*
Ночь. Скользит неспешно холодный свет луны. По верхушкам спящих деревьев. По горбатым хребтам крыш. Дымкой проникает сквозь неплотно сдвинутые шторы. За ним следуют причудливые тени. Словно заблудившиеся призраки. Ищут что-то. Или кого-то. Сползают по стенам, проникают в самые дальние уголки тёмных шкафов. И сливаются со спрятанными в них тайнами. Тьма поглощает всё, как всеядный монстр. Сейчас её время. Ночь. Спят все. Весь город. Только одноглазые уличные фонари меланхолично смотрят каждый в свою точку. Как будто не хотят видеть ничего лишнего. Только то, на что падают яркие пятна света. Так они могут продолжать делать вид, что им не страшно быть единственными, кто не спит ночью. Вернее, "не единственными". Ловко огибая лужицы света, неслышно, из тени в тень перепрыгивает кто-то. Потёртые кроссовки не издают звука. Не шуршит мелкий песок на дороге. Не ломается с треском ни малейшая сухая веточка, ни один листок. Даже воздух, рассекаемый быстрыми движениями, хранит тишину. Словно во всём мире звук запретили. Он подходит к высокому дереву и останавливается. Ветер не колышет раскидистых ветвей, только лунный свет гладит чёрно-синие листья на фоне чёрно-синего неба. Штиль. И тишина. Раздается свист. И дерево оживает. Его крона превращается в чёрный вихрь. Будит ветер, и тот разносит сине-чёрные лоскутки повсюду. Листья? Перья! Хлопанье крыльев, птичьи крики вмиг наполняют безмолвный мир, словно по колдовству. А почему "словно"? Может, это дерево демон? Демон-оборотень?*
У Ямагучи в голове эхом звучит демоническая какофония, когда он просыпается. И абсолютно забывает этот странный сон. Приподнимается на локте и отключает будильник. Понедельник, собираться пора. Дорога в школу скучная, так что обычно, если не встречает по дороге друга, он просыпается уже перед своим шкафчиком. Обычно. Чернокрылые, черногрудые, черноклювые - как если бы их просто взяли и окунули с головой в банку чёрной краски. И только когда те в раскрытом клюве виден яркий цвет. Ямагучи почему-то обращает внимание на птицу, что упрямо пытается разорвать мусорный пакет. Она забавно дёргает головой, и часто едва не падает, помогая себе крыльями. Если не считать тех проблем, что доставит жителям рассыпанный мусор, то картина довольно весёлая. Тадаши хмыкает и проходит мимо.*
- Вороны... жуткие... - вдруг произносит Цукишима. За окном трещат цикады, жалуясь на несносную жару. А внутри класса душно. Хотя перемена, у них тихо, из-за солидарной усталости учеников. Ямагучи знает только двоих, кто станет носиться по такой жарище. К счастью, они не в их с Цукки классе. Иначе бы привязались и потянули с собой. А им бы не хотелось. Во всяком случае, Тадаши точно. Даже есть не хочется. Он только-только выпил сок и сейчас без особой надежды пытается вытянуть из картонки ещё немного влаги. Цукишима даже пить не хочет. Толкнув коробочку Ямагучи, проворчал что-то вроде: "только потеть буду больше", снял наушники с покрасневшей от жары шеи и улёгся на парте дремать. Вернее, так думал Ямагучи пока тот вдруг не заговорил. И ещё он думал: "Цукки крутой" и "и добрый", благодарно потягивая отвергнутый сок. Цукки ещё очень умный, так что наверняка ему не грозило в скором времени обезвоживание, или удар или ещё что, о чём Ямагучи понятия не имеет. О воронах он тоже не много знает, отчего и удивляется: лично он утром думал, что вороны забавные. - Хм? А... не бери в голову. Мысли вслух. - Пр-... Хорошо, Цукки, - Ямагучи замолкает. Как если бы Цукки действительно сказал своё обычное "Заткнись, Ямагучи". А он едва не отвечает уже ставшей стандартной: "Прости, Цукки". Цукки крутой. Но в последнее время какой-то раздражённый. И извиняться приходится по сто раз на дню. Цукишиму не только он считает крутым. Он самый высокий, поэтому сразу попадает в основной состав. Нет, не поэтому. Он на самом деле отличный блокировщик. Ямагучи завидует, хотя на лавке запасных ему всё же уютнее. Меньше беготни. И требований. А ведь, когда они записывались, у клуба не было тренера. Три года сулили пройти с ленивой атмосферой и без усилий. И закончиться галочкой в графе "активного участия в школьной деятельности". А тут - фанаты волейбола и внук спартанского тренера... Если подумать, может поэтому его друг и злится? Или ещё.. Бум! Вот поэтому. Мяч, запущенный со скоростью, по крайней мере, 100 метров в секунду, рассёк воздух прямо возле его уха. Он даже вскрикнуть не успел, как громыхнул снаряд о стену. Только запоздало покрылся холодными мурашками. Ветераны волейбольного клуба страшные. Бьют мяч так, словно дух из него выбить собираются. И из мяча и из Ямагучи. И ещё... Тадаши было с ними как-то не посебе. Не с мячами. Со старшими по клубу. И поэтому лучше вести счёт и греть лавку. Немного поотдаль от трёх других запасных. - Отличный удар! Хвалят они друг друга. Дружески переталкиваются локтями, перекидываются шутками, смеются, вытирают ручейки пота, облизывают пересохшие губы. Ямагучи снова ёжится и отворачивается. Вот уж кто действительно жуткий... Заткнись, Ямагучи - даёт ему дельный совет рациональный мозг. Голосом Цукки. Не слыхал про обезвоживание? Это естественный рефлекс сформированный человеческой природой тысячами лет эволюции. Лучше приготовь бутылки с водой и полотенца. Он так и делает, сгоняя холодные мурашки. Хотя стоит жара. Разгар лета. Летний лагерь. Тренировочный. И он чаще чем нет греет и без того тёплую лавку. И заморачивается всякими глупыми мыслями. Цукишима и двое других первогодок не кажутся сколь-нибудь обеспокоенными. Хотя, последних, пожалуй, ничто вообще не волнует кроме волейбола. И предстоящей игры со школой со странным названием. Цукишима спокоен, пьёт воду и благодарно кивает. И Ямагучи успокаивается. Да, напридумывал себе страшилок. Лето, в конце концов. И давно сформировавшаяся традиция пугать себя до холодного пота, видимо, тоже въелась в их ДНК. Но вечером, как ни позорно это признавать, он пугается криков, и из туалета бежит как от орды ёкаев. Лишь в общей комнате до него доходит, что это их соклубники наделали шума, и капитан, распространяя вокруг убийственную ауру, выходит разбираться. С извиняющейся улыбкой, за ним тут же отправляется вице капитан. Цукишима рядом устало вздыхает, ворча подходящие моменту нелестные эпитеты. Ямагучи тоже вздыхает. Тени, звуки, собственное воображение. Долго ли он ещё будет пугливым кроликом? Поэтому так здорово, что они с Кеем живут недалеко друг от друга. Клуб ведь теперь то и дело занимается допоздна. После провальных игр с кошачьей школой новоиспеченный тренер решительно берётся за команду, и поэтому по домам расходятся уже затемно. Лето уступает своё нагретое место осени. И дни укорачиваются, удлиняя тени. Те самые, что в воображении приобретают форму кошмаров. И попытки не смотреть на них, не думать, всё равно что думать ещё усиленнее и видеть отчётливее. - Ямагучи, иди сегодня один. У меня ещё дела. Чувство облегчения в миг улетучивается. Ну-ну ладно. Тогда, я... пойду... Он не спрашивает что за дела у его рослого друга. У самого же маленький секрет. Хотя Цукки наверняка и так знает. Он тренируется по вечерам, учит эту хитрую подачу под руководством семпая. Тот куда мягче их тренера, и терпеливее. Не устаёт повторять и показывать, даже когда самому Тадаши очень стыдно за свою несообразительность. Он лишь успокаивает. И иногда с завистью комментирует их возраст: Хотел бы я снова стать старшеклассником. С этой взрослой жизнью и работой, времени почти нет... - Простите, - Ямагучи чувствует себя ещё более виноватым. - Ах, нет! Ты не правильно понял, мне даже приятно, что ты обратился ко мне за помощью. Дело совершенно не в этом, а... ну, думаю, ты поймёшь. Вас ведь уже нельзя называть "бескрылыми воронами"? Тадаши кивает, всё ещё ощущая вину, и подбрасывает мяч. Он регулярно тренируется. Но результаты... Скорее дело удачи. А не сказать, чтобы Тадаши отличался везением. Скорее, наоборот. Тайную тренировку он пропускает. В оправдание - мейл семпаю, что не придёт. И дрожащие колени. Но к его чести - дрожали они не от страха. От неожиданного забега, каких даже для штрафных не делали. Наверное, можно гордиться будет, когда он подсчитает расстояние до дома, что он пробежал. Интересно только, может ли он гордиться тем, что удирал от хулиганов? Цукишима хмурится, слушая его объяснение. На следующий день он едва ходит, ноги болят даже в местах, о существовании которых он не подозревал. Так что его ещё с разминки садят на лавку. Цукки цыкает, а остальные, особенно самый мелкий, глядят на него чересчур сочувственно. Ямагучи смотрит на свои непослушные ноги. Что хуже - как ему удирать сегодня? Цукки хмуро качает головой - сегодня он снова будет занят. Ясно, какие ещё варианты? Теперь уже дело не в браваде. Тадаши определённо новая мишень задир. Может, остаться ночевать в школе? А еда? Вода, одеяло и учебники на завтра? Он ждёт до самого закрытия ворот. И, кажется, избранная стратегия оправдывает ожидания. Хулиганы не выскочили из-за угла, пошли по домам. Или куда ходят после школы хулиганы? Уж точно не в клубы или на индивидуальные тренировки. Кстати, куда именно ходит Цукишима тренироваться? Под ногами шуршат листья, и Ямагучи едва не подпрыгивает от неожиданности. Темно, чем дальше от центральных улиц, тем реже стоят фонари. И тем больше тени кажутся осязаемыми. Ему стоит огромных усилий просто чтобы не оглядываться. Не пытаться рассмотреть в них то, чего нет. Не воображать невидимого копошения внутри. Он старательно пытается ничего не видеть. Даже когда кусок черноты отделяется от общей массы и вылазит прямо перед ним на одно из редких пятен света. Он чувствует, как волосы на голове встают дыбом, а всё тело покрывается гусиной кожей. Сердце перестаёт стучать, оно уже в горле и вот-вот выскочит. Так даже лучше, лучше умереть до того как его начнут рвать на части. До того как фантазия старшеклассника доводит его до инфаркта, тень каркает. И, напыжившись, бочком на двух лапах прыгает себе дальше. Хах. Холодный пот неприятен обычно, но сейчас он рад его ощущать. И возобновившееся биение сердца, настолько медленное и спокойное, будто не оно сейчас собиралось сбежать, бросив Тадаши на растерзание жутким ночным монстрам. Но единственным монстром оказалась птица, что раздирает разве что мусорные пакеты. Тадаши почти расстраивается, когда птица так же тихо, как появилась, забавно подпрыгивая, растворяется в тени по другую сторону фонаря. Вот так же быстро и легко влились в команду все новички, кроме него... Первым "влившимся" стал, разумеется, самый общительный. Он стал ещё одним шумным "вороном" этой чудаковатой команды. Карасуно - так называется их школа. И город. Карасу - так зовётся угольно чёрная птица. И волейбольный клуб с гордостью называет себя воронами. Чёрная форма, чёрный баннер. И лозунг: "Лети". Хотя, глядя на конкретного первогодку, такого мелкого и часто несуразного, громкого и размахивающего неугомонными руками, Ямагучи вспоминает позабавившую его сценку у мусорки. И да, он похож на взъерошенного воронёнка. Если бы воронята бывали рыжими. Вторым, как ни парадоксально, в команду вписывается самый неуклюжий в общении. Его неловкость до сих пор почти болезненно ощутима. Его "грубость" - это криво пришитая заплатка на первом слоге слова "робость". Неровными стежками и белыми нитками. На их чисто чёрной клубной форме. Но его все приняли, он - часть команды. В глазах вспыхивает пламя. Сильнее того, что Тадаши ощутил, войдя в игру на серьёзном матче впервые. Такое же пламя и у его партнёра по комбо... И это не про рыжий пожар на его голове. А насчёт Цукки... - Чего ты так поздно? Бегом мыть руки, я разогрею ужин - и только попробуй сказать, что поел с друзьями! Ой. Он и заметить не успел, как оказался дома. Но со словами мамы замечает, что, во-первых, он ужасно голоден, о чём сообщает довольной ответом маме. Сегодня он не пошёл с остальными ребятами угощаться булочкой за счёт капитана. Потому что на тренировке он только штаны просиживал. Из-за своих непослушных ног, которые, как он замечает во-вторых, уже совсем не болят. И в-третьих. Было действительно поздно, как он никогда ещё не высовывал носа на улицу в одиночку. И в нем не было ни тени страха.*
Бурлящий смех. Нет - смесь всех эмоций от возбуждения, что он добился чего-то невероятного. Что теперь все моря по колено. Наполняют и распирают грудную клетку. И вырываются наружу с шумом звенящего в ушах ветра. Он протягивает в стороны руки, чувствует приятное ощущение натянутости на сведённых лопатках, в напряжённом в предвкушении позвоночнике. Холодно, ночной воздух резкий и живой. И он чувствует себя живее, чем когда-либо. Даже не помнит, чтобы жил до этого момента. Хриплые крики на морозе отражаются от горных склонов, и ему вторят другие. Такие же голоса. Их язык он не знал раньше, но слышит о силе. Он почти ощущает её своей! Глубоко вдохнуть, ещё глубже. Больше. Выпить этот холодный воздух вместе с мраком ночи. Забыть про жжение в лёгких, про ломоту в конечностях, про свои мысли. Отпустить себя, наконец... Мир взмывает вверх, оставляя внизу твёрдую землю. Он больше не чувствует её под ногами. Он больше не нуждается в этой опоре. Он может ходить по лунному свету...*
Солнечный свет на следующее утро очень слабый, едва пробивается сквозь тучи и мглу. Но настроение это не портит. Осенняя пора - пора туч и туманов. В горах она ощущается по особенному. Хотя, Ямагучи и не с чем сравнивать. Всю жизнь здесь прожил, не считая школьные туристические поездки. И вот с клубом. Улицы постепенно оживают в утреннем полумраке, магазинчики открываются, дети топают в школу. Ямагучи тоже - идёт и зевает. Да так сильно, что в челюсти что-то щёлкает. Он аж останавливается, потирая неприятное ощущение в том месте. И тут замечает пару чёрных птиц на столбе электропередач. Проходя мимо магазинчика тренера тоже стайку. И к моменту пересечения ворот школьной территории, насчитывает несколько дюжин. Их всегда было так много? - Хм? - Цукишима отклеивает щёку от ладони, демонстрируя внимание. До звонка ещё минут пять, а Цукишиму он застал спящим как будто уже вечность. Наверное, дома не высыпается — учёба для него на первом месте. А волейбол отнимает так много сил. И при всём этом, он жертвует своим бесценным отдыхом, снисходя до этой глупой беседы. - Ну, я раньше, возможно, не замечал, но их вокруг действительно много. Ворон. - Ямагучи теряется. Он не собирался ничего говорить. Случайно вырвалось, а "слово не воробей", теперь пытайся что-то придумать, чтобы не показаться слишком странным. Ударение на "слишком", потому что не показаться странным уже не получится. - Ты заметил? Я не встречаю других птиц, кроме ворон. Ну... Мне так показалось. Наверное... - Наверное... - повторяет блондин, но не понятно, смеётся он или считает утомительным придумывать ответ на тупой вопрос. Вопреки ожиданиям Тадаши, на этом разговор не угасает. - Думаю, другие птицы могут их бояться и потому прячутся, когда те рядом. И не ворОны, а вОроны, - поправляет он, подумав. - Бояться? - Ямагучи рад. Цукишима, видимо, в хорошем настроении. Или не таком плохом, как он ожидал. И осторожно поддерживает разговор, как пока ещё слабый огонёк костра. Цукишима любит покрасова... поделиться своими знаниями. - Японские вороны отличаются от тех, что встречаются по всему миру. Они практически в два раза больше. А деревенская разновидность, куда более свирепая, чем те, что живут в городах. Так что избегать их самое правильное решение, если ты пичуга помельче. - Ого, ты столько знаешь, Цукки! - Мелочь. - Цукишима, наверно, стесняется, ложится на парту, пряча лицо. - Просто читал недавно... Он обрывает себя и меняет тему. Но звонок уже оповещает начало занятий. А Ямагучи дома читает про этих птиц в интернете и, запутавшись, решает считать, что те, кто хрипло каркают, это вОроны, а ворОны, это те, что кричат людям вниз "Ахо! Ахо!" ("Дурак! Дурак!") Точь-в-точь как черноволосый из чудачного дуэта в их клубе. Но тогда и клуб должен бы звать себя 'ворОны', а не 'вОроны', хм? Которая птица любит дурачиться? Потому что их команда определённо любит. За исключением, пожалуй, капитана. И Цукки, разумеется. Он закатывает глаза и парирует всё сарказмом. А если до них не доходит, то добивает прямым и чётким: Дураки". Заслуженным, разумеется. Ах, точно! Так же началась и их дружба. Вернее, так они впервые встретились. - Вот дураки, - сказал с издёвкой, и хулиганы разбежались.*
- Дураки! - крикнул кто-то за окном. Не эхо. И не ворона. Голос не был глухим или хриплым. А звонким и очень возмущённым. Тадаши с Кеем выглянули в окно как раз вовремя, чтобы увидеть, как за свои слова, должно быть, первогодка, схлопотал своим же рюкзаком по рыжей макушке. Рыжей... Крепление не выдержало, и тетради и ручки полетели из школьной сумки. Тадаши с сожалением отвёл взгляд. По звукам, довольные результатом хулиганы, хохоча, покинули сцену. - Вау, какие смелые, - замечает тоном диктора, которому опостылела его работа, Цукишима. - Все преподы в учительской, по другую сторону здания. Вот и считают себя королями песочницы. Детский сад... Нет. И не младшая школа, где дети побегут наперебой рассказывать всё учителям. Старшая школа. Все молча наблюдают. Звенит звонок на занятие. Цукишима лишь безразлично вздыхает. И повторяет. - Дураки. Старшая школа. Школа жизни. Начало года и первые уроки. Время, когда учишься сам выбирать путь решения.*
Убегать или выжидать - как варианты. Но сегодня Цукишима свободен и они идут домой вместе. Жуя всё ещё душистые булочки. Надо спросить Цукки насчёт его тренировок. И тоже ходить с ним, если разрешит. Нет, не чтобы от хулиганов прятаться. Есть ещё один вариант решения. Ямагучи с решимостью сжимает свою волю в кулак. Попутно кроша свою булочку. Тонкая блондинистая бровь вопросительно изгибается. Или даже, саркастически, но сам Цукишима молчит, и потому Тадаши сконфуженно смеётся. Хах. Он и правда собирался стать сильнее, и вот: булочки крошит одной рукой! Силища! Да уж. Одна решимость чудес не сотворит. Теперь ещё и булку хоть выбрасывай. Сплошное месиво в салфетке, не понятно как есть. Рядом кто-то каркает. Кто-то чёрный и, по всей видимости, весьма голодный. - Вороны хищники, - отвечает на незаданный вопрос Цукишима. А значит, мясная булочка не пропадёт зря. Оглядываясь через несколько шагов, Ямагучи кажется, что птица ему благодарно кивает. Но он ничего особенного не сделал, даже как-то неловко становится... С другой стороны, он сам похож на эту птицу. В их первую встречу Цукки вовсе не имел ввиду спасать его, жалко хнычущего, от задир-одноклассников. Но после Цукки не оттолкнул его дружбу... Разве плохо, полагаться на кого-то? Ещё немного? Спрашивает он себя и не спрашивает Цукишиму о его тренировках.*
Утром он просыпается не от будильника. За окном даже рассвет не занялся, поэтому он поворачивается набок, закрывая глаза. И вовремя. Его щеку чтото царапает. Пережив маленькую паническую атаку, он обнаруживает на своей подушке пару перьев и слышит гортанное "краа". И к собственному удивлению, не удивляется. - Если это "спасибо" за булку, то «пожалуйста» и «не стоило беспокоиться» - произносит он, уверенный почему-то, что слова достигают крылатого адресата. Отложив "дары" на стол, он возвращается к прерванному занятию. Но было бы здорово, если бы это были перья тенгу, как в легендах. Который придёт на зов, окажись он в беде... Но... В тот раз его спас Цукки. Рассказать ему об этом? Может, он посмеётся. А, может, стоит подарить ему одно из перьев? Цукки ведь сам никогда не попросит...*
- ...об этом просят и ваши родители. Не задерживайтесь без причины, и перед выходом отмечайтесь у вожатых и связывайтесь с домашними. И если, приходится возвращаться затемно, не ходите по одному. Особенно это касается посещающих клубы. Ямагучи очнулся как раз вовремя, чтобы услышать заключительные кусок речи классного руководителя. Классный час, он вполне имеет право затеряться в собственных мыслях. А услышанное, пожалуй, и было самым важным из повестки. И почти прямым ответом на его мысли накануне. Поэтому вечером, он наконец задаёт вопрос: - А куда ты ещё ходишь на тренировки? Блондин вздрагивает и некоторое время смотрит на него, будто не понимает. Но не останавливается, так что Тадаши не ляпнул полнейшей глупости. - А... - он отводит взгляд и снова кажется равнодушным. - Уже никуда. Как и все. Сразу домой. - О, прости... - вот и спросил. Наверное, Цукки нравилось туда ходить. Стоп. Означает ли это конец и его тайным тренировкам? - А когда это отменят? Высокий парень лишь вздёргивает плечом. Неизвестно. - ...просто странно, даже в средней школе такого не требовали, а мы уже старшеклассники. Считай, взрослые... - Которые спят во время важных объявлений. Да, очень по-взрослому. - Ха-ха... прости... - Тадаши виновато вжимает голову в плечи. - Цукки, ты прав, я услышал только о том, чтобы мы не ходили в одиночку, а остальное... Он виновато смотрит в сторону. Ожидает вздох и нотации с почти лекционным пересказом всей речи учителя, как наказание. - Ученики пропали. Снова. А не такой короткий ответ. И Цукишима зевает. Как если бы речь шла о погоде. Ученики? Пропали?! - Сно-... - начинает Тадаши, как сам вспоминает. Точно. Летом из школы пропали трое... Четверо? Все из одного класса. Видимо, он меняется в лице, так как Цукишима смотрит на него уже не так сонно и говорит, что нет, никакое это не похищение. Тем более серийное. Просто администрация школы должна была хоть какие-то меры предпринять, даже если все знают, что подростки просто сбежали в большой мир. Скорее всего в столь манящий Токио. К такому же выводу пришли и полицейские. Это был общий консенсус и жителей Карасуно. Дело в том, что все пропавшие ребята нередко исчезали с родительских радаров на дни, обычно тусуясь у друзей. Прогулы также были для них не редкость. Всё было как обычно. Разница лишь в том, что на этот раз они не вернулись. Через несколько дней, недель и до сих пор. И вот теперь... Это не сложно, стащить деньги у родителей, пойти на станцию, сесть на поезд, укатить в этот бурлящий мир из их тихого городка. Слишком тихого. Нет в Карасуно якудза, безголовых мотоциклистов, да и простых преступников, не то говоря уже об хитроумных мошенниках. Ямагучи ни разу не слышал даже о банальной краже. Тренер свой магазин даже на ключ не запирает. Он заметил, когда тот без даже щелчка замка выскочил к ним с криком, чтоб не шумели. Причём, крикнул громче их. Но никто больше не вышел, потревоженный шумом. На самом деле, для бунтарских душ место слишком скучное. Самое спокойное место во всей префектуре. Или даже Японии. Может, недавно он тоже хотел уехать. Как будто со сменой города переменилась бы в лучшую сторону его жизнь. Но с приближающимися отборочными, он всё больше осознаёт, как это глупо. Вот он, живёт изо дня в день, такой скучный Тадаши Ямагучи. Тем временем перемены происходят. Их команду уже стали запоминать, и другие школы хотят играть с ними. У них новая менеджер, но скоро она останется одна справляться с гиперактивной командой, да и команда на следующий год изменится... Все изменяется, даже он сам. Надеется... Место и обстоятельства не важны. Начать меняться можно в любом месте, в любой момент. Не нужен Токио. И покидать город не нужно. Нужно выкладываться на полную. Чтобы вырваться из собственных границ. Осознание этого заставляет надежду с новым воодушевлением бурлить в венах. Он хочет поделиться своим открытием с Цукки. Но, наверное, только в его голове оно звучит круто, так что выбирает обычные темы для разговора. Цукки знает. Нечего сотрясать воздух.*
Между ночью и рассветом, как и между закатом и ночью воздух кажется особенно тонким. Тоньше рисовой бумаги. И кажется, что вот-вот порвётся, даже от малейшего движения, от неосторожного дыхания. И человек боится дышать, чтобы не нарушить целостности этой границы. Между сейчас и после, между здесь и там. Природой заложенный в нём инстинкт научил его бояться. Даже если человек сам не знает, чего. Вдруг раздаётся хриплый крик птицы, громко хлопают крылья, поднявшие её в воздух. И все границы разрушаются, потому что человек с испугу вздрагивает и разрывает эту тонкую границу. И теперь он может только бежать. И молиться. Если ему так будет легче. Не стоило задирать с существами с той стороны. Непредотвратимы последствия задирания с существами с той стороны.*
Проснувшись с лёгким шумом крыльев в голове, Тадаши понимает, где он. Токио. Столица. Вожделенная сияющая столица обетованная. Но тут почти так же тихо, как и в Карасуно. И не видно знаменитой Скай Три. Потому что окраина. Потому что здесь есть место для нескольких спортивных комплексов пригде можно тренироваться с утра до ночи. Вернее, нужно. Приходится, потому как это очередной спортивный лагерь. На самом деле им скоро обратно, скоро играть с соревновании. Но их команда совсем разладилась. Как расстроенный инструмент. Ямагучи так думает уже месяц. Он также знает, что причиной тому - желание сыграть нечто новое. И только оно одно необъяснимым образом всё ещё объединяет эту какофонию. Хаотическая мелодия. Но всё же мелодия. Они не слабы, уже нет. Они просто становятся сильнее. Тадаши только тогда это четко видит, когда, взбегая вгору в очередной штрафной, он обгоняет Цукишиму. Который, тяжело дыша и опираясь на колени руками, говорит не ждать его. Тадаши дышит почти ровно. Он всегда видел Цукки крутым. Сейчас видит, что Кей не настроен разговаривать. И послушно бежит за командой. Неожиданное чувство сжимает больно в груди. Как в тот раз в средней школе. Тогда Цукки тоже не хотел долго разговаривать. Но это Цукки умный, а не Тадаши, и он совсем не понимает. Рост, ум, сила - столько ребят с завистью смотрят на него. Один из них так постоянно ещё возмущается на несправедливость природы, ведь его гены сделали его самым мелким в команде. Но только по росту, а не по ценности. - Всё потому что он не хочет слушать воронов. - Шипит он, жуя ворот футболки от зависти. Может, голодный? Тренер прав, он похож на маленького зверька с огромным аппетитом. - Э... Ты имеешь ввиду семпаев? Рыжий первогодка вздёргивается, поняв что на его ворчание ответили, резко нервно кивает и сам задаёт вопрос: - А что бы ты сказал Цукишиме? - Не праздное любопытство. Это требование. И холодок, пробегающий по позвоночнику. И он выкрикивает слова и чувствует себя идиотом, но это действительно то, что он хотел всё время сказать Цукки. Гордость за себя - разве этого мало? - Когда ты стал таким крутым? - спрашивает блондин в ответ. Странный огонь внутри потухает. Вернее, притихает, но не уходит. Он всё ещё горит и не обжигает. Откуда он? Когда появился? Это он сделал его "крутым"? В голове всё ещё царит сумятица, когда Цукки вместо гостевых комнат направляется в зал к шумным ребятам из Токио. Начать меняться можно в любом месте, в любой момент. И, оказывается, можно и самому этого не заметить. Не чувствуя собственного веса, он возвращается в зал Карасуно. Как будто его кто-то выпотрошил. Он сам. Теперь всё, что захламляло его, лежит снаружи. И в этом хламе лежат и слова Кея. То, что его пугало всё это время. А он был рядом, и не видел? Что из него за друг такой? Слабак. Он и был таким всё время. Все потому что слабаку сильного не понять. Больно быть слабым. Но страшнее - остаться слабым. Для Кея же самое страшное было - увидеть, что все приложенные усилия оказываются бесполезны. Он был там, на матче, в котором старший Цукишима НЕ играл. Но только сейчас понял... И всё же, Цукки выбрал Карасуно. Он выбрал продолжать играть. Сознательно или подсознательно. - Иначе бы он не пошёл в Карасуно. Он говорит это, и чувствует, как всё проясняется. На самом деле почти ничего не видно. Окраина Токио так же экономит на электричестве, как и Карасуно. Так что за пределами, куда дотягивается свет из спортзалов, всё черным черно. Время то ночное. Однако никто не спешил сворачиваться. Все заняты. Всё это время. Все каждую минуту менялись. Даже их новая менеджер клуба. Больше уже не дрожит за спиной своей семпая. Хотя в целом так и осталась такой же милой. И радуется больше всех, когда их чудачному дуэту удается новый 'квик'. И словно по команде, разлаженный оркестр начинает играть чисто, их долгожданную новую мелодию. И Ямагучи знает, что он также её часть. Пинч-сервер. Заменяющий подающий. Он сам выбрал себе оружие, с каким становиться сильным.*
- ...этасвора. А? С вора? Вор?! - Цукки! Тебя ограбили!? - Тадаши выскакивает из туалета, как был, со щеткой и пастой в руках, готовый сражаться даже с таким сомнительным оружием. Но вора необходимо поймать! Токио действительно опасное место! Даже окраина. Цукки буквально размазывает его по стенке взглядом. Мрачнее аура бывает только у капитана. К огромному облегчению Тадаши, капитан тоже здесь, и он перехватывает этот взгляд. Рядом стоят другие члены команды, по виду уже давно встали, размялись и, возможно, сыграли несколько партий. Не удивительно тогда, что они едят столько на завтрак. - Мне это не нужно, - говорит сердито блондин, и по тону ясно, что говорит это не в первый раз, как очередному рекламщику названивающему с предложением купить полис на случай смерти. Тадаши полчаса убил на то, чтобы объяснить, что в ближайшее время он умирать не собирается, он даже школу не окончил, а не отступающий продавец заливал про неожиданные ситуации и прочее. Пока Цукишима просто не забрал телефон и не ответил именно так: - Мне это не нужно. Цукишима, ты упрямый. - несмотря на окончательный тон, капитан не даёт разговору закончиться. - Но и я не собираюсь сдаваться. Рядом закивали и одобрительно зашумели сокомандники. С одной стороны, Ямагучи тут как третий лишний, или, скорее, двенадцатый лишний, и зубы надо бы дочистить, но с другой - его друга к чему-то принуждают! - Ребята, может, я помогу вместо Цукки? - предлагает, потому что несмотря на то, что его вчера назвали крутым, он всё ещё мягкотелый, особенно перед семпаями. Но, хотя бы, уже не боится их, как раньше. - Что нужно сделать? Будем искать... - Ты - капитан прерывает его, и Ямагучи только что не икает. Капитан страшен в гневе, его даже их "ас" боится... Нет, последнее, пожалуй, только портит эффект. Капитан держит нервотрепательную паузу, и черты лица его вдруг смягчаются, почти сияют. - Ты уже всё отлично делаешь, так держать! - он похлопывает его по спине. - Спасибо, что и вне клуба тренируешься. - Откуда?.. - Птичка нашептала, - подмигнув, отвечает весело парень. - Постарайся и ты нашептать этому упрямому птенчику, чтобы так же старался, хорошо? - Хорошо, - повторяет Ямагучи. Птичка? Птенчик? Это про Цукки? Он нашептал? Или семпай? Тренер? Постойте, его ведь только что похвалили! "Так что там с ворами?" вяло напоминает мозг и забивает. Так как Тадаши уже не в состоянии задать этот вопрос. Он не понимает, с чем или на что соглашается. Вчера его назвали крутым, а сегодня капитан его хвалит. Должно быть, ему это снится? Да нет, сегодня ему уже приснился необычный сон, а потом проснулся - на полу были разбросаны чёрные перья. Правда, потом он ещё раз проснулся, и никаких перьев уже не было. Как и сокомандников - он проспал. И теперь катастрофически опаздывает на завтрак! Это будет их последний завтрак. Они возвращаются в Карасуно. Начинаются отборочные.*
Мяч не должен крутиться. Ротация помогает преодолеть сопротивление воздуха, тогда мяч летит по параболе. И чтобы он летел точно, нужно чтобы вращение было в направлении полёта. При ударе ладонь должна покрыть верхнюю часть мяча и закрутить его вперёд. Но при другой подаче. В этой подаче мяч не должен крутиться. Но он крутится. Как скручивается и его желудок. Но удача, вопреки обыкновению, на его стороне. Мяч падает по другую сторону. Только он не радуется. В следующей подаче он не рискует. И это стоит команде очка. Временный капитан не ругает его. Но Ямагучи боится смотреть ему в глаза. Боится увидеть в них свой страшный сон.*
Он передвигался рваными прыжками, накренившись в одну сторону, как согнувшаяся под ветром трава. Но там не было ветра. И звуков, кроме его шаркающих неуклюжих движений. Ему было больно. Наверное. Тадаши почувствовал некое удовлетворение от этой мысли. Эту жертву оставили ему. Кончик языка выскользнул и провёл по верхней губе. Его товарищи излучали такое же возбуждение, но ждали. - Давай! - - Он заслужил! - - Сожри его! - - Проглоти! - - Давай! - - Скорее! - - Еда! - - Мясо! - - Нападай!- Они шептали ему с ветвей. Да, он голоден. Он не ел с рождения. Слишком долго учился летать. Но голод ещё не затмил его разум. Он знал, кто он. Он - ворон. И он убьёт этого ничтожного человека! И Тадаши в ужасе просыпается. Сердце всё ещё возбуждённо бьётся в грудной клетке. Эту клетку оно разорвёт! Оно странное, чужое, как и те страшные мысли. И Тадаши больше не смыкает глаз.*
И старается не показывать своей усталости. И смотреть в глаза своим сокомандникам. И не вздрагивает, когда вместо "Давай! Подавай!" он слышит их голосами "Давай! Нападай!" Он не в том мире, он на волейбольной площадке. И ему нужно подать мяч так, чтобы он не крутился. Но он крутится. Его сожрут, думает он, и на второй подаче не рискует. Его сожрут. Он уверен. Но вместо страха - злость на себя. Цукишима не смотрит на него. Ему становится немного лучше. Достаточно, чтобы дойти до лавки, сесть и всё обдумать. Команда продолжает играть. Нет - сражаться. За границей, очерчивающий 9 на 18 метров лежит территория войны. Мир, где одна сторона должна победить другую. Используя всё имеющееся оружие. Он посмел своего не использовать. И потому он понимает кипящую злость тренера. Он подвёл всех... Он знает! - вдруг заслоняет его кто-то. Капита... Семпай, что сидел с ним на лавке запасных. Он тоже сегодня впервые за долгое время вышел играть. Но в отличие от него, он не струсил, когда дела шли плохи. Он смотрит на него такими добрыми понимающими глазами. Как кто-то, кто был в такой же ситуации однажды. В любой момент. В любом месте. Больно быть слабым. Но страшнее... - Тренер ... - начинает он, и слова не застряют в горле. Со стороны кажется, что мужчина в спортивном костюме и кедах, с расслабленной спиной и с крашеными волосами, по-деревенски заправленными за обруч, стоит в метре от школьника и слушает спокойно. Но Ямагучи не кажутся зажатые на его горле когти. И острый как кинжал клюв у его глаз. Он не отстраняется. Он просит ещё один шанс. Требует. Что-то тёмное вспыхивает в глазах коуча. Тёмное и древнее. Раньше он не замечал. Но раньше он бы испугался. Теперь он знает, потому что существо, что живёт внутри него, знает. "Он" и "оно" - едины. Мир этот и мир другой разделены тонкой границей. Толщиной в отражение на водной глади. Она рябит волнами, искривляется, искривляя обе стороны зеркала - оба мира. Они — искривлённые отражения друг друга. Они оба - один мир. Две стороны его. Как две стороны его самого. Это не оправдание — приятие. В конце концов, он не считает воронов страшными. Тадаши - один из них. И он ужасно голоден.*
- Ну, раз уж ты всё понял... - говорит ему семпай. И забирает его в тот, другой мир. Тадаши возвращается до начала игры с Аоба Джосаи. И получает свой второй шанс. Он подбрасывает мяч и подпрыгивает. Больше опора под ногами ему не нужна.*
Они летят сквозь тучи и загорающиеся звёзды. Свободные, но связанные друг с другом. Стая. Свора. Вороны. Они байка, рассказываемая на ночь. Но они столь же реальны, как тени, под ногами от редких фонарей. А их и не надо много: Карасуно, ведь, очень тихий город. Все знают. Рано или ещё раньше, все норовящие нарушить мирное течение его жизни, покидают Карасуно, отправляясь в куда более неспокойный мир. Там их царство. Там время идёт иначе. Не бежит, не течет, а, скорее, колеблется. Между закатом и рассветом. Утро иам никогда не наступит. И те, кого дерзость привела сюда, никогда не проснутся. Их ждёт лишь ночь, полная кошмаров.*
Чернота и солнце отражаются в блестящих перьях. Близится закат, и они снова пролетают над охраняемым тенгу городом. Одинокие шаги, шарканье тротуара, наушники на ушах. Подросток из смешанной семьи, чем он обязан своим необычным ростом и светлым цветом волос, возвращается один со школы. Его друг задержался по каким-то делам. Единственный друг. Но он не беспокоится. "Эти" уже расправились с преследовавшими его хулиганами. С его помощью, но иначе кто-то мог бы снова их застать с поличным, как когда-то он застал их. Жуткие твари. Рациональное мышление всё ещё не могло принять увиденное. Но даже прежде логики, он доверяет тому, что видит. И уж точно не словам, как делал наивный он раньше. С тех пор все "хорошо" и "плохо" смешались в кучу, позволяя ему свободно выбирать своё "правильно". Его не гложет эфемерное чувство вины за судьбу нарывистых янки. Достаёт лишь то, что "эти" всё ещё пытаются его убедить будто он тоже такой. Ага, как же. Что-то не замечал он за собой желания каркать и пары громадных чёрных крыльев. Физически, анатомически, аэродинамически невозможных. Выпирающих из спин каждого из "этих". Даже придурковатое комбо стали такими. Лучше бы играли себе дальше в волейбол, не замечая ничего вокруг. Но полурослик потянул за собой Короля, и теперь на рих смотреть тошно, особенно когда мелкий закутывается в крылья второго - его собственные крылья мелкие и потрёпанные, как и он сам, - а тому и приятно, видно по тупой физиономии. И по распушенным перьям. Интересно, кто именно тогда выклянчил раскрошенную булку. Вряд ли такое знавали в японском фольклоре. Или же, дураки в любом виде дураки? И придумали же: "Божественные Стражи Карасуно" (могло быть хуже, могли присобачить туда ещё "раскаты грома"). Сначала бы хоть кровь с губ утёрли, прежде чем говорить с такой гордостью. Нашлись тоже, павер-рейнджеры. Подозрения вызывают также Некома и остальные токийские команды. Чёрт, что за бред... Ай, до лампочки. Он потерпит эти три года. Всё равно их связывает только клуб. Они с другом в продвинутом классе, их ждёт престижный университет, в отличие от этих полудурков. Они просто переждут эти три года. Время быстро пролетит. Он закрывает глаза за оправами очков. На стёклах мелькают тени. Глаза резко распахиваются, от уже ставшего знакомым призывного крика сверху. Смотрит, и замирает в оцепенении. Холодный пот покрывает плечи и спину. Он насчитывает на одного ворона больше.