Не попробуешь - не узнаешь

      Жемчужно-золотистый туман был разлит вокруг меня. Словно я никуда отсюда и не уходила, словно не было ни Башни магов с ее демонами, ни Глубинных троп, ни моих новообретенных друзей, ни брата… Все словно вернулось к исходной точке, ничего не происходило, и выбор снова был впереди.       Но все же кое-что изменилось. В этом тумане я была вся — не только душа, но и тело, которое я видела глазами, что тоже были при мне. Со мной остались и воспоминания — мне не пришлось напрягать память и вылавливать обрывки, мое сознание было непрерывным и ясным. Но все же какой-то червячок сомнения грыз меня: точно ли все я помню? Что-то ведь было такое… из-за чего-то я здесь оказалась…       Айдан!       Туман завертелся вокруг меня, сгущаясь и темнея, а затем сознание на мгновение отключилось.       Стоило прийти в себя, как я попыталась подскочить еще раньше, чем открыла глаза. Это оказалось не так просто: сил не было, тело словно камнем придавили к земле, а в голове, напротив, была такая легкость, что она кружилась как мыльный пузырь на ветру.       — Тише, Алиена, тебе нельзя вставать, — услышала я и сразу догадалась распахнуть глаза. Рядом сидел Алистер, бледный, но на первый взгляд целый. Я тут же спросила:       — Айдан? — голос меня слегка напугал: слабый, хрипловатый, словно мышь пискнула. Я чуть нахмурилась, пытаясь понять, как меня это угораздило. Заодно огляделась по сторонам, насколько это было возможно сделать лежа. Лежала я, кстати, в кровати. Она была жесткой как каменная плита, а застелена моим же походным одеялом. Да, не шелка, как в Редклифе, но я этому обстоятельству только порадовалась: прийти в себя и осознать, что меня успели увезти обратно на поверхность, было бы… досадно. Мягко говоря.       Мы находились в маленькой комнатке, куда только и поместились кровать, узкий шкаф и стул, на котором сейчас и сидел мой друг. Света было мало: я уже привыкла к лавовым бликам на стенах, которые сопровождают тебя повсюду под землей, и видеть сейчас пару небольших свечей было странно. Едва мой взгляд дошел до Алистера и остановился на его лице, как он поспешил меня успокоить:       — Живой, — я на мгновение прикрыла глаза, но затем снова распахнула:       — А остальные?       — Все живы, Аль, не переживай.       — А я?       — И ты тоже живая, — Алистер явно удивился, а где-то у меня в ногах едва слышно скрипнула невидимая мне дверь. Я слабо улыбнулась, сил на смех не было:       — Что со мной?       — Магическое истощение, — произнесла Винн, подходя ко мне. — Ты отдала много сил своему брату.       — Ему было нужнее, — я снова прикрыла глаза. — Где мы?       — В Бонаммаре, — ответил Алистер и пояснил: — Легион Мертвых с нашей помощью отбил крепость.       — А я все проспала, — прошептала с улыбкой. По телу разлилось тепло — Винн как-то колдовала надо мной. Не знаю, что это было за заклинание, но сил сразу прибавилось. Я попросила: — Я хочу к Айдану.       — Да ты сейчас даже встать не сможешь! — удивился Страж. Я хмыкнула:       — Кто-то, помнится, обещал, что я на нем в бой поеду.       — Ну, сейчас-то не бой, — нашелся Алистер. Я скорчила жалобную физиономию, и принц тут же покосился на Винн. Волшебница устало улыбнулась:       — Если пообещаешь не утомляться сама и не утомлять брата, то почему бы и нет?       — Обещаю! — радостно согласилась я.       Далеко идти не пришлось: Алистер перенес меня на руках в соседнюю комнату. Она ничем не отличалась от моей — то же тусклое освещение, благодаря которому комната кажется небольшой и загадочной, такая же кровать, шкаф и стул, на котором сейчас сидела наша рыжая лучница. Под ее глазами темнели круги усталости, а общая бледность только подчеркивала нездоровый вид. И все же, на фоне Айдана девушка выглядела упоительно живой. В лице Стража не было ни кровинки, кажется, он не казался синюшным только благодаря теплому свету свечей. Но — я видела! — он дышал, а шея его была абсолютно целой и чистой. От нахлынувших эмоций я даже чуть всхлипнула. Лел тут же повернулась к нам:       — Аль? Ты пришла в себя?       Я судорожно кивнула, потом тихонько спросила:       — А он?       — Спит, — улыбнулась девушка. — Он тоже уже приходил в себя.       — Хвала Создателю, — буркнул Алистер. Я согласно кивнула, а Винн, которая, как оказалось, шла следом, негромко возразила:       — В первую очередь хвала Алиене, она не позволила потерять мальчику слишком много крови.       — В первую — тебе, — прошептала я. — А то мы оба там…       — Может быть, — не стала спорить волшебница. — А теперь отправляйся в кровать и отдыхай.              Когда я проснулась в следующий раз, рядом сидел Зевран.       — Вы у нас по очереди сидите? — хриплым со сна голосом поинтересовалась я, с радостью подмечая, что слабости и в голосе, и в теле куда меньше. Приятель рассмеялся:       — Chica, поверь, других интересных развлечений в этой дыре не находится.       Он помог мне сесть на кровати и едва протянул чашку с водой, как открылась дверь. На пороге оказалась Морриган. Окинув комнату цепким взглядом, она остановилась на кружке в моей руке и скривила губы:       — Принимать питье из рук убийцы? Я видела, что ты глупа, но чтоб настолько…       — Привет, Морриган, — я улыбнулась. Ведьма прошла в комнату и едва ли не силой впихнула в руки другую чашку, отбирая воду. Зевран с нескрываемой иронией заметил:       — Я бы поостерегся пить то, что сварганила наша дорогая Морриган, — эльф мне подмигнул. — Яд не яд, но перспектива превратиться в лягушку тоже не самая радужная.       — С какой стати мне это делать, эльф? — высокомерно поинтересовалась женщина и снова обратилась ко мне: — С отваром этим быстрее восстановишь силы. Пей.       — Спасибо, — я улыбнулась и сделала маленький глоток. Зелье внезапно оказалось не таким противным, как я подумала по внешнему виду, но все же я предпочла выпить его почти залпом. Морриган одобрительно кивнула:       — Хоть у кого-то разум иногда не спит. Неплохо было бы, коль и в бою ты пользовалась им.       Я только развела руками.              В дальнейший путь мы смогли отправиться только через четыре дня. Винн настаивала на том, чтобы мы оба еще полежали в постели, и Айдан даже соглашался с этим — в отношении меня. Я же была диаметрально противоположного мнения: в конце концов, чтобы найти эту Совершенную, все имеющиеся Стражи не нужны, хватит одного Алистера. Мы спорили полчаса и в итоге в путь вышли полным составом.       Как оказалось, пока мы двое валялись бесполезным грузом в кельях внешней части Бонаммара, Легион Мертвых вместе с нашими более целыми воинами успел немного зачистить ближайшие лагеря порождений, так что часть пути мы проделали почти без стычек. Пара огров и несколько небольших групп темных тварей в счет не шли.       Чем дальше, тем сильнее я удивлялась. Гномья архитектура, конечно, притягивала взгляд, и Совершенный Каридин явно превзошел других гномов в искусстве крепостестроительства и отделке внутренних залов, но в целом ничего принципиально нового он не привнес. Куда сильнее меня интересовали элементы, явно созданные позднее: костры геометрически правильных форм, какие-то корявые, вырезанные из металла и дерева полумесяцы и другие сложные формы и самое главное — статуи! Каменная основа явно было делом человеческих рук, кажется, похожие монументы я видела на поверхности. Сейчас каждое такое встреченное изваяние «украсилось» макетом крыльев из кожи и дерева и рогатой маской, в которой угадывалась драконья морда. В голове стали крутиться фразы «примитивное искусство», «анималистические культы» и прочие умные слова, которые ассоциировались у меня с первобытным обществом.       — А они не могут быть разумными? — осторожно поинтересовалась я. Брат, поближе к которому я старалась держаться, удивился:       — Ты о ком?       — О порождениях тьмы. Смотри, они создают украшения, — пояснила я, указывая на ближайшую группу из нескольких щитов и вырезанных фигур, которые вместе явно составляли некий скульптурный ансамбль. — Может быть, это не слишком сложное искусство, но все же они явно пытаются украсить свое жилище, это уже не только инстинкты, это признак разумности.       — Ну и что?       — Как — что? — я опешила. — А может, с ними можно договориться и закончить конфликт?       Стражи переглянулись и невесело рассмеялись. Алистер покачал головой:       — Вряд ли, Аль. Еще никто не видел гарлока или крикуна, который бы предлагал просто поговорить. Обычно они сразу набрасываются с оружием.       — А если поймать и запереть? — внесла я предложение. — Он побесится, успокоится, и можно будет поговорить.       — Алиена, ты ведь слышала их бормотание, — укоризненно отозвался Айдан. — Как с ними разговаривать, даже если они не будут набрасываться?       — Да и сейчас это все равно невозможно, — вздохнул Алистер и поморщился. — Во время Мора они все слышат Зов архидемона и подчиняются ему.       — А ты откуда знаешь? — удивилась я.       — Стражи тоже слышат этот Зов, Аль. В нас ведь тоже есть скверна. Как раз для того, чтобы чувствовать порождений тьмы и предугадывать их поведение.       На этом я замолчала. Мимо всех артефактов новой культуры я проходила с сожалением: идея была хороша, потому что ни в какое абсолютное зло и расовое безумие я не верила. Но вот не верить в Зов, когда я сама видела архидемона, было куда сложнее. Почему-то одно воспоминание об оскверненном драконе заставляло верить во все самое плохое, что о нем могут рассказать.       Стоило подойти к дверям огромного зала, как нам явственно показали: отдых закончился. В тишине слышался равномерный звон металла, а Стражи переглянулись и дали остальным знак готовиться к битве.       Эта комната стала еще одним испытанием лично для меня: огромный, наверно, прощальный, зал усыпальницы гномов порождения тьмы превратили в кузню. Здесь ковали оружие, щиты, но все равно воспринимать противника как бешеное животное мне стало тяжело. Я старалась держаться позади и не вмешиваться в бой, помогая только щитами.       Дальше пришлось прорываться через засады и лагеря, в одном из залов мне даже почудился… храм? Трудно назвать как-то иначе варварски украшенное помещение, в центре которого стояла уже знакомо декорированная статуя. И, вероятно, этот бог требовал кровавых жертв, потому что по всей комнате валялись куски тел, в основном протухшие или ссохшиеся. Оптимизма это не прибавляло, я с трудом сдерживала тошноту и, как мне казалось, не только я. Алистер глухо проговорил:       — Держитесь подальше от этих… Не хватало еще заразиться.       Я прикрыла глаза, выискивая в глубине души осколки света, надеясь, что правильное зрение поможет мне не обращаться внимания на кошмары реальности. Стоило открыть глаза, как я поняла, что переоценила свою светлую сторону: воздух словно задрожал тошнотворно-бурым маревом. Я скорее развеяла силу и едва ли не первой бросилась к выходу из комнаты. Отделанные обработанным камнем комнаты если и не закончились, то явно уступили место естественным тоннелям: по крайней мере, облицовки и украшений видно больше не было, только голые каменные стены.       — В первый день они пришли, всех с собою унесли, — донесся слабый, далекий женский голос откуда-то спереди, стоило нам свернуть в очередной тоннель. Он был настолько потусторонним, что я едва не завизжала. Кажется, даже в усмиренных было больше жизни. Алистер вздрогнул:       — Это еще что за чертовщина?       — Огрен, часто у вас тут голоса бродят? — поинтересовался Айдан. Гном повел носом:       — Первый раз слышу такой бред, Страж. Только голос мне кажется смутно знакомым.       — Идем, — коротко бросил Стэн. — От того, что мы стоим тут, Мор не закончится.       — Здравые слова, — заметил Зевран. — Мы перебили уже столько народу, стоит ли пугаться голоса?       — А тебе это нравится? — дрожащим голосом спросила Лел. Эльф поморщился:       — Нравится ли мне убивать? Это, знаешь ли… бодрит, — Ворон поймал мой взгляд и подмигнул. Я слабо улыбнулась. Почему-то казалось, что слова убийцы — бравада. Не то чтобы ему не нравилось убивать, о своих похождениях он рассказывал с неизменным удовольствием и юмором, так что и слушать было приятно, я даже забывала, что он рассказывает о реальных убийствах… Скорее, здесь и сейчас слово «нравится» вообще было не к месту, вне зависимости от контекста.       Едва я начала успокаиваться, как сквозняк донес до нас:       — В день второй они напали и кого-то пожевали.       По телу пробежала дрожь, и она не имела ничего общего с холодом. Почему-то в памяти всплыли стишки из «Кошмара на улице Вязов». Почему во всех ужастиках так любят рифмованные угрозы? Никогда не понимала, равно как и не понимала, как эти ужастики можно смотреть? Как будто в жизни кошмаров недостаточно.       — В третий день, явившись в гости, доглодали наши кости.       В день четвертый мы их ждали и от страха умирали.       В пятый день к нам заглянули и девчонку умыкнули.       Меня начало потряхивать, а память подбрасывала все новые и новые образы. Тусклый, мерцающий свет факелов, бросающий изломанные тени на грубые каменные стены, только добавлял жути. Потолок давил так, что чувствовалась вся огромная толща земли над головой. Легкое движение воздуха, гулкие шаги, отражающиеся от стен — словно идет не один отряд из десятка человек, а огромная армия, — грохот крови в ушах... Когда мне на плечо опустилась рука, я едва не заорала во весь голос, но это оказался Зевран:       — Chica, в следующий раз мы можем не поверить, что ты ничего не боишься.       Я вцепилась в его руку и промолчала. Потому что мне было страшно, до жути, до поднятых дыбом волос, и сил сводить все в шутку у меня почему-то не оставалось. Дыхание срывалось, и я боялась даже открывать рот, чтобы не завизжать от переполнявшего страха.       — В день шестой девчонки крик прямо в душу нам проник.       В день седьмой ей через рот рвотой вспучили живот.       В день восьмой тварье игралось, над девчонкой издевалось.       Я все-таки пискнула от ужаса, и в следующее мгновение Зевран резко запихнул меня к себе за спину. Заслушавшись неизвестную женщину, мы пропустили нападение. Всего несколько пауков, пара генлоков-магов, но, напав внезапно, они имели шансы. С более впечатлительными противниками. С моими друзьями им не повезло.       Странным образом это нападение слегка разрядило атмосферу кошмара, и факелы словно вспыхнули чуть ярче, и воздух показался не таким мертвым, хотя пах по-прежнему затхлостью и страхом. Чуть приободрившись, я даже сделала пару шагов сама, не цепляясь ни за чью руку, но тут таинственная женщина снова заговорила. Напускное спокойствие разбилось на осколки, и серце снова забилось как вытащенный из земли червяк.       — В день девятый девка злобно стала жрать себе подобных.       Вот она пирует сладко и готовится стать маткой.       Мы стояли перед дверью, из-за которой доносился голос. В последних словах почудился гнев, но я бы не поручилась. Никакие эмоции, никакие происшествия не смогли бы меня больше приободрить, только теперь я вцепилась в руку Стэна и отказывалась выходить вперед.       — Не бойся, кадан, — негромко проговорил кунари. Я только судорожно кивнула, но его руку не выпустила.       Дверь открылась без скрипа. Мне казалось, она должна скрипеть, как во всех ужастиках, быть ржавой, старой и издавать такой звук, чтобы мурашки бегали по коже, а кровь стыла в жилах. Но она открылась без единого звука, и от этого мне стало еще страшнее, так страшно, что я готова была кричать, лишь бы слышать хотя бы свой голос. Но я сумела промолчать, только вцепилась в Стэна мертвой хваткой, словно он был единственным якорем, который удерживал меня от паники.       — В первый день они пришли, всех с собою унесли, — теперь голос звучал совсем близко, в нем появились надтреснутость и безумие. И вдруг Огрен ахнул:       — Геспит? Драконова задница, это ты?       И первым рванул в проход. Следом за ним в комнату вошел Айдан, и нам не осталось ничего иного как последовать за ними. На какое-то мгновение ужас меня отпустил: все-таки неизвестность пугает куда сильнее, чем… Но мысль я закончить не смогла — едва мы переступили порог, как паника накрыла с головой. Вся комната — отнорок в конце коридора — была завалена трупами разной степени свежести. Я вцепилась зубами в руку, чтобы не заорать, и в этот момент моего носа наконец достиг запах, так что рот пришлось затыкать, чтобы не стошнило.       — Геспит, мать твою, да что с тобой такое? — растерянно пробормотал гном. Среди тел что-то зашевелилась, и я не выдержала: зажмурилась и прижалась лицом к руке Стэна. Тот же голос, что пугал меня своей ужасной считалочкой, произнес:       — Огрен? Нет, не может быть. Во время кормления приходят только родичи. Я просто издеваюсь над собой. Ты сон… о хороших временах.       Голос звучал так… мирно, что я осмелилась открыть глаза и посмотреть. Среди трупов стояла гномка, сгорбленная, замученная, безумная. Все ее лицо было изъедено мелкими черными язвочками, а глаза затянули серые бельма. Лучше бы я не смотрела.       — Это влияние скверны? –негромко спросил Айдан. Женщина расхохоталась безумным, каркающим смехом:       — Скверны! — успокоилась она также внезапно, как и развеселилась, и забормотала: — Это мужчины… шагают вперед, гибнут, разум оставляет их… но не мы… не я, не Ларин. Нас не разрубили на куски. Нас кормят. Друзьями, плотью и кровью, желчью и… и… все, что я могла — желать, чтобы первой стала Ларин. Чтобы взяли ее, а не меня, чтобы забыли, чтобы пощадили… Но мне пришлось смотреть. Мне пришлось видеть превращение. Как вы это выдерживаете? Как могла выдержать Бранка? — ее голос сорвался на визг. Я вздрогнула, снова вцепляясь в кунари. Айдан также негромко поинтересовался:       — Превращение? Что они делают?       — Все, что им вздумается, — снова забормотала Геспит. — Все, что по их мнению нужно… они приходят… они блюют, они насилуют… они что-то напевают… они кричат… О, как они кричат! А потом ты начинаешь меняться.       — Как меняться, Геспит?       — Песенка… я сочинила песенку… я это видела… я рассказала все, — она на мгновение замолчала, а затем в голосе послышалась надежда: — Но нет! Это все неправда. Песенки лгут, песенки шутят, песенки не могут говорить правду… Только так я могла прятаться. Иначе они приходят и заставляют нас… заставляют нас есть… а Бранка…       — Геспит, жопа архидемона! — не выдержал Огрен. — Что Бранка? Что она сделала?       — Была… любовницей… но не смогла ее остановить. Простите ее… Но нет! Нельзя простить. После того, что она сделала. После того, чем она стала…       — Любовницей… — пробормотал Огрен. — Ты ж ее капитан!       — Я была ее капитаном… и я ее не остановила.       — Мать твою, Геспит! Да что она сделала?       — Я не стану говорить о ней! — закричала гномка. — Ни о том, что она сделала, ни о том, чем мы стали! Я не превращусь… Я не стану тем, что я видела! Не стану Ларин! Не стану Бранкой!       Она бросилась бежать вперед по коридору, мы едва отскочили с ее дороги.       — Что это с ней? — дрожащим голосом спросила Лелиана, и Айдан коротко ответил:       — Скверна.       — Идем, — мрачно буркнул Огрен. — Я хочу знать, что натворила эта совершенная паскуда.       Мы пошли вслед за Геспит, но далеко не так резво. Ужас понемногу начал отпускать меня, и я отцепилась от руки Стэна. На том месте, где я схватила его, проступали маленькие кровавые полумесяцы — я так сильно сжимала руки, что умудрилась поцарапать прочную кожу кунари.       — Прости, — прошептала я, переводя дыхание. Сила откликнулась неохотно, но оставлять раны —пусть и такие крохотные — в таком месте я не рискнула. Великан кивнул в сторону коридора:       — Идем, — и положил руку мне на плечо, направляя за Стражами. Я не стала заставлять просить дважды. Но едва мы подошли к следующей двери, как до нас снова донесся голос Геспит:       — Она стала одержимой… Это слишком мягкое слово. Святой Камень, в ней ничего не осталось, кроме тяги к Наковальне.       Я снова вцепилась зубами себе в руку, чтобы не закричать. Рядом оказался Зевран и молча протянул свою флягу, и я не стала отказываться. Один глоток — и, может, станет не так страшно?       Огров, что ждали нас за этой дверью, я встретила как родных. Знакомые монстры, простой бой, никаких загадок и ужасов. Мне стало даже жаль, что их победили так быстро: это означало, что теперь пора идти дальше. Интуиция или страх, но чувства меня не подвели — почти сразу, у следующих же ворот мы снова услышали безумную гномку:       — Мы пытались убежать, но они нас нашли. Они схватили всех нас, превратили нас… Мужчин они убивают… они милосердны. А женщин они хотят. Хотят трогать, лепить, комкать, менять, пока ты не наполнишься ими… Они забрали Ларин. Они заставили её есть остальных, наших друзей. Она разодрала лицо своему мужу и выпила его кровь. А когда она поела, она начала надуваться. Она распухла и посерела. И стала пахнуть как они. Они переделали её по своему подобию. И она начала делать их. Новых. Матка…       — Хватит, — взмолилась я, затыкая уши. — Пожалуйста! Я не могу ее больше слышать!       — Аль, — брат в два шага оказался рядом и обнял. — Скоро все закончится. Потерпи.       Я позволила себе на секунду расслабиться, выпуская свой страх, вцепляясь в мужчину мертвой хваткой, но затем велела себе разжать руки. Меня никто не заставлял сюда идти — сейчас я четко осознала это. Я пошла сама. И сама должна справляться. Никто не должен меня утешать.       Я отстранилась и пробормотала:       — Прости. Идем.       Только теперь я заметила, как бледен Айдан, как поджаты его губы — так что превратились почти в ниточку на лице. Бросила взгляд на других — бледную до синевы Лелиану, замолчавшего Зеврана, переставшую кривиться в презрительной гримасе Морриган. Алистер казался спокойным, но его выдавал взгляд. Винн с такой силой сжимала свой посох, что побелели костяшки пальцев. У Огрена в глазах плескалась боль потери, еще не осознанной, но… Даже Стэн будто окаменел, и Гарм жался ближе к хозяину. Я опустила голову:       — Простите. Я… идем.       В ближайших коридорах нам больше никто не встретился, замолчала и Геспит, словно услышала меня. И это было почти напрасно: чувства словно онемели. Страх ушел, я словно бы устала бояться. Мы шагали по извилистым коридорам, навстречу чему-то, что свело с ума Геспит, мы шагали по месиву из крови и чьих-то кишок — а мне стало все равно. Но только до тех пор, пока мы не повернули последний раз. Перед нами открывалась пещера, в центре которой сидело огромное серое чудовище с отвратительной пастью, несколькими рядами сосков и щупальцами. Может быть, оно бы и не было так отвратительно, если бы в том, что осталось от лица, не угадывалась когда-то симпатичная черноволосая гномка.       Я отвернулась, и меня вывернуло.