Живи сейчас

      Гуаньшань шёл вдоль набережной молча вот уже минут десять кряду, но его это нисколечко не напрягало. Если бы не пиво, которое они несли с собой в бумажных пакетах, можно было подумать, что двое парней по чистой случайности выдерживают одинаковый прогулочный темп, шагая рядом.       В голове царила восхитительная пустота, такая, что не хотелось даже ни о чём думать. После клуба болела голова и немного звенело в ушах, но сейчас Гуаньшаню уже стало полегче: относительно свежий городской воздух и тишина сделали своё дело. Пиво было холодным, поэтому он потягивал его с осторожностью, небольшими глотками. Прохладный ветер бодрил расслабленный разум, однако кроме этого он не чувствовал ничего. Даже спать не хотелось.       Хэ Тянь закурил. В окружавшей их тишине короткий, чиркающий звук зажигалки прозвучал подобно раскату грома.       — Дай мне тоже, — Гуаньшань, как это ни странно, нарушил молчание первым.       Парень успел спрятать пачку в карман и достал её заново.       — Спасибо, — рыжий поднёс сигарету к губам, прикурил и постарался затянуться осторожнее, чтобы не закашляться, как в прошлый раз.       Дым заполнил лёгкие, но уже не показался таким едким. Хотя в голову всё же ударило. Ощущение было новым, Гуаньшаню понравилось смаковать момент. Его немного вело, но ровно так, как и хотелось: самую малость, чтобы ни о чём не думать. Он прикрыл глаза и вдруг обнаружил, что в глубине души плещется лёгкое, невесомое чувство благодарности к Хэ Тяню. За то, что ничего не говорит, не шутит и вообще всё это время ничем не выдал своего незримого присутствия.       Рыжему нужно привыкнуть. Освоиться, как и с сигаретой, принять факт, что мажор просто идёт рядом, и чувство безопасности никуда не исчезает.       Это было правильно, и если бы Тянь сделал так с самого начала, наверное, всё бы сложилось как-то иначе?       — Стой, — вдруг тихо произнёс тот.       Гуаньшань рефлекторно послушался, замирая, и посмотрел в ту же сторону, что и мажор.       — Там полицейские.       Вдали раскинулась смотровая с лавочками, которые облюбовали ночные гуляки. В большинстве такие же, как и они, молодые и пьяные ребята. Попасть в участок Гуаньшаню хотелось меньше всего. Сказать по правде, он этого даже боялся. Как потом смотреть в глаза маме?       — Давай свернём в город, — предложил Хэ Тянь, которого, возможно посетили те же самые мысли.       — Есть место, куда можно пойти и где точно не будет полиции, — рыжего осенило.       Тянь молча последовал за ним, но идти вскоре пришлось чуть быстрее. Возле метро собралась пьяная толпа, и Гуаньшань на всякий случай обогнул её по кривой дуге. Однако затем они едва не врезались в курящих возле какого-то ресторана. Здесь были узкие тротуары и куда больше машин. Все куда-то спешили: из многочисленных ярко-освещённых окон лилась музыка и слышался чей-то гомон, перемежаемый задорным смехом. Где-то горланила надоедливая реклама, зазывалы приглашали в клубы, торговцы активно продавали уличную еду. Звуки сливались в единую какофонию, режущую уставший мозг.       Ускорив шаг, они, наконец, миновали оживлённую улицу и оказались в знакомом рыжему переулке.       Он уводил Тяня в гору, вверх по лестницам, мимо каких-то старых трехэтажных построек, молча и таинственно, словно там впереди их ждало что-то важное.       Хотя на самом деле ничего особенного вовсе не было. Просто они с семьей жили в этом районе до тех пор, пока Гуаньшаню не исполнилось семь лет.       Ветхие, покосившиеся дома сменились обжитыми новостройками, но среди них попадались и отремонтированные, которые по какой-то причине так и не снесли. Вскоре показался и знакомый дом с красноватой черепицей. Свет в окнах не горел, но судя по пышным гортензиям в цветочных кадках на крыльце, здесь кто-то жил.       Может, те, кому мама продала этот дом когда-то давно? Там, вроде, была семья из четырёх человек. Родители и двое детей близняшек…       Однако рыжий вёл Тяня вовсе не сюда. Он пошёл дальше, выше по улице, которая всё время забирала влево. Через минуты три их взору открылся небольшой палисадник, заботливо ухоженный местными жителями. Кажется, здесь стоял всё тот же потёртый гобан*, пара складных табуреток и каменный фонтанчик с птицами. По периметру расположились лавочки, чуть выше – столбы с бельевыми верёвками и несколько зонтиков, под которыми можно было прятаться от солнца или дождя.       — Ты знаешь это место? — Хэ Тянь прошёл вперёд и устроился на одной из деревянных скамеек.       — Угу, — рыжий уселся рядом и осторожно затушил сигарету.       Рядом была урна: он выбросил бычок, а затем откинулся на каменную спинку, сделав при этом несколько крупных глотков из бутылки.       — Красиво. И так тихо, — мажор прикрыл глаза, поставив свою бутылку на землю чуть подальше от ног. — Я прямо скучал по тишине, — добавил он, а затем потёр виски и устало вздохнул.       — Голова болит? — поинтересовался Гуаньшань.       — Со вчерашнего дня, — признался Тянь и повернулся к нему. — В выходные было тяжело, будто и не спал вовсе.       Рыжий продолжал смотреть прямо на него, тем самым выражая молчаливую готовность слушать. Он и не думал, что может не раздражаться, и что мажор умеет быть спокойным, находясь рядом. Впрочем, сейчас, судя по выражению лица, того занимали совсем уж не позитивные мысли.       — С тех пор, как мамы не стало, всё будто развалилось, — начал он. — Мы вдруг поняли, что отдалились друг от друга. Словно она была магнитом с нужной полярностью, который сдерживал нас всех вместе. Потом просто раскидало по разные стороны и сблизиться вновь не получилось ни у кого. А с появлением мачехи я так поругался с отцом, что мы не разговаривали почти полгода. Я отказался от перевода в школу в Гонконге, и дядя арендовал для меня жильё здесь.       — Ты здесь родился? — уточнил Гуаньшань.       — Ну да, но у отца весь бизнес в Гонконге, и он уже почти перебрался в этот город, там удобнее вести дела. Дядя в Шанхае, а мы с братом здесь. Сначала все считали, что один я не справлюсь. Но удалось доказать обратное… И вот.       Он запнулся, словно не зная, что говорить дальше.       Рыжий опять сделал пару глотков и неожиданно обнаружил, что бутылка пуста. Ещё две были спрятаны у него в рюкзаке, но парень повременил доставать их.       — Когда я в Гонконге, кажется, меня будто сажают в клетку, — Тянь снова достал пачку сигарет, но сперва молча протянул её рыжему.       Тот взял одну, заметив, что в этот раз прикурил у мажора из рук.       — Клетка, само собой, золотая. И в ней есть всё, что только можно пожелать для хорошей жизни. Но желают это за меня.       У него вдруг сделалось такое лицо, словно он съел что-то кислое. Рыжий всё-таки полез в рюкзак и протянул ему пиво.       — Иногда я задумываюсь, что бы на всё это сказала мама? — пробормотал Тянь, открывая бутылку.       — Как она… — Гуаньшань запнулся, но парень его прекрасно понял.       Наверное, это был весьма ожидаемый вопрос, учитывая, что женщина умерла.       — Рак. Внезапно и на той стадии, когда уже требуется серьёзное лечение. Она прошла курс химии. Потом сделали операцию и началась реабилитация. Отец в то время будто свихнулся… У него началась паранойя, что она заболеет заново, что опухоль не удалили полностью… — Тянь сделал несколько глотков. — Когда они поехали в больницу на повторное обследование, оказалось, что все его страхи оправдались… А после этого в нашем доме появились какие-то знахари, монахи и прочие врачеватели-шарлатаны… Хотя тогда я его понимал: он пытался делать, что мог.       У Гуаньшаня так пересохло в горле, что не спасло даже пиво. Сигарета тлела в пальцах, нетронутая. Он почти не моргал, слушая Тяня и поражаясь, насколько сильно у того поменялся голос. Он стал надтреснутый, будто сломленный когда-то давно. И очень грустный. Рыжий задумался, что, быть может, впервые слышит его таким настоящим.       — Когда стало совсем плохо, он запретил нам с братом ходить к ней в спальню, — тем временем, продолжил Тянь. — И я пробирался ночью, через окна, которые, к счастью, выходили в сад. Мы с мамой много разговаривали в те дни. А потом одним утром я проснулся в кровати рядом с ней, а она уже не дышала.       — Блядь, — вырвалось у Гуаньшаня.       Он закрыл себе рот ладонью и отвернулся. Глазам стало горячо, а сердце в груди будто сжали в тиски.       — Когда я вижу отца, всё время хочется спросить, как он её так быстро забыл? — Хэ Тянь невесело усмехнулся. — Он женился спустя год. Год… Разве можно забыть человека, которого ты любил так долго всего за двенадцать месяцев?       — Я не знаю, — честно признался рыжий.       Они молчали минут пять, а может быть больше. Время тянулось, как вата, но рыжему не хотелось смотреть в телефон и думать о дороге домой. Он тихо потягивал пиво, рассматривая верхушки деревьев над головой. Тянь снова закурил и поёрзал, устраиваясь на скамейке поудобнее.       — Мой отец сидит в тюрьме, — признание далось Гуаньшаню неожиданно легко.       Наверное, после ошеломляющего откровения мажора о смерти матери стало проще. А может так вышло, потому что рыжий считал своим долгом ответить откровенностью на откровенность.       — За что? — спокойно уточнил Тянь.       — Непредумышленное убийство. Вступился за девушку в ресторане, где работал. Всё было вполне прилично, пока не пришли братки тех, кого он выгнал… — рыжий вздохнул. — Началась драка, у них оказалось оружие, кто-то вызвал полицию, но, как выяснилось, слишком поздно. Отец не рассчитал силу, хотя доказать, что он защищался, адвокат не смог…       — Давно это случилось? — уточнил мажор.       — Мне было лет семь… — Гуаньшань сел поудобнее. Широкая лавка позволяла подтянуть колени к груди.       — У меня в это время умерла мама…       Они снова замолчали, и на этот раз надолго.       Рыжий подумал, что примерно в одно и то же время они оба пережили потрясение, которое повлияло на всю их дальнейшую жизнь. У него теперь – недоверие к людям, шепот за спиной, клеймо позора. Вечная борьба с одноклассниками в попытках доказать, что он не сын преступника, и что его отец не был так уж виноват… А у Тяня – разрушенная семья, отсутствие взаимопонимания, холодность и высокие требования со стороны родни. Куда ни глянь – ничего хорошего.       — Не хочу домой, — пробормотал мажор.       — Давай поедим? — вдруг предложил Гуаньшань, и поймал на себе взгляд, полный искреннего удивления.       — В кафе? — Тянь резко поднялся.       — Лучше, — рыжий хмыкнул, снова чувствуя лёгкое превосходство и удовольствие от чужого подчинения.       Ему нравилось, когда Хэ Тянь слушался безо всяких комментариев.       — И куда ты меня ведёшь?       Мажора удивляло буквально всё: незнакомые улицы, на которых Гуаньшань провёл детство, дома, о которых он, оказывается, мог рассказывать часами напролёт. То, какие там жили соседи, и какие магазины и лавки располагались вокруг.       В конце концов от бесконечного монолога запершило в горле, но, к счастью, они уже дошли.       — Вот, — рыжий обвёл рукой небольшой шатёр и пластиковые столики, расположенные вокруг него прямо на дороге.       Почти всё было занято, несмотря на столь поздний час, но контингент выглядел несколько пугающе. Впрочем, им обоим, изрядно подогретым пивом, уже было плевать.       — Эй, хозяин! — крикнул Гуаньшань, отгибая полог шатра. — Четыре куриных шашлыка и два пива!       — Хорошо, сию минуту! — отозвались откуда-то из-под прилавка.       Тот представлял собой обыкновенную кухонную тумбу, на которой расположился кассовый аппарат. Рядом стоял мангал, с горящими углями и небольшая витрина, демонстрирующая нехитрый выбор в меню.       — Ты уверен? — робко поинтересовался Хэ Тянь, и рыжий неожиданно для себя рассмеялся.       — Что, никогда не ел в таких захолустьях? — он пробрался мимо каких-то оживленно горланящих мужиков.       Те смотрели телевизор, закреплённый прямо на дереве под зонтиком, видимо, на случай непогоды. Показывали какой-то боксёрский поединок.       — Если честно, нет… — мажор уселся на пластиковый стул, который отозвался опасным скрипом.       — Вот и попробуешь, — Гуаньшань устроился с противоположной стороны.       Пиво принесли быстро, куриный шашлык на шпажках чуть позже. Рыжий не собирался уговаривать Тяня и сам первым впился в ароматное, почти раскалённое мясо. Сок стекал прямо по подбородку, он фыркал, обжигался, но ел с таким удовольствием, словно превратился в какое-то впервые дорвавшееся до пищи животное. Четвертое по счёту пиво приближало его к опасной грани, за которой лежало неизведанное. Они даже с Цунь Тоу никогда не пили так много.       Но с Хэ Тянем почему-то не было страшно. Даже спокойно и как-то весело. Мажор наблюдал за ним с величайшим интересом, но к еде пока что не притрагивался и лишь потягивал пиво.       — Что, ждёшь, когда свалюсь замертво? — Гуаньшань вытер подбородок тыльной стороной ладони.       — Ты очень заразительно ешь, — Тянь, наконец, потянулся к деревянной шпажке, понюхал и откусил на пробу. — Блядь, это и правда вкусно!       Рыжий улыбнулся, наблюдая за чужим откровением. Да, если свести знакомство с поваром, то еда в любом месте станет куда безопаснее.       Он частенько ходил сюда перекусить вместе с мамой. А потом и один, после подработки. Управляющий этим «гадюшником», по словам местных, был каким-то бандитом, но, судя по тому, что кафе располагалось здесь вот уже двадцать лет кряду, можно было верить в относительное качество кухни.       Но не в посетителей.       — Эй, рыжее уёбище! — хриплый голос раздался чуть позади. — Да-да, я к тебе обращаюсь!       Гуаньшань обернулся и увидел возвышающийся над ним грузный и неповоротливый силуэт.       — Тебе табуретка нужна? — поинтересовался мужик, указывая на свободный стул возле их столика. В его зубах была зажата сигарета: от запаха дешёвого табака тут же заслезились глаза.       — А ну повтори… — Хэ Тянь резко поднялся, и рыжий вздрогнул.       — Чё? — мужик сфокусировал взгляд на мажоре.       — Повтори, как ты его назвал?!       Его голос не сулил ничего хорошего, но Гуаньшань на всякий случай попытался разрядить обстановку.       — Тянь, просто отдай ему стул.       — Эй, Го Хай, какие-то проблемы? — спросили из-за соседнего столика.       — Пока нет, — мужик осклабился и хрустнул костяшками толстых, как сардельки, пальцев.       — Скоро будут, — Хэ Тянь ловко протиснулся к рыжему ближе и вскоре совсем загородил его спиной. — Я спрашиваю в последний раз, как ты его назвал?       — Это рыжее уёбище? — переспросил мужик, и мажор как с цепи сорвался.       Гуаньшань успел увидеть чужие грязные кроссовки, взметнувшиеся в воздух, услышал звон посуды, повалившейся на пол с опрокинутых столиков, и чужие крики.       Среди общего гвалта различались восторженные кличи и ругательства недовольных тем, что не дали досмотреть матч. Рыжий бросился было разнимать потасовку, но вдруг сам получил от кого-то локтем под рёбра и едва не увидел на асфальте содержимое собственного желудка.       Тянь, кажется, что-то кричал, впрочем, как и тот мужик. Перед потемневшим взглядом Гуаньшаня мелькали руки и ноги, и он никак не мог разобрать, кто же побеждает.       Драку прекратил хозяин заведения. Он вышел в эпицентр событий с бейсбольной битой наперевес и зычно гаркнул, что лично переломает кости всем нарушителям спокойствия. Кто-то начал с ним спорить, и пока внимание большинства посетителей переключилось на другую разборку, Гуаньшань, согнувшись в три погибели, наконец, отыскал Тяня, лежащего на асфальте.       — Пошли-пошли, — он потянул его за рукав, и парень простонал, поднимаясь и хромая следом.       Они пробежали какое-то время на случай погони, но когда убедились, что последней не предвидится, остановились, чтобы перевести дух.       — Блядь, — Хэ Тянь устало привалился спиной к стене.       — Блядь, — согласился рыжий и только сейчас сообразил, что всё это время бежал, не выпуская бутылку с пивом из рук.       — Вот мудак! — мажор неожиданно звонко рассмеялся. — Я всё-таки разукрасил его морду!       Они стояли в каком-то переулке под тусклым фонарём, и Гуаньшань с трудом рассмотрел лицо Хэ Тяня. Рассечённая бровь и губа, кажется, намечающийся отёк на скуле: ему нехило досталось.       — Эй, — рыжий подошёл ближе. — Сколько пальцев?       — Чего? — отсмеявшись, Тянь встретился с ним взглядом. — Двадцать восемь.       — А сейчас? — слегка разозлённый рыжий показал ему средний палец.       — Красота, — снова хохотнул мажор. — Тебе очень идёт.       С этими словами он ловко выхватил у него из рук бутылку с пивом, сделал несколько шумных глотков, а затем поморщился.       — У тебя всё лицо разукрашено.       — Да и похуй.       — Что на тебя нашло? — недоумевал Гуаньшань.       — Понятия не имею, — Тянь вернул ему пиво. — Но я давно так не веселился.       — Тоже мне, веселье, — рыжий фыркнул, сделав глоток. — Тебе бы лицо умыть…       — Далеко тут до дома? — мажор полез в карман и достал телефон. Судя по его нахмурившемуся лицу, с гаджетом было не всё в порядке.       — Мы почти в самом центре, — пояснил рыжий.       — Ахуеть, сломал, — Тянь показал ему экран, разбитый в мелкое крошево.       — Вот чёрт, — Гуаньшань нахмурился. — У меня есть наличка. Можно попробовать поискать такси.       — Поедешь со мной?       — К тебе? Нет! — резко отказался рыжий.       — Но я не хочу один, — заныл мажор и уселся прямо на асфальт, при этом снова выхватив у Гуаньшаня бутылку.       Рыжий закатил глаза и вздохнул, а затем ещё раз осмотрел их повреждения. У Тяня, не считая разбитого лица, были ещё порваны джинсы. Они оба испачкались, и у Гуаньшаня болело под рёбрами. В целом, ничего страшного, его мама видела и похуже.       — Ладно, — вздохнул он.       — Что ладно? — мажор задрал голову.       — Поехали ко мне.       Лицо Хэ Тяня претерпело потрясающие метаморфозы за те несколько мгновений, что он обрабатывал полученную информацию.       Рыжий подал ему руку, помог подняться и снова забрал своё пиво. Он как-то запоздало сообразил, что они всё это время пили из одной бутылки. Но затем стало так решительно похуй, что даже смешно.       — А как же мама? — мажор задал очень правильный вопрос.       Гуаньшань как раз раздумывал над тем, что ей скажет. Женщина по крайней мере точно сможет помочь Хэ Тяню с лицом. Она прекрасно обрабатывала порезы и ссадины, даже пару раз накладывала рыжему небольшие швы.       — Скажем, как есть.       — Что я вписался в драку в какой-то дыре? — мажор усмехнулся, едва поспевая за парнем, следовавшим вдоль дороги. — Ты же ехал ко мне на день рождения в приличный клуб!       Рыжий ничего не ответил и вспомнил обстоятельства драки, когда они уже ехали в такси. Хэ Тянь полез первым только потому, что Гуаньшаня пытались унизить. Впрочем, то было не в первый раз, и если бы рыжий бил морду каждому такому идиоту, он бы точно не дожил до сегодняшнего дня. Кое-что приходилось фильтровать в разумных пределах.       Чудо, что у него сохранилась какая-то наличка. Они расплатились и вышли во дворе, чуть дальше дома, чтобы не разбудить любопытных соседей. По тротуару шли молча, а по лестнице так и вовсе поднимались крадучись: рыжий предупредил о брехливой собачонке этажом ниже.       — Ребята?! Тянь, милый, что с тобой?! — шокированная мама сделала шаг назад вглубь квартиры.       Они вошли, и рыжий с наслаждением втянул в себя родной, успокаивающий запах дома. На часах было три утра. Несмотря на время у него будто сразу прибавилось сил, и он бодро скинул кроссовки, а потом заглянул в ванную и прихватил оттуда аптечку.       — Садись! — его маме, наверное, стоило петь хвалебные оды за тактичность.       Он часто возвращался весь побитый после драки, и она никогда не задавала вопросы до тех пор, пока не убеждалась, что царапины и синяки обработаны, и жизни сына ничего не угрожает.       То же случилось и с Хэ Тянем.       Он расположился на табуретке посреди маленькой кухни и зажмурил глаза, позволяя женщине колдовать над ним с перекисью и ватой.       — А теперь умойся! — у мамы в такие моменты даже менялся тон. — Здесь, прямо в раковине, давай-давай.       Дождавшись окончания водных процедур, она снова усадила его, оценила критичным взглядом, кивнула, бурча что-то себе под нос и принялась обрабатывать порезы йодом. Мажор морщился, но терпел.       Пока продолжался процесс лечения, Гуаньшань успел принять душ и переоделся в чистую домашнюю одежду. Он замер возле шкафа, раздумывая, стоит ли приготовить такой же комплект Хэ Тяню.       Перед глазами пронёсся весь вечер, начиная от их ссоры в клубе и заканчивая этой спонтанной дракой в кафе. Каким-то невероятным образом между всеми этими событиями уместился ещё и до боли откровенный разговор. Как на блядских американских горках!       Рыжий потёр переносицу и всё-таки вытащил из шкафа свой, видавший виды, спортивный костюм.       — Конечно оставайся! В холодильнике еда, я постелю тебе матрас, — мама уже собрала аптечку со стола. — Гуаньшань, выдай ему полотенце!       Рыжий кивнул, наблюдая за тем, как она идёт навстречу.       — Утром мне всё объяснишь, — в её голосе не было злости или недовольства. Скорее лёгкое беспокойство.       Ведь не её сына привели домой в таком виде. «И то хорошо», — подумал парень и перевёл взгляд на Тяня.       У того на брови теперь красовался пластырь. Над губой было несколько мазков йода, но в целом мажор выглядел неплохо, выдавали только глаза.       — Ну и день, — заметил он, когда рыжий налил себе стакан воды.       — Ага, — несколько глотков смочили больное горло.       — Лучший день рождения в моей жизни, — Тянь поднялся со стула, осматриваясь. — И лучший подарок, который я мог получить.       — Какой ещё подарок? — недоумённо переспросил Гуаньшань.       — Остаться с тобой, — Тянь улыбнулся так тепло и искренне, что рыжему пришлось стремительно удалиться в комнату за полотенцем.       Отчего-то сильно заколотилось переполненное впечатлениями сердце. Он подумал, что мажор может что-то учудить, и на всякий случай приготовился дать отпор, однако лёжа в кровати и слушая тихий шум воды, доносящийся из душа, не заметил, как задремал. Усталость брала своё, ноги гудели от побега из кафе, немного ныли рёбра, в которые он отхватил случайный удар.       Гуаньшань проснулся, услышав, как скрипнула дверь в его комнату, и пожалел, что погасил свет.       — Если я лягу к тебе в кровать, ты меня не ударишь? — шёпотом спросил Хэ Тянь.       — Иди на хуй, — так же тихо ответил рыжий и едва не взвыл, когда чужое тяжелое тело придавило его к матрасу.       — Ну пожалей меня, — заныл мажор, спешно отодвигаясь к стенке. — Я сегодня пострадал из-за тебя.       Возиться громче было страшно: за стенкой спала мама. Выгонять Тяня из постели не представлялось возможным, и Гуаньшань счёл матрас на полу куда лучшей перспективой, но слезть вниз ему не дали.       — Не уходи, — Тянь умудрился обнять его поверх одеяла. А затем оплёл руками и ногами и вцепился словно клещ.       От него пахло знакомым гелем для душа и зубной пастой. От тела исходил такой жар, что рыжий мгновенно вспотел.       — Ты, блядь, хоть слезь, придушишь, — прошептал он, предпринимая последнюю попытку столкнуть мажора с себя.       — А ты не уйдешь? — пробормотал тот.       — Да тише ты. Никуда я не уйду! — рыжий удивился, что, оказывается, умеет орать шёпотом.       — Ладно, — Тянь послушался и лёг рядом, подложив под голову согнутую в локте руку.       Гуаньшань вздохнул и поёрзал, пытаясь отвоевать себе немного пространства узкой полуторки.       — Спокойной ночи, — прошептал мажор и случайно коснулся его руки кончиками пальцев.       — Спи уже, — Гуаньшань отдёрнул её, словно обжегшийся. — Скоро в школу.       — Пойдём вместе, — довольно пробормотал Тянь. — Слушай… я сейчас такой счастливый.       — Кретин ты, — выругался рыжий, раздумывая, куда повернуться и, в конце концов, решил остаться на спине.       Тянь ничего не ответил, судя по его размеренному дыханию, он наконец-то уснул.       А рыжий так и не сомкнул глаз до самого рассвета в попытке понять самого себя.