хочешь это знать? — расслабляется парень напротив, поднимаясь со своего места и мягко обходя Ферстаппена сзади, некрепко сжимая его плечи пару раз. — И мы ведь можем прогуляться туда, где мало людей. Я просто спрячусь под капюшон, как делал это вчера. На мне одежда, которой еще ни разу не видел никто из семьи, прислуги и народа. Я и сам удивлен не меньше, Макс… — Ладно, надеюсь, Норрис успеет показать мне самые популярные места, пока сам принц Монако водит меня по подворотням и чертовым уголкам, — по-доброму усмехается, начиная понимать, почему Леклер так легко согласился на эту авантюру тогда, на остановке. Это весело, это необычно, это рискованно, это романтично. Ферстаппен снимает ладонь принца с плеча и подносит к губам, чтобы поцеловать в тыльную сторону. Приятно. — Тогда собирайся. Если есть желание остаться в безопасности на подольше — можешь спрятать у меня свои вещи. Это было глупо, ведь Леклер должен был, по идее, бежать сломя ноги, завидев опасность в виде следопытов или доносчиков из народа. Но Максу отчего-то так сильно хотелось поверить, будто бы Шарль у него задержится. И монегаск оставляет надежду, медленно уплывая в комнату, чтобы окончательно собраться. Голландец думает уже отправиться в душ перед прогулкой, как дверной звонок отвлекает его. Разве Ландо мог проснуться так рано, чтобы проведать свою квартиру и самого друга? Навряд ли, но что уже ожидать от этого парня. Ферстаппен открывает дверь, чересчур поздно осознав, какую ошибку допускает. «Бестолочь» — сказала бы мать, еще и подзатыльник дала. На пороге было двое крепких парней, и как бы не хотелось верить в то, что это хозяин квартиры и его новый сексуальный бойфренд — те никогда бы не примерили на себя полицейскую форму. А эти двое вежливо показали удостоверение и принялись скомкано объяснять ситуацию, осознав, что перед ними иностранец. Тут Макс принял гениальное на данный момент решение — прикинуться дураком, который решил погостить у знакомых, понимая на французском лишь «добрый день» и «до свидания». Реалистично похлопал ресницами, лепеча то на английском, то на нидерландском вперемешку, чтобы у монегасков не было и выбора разобрать чужую речь. Он мог выиграть время для Шарля этим самым. Соответственно, и надеялся, что Леклер не появится сзади него из ниоткуда, как в случае с видео звонком матери. Но шороха слышно не было. Отдохнуть решил? В конце концов, важность государственного задания пересилила право на личные границы какого-то залетного голландца. «Да он не поймёт, у них, наверное, там это в порядке вещей. Скажем так надо — он и не догонит». Жаль, что Макс всё догонял, потому что нервы его теперь уже были на пределе. Полицейские прошлись по гостиной, совмещенной уборной и заглянули в спальню напоследок. За конечную локацию Ферстаппен, естественно, боялся больше всего, ведь Леклер должен был быть именно там. Но комната была пуста. Двое сотрудников попрощались на английском и закрыли за собой дверь, оставляя Макса в полной тишине и одиночестве. Но точно ли в одиночестве? Голландец не поверил, поэтому прикинул все возможные варианты, куда могла спрятаться некрупная фигура молодого принца. Но все ящики и шкафы были пустыми. Неприятно: обыскали, заставили сбежать его экскурсовода по малоизвестным местам Монако. Леклер ведь не вернется сюда: не сможет, даже если захочет, зная, что его уже здесь пасут. Ферстаппен чувствует себя одним из персонажей тех историй из ТВ шоу, в которых люди рассказывают, как их обманули в другой стране, воспользовавшись языковым барьером и доверчивостью. Что ж. Теперь можно было и спать лечь обратно… Больше ему ничего не светит. Проснется и перезвонит маме, сходит на завтрак, может даже Ландо с Карлосом позовёт, чтобы выбить из памяти эту прекрасную ночь и это эмоциональное утро. Макс падает на кровать, прижимая к себе подушку, даже не думая пойти переодеваться. Он чувствует себя романтичным подростком, улавливая запах Шарля на наволочке, которым она успела пропитаться за ночь. Что-то инородное касается его пальцев, когда он хочет посильнее сжать подушку, выживая из нее последние нотки чужого парфюма. Он вполне мог списать это на бумажную этикетку, оставшуюся на подушке от производителя, но всё же она легко отходит и поддается манипуляциям. Ферстаппен достаёт неопознанный предмет, только сейчас увидев клечатый сверток бумаги, с яркими чернилами. Почерк идеальный, будто бы писали каллиграфической кистью. Он жмурится пару раз, чтобы убедиться, что это не сон. «Je t'en prie, tu es à la recherche d'un cadeau pour Le Rose au café «Le Petit Prince». Bien sûr, tu es fier.»(с) Принц Монако — Шарль Марк Эрвэ Персиваль Леклер