Я остаюсь

Время. Единственный невосполнимый ресурс. Безжалостный игрок. Его правилам подчиняются все. Оно приходит и забирает свой выигрыш. Ему плевать, что игра не окончена. Играйте, делайте свои ставки, проигрывайте драгоценное время впустую. Но, если знаете, для чего вы это делаете… Тогда вы можете выиграть у Времени. Нарушайте правила. Будьте жадными. Не тратьте время зря.

***

Я провинился, или все же этот мир не угодил моему отцу? Зная мой нрав и характер, теперь я думаю — наказан был не я, наказаны были обитатели этого мира. Мною. Неумолимым. Непредсказуемым. Жадным. Неуловимым. Я был самым жестоким вором этого мира. Они сами виноваты. Они тратили время просто так, впустую проживая не мгновения — недели, месяцы, года. И я крал у них. Дни, годы, недели, минуты, секунды и мгновения. Мне легко жилось тут. Постепенно я понял, что забирать много не стоит. Лучше брать по чуть-чуть. Маленькими порциями. Сначала было странно. Словно ты приходишь на бесплатную дегустацию деликатесов, где позволено прихватить с собой все, что понравится, просто спросив: я возьму? Позже я решил, что и спрашивать необязательно. Можно просто брать их мгновения. Людей много, и ненужные им секунды складывались для меня в тысячелетия, которые я спокойно мог превращать в смешные бумажки, или нелепые электронные деньги и обменивать их на приятные мелочи. Этот мир материален и прекрасен. Мне нравилось путешествовать. Меня приводили в восторг горы, леса, и, удивительное вещество — вода. Её было много. Она, подобно моему родному миру, всегда была в движении и все же оставалась на месте. Я полюбил океан. Когда у тебя есть возможность тратить незаработанное — это прекрасно. Я проматывал то, что получал не прилагая усилий, и это приносило мне огромное удовольствие. Не знаю, чего хотел отец, но эта ссылка, может, даже тюрьма, оказалась не такой уж и плохой. Время для меня было подобно неразменной монете и не имело значения. Я вечен. Я знал это и был уверен, что завтра всё будет так же, как и вчера. А потом… Потом мне стало интересно: кто же они такие? Я видел, как их жизнь течет рядом со мной. Мимо меня. Сквозь меня. И через них. Это то, что я вижу, когда я — это я. Но они видят меня просто человеком. Таким же, как и они. А они все — разные. Сейчас я был студентом в небольшой европейской стране. Неторопливый, ровный ход жизни Старого света пришелся мне по душе. А может, это было что-то типа ностальгии — первое мое знакомство с этим миром произошло именно в Европе. Я успел повидать многое, но этот город тронул за душу. Древний и молодой, запутавшийся во времени и сплетении улиц, с ратушной площадью и старым замком на вершине холма. Туристы на его улицах не раздражали меня. Мне нравилось наблюдать за ними. В толпе туристов, глазеющих на знаменитые часы на старой ратуше, ждущих выхода фигурок каждый час, мне было уютно, словно в одном из крошечных кафе или абсентерий, меня пьянило, качало, давало силу. Много я не забирал, полмгновения, миг, не больше, но в сумме выходило немало. Я снимал уютную квартирку на одной из неприметных узких улочек. У меня были хорошие соседи. Старушка, седая до белизны, с осанкой балерины. Девушка в смешных круглых очках и с вечным мольбертом за спиной. Дружелюбно улыбающийся мне каждый раз при встрече парень с выкрашенными во все цвета радуги волосами и неизменным спутником — забавной пестрой черно-белой крысой в кармане. Старушку звали пани Магда, из-под ее двери всегда вкусно пахло свежей сдобой. Иногда к ней заходила женщина и два подростка-близнеца. Близнецы мне не очень нравились — в них было что-то от песочных часов, где каждая песчинка была на учете. Пробыв у пани Магды не более получаса, они уносились куда-то с огромными спортивными сумками. Пани Магда однажды сказала, что ее внуки всерьез занимаются хоккеем. И вся их жизнь с ранних лет подчинена жесткому расписанию. — Целеустремленные ребятишки, — заметил я как-то, когда она вышла проводить их и потом долго стояла возле окна в общем коридоре, глядя куда-то в сторону старого моста, туда, где над городом возвышались шпили готического собора. — Да, Марек, ты прав, они очень хотят добиться успеха, но… В этом «но» я услышал печаль.  — Что не так? Разве это плохо? — Несмотря на то, что у них ничего не удалось ни разу забрать, а может быть — именно поэтому, я испытывал к ним уважение. — Видишь ли, иногда полезно остановиться и сделать какую-нибудь глупость, — пани Магда улыбнулась, — просто так. Ни для чего. Мне хотелось бы, чтобы они остались, посидели со мной, рассказали о своих делах, спросили как дела у меня, съели пару теплых плюшек за столом, а не между тренировками. Она посмотрела на меня с каким-то непередаваемо ласковым выражением: — Ты молод, тебе, наверное, кажется, что это глупость, ведь у тебя столько времени впереди. А я… — она вздохнула, — я знаю, что мое время заканчивается, но это нормально. Оно течет не так, как раньше — раньше мне его всегда не хватало, а сейчас его много, хотя я знаю, что его и осталось так мало. Помолчав, она улыбнулась: — Да что это я! У меня же сегодня плюшки с корицей! Попробуешь? Мне нравилось иногда заходить к ней. Что-то было в этих фотографиях в коридоре, старом буфете с посудой в кухне, уютных занавесках на окне. — Проходи же! Будешь кофе? Кофе я так и не полюбил, мне больше нравилось какао, но об этом пани Магде я почему-то никогда не говорил. И отчего-то мне стало грустно. Хотя никогда до этого я не знал такого чувства. Я видел её время, точнее, его остатки. И понял, что не возьму у неё ничего. Ни сотой доли секунды её времени. Я был богат, мог позволить себе многое. А она, она просто делилась со мной теми крохами, что ей оставались. Я пробыл у нее недолго, она вручила мне тарелку с горкой плюшек, со словами: — Вечером попьете с ними чаю, — пани Магда лукаво улыбнулась, — на всех хватит. Я слегка удивился этому «на всех» и поблагодарил — впервые, может быть, искренне. Мне действительно было приятно. Дома я оставил тарелку на кухне и подумал, что неплохо было бы прогуляться к ратуше. Пришло время сбора небольших дивидендов. Я пробыл там недолго — рутина, привычные дела, словно фермер обходя свои владения, по пути срывая самые вкусные и спелые фрукты. Правда, в этот раз меня привлекло забавное зрелище. Три взрослые и совершенно нормальные на первый взгляд женщины, устроили настоящую фотосессию для трех смешных рыжих вязаных котов. Почему-то мне показалось это очень милым, хотя, может, и странным. Я не стал забирать у них ничего, пусть даже занятие их выглядело абсолютно бессмысленным. Но внимание зевак они привлекали. Так что я неплохо пополнил свои запасы. Я стоял на переходе, недалеко от моей улицы, среди людей, привычно забирая ненужные им мгновения. Что-то маленькое черно-белое метнулось из-под ног и ринулось через дорогу. Прямо под колеса мчащейся машины. И в этот момент за ним кинулась девушка, та самая соседка с мольбертом, у которой я забирал несколько секунд каждый день — ведь она все равно просто пялилась в свой гаджет, улыбалась, ставила сердечки под картинками. Её несколько мгновений жизни ничего для нее не значили, а мне… — Найдён! Она не видела вынырнувшей из-за угла машины? Или видела — и все равно бросилась спасать какую-то крысу? Пусть милую, пушистую — но крысу? Глупая, эти твари быстрые и живучие, им ничего не может нанести вред! Как и мне. Хотя даже меня однажды пытались пришибить в подворотне. Это было в одной тропической стране. Обитателям фавел приглянулись мои часы и сумка. Порочные и наивные люди. Я забрал у них почти все время, оставив им лишь несколько последних часов. Люди странные. Они нерациональны, глупы, расточительны. И не понимают этого. Или это я их не понимаю? …Кинулась, не замечая мчащийся автомобиль — да, я видел, ей секунды не хватало, чтоб успеть подхватить крысеныша. Не знаю, что на меня нашло, первый раз я не брал, я отдавал, просто вернул ей её же секунду. В конце концов, это было именно её время. Местный гений, из тех, что умеет видеть между мирами, вывел однажды формулу соотношения времени, скорости и массы, и по этой формуле моей соседке явно не хватало еще одной составляющей. Меня. Что и почему меня заставило это сделать, я не смог бы сказать ни тогда, ни сейчас. Я просто сделал это. Может потому, что мог. Я изъял этих двоих — девушку с мольбертом и крыску — из одного места и переместил на другое. Случайные прохожие видели, как маленький пушистый комочек выскакивает на дорогу, следом — девчонка с мольбертом. Лохматый парень выдергивает девчонку с крысой в руках из-под колёс автомобиля и ставит её на тротуар. Машина же, немного вильнув, проносится мимо, водитель даже не успел понять, что сейчас произошло. — Спасибо! — девушка смотрела на меня, прижимая к груди забавную зверушку. — Ты с ума сошла? — мне отчего-то захотелось наорать на нее. Я… испугался? За неё? За девчонку, у которой ежедневно забирал мгновения её времени? Почему мне стало вдруг не безразлично, что могло бы случиться с ней? Может потому, что ее время исчезло бы? Но это неверно, оно не исчезнет. Оно просто достанется другому, кому-то, кто ещё не появился, но появится вскорости. Да нет же! Все не так. Я понял, что если бы с ней произошло непоправимое, мне действительно было бы плохо. Грустно. Тоскливо. Может, потому что я привык к ней. К её робким улыбкам, к посиделкам у неё или у меня на кухне с плюшками пани Магды, к акварелям, в которых я узнавал не просто полюбившийся город, а течение его жизни. Что со мной? Мне не все равно, что с ней бы стало? Не все равно. Потому что этого еще не случилось, но случится теперь непременно. И посиделки, и акварели, и плюшки пани Магды. Потому что, если бы сейчас я не сделал то, что сделал, этого бы уже никогда не было. Я посмотрел на неё. Потом на крыску в её руках. — Оно того стоило? Это всего лишь крыса! — я действительно был зол. На неё, на крысу эту, на себя самого. — Что значит — всего лишь крыса?! — её губы дрожали, слезы за круглыми стеклами очков готовы были политься рекой: — Он же живой! — Он-то живой, а ты могла стать мертвой! — меня охватило чувство, похожее одновременно на злость и облегчение, и это было странно и непонятно. Но не было неприятным. Существо в её руках посмотрело на меня глазками-бусинками и, смешно чихнув, потерло лапками-ручками мордочку. — Ну-ка, дай мне это создание. Девушка протестующе прижала крыску, та слабо пискнула. — Да не бойся, ничего я ему не сделаю. — Он напугался, не нужно! — девушка решительно засунула крыску под куртку.  — Сегодня Радек на дежурстве, я присматриваю за Найдёном, и вот, чуть не… — она всхлипнула. — Тогда я понесу твой мольберт. Мы соседи. Я Марек. — А я Божена, — она улыбнулась, — я знаю, мы с вами здороваемся. — С тобой, — ответно улыбнулся я, — с тобой, мы здороваемся с тобой. Хочешь плюшек? Пани Магда меня угостила сегодня. — Пани Магда? — удивилась девушка. — Она обычно только кивает. Я немного ее боюсь, она всегда такая, — Божена замялась — королева, вот. — Ну что ты! Она очень милая и добрая женщина. Для меня оказалось неожиданностью, что пани Магда, оказывается, не общалась ни с кем из соседей, кроме меня. — Ты странный, — Божена повернулась ко мне, внимательно и быстро заглянув в глаза, — Радек говорит, что ты не отсюда. — Радек? Кто это? — я пожал плечами: — Конечно не отсюда, я тут учусь. — Радек, наш сосед, хозяин крыски, ну такой разноцветный, — она рассмеялась, покрутив ладонью над головой, — он учится, и подрабатывает в ветеринарном магазине. За разговором мы дошли до дома, поднялись на этаж, я помог открыть ей дверь, занес мольберт. — Я жду тебя на чай с плюшками, — посмотрел на крысеныша, — и этого приноси. Мне показалось, в бусинках его глаз сверкнули хитрые искорки. Она остановила меня: — Погоди, сейчас, я только куртку оставлю, — и протянула мне Найдёна. Я почему-то отступил и спрятал руки за спину. — Не бойся, он не укусит! Он доверчивый, а доверчивые не кусаются! — рассмеялась Божена, стягивая шарф и кидая его на пуфик в прихожей вслед за курткой. Она посадила крысеныша себе на плечо:  — Мы готовы! Я написала Радеку, он зайдет за Найдёном, ты не против? Я был не против. Я знал, что теперь эти посиделки на кухне, вечера с чашкой какао для меня, сладким крепким чаем для Радека и кофе для Божены, под пирожки и плюшки пани Магды, будут неотъемлемой частью моей жизни в этом мире, и я уже скучал по ним, еще не случившимся, но уже таким привычным. Потом к нам зашел тот самый Радек, хозяин крысёныша, рассказал о том, что он нашел его: — … в углу, наверное, он просто сбежал из клетки и сидел там. Маленький такой, напуганный, ну и вот, теперь он со мной. Погладь, не бойся, у него сделаны все необходимые прививки — с серьезным видом заявил он. Я рассмеялся и протянул руку:  — Необходимые прививки? Это было странное маленькое существо, сгусток чистой энергии, комок пушистых нитей-связок. Древнее и вечно юное создание, где и как он умудрился пройти между мирами — и почему не смог попасть обратно? Он смотрел мне в глаза — я знал, что он видит меня, так же, как я вижу его. «Крыска» — назвал его Радек, привязав его к этому миру — и оно стало крыской. Так же, как когда-то тот полицейский привязал меня, решив, что я молодой мажор-повеса — спасибо ему за это, ну и папочке — вариантов у того полицейского было все же не так много. Когда отец отсылал меня сюда, бросая вот так без средств к существованию, оставив мне лишь возможность по крупицам собирать то, что позволит мне выжить, на что он рассчитывал? «Тебе, пожалуй пора. Не надоело еще?» Я давно отвык от такого способа общения и вздрогнул. «А я не против, мне нравится этот мир!» Я сделал вид, что просто рассматриваю крысёныша. «Но тебя ждут. Тобой довольны» Совсем недавно я, наверное, отдал бы многое за такие слова. Но сейчас мне стало обидно. Впервые я нашел что-то, что мне действительно было интересно. Нет, не так — стало дорого. Впервые у меня появились друзья. Впервые я знал, чего хотел. Я хотел остаться здесь, в своей квартире на узкой улочке в старом городе, на своей кухне, со своими друзьями. Но вокруг меня что-то происходило, что-то менялось, расплывалось вязкой кляксой, закручивало бешеным вихрем, замирало и неслось. Я узнал родной мир. Я стоял на пороге и видел себя, словно в зеркальном коридоре, отражающем все мои сущности. И с тоской почувствовал, что сейчас я снова стану никем. Ничем, повесой, папенькиным сынком, думающим, что у него есть собственная воля, а на самом деле живущим так, как пожелает его создатель. Мой отец, творящий и разрушающий миры просто так. По своей прихоти играющий вселенными и жизнями. Сейчас он играл мной. И тогда пришло понимание. Кем бы ни было это существо, которое Радек назвал крысой — оно всего лишь ключ, и я у открытой двери. Мое решение — оно только мое, и только мне решать — с какой стороны я захлопну эту дверь. Мне вдруг стало легко и весело. Я сжал кулак, выкинув вверх средний палец и показал тот самый дорогоуказующий жест, — не знаю, своим отражениям, или… И шагнул обратно, на кухню, в свою квартиру, чтобы услышать: — Конечно, прививки и все такое, они же болеют, как и мы, это может быть опасно, а я хочу, чтобы он прожил долгую жизнь. — Он милый, правда же? — Божена погладила крысёныша. — Милый, — согласился я и тоже погладил пеструю спинку. У меня еще много дел. Если пани Магде каждый день отдавать хоть пару секунд, то её плюшками мы сможем баловаться долго. Да и внукам ее не помешает добавить пару песчинок в их песочные часы. Радеку все же надо иногда высыпаться, а Божена должна успеть нарисовать свои картины, и её ждет Та-Самая-Известная-Галерея. Ну и… Я подумал, что крысёнок проживет необычайно долгую жизнь.