Blood, water

Сан непрерывно кричал. В любой момент, когда он просыпался, он кричал, яростно борясь с тем, кто был рядом, чтобы удержать его, крича бессловесными криками ярости и голода. Он не спал по несколько часов в сутки, и с ним можно было справиться, только если он пил кровь. Когда запасы истощались, он снова кричал и дрался, пока не засыпал смертельным сном. Даже когда он спал, крики не прекращались. Только вот это было внутри его головы, и это были крики ужаса и боли, когда его тело уничтожалось изнутри и восстанавливалось заново, перестраиваясь во что-то ни живое, ни мёртвое. Сонхва был сам не свой. Он не был уверен, сколько времени прошло с той ночи. Каждая секунда была вечностью. Даже днём его сон был беспокойным, и каждую ночь он просыпался уставшим. Всё, что он чувствовал сейчас, было усталостью. Была поздняя ночь, всего несколько часов до восхода солнца. Сонхва был в своей комнате с полуночи, пытаясь восстановить силы несколько часов. Сан проснулся ранее ночью, и они с Минги держали его, пока Уён не смог перелить кровь из бутылки ему в горло, а затем снова, когда кровь закончилась, пока Сан не устал. После этого он был без сознания; Сонхва чувствовал это. Пак молился, чтобы это дикое состояние поскорее закончилось. Он молился, чтобы Сан прошёл через это нормально. «Я должен поблагодарить тебя, когда ты превратил его в…» Сонхва заставил себя встать с постели. Он был более усталым, чем когда-либо помнил, усталым до мозга костей. Он больше всего на свете хотел просто оставаться в постели, смотреть на экран своего телефона, пока каждый кадр, каждый звук не прожжёт сам себя в его мозгу, вытесняя всё остальное. Но он не смог. Его клан нуждался в нем сейчас больше, чем когда-либо. Они зависели от него. Сонхва нужно было оставаться сильным. Он открыл дверь своей спальни и почти врезался в Минги. — О, хён, — сказал Минги, удивлённо. — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо, — солгал Сонхва. — Где остальные? — Уён и Ёсан следят за Саном, — сказал Минги. — Чонхо пошёл есть. Это было хорошо. Они по очереди наблюдали за Саном, хотя Уён настаивал, что сможет сделать это сам. Чонхо брал больше смен, чем другие, вместе с Сонхва, так как они были самыми сильными, и Сонхва беспокоился, что слишком долго не ел. Он нахмурился, когда ему в голову пришла ещё одна мысль. — Когда ты в последний раз ел? — спросил он. — Не волнуйся, вчера вечером я достаточно выпил, — сказал Минги. — У нас достаточно крови для вас обоих? — Сонхва был сбит с толку. Он думал, что в клубе не будет крови больше, чем на одного вампира, особенно когда один только что обратился. Минги ухмыльнулся. — Ёсан позаботился об этом. Сонхва нужно будет узнать об этом больше от Ёсана. Он улыбнулся Минги и кивнул, прежде чем обойти его и направиться в комнату Чонхо. Крик в виске нарастал и усиливался. Он постучал в дверь, прежде чем открыть её. Сцена внутри была обманчиво мирной. Сан неподвижно лежал на кровати, Уён сидел рядом с ним. Ёсан сидел в кресле у изголовья кровати. Уён посмотрел на Сонхва. — Как дела? — спросил он. Все они продолжали его спрашивать, и Сонхва продолжал лгать. — Хорошо, — сказал он. — Ты можешь пойти отдохнуть, Уён. Я буду смотреть за Санни с Ёсаном. — Всё в порядке, я не против, — сказал Уён. — Честно говоря, хён, ты выглядишь так, будто тебе нужен отдых больше, чем мне. — Я в порядке, — сказал Сонхва. — Иди составь Минги компанию на некоторое время. Ёсан и я можем здесь со всем справиться. Уён понял намёк и ушёл. Сонхва занял его место на кровати, сидя у бедра Сана. Перед ним Чхве был неподвижен, как труп, но мысленно Сан всё ещё кричал, всё ещё испытывая боль. Сонхва протянул руку через узы крови и попытался забрать часть боли. Он не знал, насколько хорошо это работало, но жжение в углах его разума уменьшилось до глухой пульсации, и этого должно было быть достаточно. Он не знал, что ещё делать. — Ему так больно, — сказал он. — Это нормально? Не помню, чтобы это было так больно. — Никто из нас не знает, — сказал Ёсан. — У Уёна было хуже, и он спал меньше, чем Сан. Когда он был в сознании, он не помнил ни секунды этого дикого состояния, и боли тоже. В этом был смысл — Сонхва вообще не помнил свою новорождённую дымку, — но это не успокоило беспокойство в его сердце. На мгновение он позволил задумался об этом и перешёл к вопросу, который уже должен был задать. — Минги сказал, что у тебя есть кровь для него и Сана, — сказал он. — Откуда? — У моего друга есть кормушка, — сказал Ёсан. — Они были готовы сделать пожертвование. Однако это всего лишь временное явление, поэтому в конце концов нам придётся найти другой источник. Кормушки не были редкостью среди более богатых вампиров, но у Сонхва их никогда не было. При мысли об этом было неудобно платить кому-то, чтобы иметь право на их кровь. Сонхва никогда этого не делал. Единственный раз, когда он кормился только от одного человека, был… — Спасибо, — сказал Сонхва. — Мне жаль. Я не должен был оставлять это на тебе. Мягкая улыбка коснулась губ Ёсана. — Ничего страшного, — сказал он. — Мы Клан, — его взгляд переместился на неподвижное тело Сана. — Спасибо, что наблюдаешь за ним, — сказал Сонхва. — Вы все, — он сглотнул. — Я знаю, что не был… лучшим, но я сделаю больше. — Всё хорошо, хён, — сказал Ёсан, всё ещё глядя на Сана. — Мы переместим Санни в мою комнату незадолго до восхода солнца, — сказал Сонхва, не обращая внимания на слова Ёсана. Он знал, что Кан просто говорил, потому что заботился о нём. — Для Чонхо несправедливо держать его здесь. Не волнуйся, я убрал все хрупкие предметы, — он натянуто улыбнулся. — И когда Сан станет… станет нормальным, я пойду к Хакёну-ниму и его клану, чтобы взять для него кровь. Ёсан не ответил. Он просто продолжал наблюдать за Саном. Боль вспыхнула в затылке Сонхва, и он тут же потянулся к нему, позволив боли уйти от Сана и проникнуть в него. Сонхва закусил нижнюю губу, глядя на мирное лицо Сана. Он должен был что-то сделать. Сан был его кровным сыном, и он страдал. Если Сонхва не мог ему помочь, кто мог? Он зависел от него. Все в клане зависли от него. Тэхи знала бы, что делать. Она была такой умной, заботливой и ответственной. Она знала бы, как уменьшить боль, где взять достаточно крови, как сделать так, чтобы они все пережили это. Сонхва был настолько не в себе, что тонул в бездонном море. «Спасибо? Я должен тебя поблагодарить…» — Ты убиваешь себя без причины. Эти слова вернули Сонхва в настоящее. Он удивлённо посмотрел на Ёсана. — Я знаю, что ты пытаешься разделить его боль, — сказал Ёсан, прежде чем Сонхва смог заговорить. — Тебе не нужно этого делать. Он ничего этого не запомнит, хён, и ты не облегчаешь ему боль. Ты просто делаешь себе больно. Сонхва сглотнул. — Мне надо кое-что сделать. — Просто оставайся с нами, — сказал Ёсан. — Не утомляйся. Не… не будь дураком. Он выглядел обеспокоенным. Выражение его лица, заставляло сердце Сонхва разрываться. Ёсан заботился о нём. Он должен был оставаться сильным для него и для остальных членов клана, Чонхо, Минги, Уёна и Сана тоже. Теперь он не мог сдаться. «Я не позволю тебе. Теперь он моё дитя крови…» — Я не буду, — сказал Сонхва. Ёсан не выглядел полностью убеждённым, но кивнул и повернулся к Сану. Позже той же ночью Сонхва отнёс Сана в свою комнату. Чхве был настолько лёгок, что был почти невесомым, и, когда Сонхва положил его на простыни, он не шевелился. Сонхва убрал волосы с его лба и сел. — Я не против оставить его, — сказал Чонхо, стоя в дверном проёме. — В любом случае, у меня в комнате мало вещей. — Нет, я не могу заставить тебя сделать это, — сказал Сонхва. — Он мой кровный ребёнок. Когда Чонхо ничего не сказал на это, Сонхва повернулся, чтобы посмотреть на него, и улыбнулся. — Ничего страшного, это временно, — сказал он. — Когда он придёт в себя, мы перенесём всё из запасной комнаты вниз, и это будет его комната. — Там ты хранишь все вещи своей создательницы, — сказал Чонхо. Сонхва заставил улыбку остаться на его лице. Он кивнул. С приближением рассвета Сонхва сложил подушки между ним и Саном. Кровать была достаточно большой, чтобы её можно было разделить на приемлемом расстоянии друг от друга, и они всё равно были бы подобны трупам в дневное время суток. Сонхва надеялся, что в этот день, наконец, он сможет немного отдохнуть. На восходе солнца он сел в постели и посмотрел на картину на стене напротив — все синие, зелёные и бесчисленные оттенки между ними. Потолок гостиной не красили десятилетиями. Сонхва подумал, стоило ли ему это сделать. Он сидел, раскинувшись на одном из диванов в гостиной, откинув голову назад к спинке. Он спустился по лестнице, чтобы полить некоторые из кухонных растений, а затем сел, и он был слишком уставшим, чтобы снова встать, поэтому он просто смотрел в потолок и позволял своим мыслям блуждать. Теперь он часто уставал. Он знал, что это из-за обращения Сана. Узы крови укреплялись, и это сильно его утомляло. Но казалось, что это нечто большее. Сонхва чувствовал себя усталым в глубине своей души, лишённым энергии. Он чувствовал себя мёртвым. Его рука потянулась к телефону. Он разблокировал его, прежде чем понял, что делал, и пролистал половину своей галереи. Палец Сонхва завис над экраном. Он мог просто… «Ты превратил его в…» «Он будет любить меня…» Тяжёлые шаги прервали мысли Сонхва. Он повернул голову и увидел на лестнице Минги, застывшего на нижней ступеньке. — Привет, хён, — сказал он. — Я не знал, что ты здесь, внизу, — он спустился. — Я просто пойду… — Минги, — позвал Сонхва. — Не мог бы ты подойти сюда? Минги стоял на месте, пытаясь найти предлог для побега. Сонхва не будет ругать его, он знал это. Минги подошёл и даже сел рядом с Сонхва на диван. Он ничего не сказал, просто неловко ждал, пока Сонхва заговорит. — Как дела? — спросил Сонхва. — Я знаю, что многое случилось. Мне жаль, что у нас не было возможности всё обсудить. До того, как я это сделал, действительно не было времени, — он выдавил улыбку. — Все в порядке, хён, я тебя не виню, — сказал Минги. — У меня всё хорошо. Он выглядел так, как будто был честен, даже если он не делился всем. В другой раз Сонхва, возможно, пытался уговорить его рассказать всё, настаивал, пока Минги не поделился своими заботами и не снял с себя бремя, но сейчас он устал. Позже, он пообещал себе. Он не позволил Минги беспокоиться ни о чём, ни о чём, над чем Сонхва имел власть. — Я рад это слышать, — сказал он. Он колебался, а затем решился и спросил: — Как Юнхо? — Как Юнхо? — спросил Минги высоким и нервным голосом. — Почему ты спрашиваешь? Что должно быть с Юнхо? — Это, должно быть, было для него большим потрясением, — сказал Сонхва. — У него всё хорошо? — Он … он остаётся позитивным, — сказал Минги. — Я разговариваю с ним каждую ночь. Он пытается сохранять позитивный настрой. — Это хорошо, — сказал Сонхва. — Сохранять позитивный настрой — это хорошо. Всё будет хорошо — всё должно быть хорошо. Сан жив, нам просто нужно немного подождать, прежде чем к нему вернутся воспоминания и он вернётся в… к себе. Минги прикусил нижнюю губу и кивнул. Сонхва знал о тревогах, которые тяготили сознание Сона, точно так же, как он знал, что их озвучивание не поможет. Вместо этого он взял руки Минги в свои и крепко сжал их. Всё будет хорошо. Всё должно быть хорошо. — Я рад, что у Юнхо есть ты, — сказал Сонхва. Слова сорвались с его губ, прежде чем он даже осознал, что говорил. — Теперь вся его жизнь перевернулась, и ты ему нужен больше, чем когда-либо. Я рад, что вы двое есть друг у друга. Я… — он не смог закончить. Ему казалось, что его сердце разрывалось на ленточки изнутри настолько сильно, что боль была физической. «Теперь он моё дитя крови, и он будет любить меня…» — У тебя всё нормально? — Минги схватил Сонхва за плечо. — Хён? Сонхва посмотрел на его озабоченное лицо и заставил себя забыть о боли. Некоторые вещи были важнее той боли, которую он чувствовал от ран, которые он сам себе нанёс. — Да, всё хорошо, — соврал он. Ни уведомлений, ни пропущенных звонков, ни непрочитанных сообщений. Секретный откровенный снимок ослепительной улыбки, размытое фото двух лиц, затылок с окрашенными в серебро волосами. Одно-единственное видео, дрожащее и слишком громкое, наполненное смехом и музыкой из дешёвых динамиков, с экраном, покрытым мигающими бело-золотыми огнями. — Хён? Сонхва поспешно заблокировал свой телефон и сунул его под подушку. Он пощупал своё лицо, чтобы убедиться, что оно высохло, проглотил один раз, прежде чем приподняться на локте и оглянуться через плечо, чтобы увидеть, кто стоял у двери. — Да? — Всё в порядке, тебе не нужно вставать, — сказал Чонхо. — Я просто пришёл проверить Сана. Сонхва взглянул на Сана на кровати рядом с ним. Он лежал на простыне трупом, неподвижным, как статуя. Боль, которая волочилась по краям мозга Пака, за последние несколько часов немного притупилась, так что это была лишь приглушенная пульсация. Сонхва не знал, хороший это знак или плохой. — Он в порядке, — сказал он. — Как дела? — Как всегда, — ответил Чонхо. Чувство вины окутало сердце Сонхва. Это был огромный переворот в жизни Чонхо, и Хва не смог уделить ему время и внимание, в которых он нуждался. Он поклялся, что сделает это, как только восстановит силы и энергию. — Ты знаешь, что всегда можешь поговорить со мной, — сказал Сонхва. — Обо всём. Мы всегда будем кланом. — Я знаю, — сказал Чонхо. На короткий миг, быстрее, чем вспышка молнии, его пустая маска сломалась. — Как у тебя дела, хён? — Я в порядке, — сказал Сонхва. Чонхо посмотрел на Сонхва долгим пустым взглядом. Хва смотрел в глаза столько, сколько мог, прежде чем он сломался под тяжестью этого понимающего взгляда, и он свернулся в постели, зажмурившись. Он чувствовал себя незащищенным. Оживлённые, истекающие кровью части его тела были открыты воздуху, что было очевидно для Чонхо. Он не хотел, чтобы Хо видел. Чхве через многое пришлось пройти, Сонхва хотел быть сильным для него. Если он не мог быть сильным, он мог хотя бы притвориться. Он почувствовал, как кровать проваливалась перед ним. Сонхва крепко сжал плюшевые игрушки, прежде чем сделать глубокий вдох и расслабиться. Он открыл глаза. Чонхо посмотрел на него сверху вниз глазами, до краёв полными заботой и жалостью. Сонхва почти расплакался, чувствуя себя виноватым. Кто-то так сильно заботился о нём, а он всё ещё был таким слабым, всё ещё таким несчастным. Многие отдали бы так много за такую любовь, а Сонхва всё ещё хотел большего. «Я должен поблагодарить тебя, когда ты превратил его в…» — Когда ты в последний раз ел? Сонхва застыл. Он не помнил. Он не ел несколько ночей до того, как Сан изменился, и он не мог вспомнить, сколько ночей прошло с тех пор. Вероятно, прошло больше двух недель с момента его последнего полноценного кормления. Сонхва никогда не оставался без крови так долго, даже в разгар охотничьих лет. — Не знаю, — признал он. — Тебе следует поесть, — сказал Чонхо. — Выйди на время из дома. И куда идти? У Сонхва не было другого дома, никакого места, ни человека. — Всё нормально, — сказал он. — Нет, это не так, — сказал Чонхо, в его голосе звучала лёгкая нотка отчаяния. — Ты не ешь, ты не проводишь с нами время. Всё, что ты делаешь, это бродишь по дому, как привидение, или сворачиваешься калачиком в своей постели. Как будто ты пытаешься наказать себя. — Нет, — сказал Сонхва. — Я не могу оставить Сана, пока он не выйдет из этого состояния. — Тогда пей из имеющихся у нас бутылок, — сказал Чонхо. — Сану и Минги это нужнее. Некоторое время Чонхо молчал. Затем он сказал: — Я знаю. — Знаешь что? — голос Сонхва был приглушённым, когда он прижался лицом к плюшевой игрушке. — Я знаю, что произошло между тобой и Хонджуном, — сказал Чонхо. Сонхва замер. Его горло сжалось, и он почувствовал боль от шеи до грудной клетки. — Я не… ничего не произошло, — выдавил он, но слова звучали глухо. — Я спускался по лестнице, — сказал Чонхо. — Я хотел узнать, нужно ли тебе что-нибудь. Я не хотел подслушивать, но так получилось. Так что я знаю. Тошнота охватила Сонхва. Чонхо слышал это. Он слышал, что Пак сказал Хонджуну. Внезапно он почувствовал себя голым, даже более незащищённым, чем раньше. Он чувствовал на себе взгляд Чонхо, погружающий его в самое худшее, самое жалкое состояние. Уныние на его лице, глупый плюшевый енот, которого он отчаянно прижимал к груди, будто это могло утешить его. — Ты поступил правильно, спасая Сана, — сказал Чонхо. Сонхва знал это. Он никогда не пожалеет о спасении жизни Сана. Сан заслуживал жизни, он заслужил большего, чем истекать кровью в переулке, и Сонхва принял бы то же решение тысячу раз, если бы ему представилась такая возможность. — Ничего страшного, если тебе нужно время и поддержка, — сказал Чонхо. — Но не чувствуй себя виноватым. Ты не сделал ничего плохого. Он либо лгал, либо был ослеплён своей заботой о Сонхва. Сонхва только кивнул. Мгновение спустя он почувствовал на себе сильные руки. Сонхва не сопротивлялся, позволил Чонхо поднять себя и сесть. Игрушку выдернули из его рук. Прежде чем Сонхва успел среагировать, Чонхо схватил его и прижал к груди в сильных, крепких объятиях. Первым инстинктом Сонхва было отстраниться, настоять на том, что с ним всё в порядке и Чонхо не нужно было о нём беспокоиться. Но внезапно силы покинули его, он слишком устал, чтобы сопротивляться, притворяться. Он резко упал в объятия Чонхо и позволил ему обнять себя. Однажды ночью, за несколько часов до восхода солнца, Сонхва повернулся в постели и обнаружил, что Сан не спал и смотрел на него. — Сан? — Сонхва говорил тихо. Сан продолжал смотреть на него. — Сан, — повторил он, пробуя имя, как будто оно было чужим. — Это… это я? — Да, — сказал Сонхва, когда и облегчение, и боль захлестнули его сердце. — Это ты, Санни. Чхве Сан. Сан. — А ты… мы… — Сан не мог подобрать подходящего слова. Он сцепил пальцы вместе перед собой. — Да, конечно, — сказал Сонхва. — Мы одной крови. Казалось, Сан понял это. Он расслабился и кивнул. Сонхва позвал остальных в свою комнату, не покидая Сана. Молодой вампир выглядел потерянным, с широко открытыми глазами, когда он осматривал своё окружение, обнаруживая знакомого только в Сонхва. Он чувствовал узы крови так же сильно, как Сонхва, и он знал и понимал, что Пак был его создателем. Больше он ничего не понимал. Уён заплакал, когда вбежал и увидел Сана, сидящего в постели. Но прежде чем он успел подойти к нему, Ёсан схватил его за руку и удержал. — Он не знает тебя, У, — тихо сказал Ёсан. Уён смотрел на него огромными слезящимися глазами, глядя так на глубоко раненного Сонхва, что сердце болело от его боли. Ёсан крепко обнял его, положив голову Уёна себе на плечо. Уён все время смотрел на Сана. — Это нормально? — нервно спросила Минги. — Он должен быть таким? Он выглядит потерянным. — У него нет никаких воспоминаний о своей человеческой жизни, — сказал Ёсан. — Они должны вернуться по частям в течение следующих двух недель. — Ему потребовалось семнадцать ночей, чтобы перестать быть диким, — сказал Чонхо. — Я так рад, что всё закончилось, — сказал Минги. — Я тоже, — сказал Сонхва. Часть его боялась, что он сделал что-то не так, что Сан навсегда останется диким, неразумным зверем. «Я должен поблагодарить тебя, когда ты превратил его в…» — Когда мы узнаем, вернутся ли все его воспоминания? — голос Уёна был тихим и тихим. — Скоро, — сказал Ёсан, проводя рукой по спине Уёна. — Всё будет хорошо, — он пробормотал что-то ещё, слишком тихо, чтобы Сонхва мог его услышать, и Уён кивнул головой. Сан смотрел на них огромными удивленными глазами и немного настороженно. Его взгляд всё время возвращался к Сонхва, как будто он пытался убедиться, что он всё ещё там, что всё в порядке. Сонхва попытался успокоить его. — Вы должны снова представиться, — сказал он остальным. — Чтобы Санни было удобнее, пока его воспоминания возвращаются. Они по очереди представились. Чонхо был отстранённым и бесстрастным, Минги — неловким. Ёсан говорил холодно, но мягко, стараясь сначала обнять Уёна в последний раз и отпустить. Сан кивал вместе со всеми их представлениями, больше походив на новорождённого оленёнка, чем на кого-либо ещё. А затем Уён шагнул вперёд, лицо его сморщилось, когда он изо всех сил старался не плакать. — Я Уён, — сказал он. — Я… мы… мы были близки. Сан посмотрел на него без тени узнавания и кивнул. — Если тебе что-нибудь понадобится, я всегда готов помочь, — сказал Уён. — Хорошо, — сказал Сан. — Спасибо, — он взглянул на Сонхва. Вот и всё. — Это, вероятно, ошеломляет его, — сказал Сонхва. — Идите спать. Они ушли, некоторые с меньшим желанием, чем другие. Уён ушёл только тогда, когда Ёсан переплёл с ним пальцы и вывел из комнаты. Когда Минги ушёл, Сонхва услышал, как он сказал: — Мне нужно сказать Юнхо. Укол боли разорвался в груди Сонхва. Конечно, ему тоже нужно знать. Юнхо расскажет ему. И Хо был рядом, чтобы утешить его, поддержать, как ему было нужно прямо сейчас. Сонхва был нежеланным гостем. Когда взошло солнце и Сонхва посмотрел на картину на стене напротив своей кровати, Сан сел рядом с ним, свернувшись калачиком. — Ты меня не помнишь, — сказал Сонхва. — Ты уверен, что это нормально? Сан кивнул. — Я чувствую тебя в своей голове, — сказал он. — Я чувствую твою заботу. Это нормально. «Теперь он мое дитя крови, и он будет любить меня…» — Хорошо, — сказал Сонхва и переплёл пальцы с пальцами Сана. Сан быстро освоился с остальными. После двух или трёх ночей он больше не напрягался, когда Сонхва выходил из комнаты, и даже получал удовольствие находиться рядом с Уёном, когда старший вампир расслаблялся достаточно, чтобы позволить своей обычной громкой личности показаться. Уён был очень осторожен с Саном, изо всех сил стараясь не делать ничего неуместного и не переходить какие-либо границы. Время от времени его руки, казалось, инстинктивно перемещались к Сану, но когда он вспоминал кто они друг другу, убирал их сразу. Сан часто оставался пустым, сидел неподвижно и смотрел в пустоту. — Его мозг пытается вспомнить всё, — объяснил Ёсан, когда Сонхва спросил его из-за беспокойства. — Уён часто уходил в себя, когда был новорождённым. Он вспомнит. Но пока он не вспомнил. Уён иногда так осторожно намекал на их прошлые отношения, но Сан оставался таким же пустым, как всегда. Он не узнавал никого из них. Его привлекал Сонхва только инстинктивно. И Сонхва тоже мог это чувствовать, он мог чувствовать сильную, как сталь, кровную связь между ними, насколько был сбит с толку и подавлен Сан, сколько утешения ему нужно. Сонхва позволил своей искренней заботе и обожанию ускользнуть, надеясь, что это хоть немного ослабит его беспокойство. Через четыре ночи после того, когда Сан пришёл в себя, Сонхва спросил у Минги номер телефона Юнхо. — Ты можешь спросить его, согласен ли, — сказал он. — Я просто хочу поговорить с ним о некоторых вещах. — Ничего страшного, он не будет возражать, — сказала Минги, сразу же поделившись контактом. Он колебался, прежде чем заговорить снова. — Я уже рассказал ему всё о том, через что проходит Сан. Он хотел с ним встретиться, но я объяснил, почему он ещё не может. Иногда я просто отправляю картинки. Сердце Сонхва сжалось. — Ты хороший человек, Минги, — сказал он. — Юнхо должно быть счастлив, что ты у него есть. Минги выглядел так, будто собирался что-то сказать в ответ, но затем остановился. Он натянуто улыбнулся. Сонхва позвонил Юнхо незадолго до полуночи. — Привет, Юнхо, — сказал он, стараясь казаться приятным и позитивным. — Это Сонхва. Надеюсь, ты не против, что я взял твой номер у Минги. — О, хён, давно не слышал тебя, — сказал Юнхо. — Да, нет, всё нормально. Как дела? — Я просто хотел сказать тебе, как Сан, — сказал Сонхва. — Я знаю, что Минги, вероятно, рассказывал, но я создатель Сана, и никто не знает о том, что происходит с ним лучше, чем я. Я могу ответить на любые твои вопросы. Юнхо подумал несколько секунд, а затем сказал. — Могу я быть откровенным, хён? И обещаешь быть честным? — Конечно, — сказал Сонхва. — Каковы шансы, что Сан станет похожим на Минги? Конечно. Конечно, Юнхо подумал бы об этом. Он не мог быть рядом со своим парнем; он не хотел испытать то же самое со своим лучшим другом. Сердце Сонхва болело за него. — Низкие, — сказал он, стараясь быть честным, как обещал. — Мы достаточно его кормим, а я достаточно взрослый, чтобы кого-нибудь обратить. Обстоятельства полностью отличаются от истории с Минги. — Но это может случиться, — голос Юнхо был ровным. — Может, — признал Сонхва. — Мы узнаем, вернутся ли к нему воспоминания в течение следующей недели. Но мы узнаем о его кровожадности как минимум через полгода. Последовала тишина. И затем, наконец, Юнхо сказал: — Спасибо. За честность. Сонхва сглотнул. Это было меньшее, что он мог сделать. — И спасибо за спасение Сана, — сказал Юнхо. Пальцы Сонхва сжали его телефон. Его горло сдалось и слёзы угрожали вылиться из его глаз, и сколько бы раз он ни глотал, они отказывались отступать. — Это… я должен был, — сказал он хриплым и водянистым голосом. — Я знаю… я знаю, что он сказал Уёну, что не хочет превращаться. Я знал это, но… но я не мог этого не делать. Я не мог позволить ему так умереть. Мне пришлось. — Я знаю, — сказал Юнхо. Два простых слова, но они так много значили для Сонхва. Он понял, что плакал, и поспешно вытер слёзы с лица. Сан никогда не стучал до того, как войти в их комнату. — Как дела, Юнхо? — спросил Сонхва, пытаясь звучать так, как будто он не развалился из-за нескольких простых слов. — Всё это должно быть большим шоком. Мне очень жаль, что так вышло. — Это… я с этим справляюсь, — сказал Юнхо. Пауза. — Мы оба. Боль охватила грудь Сонхва, глубоко, глубоко внутри, прямо в самых сокровенных местах его сердца. — Я не знаю, что между вами произошло, насколько сильно вы поссорились или что-то в этом роде, — сказал Юнхо. — Но, хён… Я думаю, ему действительно нужна твоя поддержка. Сонхва не мог говорить. Все его слова застряли в горле. — Ты знаешь, что он не умеет говорить о своих чувствах, — продолжил Юнхо. — И у него много смешанных чувств ко всему. Но он тебя не винит, на самом деле. — Мне очень жаль, — сказал Сонхва. Он не мог больше слушать. Теперь он снова плакал и не мог остановиться, как ни старался. Он знал, что Юнхо слышал слёзы в его голосе, но ничего не мог поделать. — Извини, мне нужно идти. Я… если тебе что-нибудь понадобится, звони мне в любое время. Я здесь для тебя, всё, что я могу сделать, я сделаю. Прости, Юнхо. Он закончил разговор, прежде чем Юнхо смог ответить. Сонхва убедился, что его лицо высохло, прежде чем спуститься, чтобы присоединиться к остальным. Вампир Сан был очень похож на человека Сана — яркий, позитивный, прекрасный. Только теперь Сонхва знал, как много он работал, чтобы оставаться позитивным, как много для него значило быть обожаемым. Пак старался не вглядываться слишком глубоко в внутренние эмоции Сана, но это было сложно. Узы крови были подобны открытому шлюзу, и он не мог сопротивляться потоку, чтобы закрыть их. Со своей стороны, Сан не давил. Он позволил бурному потоку необузданно течь глубоко в Сонхва. Его утешало ощущение связи. Пак не мог отказать ему в этом утешении. Он позволил Сану почувствовать свою заботу, своё обожание и уклонился от эмоций, бурлящих в глубине его сердца. Было утомительно управлять связью. Сонхва пытался скрыть от Сана, насколько это утомляло его, но от этого стало только хуже. Это не имело значения. У него не было выбора. Сонхва должен был быть сильным. Это была одна редкая ночь, когда они были в спальне Сонхва, Сан смотрел случайные видеоролики в Интернете на телефоне Сонхва, старший вампир сидел рядом с ним в постели, пытаясь сосредоточиться на старой книге. В воздухе витало какое-то спокойствие. Сонхва дорожил этим. Он всё ещё чувствовал себя таким усталым, всё ещё чувствовал, как его тело рассыпалось каждый раз, когда он двигался, но это было терпимо. Он мог отдохнуть, он мог чувствовать спокойное настроение Сана через связь. Так было легче притвориться сильным. Это происходило медленно, как прилив в полнолуние. Мало-помалу, каждую секунду, чуть больше, Сонхва чувствовал, как его грудь наполнялась суматохой эмоций. Каждая была настолько сильна, что схватила его железной хваткой. Это была буря, разъярённый зверь. Это была паника, замешательство, страх, отчаяние и тоска. Сан. Он всё ещё сидел и не двигался, его глаза ни на что не смотрели. Сонхва немедленно бросил то, что делал, и взял Сана за руки, мягко сказав: — Санни? На мгновение ему показалось, что Сан ничего не слышал. Затем Чхве медленно повернулся к нему лицом. Он моргнул, и его брови нахмурились, и Сонхва почувствовал, что видел сразу две сцены — одну из настоящего и Сонхва перед ним, а другая играла в его голове. — Санни, — мягко повторил Сонхва, сжимая его руки. Сан, как всегда, привык к физическому комфорту. — Что случилось? — Я… — Сан снова моргнул и теперь полностью сосредоточился на Сонхва. — Где они? — Кто? — спросил Сонхва. — Уён и другие? — Нет, — сказал Сан, покачивая головой. Он выглядел обеспокоенным, и Сонхва тоже чувствовал это через связь. — Они… в моей комнате со мной, с моими мягкими игрушками и… и мы разделили пиццу, и они дали мне последний кусок, и я… я… — он широко раскрытыми глазами посмотрел на Сонхва. — Где они? Сонхва замер. Он знал, о ком говорил Сан. Это могли быть только они. — Они… Я вижу их в своей голове, — продолжил Сан. — Он… выше меня, а его улыбка — это как объятие… — Юнхо, — сказал Сонхва, и его голос дрогнул. Сан вспомнил. Он вспомнил Юнхо. — Юнхо, — повторил Сан, а затем его глаза расширились. — Юнхо. Юнхо, вот что… да, это его имя. — Это его имя, — сказал Сонхва. Он думал, что его грудь могла взорваться от всплеска эмоций, как его, так и Сана. — Юнхо. Он в порядке, Санни, он дома. Ты скоро его увидишь. Как только тебе станет лучше, ты сможешь пойти к нему. — Он в моей голове? — спросил Сан. — Мы знаем друг друга, верно? Я, Юнхо и… и… — Да, — сказал Сонхва, и теперь чувства в его груди достигли горла. — Да, Х… его тоже. — Он… он дал мне леденец, — сказал Сан, потерявшись в старых воспоминаниях. — Его рука тогда была больше моей. Но я… я его вижу, он меньше меня, но, кажется, больше. Красный. Сонхва кивнул. Его зрение затуманилось слезами, и сколько бы раз он ни моргал, они не уходили. — Его имя, — сказал Сан. — Он… Сан, Юнхо и… Все эмоции застряли в его горле, так сильно, что он задыхался, хватая воздуха, в котором он не нуждался. Сонхва глубоко вздохнул. И ещё, и ещё, но напряжение никуда не делось. Боль не ушла. Меньше, но казался больше, больше самой жизни. Красный. — Хонджун, — сказал Сонхва. — Хонджун, — повторил Сан, глаза его загорелись. Он крепко сжал руки Сонхва. — Хонджун-хён. — Хонджун, — снова пробормотал Сонхва. — Он всегда старался заботиться обо мне, — сказал Сан. Казалось, это воспоминание осталось с ним. — Он всё ещё такой же, правда? С Юнхо? Он всё ещё заботится обо мне? «Спасибо? Я должен тебя поблагодарить, когда ты превратил его в монстра?» — Да, — сказал Сонхва. — Да, Санни, он всё ещё любит тебя. Сан вздохнул. Сонхва чувствовал, как облегчение проникало через узы и в сокрушительный беспорядок в его собственном сердце. Сонхва внимательно следил за тем, чтобы связь шла только в одну сторону. Сан был так счастлив; он не мог испортить это, даже когда его глаза все еще были полны слёз. Только тогда Сан, казалось, понял. — Что случилось? — спросил он, нахмурив брови. Он потянулся к лицу Сонхва. — Я в порядке, — солгал Сонхва и выдавил улыбку. — Я просто счастлив за тебя. Ты вспоминаешь. Сан не выглядел убежденным. — Хён… — Извини, — сказал Сонхва, стараясь говорить ровным голосом. Слёзы были так близки к тому, чтобы политься, и он не мог этого допустить, только не перед Саном. — Мне нужно — я сейчас вернусь. Мне жаль. Он вылез из постели и убежал в ванную. Он не стал беспокоиться о свете, просто убедился, что дверь за ним надёжно закрыта. А потом Сонхва дал волю эмоциям. Он кричал себе в руки, заглушая каждый звук. Ему хотелось выплакать все свои чувства, чтобы вместе с его слезами ушли вся боль и сожаления, но, что бы он ни делал, их становилось больше, их всегда было больше. Он плакал, пока боль не стала физической в его животе, в основании его горла. Он мог тысячу раз просмотреть видео, тысячу раз просмотреть картинки, но ничего не изменилось бы. Все это было похоже на ложь. Каждое нежное прикосновение, каждое сладкое слово, каждый многозначительный взгляд. Прекрасная улыбка, которую Сонхва видел каждую ночь, тепло в его взгляде, когда он смотрел на него — это тоже ложь? Когда он сказал Сонхва, что он особенный, что его любит, было ли это ложью? Сонхва жалел себя. Он был так влюблён в того, кто никогда не любил его так же, кто никогда даже не думал о нём как о человеке. Он хотел жить в этих воспоминаниях, когда они были вместе, но теперь они были охвачены горечью, испорчены правдой. Правда в том, что он полюбил сам. Правда в том, что он никогда не вернёт это счастье. Сонхва ненавидел себя. Он хотел утонуть в своей жалкой жалости к себе, но ненависть была слишком сильной, горькой, как желчь. Он причинил боль человеку, которого любил. Он забил себе сердце гвоздями и заставил его истекать кровью, когда он был наиболее уязвим. Он пытался причинить ему боль, и он сделал это, но от этой мысли ему не стало легче. Только больнее. «Я должен тебя поблагодарить, когда ты превратил его в монстра?» Но Хонджун ошибался. Сан не был монстром. Монстром был только Сонхва. Он потёр лицо рукавом. Он не мог быть слабым перед остальными членами своего клана. Они зависели от него, и он должен был сделать шаг вперёд, он должен был быть сильным. Он слишком много испортил, слишком много раз был слаб. На этот раз он должен быть достойным их. Когда Сонхва убедился, что последние слезы исчезли, он вышел из ванной. Сан всё ещё сидел в постели и смотрел на него. Он наблюдал за дверью. — О, ты меня ждал? — Сонхва мягко улыбнулся. — Всё в порядке. Извини, что исчез. Сан ничего не сказал. Он раскрыл руки, приглашая его в свои объятия. Сонхва подошёл к нему. Он сел на край кровати, и Сан обнял его и прижал к себе. «Он моё дитя крови, и он будет любить меня больше, чем когда-либо любил тебя». Сонхва закрыл глаза.