the light of supernova

Джисон трет шею, другой рукой барабаня пальцами по столу. Ему жарко, но толстовку он и так уже скинул, а снимать футболку — явно перебор. Да и, кажется, в студии прохладно — Чанбин натягивает рукава худи ниже, а Чан только молнию расстегнул. Но Джисону душно. Он трет шею снова, дергает воротник футболки, чтобы стало хоть немного полегче. Не становится. — Может, закончим на сегодня? — предлагает Чанбин. Джисон ловит его взгляд — внимательный и тяжелый — и отводит волосы со лба. Прядки влажно липнут к вискам. Джисон жмурится. — Хани, — зовет Чан. Джисону хватает сил только повернуться на его голос, по-прежнему не открывая глаз. От духоты голову сдавливает, в затылке пока еще слабо, но уже ощутимо начинает пульсировать боль. На плечо ложится чья-то рука. В ноздри бьет привычный и родной запах — от Чана веет цитрусами и какими-то специями. Джисон ведет носом, слепо подается вперед, пока не утыкается в теплое плечо. Боль утихает. Жар мучает чуть меньше. Да быть не может. До течки — первой в жизни — еще примерно месяц, как показали анализы на последнем медосмотре. Она должна была наступить чуть позже двадцатилетия, так какого хрена накрыло-то сейчас? — У нас проблема, — произносит Чанбин. Джисон с ним согласен как никогда. Это действительно проблема. Он не готов. Он ничего не придумал. Ни с кем не договорился. И он даже не дома, чтобы позорно закрыться в ванной. До этой самой ванной вообще еще добраться нужно, а как он сейчас выйдет из студии, если даже сидя чувствует, что ноги его не удержат? Чан обнимает его крепче, гладит по макушке. От его прикосновений — или от запаха — Джисона буквально уносит. Голова кружится. Тело снова горит. — Посмотри на меня. — Джисон повинуется на инстинктах, хотя Чан не приказывает, просто просит. Когда он поднимает на Чана взгляд, тот улыбается — растерянно, но открыто. — Тебе может быть неприятно, но мне сейчас придется тебя пометить. Потерпишь? Джисон не понимает, почему ему может быть неприятно. От Чана пахнет одурительно вкусно. От Чанбина — тоже, пусть и не так ярко, чем-то сладким и фруктовым. Джисон не хочет никуда идти. Он хочет, чтобы Чанбин тоже его обнял. Он кивает, и Чан проводит запястьем по его шее и принюхивается. Морщится. Джисон морщится следом. — Что не так? — Он не узнает собственный голос — настолько тихо он звучит. — Все так. — Чан прижимает запястье прямо туда, где должна быть запаховая железа. — От тебя просто… — Он вздыхает. — Пахнет от тебя на всю студию, — подхватывает Чанбин. Джисон втягивает голову в плечи — стыдно. — Не, пахнет хорошо. Просто сильно. И мне придется тоже. — Джисон недоуменно вскидывает бровь. — Пометить тебя. А то полздания сбежится. Чанбин говорит чуть ворчливо. Джисон хмурится сильнее. Ему от их касаний откровенно хорошо, еще не до возбуждения — но уже почти, — но что, если им он неприятен? Это все-таки другое. От него раньше пахло не так уж явно, любой парфюм все перекрывал. А теперь… Теперь Джисон понятия не имеет, как себя вести. — Не надо, — выдавливает он. Чан сводит брови на переносице в видимом непонимании. Чанбин напрягается. — Просто если вам не нравится, не надо… ради меня. Чанбин пихает его в плечо, оказываясь ближе: — Йа! Оно уже совсем началось, да? Ты чего несешь-то? — И прикасается запястьем к шее с другой стороны. Джисон глотает раздражение вместе со ставшей вязкой слюной. Сердце заходится как сумасшедшее. Они оба, и Чан, и Чанбин, сейчас так близко, что Джисона мелко потряхивает. Его окутывает запахами, они смешиваются — и бьют в голову, заставляя дышать глубже и чаще в попытках надышаться. Этого мало. — Я хочу домой, — признается Джисон. Чан и Чанбин отмирают будто по команде. Джисон доверчиво закрывает глаза и откидывается в кресле. Вокруг что-то шуршит, что-то двигается. Компьютер издает мелодичный звук, извещая о завершении работы. Хочется скулить. Хочется, чтобы Чан или Чанбин снова оказались рядом, коснулись, обняли. Пометили по-настоящему, зубами и языками. В паху тяжелеет. Джисон держится за мысль, что это ничего не значит. Они доберутся до дома, он примет таблетки, все-таки закроется в ванной и до утра оттуда не выйдет. А потом все пройдет — ну в худшем случае, растянется до завтрашнего вечера, — и все вернется на круги своя. Он так сосредотачивается на своих мыслях, что едва не падает с кресла, когда кто-то берет его за руку. — Пойдем, — говорит Чан. Джисон снова слушается, поднимается, держась за него, тяжело приваливается лбом к плечу. Ноги и правда не держат. Низ живота тянет. Между ягодиц влажно. Чанбин, будто заметив его дискомфорт, снимает с себя худи и обвязывает ему вокруг талии, но руки на боках не задерживает, тут же отходя в сторону. Джисон все-таки скулит. Чан поглаживает тыльную сторону его ладони большим пальцем, словно успокаивая. Это не помогает. Джисон не понимает, почему его тянет к ним обоим одновременно. Точнее нет. Он понимает — просто думал, что в течку это никак на него не повлияет. Чан тянет его за собой. Чанбин придерживает за локоть. Как они добираются до машины — и кто вообще эту машину вызвал — Джисон не улавливает. Его накрывает удушливым жаром, и единственное, на чем хоть как-то получается сфокусироваться, — это запахи. Нос чешется. Тело ломит, и хочется вжаться в Чана. Или в Чанбина. Или чтобы они зажали его с двух сторон и как можно дольше не отпускали. Вообще никуда. Он приходит в себя уже на пороге комнаты. Чан отходит в сторону. Чанбин выглядывает из-за его плеча. Джисон вдыхает поглубже и собирает в кулак остатки сил: — Дома кто-то есть? — Они немного неровно качают головами. — Останьтесь со мной. Пожалуйста. — Оба? — Их голоса сливаются в один, или это у Джисона так в ушах шумит. Он слышит сомнение, слышит непонимание, но не то, которого боялся раньше. У Чана на лице отражается неверие — что Джисон просит их вместе. — Оба. — Он застенчиво улыбается. — Если хотите. Он садится на кровать и смотрит на них, пытаясь не надеяться слишком сильно. Они могут уйти, и он останется один. Они могут решить, что им это не нужно. Но Джисон хочет либо их обоих, либо все-таки ванная, таблетки и собственная рука. Силой он никого не удержит, куда ему, он и себя-то стоя удержать не может. — Ладно. — Чанбин трет лицо ладонями. — Сейчас я только за резинками схожу. — Мы сходим, — подхватывает Чан. Джисон забирается на кровать с ногами, наблюдая, как они скрываются в коридоре. Это отмазка такая? Он не верит, что они его бросят, но все равно на мгновение кажется, что именно так и будет. За ребрами тянет. Джисон не хочет быть один. Когда они возвращаются, действительно с упаковкой презервативов в руке Чанбина, Чан что-то спешно набирает на телефоне и, судя по тихому мату сквозь зубы, промахивается мимо клавиш. Джисон только сейчас замечает, что на них его запах влияет тоже: у Чана опасно блестят глаза, Чанбин глотает воздух ртом, облизываясь. Они явно сдерживаются — Джисон не тупой, он прекрасно знает, как альфы реагируют на омег в течке, — и это неожиданно заводит. Желание снова ощутить их руки на своем теле, раззадорить их настолько, чтобы хоть кто-нибудь сорвался и укусил, плавит изнутри. Не верится, что это происходит на самом деле. Даже когда Чанбин присаживается рядом и осторожно дотрагивается до колена. Даже когда Чан оказывается с другой стороны и кладет ладонь на плечо. — Ты точно уверен? — спрашивает Чанбин. Джисон бросает взгляд на Чана и, дождавшись кивка, тянется к Чанбину. Сначала неловко мажет губами мимо губ, а потом наконец целует. И это в сотню раз лучше, чем он себе представлял. Губы Чанбина мягкие, теплые, чуть влажные. Джисон стонет ему в рот и подается ближе, настойчиво толкается языком. Чанбин раскрывается навстречу — Джисон стонет громче. Внутри вспыхивает такой жар, что от мурашек Джисон невольно ежится. И крупно вздрагивает, когда чувствует пальцы Чана на своей шее. Он отрывается от Чанбина, резко разворачивается к Чану, искренне жалея, что нельзя целовать их обоих одновременно. Ему мало. Он не глядя дергает Чанбина на себя, тот крепко обнимает за талию, и тычется Чану в губы, довольно выдыхая. Член пульсирует почти болезненно. В комнате с каждой секундой все отчетливее пахнет альфами. Джисона тянет просто развернуться к ним спиной, содрать джинсы и отдаться — пусть делают что хотят, он им доверяет даже больше, чем самому себе, особенно сейчас, когда его уже так откровенно ведет, а Чан и Чанбин откровенно медлят. Они обнимают его, гладят в четыре руки — но этого недостаточно. Джисон все еще одет, он чувствует их прикосновения через футболку. И это обидно до раздраженного стона. — Мне всю дорогу командовать? — Он поджимает губы. Чан тихо и нежно смеется. Чанбин легко тычет Джисона в бок. — Разденьте меня. Джисон ждет, кто из них сдастся инстинктам раньше. Он сам уже едва соображает, и обрывки мыслей разносит по всему разуму, когда чьи-то пальцы наконец забираются под футболку и ласково царапают кожу. Хорошо, что дома никого. Джисон стонет настолько громко, что даже для него это — слишком. Чанбин фыркает на ухо, обжигая влажным дыханием. Джисон прислоняется к нему спиной вплотную, чтобы между ними совсем не осталось места. Чан понятливо двигается к ним без лишних напоминаний. Они снова целуются, на этот раз — то Чанбин, то Чан соскальзывают губами Джисону на шею, и его выгибает в их руках от пронзительного наслаждения. Футболка исчезает. Кто-то тянет его джинсы ниже. Когда пальцы Чана ложатся Джисону на член, Джисон шипит и вскидывает бедра, толкаясь в руку. А потом сверху ложится ладонь Чанбина, и это просто охренеть как хорошо. Джисон пялится на их руки на своем члене, залипает, тяжело дыша, и, стоит Чанбину совсем коротко мазнуть подушечками по головке, Джисон кончает, уткнувшись в сгиб локтя. Уши горят — то ли от возбуждения, то ли от стыда, что он продержался так недолго. И ему по-прежнему мало. Он чувствует, как заводится снова, хотя даже дрожь еще не затихла. — Я… — начинает Джисон и замолкает. О чем он просит? Ему нужно все и сразу — узел внутри, зубы на шее, крепкие объятия. Он просто теряется, не зная, о чем сказать в первую очередь. — Тш-ш. — Чан успокаивающе гладит его по лопаткам. Чанбин убирает с лица растрепанные волосы. — Выдохни. Мы никуда не денемся. Джисон возится, пока не упирается спиной в стену. Ударяется о нее затылком — несильно, просто чтобы хоть немного прийти в себя. И еще раз — но Чанбин успевает подставить руку. — Кого ты хочешь? — спрашивает он. — Обоих, — выпаливает Джисон. Чан втягивает воздух сквозь зубы с присвистом. — Не в первый раз. И даже не во второй. Джисона коротит. Он хочет, отчаянно хочет, чтобы был и второй раз, и третий, но если его сейчас не трахнут — он до этих разов просто не доживет. У него уже стоит опять. Это невыносимо. Все, что пишут про течки в интернете, чушь. Даже не близко к тому, что Джисон ощущает. — Я не знаю. Не могу выбрать, — признается он. Это правда сложно. — Не хочу выбирать. — Давай ты. — Чанбин — господи боже, как он держится, Джисон просто в восхищении, — решает за него, обращаясь к Чану. — Только… — Джисон кусает губу, гадая, уместно ли сейчас сказать то, что рвется наружу. — Мне правда неважно, кто это будет. Я вас… Я вас обоих люблю. Чанбин отводит взгляд. Чан потирает затылок. И хотя они оба явно смущены, пахнет от них так, что Джисон уверен — они не считают его признание лишним. Он целует их по очереди. Сначала Чанбина, заставляя посмотреть на себя. Потом Чана, прихватывая за воротник. — И если что, — добавляет он, разорвав поцелуй, — дрочил я на вас обоих одинаковое количество раз. — Чанбин смеется. Джисон добивает: — Я считал. Чан с тихим стоном затыкает его губы своими и не отпускает, пока они с Чанбином в четыре руки раздевают и укладывают Джисона на бок. Чан оказывается за спиной, Чанбин коротко лижет его плечо — Джисон чуть не выскуливает умоляющее «укуси», — и опускается ниже, дотрагиваясь губами по одному ему известной логике. Когда он задевает языком головку, чувствительную и сочащуюся смазкой, Джисон кричит. Чан чмокает его в макушку, но это не помогает успокоиться — потому что его пальцы обхватывают член Джисона и направляют Чанбину в рот. Джисону кажется, что он сейчас сгорит. За обрушившейся на него волной удовольствия он едва замечает, как внутрь проталкиваются пальцы. Смазки так много, что она успела пропитать все белье, которое теперь валяется где-то на полу, и растечься по ягодицам. Чан вставляет сразу два, разводя их в стороны. Джисон, если бы не лежал, упал бы — пульс частит от ощущения заполненности. И это все равно не то, чего просит тело. И дело даже не в узле. — Погоди…те, — выдавливает он. Чанбин отстраняется с влажным хлюпом. Чан вытаскивает пальцы. — А вы раздеваться не собираетесь? Они смеются, звонко и весело. Джисон морщится и пинает Чана по лодыжке, а Чанбина толкает в плечо — потому какого хрена они тормозят. Он как может помогает им избавиться от одежды. Руки не слушаются. Перед глазами все плывет. А когда Чан прижимается к его спине голой грудью, мир на секунду гаснет. — Вот так лучш-ах! — Фраза обрывается стоном, потому что Чанбин снова берет в рот, а Чан, раздвинув ягодицы, снова проталкивает пальцы. Честно говоря, Джисон бы на подготовку с радостью забил, наплевав на все последствия. Его пробирает мурашками, от возбуждения яйца, кажется, вот-вот взорвутся — и рука Чанбина на них нихрена не помогает хоть немного отвлечься. Чан растягивает его долго. Настолько, что Джисон невольно начинает переживать, какой у него там размер, что это нужно делать так тщательно. — Хён, — скулит он. — Вы оба. Я не могу больше. Пожалуйста. Я умру, если меня сейчас хоть кто-нибудь из вас не трахнет. — Не умрешь, — фыркает, облизываясь, Чанбин. Джисон прищуривается — и прикидывается дохлым опоссумом. Чан ржет, уткнувшись лбом ему между лопаток и несильно шлепая по заднице. Чанбин гладит его по животу, легонько царапая. Щекотно. Джисон хихикает. — Говорил же, не умрешь. — Давайте не будем проверять. Я серьезно, хватит уже, я готов. Чан с Чанбином переглядываются — Джисон залипает на то, какие они растрепанные и чуть раскрасневшиеся от возбуждения. А потом Чанбин приподнимается на локте и, вслепую нашаривая презервативы, чудом не слетевшие от их возни на пол, подается ближе к Чану. И целует, перегнувшись через Джисона. Тот едва не кончает от одного только вида. Об этом он тоже думал миллион, наверное, раз. В красках представлял себе, как они бы выглядели со стороны, и теперь с уверенностью может сказать — охренительно. Это выглядит охренительно. От осознания, что теперь они будут целовать и его — если завтра утром хоть один из них заявит, что это было на один раз, Джисон перегрызет им шеи, — его перетряхивает. — Потом, — улыбаясь, произносит Чан и ласково проводит ребром ладони Чанбину по щеке. — А то я уже по запаху чувствую, что нас скоро свяжут, чтобы больше не тупили. Джисон краснеет — и без того горячие щеки обжигает жаром еще сильнее, — но кивает. Он правда хочет до умопомрачения. Уже хоть что-нибудь. Чан принимает из рук Чанбина презерватив. Джисон, обернувшись через плечо, следит, как он раскатывает его по члену — ладно, может быть, долгая подготовка вполне оправдана, — потом разворачивается к Чанбину, убирает челку с лица, не отказывая себе в желании задержать прикосновение. Чанбин берет его ладонь в свою и целует в самый центр. Это так интимно, что Джисон закрывает глаза от неожиданного смущения. — Готов? — спрашивает Чан, задевая мочку уха губами. Джисон заполошно кивает. Чанбин прижимается открытым ртом к низу его живота, ведет по коже языком и в момент, когда Чан наконец приставляет ко входу головку, насаживается так глубоко, как только получается. Вцепившись в простынь, Джисон снова кричит, пытаясь одновременно податься навстречу Чану и толкнуться в горло Чанбина. Его разрывает напополам. Их смешавшиеся запахи оседают сладковатым и пряным привкусом на языке. Перед глазами темнеет от удовольствия. — Ты как? — слышит он сквозь шум крови в ушах, но кому принадлежит голос, разобрать не получается. Ответить удается только коротким: — Не останавливайтесь. — А после Джисон зажмуривается и теряется в ощущениях. Ему хорошо до безумия. Член растягивает его правильно и приятно, а во рту Чанбина влажно и узко. Джисон бросает попытки двигаться самому через мгновение. Ему просто не хватает сил. Чан держит его за бедро, вдавливая пальцы в кожу. Рука Чанбина лежит совсем рядом, и от мысли, что они соприкасаются пальцами, лопатки царапают колючие мурашки. Джисона выламывает от того, что они делают: от прикосновений, от коротких поцелуев — Чан дотрагивается до плеча, Чанбин — до пупка, — от ласковых движений. Он слышит, как тяжело, с присвистом дышит Чан, как загнанно выдыхает Чанбин, как поскрипывает кровать в такт толчкам. Он хочет быстрее — глубже, отрывистее, резче, — но сил попросить не находится. Чан понимает его без слов. Он перехватывает Джисона под коленом, заставляя поднять ногу. Чанбин замирает, оставляя во рту только головку. Джисон хмурится — этого мало, — но когда Чан неожиданно начинает толкаться чаще, до него доходит: на каждом движении член сам проскальзывает дальше по языку, и это просто… Это просто… Джисон не успевает додумать — Чан вдруг прижимается вплотную, распирает сильнее. Узел, понимает Джисон, и его накрывает таким оргазмом, какого у него еще ни разу не было. Чанбин не отстраняется, пока не глотает все. Джисон наблюдает за ним сквозь полуоткрытые веки и тянется вперед, вплетая пальцы в волосы. Массирует пальцами затылок, гладит за ухом. Даже теперь, когда пелена возбуждения рассеялась, ему по-прежнему хочется трогать их — Чан обнимает его сам, а Чанбина ему не хватает. — Ляг рядом, — просит Джисон, легко дергая его за прядку. Чанбин слушается, подползает ближе. Джисон утыкается в его плечо — и тает, чувствуя, как они подпирают его с двух сторон. Он проскальзывает ладонью ниже, пока не кладет ее на член Чанбина, тот шипит и вздрагивает, будто хочет отстраниться, но на месте его удерживает неожиданно надавившая рука Чана. Джисон целует Чанбина, медленно ускоряя движения. Через секунду пальцы Чана оказываются рядом с его, и так, в две руки, они доводят Чанбина до тихих стонов на грани рычания и разрядки. Джисон ловит отголоски его наслаждения всем собой — губами, слухом, касаниями. Ему так хорошо. Голова снова кружится. — Когда узел спадет, — говорит он, повозившись, чтобы разместиться удобнее, — вы меня укусите. — Оба? — Они опять спрашивают в один голос. Джисон закатывает глаза и шлепает их, куда получается дотянуться. — Оба. У меня течка, но я соображаю, что говорю. Ну, точнее вот прям сейчас — соображаю. Чан смеется и чмокает его в плечо. Чанбин качает головой, но не противится. Джисон сонно и довольно вздыхает и берет их за руки, проваливаясь в сон. Узел спадает примерно через полчаса — Джисон просыпается оттого, что член выскальзывает из него и щекотно мажет по ягодице. Чанбин и Чан о чем-то негромко переговариваются и все еще не отпускают их рук. — Доброе утро, — улыбается Чан. Джисон переворачивается на спину, прислушивается к себе и улавливает только почти сытое удовлетворение. Почти. Потому что… — Я все еще хочу, чтобы вы меня укусили, — уверенно заявляет он. Чан напрягается. Чанбин тоже. Джисон кивает, подтверждая свои слова. — И все еще — оба, — добавляет он. — Хани, — начинает Чан. Джисон слышит в его тоне до мурашек пробирающую нежность, а еще — те же сомнения, что сегодня уже звучали. — Это серьезнее, чем узел. — А сильно похоже, что я шучу? — Он зло прищуривается. — Я правда хочу. И не вижу причин этого не сделать. — А потом до него доходит. Что, если?.. — Только если вы не против. — Как можно быть против, — будто бы обреченно тянет Чанбин, на мгновение зажмуриваясь, и спускается ниже. Поясняет на недоумевающий взгляд Джисона: — На видных местах нельзя. Чан кивает, когда Джисон смотрит на него, и сползает к Чанбину. Подготовиться к укусу Джисон не успевает даже морально: он хочет этого, он этого ждет, но от волнения подрагивают пальцы и опять путаются мысли. Чан широко проводит ладонью по его левому бедру, Чанбин — по правому. И когда кожу вспарывают острые зубы, у Джисона выходит только вдавить ногти в ладони, чтобы не закричать от восторга. Он читал, что от укуса альфы удовольствие бывает почти эйфорическое. Что метка дарит ощущение цельности и опьяняющей радости. Но когда кусают два альфы сразу — это взрыв сверхновой, вспыхивающий ослепительным светом под закрытыми веками и рассыпающийся по телу мелкими искорками. Джисон и сам словно взрывается. Его перебирает и перекручивает, накрывает такой дрожью, что он, кажется, пихает кого-то коленом. Дрожь утихает только через несколько долгих мгновений. На бедрах, когда Джисон опускает взгляд, красуется два следа. Две ярких метки. Джисон чувствует себя до одури влюбленным и счастливым. Он тянет Чана с Чанбином обратно, целует по очереди и думает, что лучше первая течка пройти просто не могла.