Humanum est

Не всё, что дозволено, достойно уважения. Университетский коридор – артерия, по которой пульсирующим потоком течёт студенческая жизнь, – был переполнен. Оно и понятно: большая перемена, все куда-то спешат, всем что-то нужно, все хотят уложить свои архиважные дела в отведённые полчаса. Те, кто был счастливо избавлен от этой необходимости, теснились по стенам, пропуская снующих туда-сюда ребят, и непринуждённо болтали, потягивая дрянной кофе из бумажных стаканчиков и кроша на пол бутербродами. В углу поодаль от лестницы было попросторнее, и группа студентов умудрилась даже сформировать полукруг, перед которым на потеху толпе выступал один особо видный, особо долговязый и особо лохматый юноша. Джулиан стоял, уперев одну руку в бок, а вторую драматично прижав к груди, глядел на однокашников хитрым взором и безбожно лгал. – …так что, честно говоря, Люци, – тянул он, ослепительно улыбаясь, – твои «самые смелые предположения» – это то, чем мы на первых неделях занимались для разогрева. Люцио уважительно похлопал в ладоши и тут же скорчил ехидную рожу: – Ну раз вы с профессором такие экспериментаторы, так вам уж и скучно должно было стать. – Вот ещё, – самодовольно отозвался тот. – Как надоело практиковать просто смену поз, мы подались в игры поинтереснее. Знаешь, сколько у него нашлось девайсов? – Да ты по фактам, по фактам давай, – потребовал кто-то, и Джулиан обернулся на голос. – Ну хорошо! Возьмём самое банальное – шибари. Люцио присвистнул, послышались одобрительные возгласы. – Прихожу это я к нему домой однажды, а он мне и говорит, мол, давайте-ка тест на доверие. Глаза завязал, раздел и аккуратненько стянул на кровати. Пока на кровати. Потом… ну, знаете, вот эти фиксирующие колечки, да? – Чё, и это позволил? – Ну да. Он же разбирается в том, что делает. Так вот, значит, нацепил его, вибратор в меня затолкал разом без подготовки и свалил, не знаю, на часок-другой. – Так прям сразу и затолкал? – Так прям сразу. – И типа не больно? – Неа. – Да ну! – А с чего бы? – Джулиан обвёл всех присутствующих снисходительным взглядом. – У меня уже большой опыт. И вообще, это и в первый раз сразу приятно было. Мы уже давно в принципе смазками не пользуемся: организм приспособился, сам вырабатывает. А ты, Люцио, брови так не поднимай: учебник полистай на досуге, там тебе доходчиво расскажут, что не только у женщин подобные железы есть. – Можно подумать! – фыркнул Люцио. – Нашёлся эксперт по учебной программе! То, что ты её составителю на досуге под партой отсасываешь, не значит, что вместе со спермой ты сглатываешь крупицы его запредельного айкью. – Experentia, мой друг, est optima magistra, – парировал тот. – Согласен, мой друг, зря быканул, – был ему шутливый ответ тем же тоном. – Ты мне лучше скажи, неужели ты всё это время выдержал? – Выдержал, куда деваться. Зато после это был самый бурный оргазм в моей жизни. Люцио качнул головой, однако, судя по выражению его лица, он был вполне склонен верить этому заявлению. Почувствовав, что его эпатажную байку заглотили живьём, Джулиан пошёл вразнос. – Ну, так подумать, может, и не самый, – улыбнулся он мечтательно. – А вот как-то раз он накачал меня афродизиаками, сразу несколькими разного действия, и – есть у него там возможность, – подвесил связанным вниз головой. – О-о-о… о-о-о… о-о-о-о… – понимающе протянул Люцио, но перебивать не стал. – Я, клянусь, часа три так провёл. Под конец это, конечно, был полнейший майндбрейк, тем более что он, знаешь ли, выдерживает по десяток раз за ночь, а отпускать меня из этого положения ему как-то не хотелось. – Да ты б сдох три часа вниз башкой висеть! – Так это смотря как перетягивать. На то оно и искусство, между прочим, так подвесить, чтобы риск исключить. Там если правильно узлы располагать и вес распределять, можно и пять, и восемь, и сколько хочешь… – Как это вы всё интересно рассказываете, право слово! Когда Вальдемар успел возникнуть у Джулиана за спиной, заметить никто не успел. То ли все были увлечены рассказом, то ли в потоке студентов хрупкая фигура профессора была не так видна, как на постаменте за кафедрой... Как давно он был здесь и как много успел услышать, тоже было неизвестно. Пряча глаза, публика расступилась перед ним, и только оратор остался стоять, чувствуя лопатками его присутствие. Вид у Джулиана, вероятно, был столь отчаянным, что Люцио вдруг прочистил горло и как можно более непринуждённым тоном сказал: – А, эм, здрасьте, профессор. Мы, чесгря, как-то не ожидали увидеть вас в наших кругах… Вальдемар неторопливо выплыл из-за памятника завравшемуся студенту, уложив руку ему на плечо, и приветливо прищурился, спрятав улыбку под маской. – Я, признаться, шёл мимо по своим делам, но рассказ вашего коллеги меня так увлёк, что я не мог не остановиться на минутку. Так что вы там говорили про положение вниз головой в течение трёх и более часов? Вы продолжайте, продолжайте. Джулиан издал невразумительный звук и уронил голову, сгорая от смущения. Вальдемар был неумолим. – А хорошо ли вам известно, Деворак, как работает кровеносная система человека? И последствиями длительного пережатия сосудов вы много интересовались? Вижу, что не так уж. Нет, я, безусловно, понимаю: в процессе эротических практик вы думали не об этом и часов, несомненно, не наблюдали. Ну всё-таки ради красного словца пожалейте если не отца, то хоть законы природы. Всё, на что хватило Джулиана – это тихо вздохнуть. Настроение его слушателей успело смениться с благоговейного страха на привычное ехидство, как только стало ясно, кто выбран жертвой преподавательских издёвок. Вальдемар между тем продолжал: – Чем юные умы дезинформировать, пройдите лучше со мной. Вы ведь вряд ли сильно заняты, м? – Я… я не… не то чтобы… – пробормотал Джулиан, бессильно повинуясь утягивающей его руке. – Вот и замечательно. Дам вам краткий курс по вопросам искусства ограничения подвижности тела человека при помощи верёвки. Пойдёмте, пойдёмте. С этими словами Вальдемар поволок его за собой в направлении кабинета, не дав ни мгновения опомниться. – О-хо-хо! – крикнул им вдогонку Люцио. – Смотри, Джулс, на пару-то не опоздай! – Не беспокойтесь, три часа держать я его не собираюсь, – пообещал профессор и скрылся за дверью, утащив свою добычу следом. В кабинете он всё-таки выпустил многострадальное плечо, и Джулиан, сделав несколько шагов, остановился в нерешительности, слабо представляя, что от него требовалось. Вальдемар направился к столу, принялся рыться в бумагах, наконец, вытащил небольшую папочку и пересчитал вложенные в неё листы. – Да вы не стойте на пороге, идите сюда, – сказал он, спустив маску. – Вздёргивать вас под потолком я всё-таки не буду, вы мне свободный пока нужнее. Поборов сомнения, Джулиан приблизился к нему. Лицо его безнадёжно пылало, и он проклинал себя за неумение справляться с эмоциями. Оставалось надеяться, что профессор расценит это как реакцию на публичное высмеивание, а не на хлынувшие в голову бесстыдные мысли. О, меньше всего на свете хотелось Джулиану обнаружить истинную причину своего смущения! – Между прочим, – произнёс Вальдемар, пробегая глазами содержимое папки, – кто этот счастливец, коему довелось ассистировать вам в подобных практиках? Сбитый с толку внезапным вопросом, Джулиан нетвёрдо выдавил: – А… н-ну… вы его не знаете… – К его счастью. В противном случае пришлось бы вам обоим головы откручивать за халатное отношение к технике безопасности. Дайте мне свои контактные данные. – Ч-что? – глаза Джулиана округлились. – Контактные данные, – невозмутимо повторил Вальдемар. – Электронный адрес, аккаунт в соцсети – что угодно. Вышлю вам материалы, почитаете на досуге. И партнёру своему передадите. Не хотелось бы, чтобы однажды причиной вашего отсутствия на моей паре оказалась ваша бесславная кончина. Это был удар наповал. Джулиан сам не понял, как сумел устоять на ногах под грузом обрушившихся на него чувств. Кажется, он молчал слишком долго, потому как Вальдемар вдруг отложил папку и придвинул к нему листок и ручку. – Вот, пожалуйста. Джулиан только заторможенно кивнул и принялся строчить адрес почты. Помедлил немного – и следом вписал свой ник с пометкой соцсети. Он понятия не имел, на что надеялся. – К-как вам будет удобнее, – смущённо пояснил он, возвратив листок. – Благодарю, – Вальдемар поправил бумаги в папке и наконец взглянул на него. – Собственно, я хотел попросить вас о маленькой услуге. Я сейчас занят катастрофически, а мне необходимо вот это вот на кафедру предоставить. Если вас не затруднит отнести… – Разумеется, – выпалил Джулиан прежде, чем успел осмыслить суть возложенной задачи. – Очень вам признателен. Тогда скажите там, что от меня, они разберутся. Если никого не будет, просто оставьте на столе от входа слева. Может, виновата была игра воображения, но кажется, на этот раз улыбнулся Вальдемар без привычной насмешливости. Искренне. По-человечески. Джулиан глупо заулыбался в ответ. – Я… эм… я мигом… – Не торопитесь, – отозвался профессор. – Главное, доставьте в целости и сохранности, а мне отчитываться не нужно. Ещё раз большое спасибо. Джулиан покинул кабинет, прижимая папку к груди, словно самое ценное сокровище. Он мог поклясться, что от неё исходило тепло. И это тепло заполняло его, разливалось внутри и неосторожно выплёскивалось искорками в подёрнутых пеленой глазах. * * * В кабинет Джулиан спускался не менее воодушевлённый, чем поднимался в деканат. У него был невероятно хороший день. Прежде всего, короткий: согласно новому учебному плану их группу разбили надвое, и на этот раз просиживать лишнюю пару в университете предстояло не ему. Хоть он и переживал первое время, что преподавателем им поставили кого-то другого, в то время как Вальдемар взялся курировать его менее удачливых коллег, сегодня Джулиан получил внимания больше, чем мог мечтать. Он был выбран в качестве помощника. Он был полезен. Он был в восторге. Более того, на кафедре он застал делегацию сильных мира во главе с ректором Надией Сатринавой. Бросив понимающий взгляд на бумаги, властительница здешних мест обещалась подписать всё необходимое в ближайшее время и попросила его зайти попозже, занести готовые документы профессору. Мог ли он отказать?.. Две пары пролетели незаметно, незаметно пролетели три этажа вверх и три вниз, и штатный Гермес наконец сложил крылья на потрёпанных кедах, остановившись перед заветной дверью. Сердце его отбивало дискотечные ритмы, и причиной этому была отнюдь не беготня по лестницам. Судьба великодушно преподнесла ему ещё один подарок, и сейчас ему предстояло развернуть обёртку. Итак, глубокий вдох… – Профессор, – Джулиан решительно толкнул дверь, – ректор Сатринава просила отдать вам… И замер на пороге пустого кабинета. Вальдемара за столом не было. Не было его и в дальних углах аудитории, и Джулиан ощутимо приуныл. Куда это могло унести профессора за пять минут до пары? Вручать ему документы в присутствии глазеющей группы желания не было: Джулиан надеялся на безобидный тет-а-тет длительностью в несколько кратких, но безмерно ценных секунд. Он даже, грешным делом, подумывал позволить себе дерзость и ненароком коснуться вожделенной руки при передаче бумаг, но как это можно было провернуть теперь, когда свидетелем их безмолвному диалогу чувств стала бы глумливая толпа? Ждать профессора было бессмысленно, уходить не хотелось, и Джулиан задумчиво прошёлся по аудитории, в нерешительности мусоля в пальцах драгоценную ношу. Нет, будет действительно лучше, если он просто оставит всё на столе. Вальдемару будет не до него, да и едва ли тут требуются какие-то пояснения, ведь они с ректором сами разберутся в своих бумажках. С тяжёлым вздохом Джулиан пристроил папку на краю стола так, чтобы её обязательно заметили, и собрался было уже исчезнуть, как вдруг взгляд его зацепился за деталь, выбивавшуюся из привычного порядка вещей. Дверь в подсобку – обыкновенно запертая, завешанная плакатами и таблицами, загороженная то какими-то коробками, то моделью человеческого скелета, – была открыта. Не распахнута призывно, разумеется, но и небольшой щели хватало, чтобы привлечь внимание. Повинуясь необъяснимому порыву, Джулиан подступил ближе. Он не надеялся обнаружить там ни самого профессора, ни его страшные тайны. Его толкало обычное любопытство бесповоротно запавшего человека. «Хочу всё знать», но с романтическим подтекстом. Отворяя дверь шире, он уже чувствовал на себе уничтожающий взгляд, уже слышал сотню язвительных фраз в свой адрес, уже понимал, что не будет ему спасения. У него не было оправдания, не было объяснения, но невразумительные попытки признаться в своей идиотской привязанности он решил оставить на крайний случай. Влечение было сильнее страха. Собравшись с духом, Джулиан нырнул в душную тьму. С непривычки он сперва не смог ничего разглядеть, но затем тусклый луч из-за спины вычертил в крохотной комнатке табурет, одинокую сумку на крючке и многочисленные складки ткани по стенам. Джулиан неверяще моргнул. Халаты. Повсюду висели халаты профессора – белые, чистые, одинаковые. Их было удивительно много, и все они спадали ровно, аккуратно, словно выточенные из мрамора. Но на ощупь рукав оказался мягким… Джулиан в ужасе уставился на свои пальцы. Когда он успел зайти так далеко? Он стоял посреди подсобки с краем профессорского халата в руках и нелепо поглаживал его, точно стараясь впитать это ощущение. Как неосмотрительно, как… глупо… А затем он уткнулся в ткань лицом. И вдохнул. Что-то скребущееся, расцарапывающее грудную клетку изнутри, принялось рвать его сердце с новой силой. Запах профессора, слишком медицинский, слишком искусственный, слишком безликий, заполнил его лёгкие и выбил остатки сознательности из его бедной головы. Джулиан тихонько взвыл. Он так долго сходил с ума от желания прикоснуться к недоступному божеству науки, так долго сгорал в попытке вообразить себе, каково это – приблизиться к светилу. И вот сейчас он мог позволить себе маленькое безрассудство, мог всецело отдаться своей отчаянной болезненной мечте. Постоять так, вдыхая целительную отраву, ещё немного. Ещё совсем немного. Ещё буквально мгновение. Дверь кабинета грохнула, и с оживлённым гомоном многоголовое многоногое многорукое чудовище – единый студенческий организм, – повалило в аудиторию кровожадно пожирать знания. Джулиан похолодел. Среди полусотни голосов он отчётливо различил тот единственный, и сердце его рухнуло куда-то вниз. – Перерыв кончился, господа хорошие, – наигранно нежно тянул Вальдемар, неспешно шествуя к кафедре. – Закрываем ротики, достаём листочки: сейчас будет пятиминуточка. Шаги вдруг сменили траекторию и теперь уверенно двинулись в направлении подсобки. Однако замерли у самой двери, и Джулиан услышал, как сперва щёлкнула ручка, а затем дважды звякнул ключ в замке. Вальдемар развернулся на каблуках, его голос зазвучал насмешливее: – А я всё слышу, Моргассон. Минус балл вам. А предупреждать вас я, к слову, не обязан. Это просто проверка домашнего задания и общей готовности. Давайте, давайте, поживее. С этими словами он направился прочь, и Джулиан еле слышно выдохнул. Радоваться было рано. Более того, положение, кажется, только ухудшилось. Итак, его заперли. Как минимум, до конца пары. Повезло, конечно, что у него самого занятия кончились и он ничего не пропускал, но кто знает, когда Вальдемар придёт сюда за вещами. И придёт ли вообще. Ему же нужна была, ну, хоть та же сумка, правда? Джулиан тяжело опустился на табурет. Пальцы он разжать не потрудился, и халат с тихим шорохом упал к нему на колени. Значит, полтора часа одиночества в окружении одеяний профессора, в окружении его запаха и голоса, да? Что ж, не самое ужасное положение, если вдуматься. Вальдемар как будто был рядом, везде и сразу, и это так отчётливо напоминало безумные сновидения, что быть уверенным в истинности происходящего стало трудно. Впрочем, будь это сон, нечего было бы бояться. Можно было бы решительно подойти к профессору, ухватить за отвороты халата и утянуть в поцелуй у всех на глазах. И профессор бы непременно ответил, а потом разложил бы Джулиана на ближайшем столе и… Вдох. Выдох. Медленный вдох. Медленный выдох. К несчастью, реальность была суровее. Вальдемар казался неприступен, ему дела не было до студентов и их ребяческих чувств. И, в принципе, правильно: на кой чёрт ему сдался какой-то первокурсник, ничего из себя не представляющий, но безнадёжно влюблённый? Не похоже, чтобы у профессора был кто-то (Хотя что вообще можно было сказать о нём наверняка?), но даже если и так, под перчаткой он, несомненно, носил обручальное кольцо с гравировкой «наука». Ну и милёночка ты себе нашёл, Илья… Сладко-горькая смесь мыслей заставляла Джулиана терять контроль над дыханием. Осознание невозможности быть с профессором наяву, но совершенно реальное присутствие его в мелочах вокруг лишало способности трезво соображать. Руки сами потянулись набросить халат на плечи, и вмиг стало теплее, словно Вальдемар сам наклонился со спины и обнял, нежно, невесомо. Интересно, как на самом деле ощущаются его объятия? Джулиану никогда не узнать. В этой идее так много неправильного, так много бессмысленного. Это просто фантазия, которой можно тешиться и которую не стоит воспринимать всерьёз. Но Джулиан воспринимал. Минута текла за минутой, шум в аудитории то стихал, то поднимался снова, а он всё сидел, прислонившись спиной к стене, и вдыхал, вдыхал, вдыхал. Не мог надышаться. Не мог наслушаться. Голос профессора отчётливо доносился из-за двери: то объяснял тему, сыпля статистикой и терминами, то снисходительно отпускал очередную колкость, то принимался отчитывать кого-нибудь с особенным увлечением. О, эти придирки, эта жёсткая критика, эта раздражённая интонация… Джулиан сам не замечал, как начинал покусывать губы, вслушиваясь в гневные реплики профессора. Когда Вальдемар говорил так с ним, его сердце решительно отказывалось биться. Зато грешить хотелось ещё сильнее. Провоцировать. Напрашиваться на наказание. Чувствовать себя недостойным. Джулиан с трудом подавил исступлённый стон. Проверочная работа была сдана давно, да и новый материал, судя по всему, объяснять Вальдемар уже закончил, потому как теперь по аудитории разносился лишь его менторски-издевательский тон. Ответов студентов слышно не было, зато его комментарии, разгромные, меткие, наполненные осознанием собственного авторитета и безграничной власти – его комментарии звучали отчётливо и твёрдо. Гвоздями вбивались в голову, иглами входили в сердце. Дышать стало окончательно трудно, когда очередная волна мурашек прошла по телу вниз и слилась с упоительной болью. Джулиан понял, что проиграл. Проиграл голосу, проиграл запаху, проиграл теплу, проиграл своему телу. Держаться дольше он не мог и не хотел, поэтому наспех расправился с ремнём и запустил руку под ткань джинсов. Как будто в поощрение за покладистость, Вальдемар заговорил о нём. Ставил его в наглядный пример одногруппникам, разбирал давнишние его промахи, повторял памятные шутки. Джулиану было наплевать на контекст – от этого насмешливого протяжного «Деворак» хотелось стонать в голос. И он цедил стоны по капле, впившись в ладонь, искусывая пальцы до синяков и стараясь выдыхать через раз, потому что каждый выдох казался ему слишком громким. Он почти чувствовал холодные руки у себя на плечах, почти ощущал короткие поцелуи в висок, так часто видевшиеся ему во сне. В какой-то момент он окончательно перестал понимать, слышит ли голос профессора наяву или додумывает фразы, но это его и не волновало: каждое слово и каждая усмешка заставляли его сердце сжиматься, а тело – сгорать от желания. Он уже был на грани… …когда дверь в подсобку растворилась, явив на пороге высокий тонкий силуэт в контражуре. Вальдемар склонил голову набок. – Ого, – только и сказал он, расплывшись в хищнейшей из улыбок. Мгновение между ними натянутой струной пронзительно звенела тишина. Джулиан забыл, как дышать. Как двигаться. Как говорить. Он просто смотрел на профессора полными отчаяния глазами и чувствовал этот знакомый тошнотворный холодок, расцветающий в груди, когда сладостный сон начинает стремительно превращаться в мучительный кошмар. Между тем Вальдемар сделал шаг. В выражении его лица не было ни тени возмущения – только удовольствие людоеда, заставшего жертву безоружной. – Я и не подозревал, Деворак, – произнёс он, прикрывая за собой дверь, – что ваша тяга к науке так сильна, что вы ко мне вольным слушателем ходите внеурочно. Мне, надо сказать, безмерно льстит такое отношение. Осознание реальности происходящего обрушилось на Джулиана с силой отрезвляющей оплеухи, и сердце его заколотилось до боли в груди. Этому у него точно не было объяснения. И всё-таки он попытался. – П-профессор… – начал он, запинаясь и пряча глаза. – Я, эм… я… видите ли… Я к в-вам зашёл… ну… по делу… и т-так вышло… – Вижу, – перебил Вальдемар цапнув его за запястье и подняв перепачканную ладонь повыше. – Вас неожиданно охватила страстная любовь к моему предмету. Вы и счёт времени потеряли, м? Занятие кончилось, а вы всё здесь. Паника с жадностью поглотила остатки самообладания, и Джулиан почти слёзно выдавил: – Ну так я п-пойду, может? – Не-е-ет, – его мучитель наклонился ниже, почти к самому его лицу. Кровавые глаза сверкнули чем-то леденящим душу. – У меня так давно не было столь увлечённого слушателя! Как насчёт краткой беседы? – его пальцы легко подцепили подбородок, заставили поднять голову. Едва слышным, мягким, соблазнительным голосом Вальдемар проговорил, растягивая слова: – Только вы и я, Джулиан… И тот уронил лицо в ладонь. «Убит», – подумал он с отчаянием. – «Без всяких там «ранен, ранен». Одним выстрелом». Чувствуя на себе вопросительный взгляд, он собрался с силами и сбивчиво забормотал что-то, начинавшееся с «вы назвали меня по имени» и заканчивавшееся нечленораздельными звуками, полными страха и обожания. Вальдемар с интересом выслушал эту тираду и, когда звуки превратились в однообразное протяжное «н-н-нх», прервал её снисходительным смешком: – Как я и полагал. Было в этих словах что-то такое, что заставило Джулиана похолодеть и поднять на профессора растерянный взгляд. – Если вы считали, что ваши чувства – это какая-то тайна… – Вальдемар мягко улыбнулся. – Вынужден вас разочаровать. Я уже давно замечаю перемены в вашем поведении. Взгляды, румянец, учащённое дыхание… Наконец, реши вы просто удовлетворить себя, вы не стали бы трогать мои вещи, верно? Вам следует быть осторожнее, Деворак, – он легонько потрепал Джулиана по голове. – Вас слишком легко прочесть. Несмотря на то, что в его тоне не слышалось ни злости, ни возмущения, сердце Джулиана болезненно ёкнуло, а в горле встал ком. Значит, его влюблённость не была секретом. Значит, профессор даже не был удивлён. Значит… – Теперь вы… выставите меня вон, да? – Джулиан обречённо опустил голову, даже не пытаясь скрыть сожаление в голосе. – Ну почему же? – покоившаяся на его макушке рука вдруг сжалась и больно дёрнула его за волосы. – Нам действительно есть, о чём поговорить. Вальдемар снова ухватил его за подбородок и проник в глаза – в душу, – таким взглядом, что спавшее было возбуждение ударило Джулиана под дых с новой силой. – Тем более, что вы всё-таки нарушили дисциплину... – большой палец скользнул по его губам чересчур красноречиво, Вальдемар прищурился и закончил вкрадчивым шёпотом: – …беспутный мальчишка. Сладкая дрожь охватила Джулиана, и он едва сдержал неосторожный стон. Это было слишком. Таким голосом о таких вещах шутить нельзя. Если Вальдемар играл, то он доигрался. С едва слышным «профессор» Джулиан подался вперёд и очертил палец языком. Не встретив сопротивления, принял в рот по костяшку. Прикрыл глаза. Вальдемар руки не отдёргивал, даже как будто поддавался движению, гладил в ответ, дразнил, испытывал на прочность. Ждал, что нахальный студентик опомнится? Испугается? Что ж, в этом случае он не на того напал. – Какой энтузиазм! – судя по беззлобной усмешке, его это вполне устраивало. – У вас уже был подобный опыт? В любом случае, это не сложнее ваших обыденных отработок. Он ещё смел ехидничать! Джулиану так хотелось заставить его замолчать, заставить распахнуть от неожиданности потрясающие глаза, заставить задохнуться от столь же сильного возбуждения, какое сейчас мучило его. Вальдемар его намерение понял. Но позиций не сдал. – Будьте умницей, Деворак, – пошёл в атаку: перехватил язык двумя пальцами, принялся массировать, умело доводя жертву до приглушённых полустонов. И замер удивлённо, когда та требовательно вцепилась ему в запястье. «Быть умницей, профессор?» – Джулиан бережно огладил скрытую перчаткой ладонь и поднял на него взгляд. – «Вот… так?» Он готов был поклясться, что уловил довольный выдох, когда оба пальца оказались у него во рту. Очень медленно, не сводя глаз с лица профессора, он выпустил их и снова вобрал. Рискнул взять чуть глубже, прижал к нёбу, сглотнул. Он видел, как расширяются вертикальные зрачки, как явственнее становится зубастая улыбка. Он ликовал. – Одна-ако… Похвальное рвение! – Вальдемар продолжал строить из себя саму неприступность, но даже в его броне имелись трещины. – Как непривычно находить вас… столь послушным. Ему нравилось. Он ответно перехватывал вёрткий язык, ласкал, царапал кончиком пальца, вновь отпускал. Поглаживал изнутри по щеке, толкался в глотку, проверял, изучал, забавлялся. И вдруг высвободил руку, с интересом исследователя взглянув на тянущуюся за ней ниточку слюны. – Ну, хватит с вас. Джулиан в нерешительности поднял на него взор. Всё, да? Игра окончена? Ничья? …игра действительно была окончена. – Не пора ли от теории, – Вальдемар неторопливо расстегнул пуговицу на брюках и повёл замочек молнии вниз, – перейти к практике? Джулиан почувствовал, как голова его пошла кругом. Невозможно. Это было невозможно. Если бы он не сидел, то точно повалился бы на подкосившихся ногах: смятение, страх, неверие смешались в невразумительный комок чувств и трижды прицельно ударили – слабостью по конечностям, румянцем – по щекам и… – П-профе… – На колени, Деворак. Вальдемар глядел триумфатором. Палачом. Повелителем. Он сознавал свою вседозволенность, он ею пользовался, не тратя времени на сомнения. Нещадно карал за дерзость любить себя. Осуждённый почувствовал сковавшие его цепи, почувствовал, как они натянулись все разом – и, увлекаемый ими, рухнул на пол, покорно ожидая приказаний. Вальдемар расправился с одеждой, сделал шаг ближе и настойчиво потянул курчавую голову на себя. Только тут взгляд Джулиана сфокусировался, и испуганный возглас вырвался сам собой: – Д… два? Вальдемар замер. И залился негромким смехом, приложив ладонь ко лбу. – Ах, какой вы очаровательно бестолковый! – воскликнул он, справившись с приступом веселья. – То есть, цвет моей кожи, строение глаз, форма зубов, бинты на моей голове – всё это вас не смущало? Вы знаете, прочие студенты куда более наблюдательны. Вон, сколько баек про мою потустороннюю сущность насочиняли – хоть сборник составляй! – Я… я думал… – окончательно пристыженный, Джулиан опустил глаза и неловко застучал указательными пальцами друг о друга. – Я думал, вы п-просто… особенный… В этих словах было столько смущения, столько болезненной искренности, что Вальдемар только снисходительно покачал головой. А потом схватил Джулиана за волосы и вернул в исходное положение, недвусмысленно подтолкнув вперёд. – Тогда что же вас так удивило? Приступайте к работе, Джулиан – чай, не проверочная. Противиться было бесполезно, да, впрочем, и не хотелось. Пугало только то, насколько уверенно обращались с ним чужие руки. Сам Джулиан столь же уверенным в своих действиях не был. Что бы он там ни молол в коридорах, чем бы ни хвастался перед друзьями, опыта у него было куда меньше. Всё, на что он мог сейчас положиться – это на своё знание пошаговых инструкций в формате порнокомиксов и эротических игр, но эти ресурсы уже доказали свою непригодность во время его утреннего сольного выступления. Приходилось действовать интуитивно. Очень осторожно он прошёлся языком до основания одного из членов, приступил ко второму, чередуя ласки с короткими поцелуями. Остановился в нерешительности, но, повинуясь давлению чужих пальцев на затылке, неспешно принял в рот головку и принялся усердно очерчивать её, постепенно вбирая в себя больше. Возможно, он двигался слишком медленно, потому как Вальдемар вдруг потянул его за волосы с негромким «ну же, смелее» и беспрепятственно вошёл целиком. Джулиан дёрнулся и, едва его пустили, подался назад, забившись в кашле. Больше его не трогали, но было ясно, что это подсказка. Вернее, приказ. Он попробовал снова. Аккуратнее, легче, стараясь всё сделать правильно с самого начала. Вальдемар пальцев не сжимал – значит, был доволен, значит, позволял самому, без наставлений. Джулиан приноровился, принял в себя полностью, замер на мгновение и перешёл к делу. Он двигался всё ещё с опаской, но уже ритмичнее, исчерчивая языком член по всей длине. Сосредоточиться мешал второй, упиравшийся в щёку при каждом толчке и оставлявший на коже влажные полосы. Джулиан отстранился, прошёлся по его кончику поцелуями и с готовностью взял так глубоко, как только мог. Теперь он действовал и рукой тоже, стараясь ласкать оба сразу, стараясь добиться поощряющих слов или хотя бы сорвать удовлетворённый выдох. Его мысли сошлись к одному: профессору должно нравиться. Затянувшийся сон это или нет, но если Вальдемар позволил ему такое, то не должен пожалеть. Справляться с двумя членами было непросто, и всё-таки Джулиан ощущал, что им были довольны. Поглаживания по макушке были ему ориентиром. А когда он прижался вплотную, расслабив горло, а затем сглотнул несколько раз, хватка стала жёстче. Вальдемар неожиданно сжал его голову обеими руками и задвигался сам, быстро, настойчиво, не позволяя себе мешать. Джулиан сорвался на болезненный стон, но вырваться не смог – и через мгновение ощутил, как его глотку заполняет горячее и вязкое. Щеку его тоже залило семенем, и он на всякий случай прикрыл глаза. Тихое шипение сквозь стиснутые зубы было красноречивее любых слов. Профессор наслаждался. – Что ж, я очень доволен вами, Джулиан, – он отстранился, откровенно любуясь перепачканным лицом и вслушиваясь в сбитое дыхание. – Кое в чём вы удивительно способны. Джулиан залился краской, но взгляда не отвёл. Ему отчего-то было приятно это пристальное внимание, было приятно представать перед профессором в столь откровенном виде. Пусть смотрит на то, что сделал. Пусть видит, что поражение кажется побеждённому высшей наградой. Между тем Вальдемар, закончив приводить себя в порядок, опустился перед ним и решительно протянул руку. Джулиан недоумённо отпрянул, но его тут же схватили за грудки и заставили замереть. – Полагаю вы… заслужили небольшое поощрение, – пальцы профессора сомкнулись на его члене, дважды скользнули по всей длине. – В конце концов, вы за этим и пришли. Помолчите, будьте добры, – оборвал Вальдемар ответное протестующе бормотание. – Всё равно ничего умного не скажете. И сжал ладонь крепче. Экстаз охватил Джулиана слишком стремительно – он едва успел уткнуться в профессорское плечо, подавляя непозволительно громкий стон. Дрожь всё ещё била его, когда Вальдемар убрал руку и выпрямился, без особого интереса разглядывая перепачканную смазкой ладонь. – Быстро вы, однако, – усмехнулся он, стянул перчатку и небрежно швырнул в мусорное ведро у двери. В кармане его халата ожидаемо обнаружилась запасная. Оглядев себя и убедившись, что следов на одежде нет, он снял с крючка сумку и перекинул через плечо. Джулиан уже пришёл в себя и даже с дыханием справился, но всё ещё не мог выдавить ни слова, хотя прекрасно понимал, что ещё мгновение – и профессор уйдёт. Нужно было что-то сделать, нужно было что-то сказать. …нужно ли? Вальдемар окинул подсобку задумчивым взглядом и наконец повернулся к двери. – Приведите себя в порядок, не спешите особо, – произнёс он. – Если что-то нужно, поищите в моём кабинете. Ключи я оставлю на столе: сдайте потом на охрану. Не дожидаясь ответа, он открыл дверь – но остановился на пороге и обернулся, не скрывая лукавой ухмылки. – И не стоит ненароком оставлять их у себя, – сказал он, демонстративно звякнув связкой ключей. – Я ведь вас и так пущу… обсудить любые вопросы.