***
— Это всё. П-прости, больше не лезет… — покачала головой Комори откладывая поднос. Нона понимающе закивала, помогая пристроить его на шуфлядку. Но даже после этого она не ушла, смотря на Юи такими неожиданно проницательными розовыми глазами. — Почему ты без черепа?.. Демон вновь поджала губы, не зная, как объяснить. — Это из-за того, что ты немая?.. — попыталась догадаться невеста — Чтобы я смогла читать то, что ты хочешь сказать по ми… Мимике? Слуга неуверенно кивнула. — А что ты хочешь сказать? Горничная резко поднялась на ноги и широко отворила двери, направив выпрямленную руку в этом направлении. — Хочешь, чтобы я пошла куда-то? Да. — Я не хочу покидать эту комнату… Да и выгляжу я не очень… Пожалуйста. — Зачем? Куда идти? Я покажу. — Нона… Пожалуйста. — Я… Умоляю. Девушка вздохнула. И тогда горничная тихо ушла, вновь оставив её одну. Даже поднос не унесла. Блондинка пару секунд смотрела на закрывшиеся двери, после чего рухнула обратно на матрас.***
Внезапно в дверь постучались. Странно, прошло ведь не так много времени с того момента, как Нона покинула Комори. Вернулась за подносом, что-ли? Кто бы там не был, открывать глаза желания не было. Как и желания делать что-либо. Особенно слушать и вести разговор с тем, кто решил войти в комнату. Снова стук. Теперь уже точно слышно, что стучатся изнутри комнаты. Значит, это призыв к тому, чтобы Юи всё-таки обратила внимание на пришедшего… Звук же становился всё настойчивее и не прекращался. Видимо, блондинке и вправду ничего не остаётся, кроме как… — Что такое? — смертная вновь поднялась. Неудивительно, что это опять была Нона. Кто угодно другой бы уже использовал голос, чтобы достучатся до сироты, и лишь младшая служанка вынуждена действовать… Буквально. Демон почтительно, держа предмет обоими руками, протянула нечто своей Госпоже, поклонившись на все сорок пять градусов. На самом деле, невесте уже было плевать на такое излишне почтительное отношение к ней. Нет, она не привыкала. Звучит слишком невежественно. — Что это? — Комори приняла дар, коим оказалась небольшая книжонка в кожаном переплёте. Поняв, что слуга на вряд ли в состоянии что-то объяснить, девушка рыскрыла, как она поняла, дневник. Её взгляды понадобилось время, чтобы смочь сосредоточиться на тексте. Иероглифы расплывались перед глазами, которые начинали болеть от всего того мыла, что плавало перед глазами. Подобное уже начинало сильно напрягать и даже раздражать сироту, и та, не выдержав, резко тряхнула головой, закусив губу. В шее что-то хрустнуло. Навярняка от того, что продлительное время находилась без движения. Юи проигнорировала это, наконец получив возможность читать. Нона же уже успела ухватится за лампу и держать её возле бумаги, дабы облегчить это дело в подобных сумерках.«Мицуки и Юи дарят мне счастье и я надеюсь, что Тошико сможет однажды увидеть наших девочек.»
Эта строчка первой заострила на себе внимание читательницы, заставив ту замереть в ошеломлении, читая её всё снова и снова. Удостовершись в том, что всё это чистая, писанная на листах этого дневника правда, и что ничего лишнего ей с усталости и голода не почудилось, взгляд Комори побрёл дальше.«Надеюсь, что ты, милая, не против, что я продолжаю твой дневник за тебя. Именно из него ведь я выбрал имена для малышек. Хотел, чтобы твое — пусть и косвенное, но все же участие — присутствовало. Я решил вести дневник для тебя. Когда я спасу тебя, он вновь станет твоим, обещаю. Я сделаю всё возможное как для тебя, так и для наших дочерей. С ними всё будет в порядке. Должно быть. Они не заслуживают быть участи оказатся втянутыми в дела КарлХайнца. Твоего убийцы. Я не позволю ему отобрать у меня всю мою семью. Особенно тебя. Ты так удивишся, когда увидишь, как изменился сейчас этот мир. Две сотни лет прошло с твоей смерти. Я постараюсь спасти тебя как можно раньше, чтобы ты успела застать то, чем я сейчасу живу, а также взросление твоих дочек. Я всё тебе покажу. Сейчас это, к нашему счастью, возможно. Навестим твою родину, если пожелаешь — а я знаю тебя и не восмневаюсь в этом — объездим всю Евразию. Сейчас мир правда красив. Но не столь, каким он был тогда. Без тебя он никогда не будет прежним. Ты всегда будешь главной причиной моей любви к нему, всегда.»
— Где ты это взяла? — прошептала девушка, не отрывая глаз от написанного. Тогда Нона снова указала на дверь, шире её отворив. — Ты отведёшь меня туда, где нашла её? Да. — Х-хорошо, пошли. Служанка невероятно быстро присела под Госпожой, надевая на ту непонятно откуда взятые балетки, после чего выровнялась и отошла к дверям, позволяя блондинке пройти в коридор первой. Та в свою очередь именно так и поступила, стараясь игнорировать вернувшееся головокружение.***
— Тут? Пара вошли в, видимо, давно покинутое и неиспользуемое помещение. Из освещения была лишь луна и лампа в руках служанки, не более. Но и этого хватило, чтобы рассмотреть прикрытую белой тканью мебель и полные книжные полки. Горничная кивнула. Теперь её личико вновь скрывал собачий череп, хотя никого этого сильно не заботило. — Где именно? — устало нахмурилась сирота. Безшумной походкой демон дошла до одной из упомянутых ранее полок. — Здесь, значит, — осознала блондинка — Что тут делал дневник отца? Слуга показала на остальные полные книг полки, качая головой из стороны в сторону. — Что ты хочешь этим сказать?.. Демон направила пальцы сначала на отверстия для глаз в своём черепе, после вновь на полки. — Ты уже осмотрела здесь всё? Кивок. — И ничего подобного не нашла. Три кивка. — Понятно… — выдохнула Комори, сильнее сжав книжонку в ладонях — Но я всё же ещё сама поищу. Нона приподняла кулак, выпрямив указательный и средний палец, показав на себя, после чего, спрятав их обратно, откинула большой, по направлению к дверям. — Можешь не уходить, — разрешила Юи — Тут довольно пыльно. Ты, наверное, убиралась здесь? Именно поэтому и нашла его… Продолжай, если нужно. Ты мне не мешаешь. Младшая служанка почтительно поклонилась, направившись к оставленной ею же метле. Девушка осторожно провела пальцем по безымянным обложкам. Видно, книги были достаточно старыми, чтобы развалиться на части от одного прикосновения. В таком случаи почему же тут находился дневник отца? Может, стоит посмотреть на последние записи? Тогда… Нет, ноги смертную вообще не держали. Думать удавалось с трудом, что выразительно расстыгивало время, требуещееся для этого, а стоять при этом становилось слишком трудно. Комори медленно опустилась на корточки, придерживаясь за полку. Теперь более менее… Хотя в такой позе дрожь нижней части тела особенно ощущается. Так, о чём же шла мысль?.. Точно. Последняя запись. По ней можно было бы установить, когда этот дневник тут очутился. Очевидно, что занесло его сюда не порывом ветерка. Соответственно, это не случайность… Как же он сюда попал? — Эй! Слышишь меня? Юи медленно обернулась на источник звука. — А? — Ты игнорировала меня всё это время, или правда не слышала? — парень уселся на диван, прямо поверх белой ткани, под которой тот был «спрятан». — Вроде нет… — пробормотала Комори, опустив взгляд. — Вроде? — переспросил Сакамаки, закинув ногу на ногу. Сирота ничего не ответила. Так вновь стало тихо. Даже Нона куда-то пропала. Слух смертной не улавливой ничего, помимо собственного внутреннего голоса. Осуждающего. Корящего. Громкого. Обвиняющего. Проклинающего. Бичующего. Укоризненного. Клеймящего. Никогда прежде он небыл таковым. И Комори больше даже не восприминала его, как свой собственный. Просто не могла. А вот Аято слышал больше. Как бьёться сердце внутри неё. Всем уже давно стало понятно, что этот орган изначально ей не принадлежит, но это не мешало ему говорить всё за непривычно молчаливую дочь священника. И сейчас этот равномерный стук отличался от того, что сопровождал девушку ранее. Он стал медленее, но настолько истошнее. Настолько громче. Даже её дыхание лишилось. Невеста словно утратила возможность дышать полной грудью — лёгкие словно сами отторгали воздух, давая ему лишь немного спускаться с горла, и сразу возвращаться обратно. Будто сам её организм больше не хотел дышать. Не мог. — Вышла наконец? — заговорил вампир. В противном случае они бы так молчали до смерти. Девица кивнула. — Что ты здесь делаешь? — Крестик ищу, — соврала она, не подав виду, незаметно пряча дневник в карман кофты. Благо, тот был не большим и вмещался. — Так и не нашла до сих пор? — вздохнул первый сын Корделии, внимательно рассматривая собеседницу. — Нет… — Потерять нигде ты его не могла, а слуги ничего не нашли… — Слуги? — переспросила та. — Я поручил им обыскать весь дом, они ничего не обнаружили, — признался вампир — Он настолько важен? — Это самое важное, что у меня есть… Было… — без тени сомнения ответила Юи, вставая на ноги — Его подарил мне папа, сказав, что я похожа на маму… Он раньше принадлежал ей. Этот крестик — единственное, что у меня осталось от неё. Комори сглотнула. — И от папы тоже. — Он пытался убить тебя, а про мать ты почти ничего не знаешь, — напомнил Аято. — Это не важно. Убийца всё равно я. — Как ты не понимаешь, это была самооборона! — повысил голос Сакамаки, на что человек никоим образом не отреагировал. — Разве с-стрелять в голову собственному отцу, пока тот раненный и б-безоружный… Самооборона?.. — Если бы ты это тогда не сделала, он убил бы тебя. — Значит были на то причины, — убеждённо, чётко проговорила сирота — Может, и правильно, что пытался… Вампир замер, в непонимании разглядывая неподвижную собеседницу. — Ты о чём?.. — Если я оказалась способна на такое… — наконец-то, она подарила ему измученный, до боли потухший взгляд — Разве я заслуживаю жить? Зелёные глаза раскрылись в недоумении. Собеседница сказала это так, словно сама прекрасно знала ответ. Казалось, в пыльном воздухе помещения можно было почувствовать, насколько сильно он был пропитан отрицательностью. — Ты сама слышишь, что несешь?! — Нет, — покачала головой она — Да и зачем? Разве я не права? — Конечно нет! — Ты не знаешь, что там происходило, — подметила Комори. — Знаю, мне всё малая рассказала, а она трупом лежала в центре событий, — Аято поднялся с дивана, не смодя глаз с собеседницы — Из которых ясно выходит то, что ты ни в чём не виновата! — Я убила человека! — отчаянно воскликнула она голосом полным некой злобы, но не на собеседника, а на себя саму — Не просто человека, а своего отца! Кто я после этого?! — А я свою мать убил, и что с того? — наоборот более спокойно привёл сравнение Сакамаки. — Ты сам понимаешь, у нас разные ситуации… — Но факт убийства, за который ты себя так убиваешь, один и тот же, — не сдавался он — И это не повод для того, чем ты сейчас занимаешься. — Это не правильно… — Кто сказал?! — Он! — ни секунды не выжидая ответила блондинка — М-меня теперь не примут там. И правильно… — А я сказал, что наоборот! — взмахнул рукой парень, привлекая внимание невесты обратно на себя — Не примут там, приму я. И ты что, умирать собралась?! — Меня… — тихо начала она — Меня должны покарать… — Я не разрешал этому случится, — цокнул вампир. — Ни ты, ни я в этой жизни ничего не решаем! — и она смирилась с этим — Если бы решали, то не попали бы в такую ситуацию и папа бы… Не успев договорить, она вздрогнула от резкого грохота. Инстинктивно повернув головы к источнику звука, пара устремила свои взгляды на одну из тумбочек, что, видимо, уже долгое время пребывали в этом помещении. Ту самую о остальных почти идентичных предметов мебели отличало лишь большое количество ювелирных украшений на ней. Под ней же в на первых взгляд незаметных осколках лицом к чистому полу лежала фоторамка. — Это оно ветром так?.. — недоумевал первенец, но быстро подметил, что единственное окно в комнате закрыто. — Я посмотрю, — тихо проговорила Юи, слабо шатаясь, подходя к аномалии. — Там осколки, — подметил Аято — Осторожно… — Да. Смертная присела и, дотянувшись до небольшого предмета, подняла его, обернув лицевой стороной к себе. Стекло ранее защищающее фотографию полностью разбилось, но большой его кусок, почему-то, остался лежать в раме, мешая полностью разглядеть картинку. Не брезгуя, девушка аккуратно убрала осколок свободной рукой, но так и не положила куда-либо, сконцетрировавшись на рассматривании фото. — Это… Корделия, да?.. — догадалась сирота — Мне уже однажды показывали её фотографию… — Эта женщина? Не знал, что её изображения ещё сохранились в этом доме… Но Юи уже его не слышала. Она вообще ничего не слышала, кроме чужого голоса, что притворялся родным. Земля словно ушла из-под ног, тело… Перестало существовать. Точнее, оно осталось, перестала существовать сама Комори, не чувствуя ничего… Даже боли от воткнутого в нежную кожу осколка. Медленно, но верно он въедался всё глубже и глубже в плоть — её ладонь сама по себе сжималась даже не вздрогнув ни разу. Светло-алая кровь красной нитью полилась вниз по запястью, пока пара капель невесомо приземлилась на пол. Перед малиновыми глазами потемнело, в ушах неприятно зазвенело, реальность будто распадалась на кусочки. Но тогда третий Сакамаки схватил её за руку. Его то прикосновение она уже почувствовала. При чём так чётко, что в тот же миг всё вернулось на круги своя. И боль тоже. — Что ты творишь?.. — пробормотал Аято, слегка встряхнув конечностью смертной, от чего стекло выпало из ослабленной хватки. Девушка попыталась что-то выговорить, но губы отказывались двигаться. — Эй! Ты меня слышишь? Юи слабо кивнула. — Так что это было?.. — больше удивлённо, нежели раздражённо, вопрошал вампир. — Н-не… Я-я… — Комори подняла взгляд на бессмертного — Я н-не знаю, А-Аято… — Если хотела почувствовать боль, могла попросить меня, — видно, парень старался привести собственные мысли в порядок, что выходило с явным трудом. — Я н-не знаю… Н-не понимаю, что… Это б-было… — её голос дрогнул. На тёмных ресницах задрожали слёзы боли. И не известно, от пореза, или от потери. После уже ничего, кроме тихих всхлипов, не покинуло её уст. Хрупкие плечи исхудавшей невесты дрожали, поднимаясь то вверх, то вниз… Снова плакать. Снова из-за самой никчёмной себя. И делать это было так стыдно. Так жалко. Даже в одиночестве в своей новой комнате. Хотя сейчас стыдным и жалким казалось всё её существование. И тогда её тело с трепетом обвили тяжёлые руки.***
Расторопным движением ловких пальцев вендиго с тихим щелчком вернула плиту обратно на её место, закрыв небольшое отверстие в полу. Предмет запал в него идеально — даже слуги ничего не заметят. — Реми? Что ты делаешь? Монстр медленно повернула голову к говорящему, разглядывая его с ног до головы. — Ох, Ури… — она вздохнула с облегчением — Ты всё видел, да? Что ж, придётся перепрятать… — Перепрятать? А что там? — парень сделал пару шагов на встречу. Короткие золотистые локоны поблёскивали от влаги, янтарные глаза смотрели с интересом, сомнением и скрытым испугом. Лишь тёмная кожа пришедшего намекала на их с Реми родство — Ты ведь не прячешь что-то… Плохое? — Как сказать… — третья дочь Кристины усмехнулась, опуская взгляд. — На сколько сильно матушка разозлится, если узнает? — Ури медленно подошёл к книжным полкам, которые ранее скрывали от него силуэт сестры — По десяти-бальной шкале. — Примерно двенадцать, — пожала плечами Акрос — Хотя точно не больше чем тогда, когда я отрезала себе руку топором. — Тогда она тебя чуть не убила, — напомнил вендиго, нервничая. — Я так и не поняла, почему она бесится из-за подобного, всё ведь отросло… — пробормотала Реми, почёсывая пальцем щеку — Да и никто этого не видел, кроме того слуги, у которого я тот топор и украла, выходит имя семьи я даже малейшей кляксой не запятнала, но она всё равно истерит как дикая фурия… — Однажды ты выпала из окна башни сестрицы Раф, это видела вся площадь… — вспоминал парень. — Это я так становлюсь ближе со своим народом… — То, что вся столица видела твои внутренности, это не сближение… — покачал головой он. — Хах, кому как. — И раз уж мы вспомнили именно подобные случаи… — размышлял Ури, понимая, что собеседница вряд ли на прямую откроет сущность тайника — То, что ты спрятала… Как-то связанно с твоими… Наклонностями? — Наклонностями? — чудовище сглотнуло, натянув улыбку — Ты о чём, братец? — Реми, я не слепой и уж тем более не глупый, — проницательно посмотрел на неё тот. — К сожалению, многие бы с этим поспорили, — проговорила очевидное она — Кроме нас, твоих любящих сестриц. За исключением, наверное, Михель. — Михель тоже не считает меня… Она наоборот…! — парень цокнул — Ты переводишь тему. — Возможно, — признала вендиго — Знаю я, что тебе старшая сестрица уж точно роднее меня будет, даже не смотря на то, что у нас двоих самая меньшая разница в возрасте… — Не правда! Я всех вас одинаково и очень сильно люблю. Тебя это тоже касается. И именно поэтому я сейчас пытаюсь узнать, что с тобой происходит, — голос чудовища пропитался нежностью и очевидной заботой, которую Реми предпочитала не замечать. — Ты ведь не слепой. И уж тем более не глупый, — отзеркалила сказанные им ранее слова она — Сам всё прекрасно понимаешь. — Да, я понимаю, что ты делаешь… — признал единственный рождённый сын Кристины — Но зачем? — Приятно, — она вновь пожала плечами она — Моё существование какое-то пластилиновое. Хоть топором руби, хоть с башни кидай… Ничего не будет. Но ведь из меня и ничего «лепить» не собираются. Михель наследница, станет новой королевой, все дела. Гаври как вторая дочь будет во всех этих делах ей помогать. Тебя отдадут замуж за какую-то богатую дамочку, дочь одного из политиков. Сари больше всего любима на только народом, но и, видимо, матушкой тоже. К тому же последнее время сестрица увлеклась судами, её туда уже даже звать не успевают — сама приходит. Как члена королевского рода её без лишних разговоров садят на пост судьи, а ей весело… Раф же постоянно больна, ей бы поправиться сначала, а потом она, скорее всего, женится на ком-то. А я буквально третье колесо. Наконец-то Акрос поднялась с пола на ноги. — Трон для меня точно не доступен, и нужными знаниями, как Гавриэль, я не блещу, чужие судьбы и другие составляющие суда мне не интересны, точно так же, как и замужество… — объяснила свою позицию она со полностью спокойным выражением лица — Вот я и делаю то, что мне нравится и чего я сама хочу. — Вместо того, чтобы самой попытаться из себя что-то «вылепить», ты просто кидаешь этот пластилин об стену? — с надеждой на то, что когда-нибудь, желательно как можно раньше, сестра образумиться. — А что из него лепить, если он засохший? — девушка, скрестив руки на груди, наконец заглянула собеседнику в глаза, продолжив слишком спокойным тоном — У меня нет хобби. У меня нет никаких увлечений. Меня ничего в этой «жизни» не интересует. Я не умею рисовать, чтение меня дарит лишь скуку, мне плевать на животных и тем более людей. Политика для меня слишком пресная и унылая, само слово «суд» звучит смешно после одного лишь осознания, как устроен мир, в котором мы живём, тебе ли не знать. Я не люблю есть, это всегда происходит лишь для пополнения сил. Мне редко хочется вылезать с постели, просто эти служанки больно назойливые. У меня нет никаких талантов, кроме, разве что, неумелого клоуна за семейным столом, с шуток которого лишь иногда хихикнет Сари или Раф, а вторая вообще с нами почти никогда не есть, ведь попросту с кровати встать не в силах. Поэтому я просто переношу свой цирк в её комнату. Правда в том, что нет ничего другого, чем бы я могла заняться, — она усмехнулась с ехидством, что сопровождало её всегда и везде — Но, как говориться… В семье не без урода, да? — Ты не урод, ты… — Ури запнулся. — Вот видишь, — подметила вендиго — Даже на ум ничего из того, что я когда-либо сделала, не приходит. — Ты можешь писать книги. Ты ведь каждый день для сестрицы Раф новые истории придумываешь! Ни у кого из нас нет такой фантазии, как у тебя, — парень сделал шаг навстречу сестре. — Я придумываю глупые страшилки про антропоморфных рыб, вряд ли кто-то кроме неё оценит подобное, хах. Да и подобным я по любому запятнаю имя семьи. — Можешь публиковать под псевдонимом, или вообще не публиковать! Пиши только для Раф, ты не представляешь, насколько сильно важна для неё. Я всего пару раз в жизни покидала собственную комнату, никого из нас к ней не пускают, только ты каким-то образом проходишь незаметно для охраны. Ты для неё самый важный человек. — Предлагаешь мне существовать только ради Раф? — хмыкнула девушка. — Ты можешь жить ради себя и своей любви, неважно к Раф она или кому ещё. Тебя не заставляют с рождения существовать для престола, как Михель, или для поддержки человека на пристоле, как Гаври. Ты родилась здоровой даже не смотря на отсутствие одного сердца, и ты не парень. Для тебя все двери открыты. — И окна тоже, — несерьёзный тон Реми выбивался из общего настроения разговора. — Но это для того, чтобы ты могла дышать свежим воздухом, а не для прыжков из него. — А если мне нравится прыгать? — предложила она — Может я когда-нибудь и осознаю, что «О Боже, я была так слепа всё это время, хочу всю жизнь выращивать кроликов!» или чего ещё, но точно не сейчас. И может выпрыгнув из этого окна я перестану быть заперта в этом помещении с сотней открытых дверей, а найду или проложу свою судьбу самостоятельно. — То есть ты не теряешь надежду в себя и своё будущее? — переживал Ури. — В будущее… Если оно будет, и в нём я всё ещё жива, то не теряю, — беззаботно сказала третья дочь — Как-то слишком много метафор за последнее время, не думаешь? — Ладно, я понял. И если ты обещаешь двигаться дальше, то я приму «это», — вздохнул вендиго — И матушке ничего не скажу. — Спасибо, — хитро улыбнулась собеседница. — Кто-то ещё знает? — на всякий случай уточнил парень. — Ну… Ты и та, которая знает всё, — ухмыльнулось чудовище. — Сари? — Ага, — кивнуло оно — Ей ведь все всё доносят. Граждане, слуги… Но про мою маленькую слабость всё-же я ей сама рассказала. Лучше так, чем когда она узнает от кого-то другого. — И что она на это сказала? — Ни холодно не жарко. Как и ожидалось, — вскинула руки девушка — Люблю её. — Понятно, — кивнул единственный сын — Я тогда пойду. Мне надо ещё умыться… — Снова «случайно» облили слуги? — догадалась Реми — Обнаглели же они. — Да… — размеренным шагом монстр дошёл до дверей. — Михель узнает, они все снова на кольях висеть будут, — хихикнула собеседница. — Что? — Ничего-ничего, иди давай, — кивнула она, после чего приложила указательный палец с тонким губам, проговаривая предложение по слогам, не прекращая улыбаться. — И ни-ко-му.