I love you, Cas

      Дину редко удаётся порыбачить. В основном, это случается во сне (особенно в последнее время), потому что в реальности он обычно мчится на охоту, кого-то убивает и выслушивает очередной нагоняй от Сэмми. Тот, кажется, вознамерился прожить своё долго и счастливо, а заодно и Дина заставить.       Дин совсем не хочет его расстраивать. Иногда пытается уйти на покой, но потом все равно срывается на какое-нибудь странное происшествие. Чаще всего Сэм об этом не узнаёт, и Дин бегает на охоту, пока не встревает так сильно, что Клэр или Джоди, или кому-нибудь ещё не приходится вытаскивать его задницу. И все же, он честно пытается завязать.       Три месяца и восемь дней. Личный рекорд.       Дин сжимает в ладонях упругое тёплое дерево удочки, солнечные блики приятно скользят по коже. Он чувствует себя почти умиротворенно, не открывает глаз, когда кто-то присаживается рядом: вот так - бесшумно и в то же время правильно - появляется только Кас.       — Здравствуй, Дин, — тепло здоровается ангел. Дин чувствует, как от этого голоса у него по спине ползут мурашки, а желудок стягивает спазмом.       — И я рад тебя видеть, — хриплым голосом отвечает он, — Я скучал.       Кас не сопротивляется, когда Дин, все ещё не открывая глаз, кладет голову на его плечо. У озера тихо. Запахи июньской разгоряченной травы, солнца, нагретой до температуры парного молока воды и Каса создают в голове огромный шар непонятных эмоций. Дин может идентифицировать только одну.       — Кас… Я люблю тебя. Я так тебя люблю. — срывающимся шепотом бормочет он, давя ком рыданий в горле. Слова, точно шипованная проволока раздирают внутренности, но Дин продолжает и продолжает повторять их, точно это каким-то образом все исправит.       Кас прижимает его к себе. Крепко-крепко. И так близко, что тёплое дыхание можно почувствовать макушкой.       Кас никогда ничего не говорит. Они просто сидят так вместе, пока Дин не успокаивается. В такие минуты мир дышит покоем, и до безумия хочется просто навсегда застыть в этом мгновении. У Каса сухие, шершавые губы. Дин ощущает их на своем лбу (прямо между привычно нахмуренных бровей) и знает, что теплое чувство не пропадет до тех пор, пока угнездившаяся в этом месте глубокая "грустная" (как обозвал ее Сэмми) морщина не разгладится. Время растягивается, точно медная гитарная струна, и кажется, что вот-вот что-то случится. Что-то такое…       Дин просыпается.       Каса нет уже двенадцать лет.