SOS!

      Леонардо сидел на полу их с Евой комнаты и занимался своим излюбленным видом медитации — точил катаны.       Вверх-вниз — рука с небольшим камешком самой мелкой зернистости, добытым где-то в недрах японской шахты много лет назад, двигается от основания к кончику. От каждого движения где-то в районе солнечного сплетения все туже затягивается узел, мешающий дышать.       Сегодня эти размеренные и обычно расслабляющие движения не приносили лидеру покоя. Теплый, как живая плоть, почти гладкий точильный камень, подаренный когда-то отцом, не помогал снять стресс. Напряжение не отпускало, и вот уже перед глазами сталь его катаны превращается в легкий изгиб вакидзаси, и тонкие пальчики плотно сжимают округлую цуку, поправляя захват.       Сжимают так же плотно, как его...       Внизу живота резко завязался тугой узел от мысли о том, что именно сжимают ночами эти пальцы, мышцы пресса резко напряглись, и Лео передернуло. Четыре дня вдали от Евы полностью спутали мысли лидера. Четыре дня не быть с ней. Не обнимать. Не касаться. Не вдыхать аромат ее кожи. Душа кричала, не зная, вернется ли та единственная, что нужна ему, а тело отчаянно требовало разрядки.       Лидер усилием воли заставил себя расслабиться.       Помимо всего прочего (волнения за девушку, судорожных размышлений о том, что она останется с людьми и бросит его), зверю в нем хотелось секса. За проведенное вместе время он не заметил, что близость между ними стала естественна, как пожелание доброго утра. Кровь вскипала от взгляда на их кровать. От запаха, что все еще хранило их одеяло. Даже эти размеренные движения руки вверх-вниз по лезвию оружия вызывали у Леонардо легкое утробное рычание, вызванное вспоминанием, как движется по аналогичной амплитуде рука совсем в иные моменты.       — Соберись, тряпка! — приказал себе лидер, откладывая камень и вытаскивая кусок толстой кожи, на которой он делал финальную доводку Ха. Капля вязкой пасты на пальцы, растереть ее самыми кончиками и мягко нанести на кожу — и вот лезвие скользит по ремню, приобретая финальную бритвенную остроту. А лидер давится дыханием, вспоминая, как по теплой и бархатистой коже кончики его пальцев размазывали совсем иные капли, соленые и кружащие голову своим запахом.       Леонардо чуть не взвыл и впервые за много лет порезался при заточке своего оружия. Не сильно, всего лишь царапина, но как же обидно! Хорошо, что его сейчас не видит учитель. Покачал бы головой и хмыкнул в усы, намекая, что столь ценный точильный набор — память о старом друге Хамато Йоши, японском мастере по заточке катан — не достойны держать несовершенные в своих умениях пальцы, направляемые далеким от аскезы разумом. Лео зашипел, как настоящая черепаха, и сунул порезанный палец в рот.       И тут же комнату наполнило иное шипение. Его рация зажглась столь долгожданным сигналом. Его звала Ева.       — Лео? — нежный голос ласкал слух, и лидер сделал то, чего не делал никогда — он оставил свое оружие, не закончив заточку. Успеет. Сейчас с ним та, от мысли о ком пересыхает в горле и в груди зарождается глухое урчание.       — Я тут. Как твой день? — он слышал ее, смаковал мелодику ее голоса, ее интонации, легкое придыхание там, где в словах соединялись «с» и «п». Этот звук девушка произносила, слегка понизив голос, сливая буквы дыханием, и Лео находил это очень сексуальным. Он закрыл глаза, позволяя мозгу отключиться и просто наслаждаться иллюзией ее близости, представляя, что она рядом с ним, в этой комнате.       — Я очень скучаю по тебе... — тихий, на тон более низкий, чем обычно, голос Евы заставил сердце стучать сильнее. — Я так хотела бы поцеловать тебя сейчас.       — Я бы тоже. Поцеловать и обнять крепко-крепко. — Мысль о том, как бы он сейчас ее обнял, заставила снова напрячься мышцы внизу живота.       — Расскажи мне, как?       Произнесенный шепотом вопрос заставил лидера раскрыть глаза и шумно выдохнуть. Рассказать? О, он бы такое рассказал! Но мозг, как перегруженный компьютер, отчаянно завис на мысленных образах и никак не мог преобразовать их в слова. К тому, чтобы описывать, как именно он бы хотел обнять свою девушку и что бы хотел сделать дальше, жизнь мастера нинзюцу не готовила. Мозг по кругу выдавал сигнал тревоги. Но Ева спасла его, видимо, устав слушать шумное дыхание черепахи в динамике рации:       — Я бы хотела сейчас, чтобы ты положил руку мне на поясницу, прижал к себе и поцеловал, как ты один умеешь... — в голосе Евы он различил одновременно смущение и решимость.       — Я бы хотел гладить тебя по спине кончиками пальцев, завладеть твоими губами и языком, а второй рукой зарыться в твои волосы, не позволяя разорвать поцелуй, — снова закрыв глаза, Бесстрашный наконец позволил своему сознанию погрузиться в те мысли, нырнуть в которые он так отчаянно хотел.       — Да. Еще... — ему показалось, что он уловил тихий стон на том конце рации...       — Что на тебе сейчас? — чувствуя, как становится невыносимо тесно в штанах, спросил лидер.       — Футболка и джинсы.       — Я бы нашел край твоей футболки и добрался до твоей кожи. Гладил вдоль линии брюк, поднимался бы к лопатками и прижимал тебя теснее. Ты лежишь?       — Оххх... Лео... стою у окна.       — Одна?       — Да.       Лидер зажмурился, как перед прыжком в омут, глубоко вздохнул, успокаивая дыхание, и четко, как во время боя, скомандовал:       — Я хочу, чтобы ты сняла с себя одежду и легла на кровать. А я расскажу, что тебе делать дальше.       Лео замер. Их разговор до этого момента еще можно было свести к шутке, но вот сейчас лидер наконец признался, чего так отчаянно хочет. Секса. Пусть так, но быть с ней. Ласкать ее. Любить ее. Из рации донеслось шуршание. И через несколько мучительных секунд хриплый голосом Евы:       — Направляй меня.       От такой покорности и готовности следовать его извращенным фантазиям под пластроном стало совсем невыносимо тесно, и Леонардо позволил себе расстегнуть брюки. В груди вибрировало, сердце отчаянно колотилось, хвост нервно двигался из стороны в сторону.       — Я хочу, чтобы ты провела кончиками пальцев по шее. Под ухом, там, куда я люблю целовать тебя. Это не твои пальцы, это мои губы и язык. Я провожу им по венке на твоем горле и нежно прикусываю ключицу... — Ответом лидеру был явный стон и ускоряющееся дыхание. Зеленые пальцы обхватили горячий, пульсирующий ствол и наконец повторили то движение вверх-вниз, что весь вечер тревожило черепаху. От основания к самому кончику. Глаза закрыты, и теперь в сознании Лео осталось только ощущение плотного кольца на собственном члене, звуки и яркие картинки, которые возникали в мозгу.       — Закрой глаза. Почувствуй, как мой влажный язык спускается ниже. Какое на тебе сейчас белье?       — То белое, с прозрачным кружевом... ммм... — его девушке ясно нравилась их игра, и она ее с радостью подхватила. Рука непроизвольно сжалась на члене сильнее, а бедра сами толкнулись от воспоминания о том, как напряженные розовые бугорки выделялись под тонкой тканью.       — Я касаюсь кончиком языка твоего соска прямо через ткань, сжимаю его губами... — стон на том конце свидетельствовал, что девичьи пальцы повторили воображаемое движение.       — Ох, Лео! Пожалуйста!       — Ты хочешь меня?       — Да! Я скучаю безумно.       — Я хочу, чтобы ты продолжила гладить свои соски. Ты чувствуешь, что стала влажной? — хрипло выдохнул лидер и чуть не кончил себе на пальцы, представляя, как Ева сжимает сейчас бедра, пытаясь хоть немного удовлетворить возбуждение. Лео стиснул основание члена, тормозя себя. Помедлив пару секунд, рука лидера переместилась ниже, найдя хвост, поймала кончик, перекатила его между пальцами. Шумный вдох вырвался через сжатые зубы.       — Да... Ммм... Лео... не могу больше. Хочу тебя!       — Я хочу, чтобы ты потрогала себя пальчиками. Погладила. Как это делал я языком в тот раз на озере. Расскажи мне все...       — Оххх... Я еще раз сжимаю сосок, представив, что это твои губы. Скольжу пальцами по животу. Обвожу линию вдоль трусиков.       — Дальше, Ева! — рука вновь вернулась к члену. Вверх-вниз.       — Я проникаю пальцами под ткань, они двигаются ниже... ааааххх!... Лео!       — Погладь себя. Расскажи мне, что ты чувствуешь? — вопрос жег язык и смел еще одну границу между ними. На том конце рации Ева, явно горевшая от смущения, уверенно преодолевая его, все больше распалялась, страстно шепча:       — Я очень мокрая и скользкая... аххх! Даа! Я глажу себя, я так хочу, чтобы ты взял меня! — Пальцы руки, сжимающей рацию у слуховой щели, прострелило до самых кончиков, и они рефлекторно сжались. Краем сознания Лео уловил легкий щелчок, но возбужденный до крайности мозг не распознал никаких тревожных сигналов. Бесстрашный горячо зашептал в динамик:       — А теперь закрой глаза и слушай меня. Мой язык проходится вдоль щели внизу твоего живота. Он влажный, шершавый и горячий. Надавливает на мягкие стенки, чуть проникая внутрь. Я трусь кончиком о центр твоего удовольствия, посасываю и ласкаю. Ты стонешь подо мной и широко разводишь свои стройные ноги, позволяя себе открыться. Я отрываюсь от тебя усилием воли, глажу пальцами внутреннюю поверхность твоих бедер. Закидываю одну ногу себе на плечо, целую и прикусываю щиколотку, губами спускаюсь к округлой коленке. Легкими укусами поднимаюсь по внутренней стороне твоего бедра, твои стоны заводят меня до предела, заставляя пульсировать член. — Рука Лео ускорилась, лидер был на грани. Рация теперь молчала, только слышалось напряженное сопение и звук тяжелого дыхания. Воображение Леонардо нарисовало себе Еву, раскинувшуюся на кровати, ласкающую себя и задыхающуюся от возбуждения. — Я снова провожу языком меж твоих ног, вылизываю тебя и удостоверяюсь, что могу тебя взять. — Из рации донесся судорожный выдох с нечеловеческим подвыванием. — Я поднимаюсь выше, упираюсь в тебя пульсирующим, готовым разорваться от желания членом...       — Бля, Лео! Хочется послать тебя в жопу, да как-то двусмысленно прозвучит.— Несколько удивленный, но все-таки весьма спокойный для сложившейся ситуации хриплый голос Рафаэля резанул слух.       — Лучше послать Бесстрашного в п...ду! — Задыхающемуся в истерике Микеланджело явно не хватало воздуха, и его голос сорвался на фальцет.       — Главное, чтобы он не проблему с козлом так решал! — Такого ржача от Донателло старший не слышал еще ни разу. Кажется, гений рыдал.       Похолодевший, глубоко шокированный Лео скосил взгляд на рацию. В происходящее верилось с трудом, лицо горело от прилившей к нему крови. В голосе металась одна идиотская мысль: «При чем тут козел?» А на передатчике, все еще транслирующем дикий черепаший гогот, мигала лампочка «SOS», автоматически переводящая вызов на всех черепашек...