Жизнь с запахом металла

      — Я же видел, брат, как вы смотрите друг на друга, — хитро прищурившись, произнёс Хвитсерк и удобнее устроил под боком подушку. Ивар промолчал, лишь мягкая улыбка разгладила его сосредоточенное до этого лицо. Сдавленно кашлянув, он отхлебнул из бокала медовуху и, откинувшись на деревянную спинку, блаженно прикрыл глаза. — И не пизди, всё равно не обманешь. — Усмехнувшись, Хвитсерк толкнул Ивара плечом.       — А зачем мне врать, когда ты всё и сам видишь? — протянул младший Рагнарссон, не поведя и бровью. Впервые за всю его жизнь он ощущал, что те хрупкие чувства, возникшие между ним и Катериной, самые правильные, самые нужные. Ивар не хотел оберегать их, лелеять и прятать. Нет. Наоборот. Этими чувствами хотелось делиться; они отваром проходились по каждой ране на его сердце, разглаживали шрамы на его душе. Хотелось переживать их снова и снова. И пусть отвар этот был едким, но поистине целебным. Катерина занимала большую часть мыслей Ивара, приходила к нему во снах и приносила в них любовь и свет, прогоняя боль и страх.       — Да что б тебя! — Хвитсерк аж подскочил на месте, вскрикнув. Расслабленное алкоголем тело не успевало за его мыслями и желаниями, поэтому на светлом кафтане, выданном слугами Князя Олега с его позволения, теперь красовалось насыщенное алое пятно. Но разве братьям было дело сейчас до какой-то испорченной вещи? Каждый из них боялся спугнуть момент и возникшее доверие. Впервые за долгие и полные мучений годы. — И что ты делать собираешься? Тебя ж Князь за одни взгляды в сторону своей жены заставит на толстенном хере тролля вертеться!       — За языком следи, — прорычал сдавленно Ивар, оскалившись. Холод кинжала призывно напомнил о себе, но ошибки, совершённые Иваром Бескостным, и без того приносили много кошмаров. Ещё одна могла окончательно надломить его. Ивар прекрасно понимал, что ходил по настоящему лезвию, находясь с Катериной дольше положенного. Но что он мог сделать? Как мог отказаться от столь вымученного замаячившего нежданного счастья? Одни только мысли об исключении из своей жизни Кати пугали, ввергали в пучину беспокойства. Нет, больше так просто Ивар не собирался отступать от желаемого, от того, что поистине принадлежало только ему. Слова брата лишь слабо кольнули непрошеным напоминанием и тут же растворились в блаженстве возникших образов Княгини. Всегда такой идеальной, влекущей в райские христианские неги.       — Прости-прости, — пробормотал Хвитсерк, подсаживаясь к Ивару ближе. — Просто… Это слишком похоже на чью-то игру. Так ведь не бывает в жизни. Только не с такими, как мы. Наши пути…       — Какими? — Ивар склонил голову, пряча за выдавленной улыбкой колотую рану души, так некстати тронутую Хвитсерком. — Считаешь, что мы — дерьмовое отребье? Второй сорт? Думаешь, что боги насмеялись вдоволь, когда мы родились? Когда родился я. — Ивар с нескрываемым отвращением приподнял ногу, упакованную в металлический каркас, ставший тем самым шансом, который позволил ему когда-то впервые доказать братьям и самому себе, что он ничуть не хуже их всех: что способен, как и они, стоять на земле. И намного увереннее, чем они думали. Поморщившись, Ивар выругался, усаживаясь вновь поудобнее. Сколько бы лет ни проходило, он всегда помнил нестерпимую боль, разрывающую его детское тело, не дающую спать и просто жить. Всё существование Ивара было борьбой. Борьбой с окружением, с самим собой. Но эти самые болезненные и убивающие его ноги, которые удалось-таки приручить хоть немного, стали причиной всех побед знаменитого Ивара Бескостного. «Отмеченный богами» перевернул свой недуг против всего мира. — Когда родился я, каждый считал меня насмешкой богов. Расплатой для нашего папочки за его распиздатые поступки, какими он их считал. Калека. Урод. Груз. Хватит! — Рычание вырвалось из самых глубин сознания Ивара вместе с внезапным умиротворением, разлившимся по его телу. Ивар сглотнул, прикрыв глаза. — Мы — викинги. Достаточно было в нашей херовой жизни дерьма. — Крепко сжав Хвитсерка за плечо, Ивар подтянул брата к себе. — И я не позволю больше никому считать нас с тобой хуже кого-либо. Мы заслужили шанс на что-то хорошее. Как бы ни было другим противно от этого. — Хвитсерк раскрыл было рот - несогласие и неприятие всё ещё трепыхались в нём. — И тебе не позволю, брат, — тихо добавил он, на что Хвитсерк подобрался, до сих пор сомневаясь, но всё же кивнул. — Она точно не из Мидгарда*, мудаком буду, если это не так. — Перевести тему, выжигающую в душах братьев новые шрамы, стало верным решением. Страдать больше никому из них не хотелось. Только жить. Но оба понимали, что это сродни попаданию в Вальхаллу* после отказа от хольмганга*.       — Нашёл чем убеждать! — Смех Хвитсерка хоть ещё и казался нездоровым, но обдавал теплом, которого так не хватало Ивару. — Ты же и есть мудак!       — И это говорит мне тот, кто потрахивал жёнушку нашего братца-пахаря? — рассмеялся в ответ Ивар, отдаваясь во власть алкоголя. Кувшин с медовухой пустел слишком быстро, не оставляя и малейшего шанса на трезвость и здравомыслие.       — Иди ты в… — Хвитсерк закашлялся, отхлебнув явно лишнего. — Ты правда считаешь, что ей можно доверять? — На короткое мгновение его взгляд обрел ясность. Кто, как ни Хвитсерк, понимал Ивара лучше? Пройдя через предательство собственных старших братьев, Хвитсерк наконец смог осознать свое предназначение и братскую связь с Иваром, которая существовала между ними всегда, но отрицалась обоими.       — Уверен, — Ивар кивнул, ответив, не задумываясь, — иногда мне кажется, что я себе доверяю меньше, чем Кате. Знаешь, — продолжил он, растягивая слова, прерываясь изредка на короткие глотки из кубка, — когда она пригласила меня, явившись, как Фрейя, в золоте и до одури красивая… Тогда я даже мыслей собственных не слышал от шума в ушах. Она невероятная, Хвитсерк. И не сносит к йотунам* крышу, а наоборот. Будто складывает меня по камешку. Так бережно. Она… Она первая, кто смотрит на меня как на мужчину. Понимаешь? Без жалости, без слепого восхищения. Почему она так не смотрит на здорового Олега? Я иногда задавался вопросом, почему именно я? Конунг без конунгства. Калека, не способный удовлетворить полностью женщину. Но сейчас… — Глоток медовухи вовремя увлажнил пересохшее горло, позволив вновь говорить без напряжения. — Сейчас мне кажется, что я просто ей нравлюсь. Именно я. Такой, какой есть. Как бы глупо это ни звучало. — Ивар пожал плечами. Такие признания он редко выдавал, даже остававшись наедине с самим собой, но то ли под воздействием алкоголя, то ли потому, что слишком нуждался в понимающем собеседнике, Ивару хотелось поделиться кусочком своего счастья, разбить барьеры и поговорить вот так просто — как настоящие братья.       — Только сознание тут не потеряй от эйфории, — хмыкнул Хвитсерк, легко ударив брата кулаком в плечо. — Уверен, ты сможешь держать голову в холоде, братец. Но послушай меня один раз. — Заметив, как дрогнули мышцы на лице Ивара, Хвитсерк протяжно выдохнул, пытаясь подобрать нужные слова, — не упусти возможность и не закрывайся от той, которая пошла ради тебя на риск. Просто попробуй довериться. Не всегда бьют в спину, Ивар. И, думается мне, тебя всё-таки ждёт охуительный перепихончик.       — Не будем об этом, — оскалился Ивар, сжавшись. Он боялся собственных мыслей, бегущих в этом направлении, потому выжигал их и уничтожал. Хвитсерк был прав, хоть и не догадывался об этом. Рядом с Катериной Ивар ощущал себя иначе. Она будто раскрывала в нём всё то, что когда-то растоптала одна недалёкая рабыня со слишком длинным языком. Но Ивар не мог настолько быстро забыть о своей неудаче в постели, предпочитая просто не возвращаться к этой проблеме. — Пожалуйста.       — Хорошо. — Хвитсерк понимающе кивнул и мягко улыбнулся, поднимая кубок и отчего-то удерживаясь от наверняка неуместной и глупой шутки.       Ивар едва успел сделать глоток, как за дверью раздался глухой удар. Нахмурившись, Бескостный неторопливо поднялся, привычно игнорируя дискомфорт от металлической конструкции, и, приложив палец к губам с наигранным смехом, стукнул кубком о кувшин, продолжая продвигаться к двери. Со всей силой дёрнув её на себя, Ивар ловко перехватил костыль и прижал рукоятку к горлу шпиона, пригвоздив его к полу. Мальчишка извивался, пытаясь оттолкнуть от себя болезненно впивающийся в кожу металл. Бескостный надавил сильнее, отчего горе-шпион захрипел, широко открыв рот. Он больше не пытался оттолкнуть костыль, а болезненно скреб ногтями по полу, едва ли не оставляя борозды на дереве. Его ноги хаотично ёрзали и не находили опоры.       Сколько он услышал из пьяного спонтанного разговора? Мысли в голове Ивара мелькали настолько быстро, что ему сложно было зацепиться хоть за одну. Но правда была одна: мальчишку нельзя было сейчас отпускать. Донеси он Князю Олегу о связи Княгини с Иваром, пусть и несостоявшейся в нормальном представлении, Олег лично убил бы обоих, да и Хвитсерку не осталось бы должно здравствовать. Это был самый ужасный промах Бескостного. Разговоры по душам никогда не доводили до добра.       Злобный оскал Ивара сменился раздражением, смятением и убийственным разочарованием. Он подставил не только себя, но и Катерину. Она не заслуживала смерти. Не из-за такой глупости, не из-за Ивара. Нет, по его вине никто из близких больше не должен был умереть!       — Что ты слышал? — взревел Бескостный, рухнув всем телом рядом с мальчишкой. Металл предупреждающе звякнул, заставив его вздрогнуть. Теперь место рукоятки на горле парня занимала шершавая рука Ивара, контролирующая крепким захватом поступление кислорода.       — Н… ни… ничего, конунг Ивар! — прохрипел мальчишка, захлёбываясь слезами. — Не слышал ничего! Ничего! Ничего! — Он начал повторять то, что, как ему казалось, хотели от него услышать.       — Врёшь! — Ивар мотнул головой, отказываясь принимать происходящее.       Нет, они просто с Хвитсерком перебрали медовухи. Палёная оказалась, паскуда. Но прерывисто пульсирующая вена под его пальцами и жалостливые всхлипы мальчишки заставили принять омерзительную реальность. Что следовало делать в такой ситуации? Как поступить? Ещё недавно Бескостный, не задумываясь и не тратя времени зря, воткнул бы кинжал точно в ямку чуть ниже кадыка шумному пареньку, избавив себя и дорогих людей от проблем. Но сейчас внутри Ивара что-то упиралось изо всех сил, не позволяя даже сжать тонкое, совсем ещё детское горло сильнее. Ивар разрывался на части. Его разум плавился от невозможности принять должное решение, отказываясь подчиняться инстинктам. Так не должно быть! Сколько на руках Бескостного уже было христианской крови? А сколько языческой? В её количестве он запросто утонул бы. И тонул. Каждую ночь. Он не помнил всех убитых, но подсознание выдавало какие-то лица, не уставало напоминать обо всех, лишившихся возможности дышать по лёгкому велению Ивара. Только вот сейчас что-то шло не так. Хотелось вобрать в себя побольше воздуха, но он загустел и отказывался проникать кислородом в организм. От этого кружилась голова, и Бескостный вновь тряхнул ею, только безрезультатно.       Ответа от мальчишки не последовало, лишь быстрые отрицательные верчения головой да парочка неудачных попыток выбраться из жёсткой хватки. Ивар, как всадник смерти, дышал в лицо парнишке и ощущал, как судорожно трепетало его сердце. Надави он сильнее — никто и не хватится искать этого сироту. Ивар помнил, как шпыняли мальца другие дети слуг, как обзывали… Он вспомнил, что мальчик регулярно приносил ему кувшин с водой примерно в это время. Так, может, он не подслушивал нарочно? Может, он, услышав разговор Ивара с Хвитсерком, специально дал им знать о своём присутствии? Слишком много вопросов! Бескостный огрызнулся и, зажмурившись, оттолкнул от себя парнишку. Сердце заработало на полную, отчего в ушах стоял невыносимый гул. Присев, Ивар прижал ледяную ладонь к пылающему лицу.       — Если ты обманываешь, — голос Бескостного, преисполненный болезненной хрипотой, будто это его горло до сих пор было прижато к полу, — и если хоть одна даже самая гнилая и ненужная душа узнает обо всём этом, клянусь…       Договорить Ивар не смог. Сдавленный писк и глухой выдох, за которым последовал звук, прекрасно знакомый Бескостному: когда металл, вкусивший крови, с неохотой оставлял её на ткани. Внутри Ивара всё заледенело, пошло трещинами, и в его глазах застыл ужас при виде ухмыляющегося Хвитсерка, возвышающегося над бездыханным телом недошпиона. Металл застучал солью в области переносицы. Отрешённый взгляд брата говорил о переизбытке в его организме алкоголя, но Ивар не был бы собой, если бы оставил без внимания осознанность во всём поведении Хвитсерка. Побагровевший кусок ткани, забравший следы преступления с кинжала, встретился с пожирающим пламенем свечи. Оно жадно принялось облизывать ткань, отражая в глазах Хвитсерка болезненное спокойствие. Когда огонь вовсю принялся за тряпицу, Хвитс отправил её в кубок.       — Паршивец рассказал бы всё. Нас бы убили. А мне, знаешь ли, перехотелось умирать. Особенно сейчас, когда я понял, для чего нужен в этой жизни. — Видимо, в глазах Ивара слишком явно блуждал тот самый вопрос, на который Хвитсерк и ответил. — Я не виню тебя, брат. Но разрушение — теперь моя ноша. И, — покосившись на тело парня, Хвитсерк неопределенно хмыкнул, — я сделал то, что был должен. И уж кто-кто, а ты понять это способен. Можешь не благодарить меня, что помог прикрыть ваши с Княгиней сладкие задницы.       — Мне жаль, — бросил на грани слуха Ивар, подтягивая костыль ближе, чтобы подняться. И неизвестно: усталость или явный перебор с алкоголем, но сделать это оказалось куда труднее, чем обычно. Металл выпачкался в чужой крови, но это не принесло удовлетворения. Ивару больше не нужны были случайные жертвы. Да, он всё ещё жаждал смерти всех предателей, лишивших его дома. И теперь Ивар был на пути к возвращению всего, что принадлежало ему по праву. И даже больше. Оставалось только избавиться от Олега. Вот чьей кровью Ивар Бескостный был готов умыться. Он жаждал этого момента. Но он не хотел убивать одинокого мальчишку.       Впрочем, этой крови было не так уж и много — Хвитсерк всегда знал, куда следовало наносить удар. Оставив костыль, Ивар привычным способом дополз до мягких подушек, вздохнув наконец, едва оказался поодаль. Наблюдая, как Хвитсерк уничтожал все следы, Бескостный не произнес ни слова. Брат, вернувшийся к нему после столь длительного отсутствия, переживший чересчур много событий, от которых плечи самого Тора бы уже прогнулись, наконец казался принявшим самого себя. Принявшим тот факт, что Ивар и Хвитсерк должны были быть всегда рядом. В любой самой хуёвой ситуации. И даже если Хельхейм* разверз бы свою зловонную пасть, они стояли бы рядом. Такое принять было непросто обоим, но именно сейчас (пусть для этого и потребовалось немалое количество алкоголя) осознание этого факта долбилось в головах братьев. Всегда вместе. Всегда в ответе друг за друга. И они вместе готовы были принести разрушение в родные когда-то земли, прогнившие от предательства. Наступала новая эра. Великая. Пусть ещё чуждая викингам. Выстроить собственное счастье на пепле — дело непростое, но возможное.       Скандинавским землям предстояло, как и братьям, воскреснуть Фениксом.       — Пятно пропустил, — сухо бросил Ивар, наполняя кубок медовухой.       — Иди на хер, — огрызнулся беззлобно Хвитсерк.