Цугцванг. Два королевства

После ужина настроение Бастиля оставляло желать лучшего, потому что он молча разделся и забрался в постель с явным намерением уснуть. И Хаук не знал, можно ли касаться его или даже просто лечь рядом? Но когда все-таки устроился у него за спиной, Бастиль обернулся и приказал обнять его. Его сердце так громко стучало под ладонью, что, казалось, оно никогда не успокоится. Хотя уже спустя четверть часа его дыхание выровнялось и Бастиль провалился в глубокий сон. Хаук не спал, вдыхал запах волос и гладил по руке до самого плеча, глядя сбоку на его расслабленное лицо. Маркиз был прав, Хаук никогда не смог бы его убить. Хотя было так легко протянуть руку и сжать шею. Даже ненавидя его, Хаук всегда представлял, как будет обладать им, а не причинять боль. Хаук уже давно не воскрешал старые воспоминания, хотя Бастиль причинил ему в прошлом немало неприятных минут. Но плохое уже не казалось столь ужасным, зная то, что знал Хаук о Бастиле теперь. Ощущая его каждой клеточкой своего тела так, словно можно было провести руками у него под кожей и утонуть в нем. Внутренне Хаук уже мало чем отличался от придворных альф, постоянно жаждущих близости короля, и это угнетало. У Бастиля была его работа — встречи, письма, гости, званые ужины и бесконечные политические разговоры, а что у него? Перебранки с охранницами, книжки маркиза и холодная постель? И в какой-то мере Хаук понимал отчаянье отца, желавшего владеть своим супругом без остатка и не получающего ничего годами. Вальгард насильно пытался взять то, что омега может дать лишь по собственному желанию. Хаук не оправдывал насилие, принц Валентин не заслужил ни той жизни, что вел, ни смерти, которая его настигла. Когда на Совете графиня Соланж задала вопрос, как бы он поступил с пленными, Хаук растерялся, но глубоко внутри себя уже давно знал ответ. Как король Тхиена он запретил бы лишь одно — забирать иосмерийских омег в гарем без права выкупа. Лишать отцов детей… Раны, нанесенные Ланжерону, Мемерику, Камилю и даже Бастилю, утратившему дядю в столь юном возрасте, кровоточили годами. А о скольких омегах, разделивших судьбу принца Валентина, Хаук не знал? Эта вражда буквально убивала на корню любые поползновения мира для обеих сторон конфликта. И став пленником и, по сути, бесправным существом при иосмерийском дворе, Хаук осознал это в полной мере. Мысли о том, что Бастиль может взять еще одного альфу, выбивали почву из-под ног и плевать, что говорила Эдит. Хаук не сможет стерпеть или оправдать подобное решение. В принятии и смирении, к которым его закликали, попросту потеряет себя, и дороги назад не будет. Неопределенность их отношений пугала, потому что в своем интересе Хаук был уверен, но совсем не уверен в Бастиле. Валентин, защищая его перед Дайоном, снова удивил Хаука своей слепой преданностью. И завтра, Хаук был в этом уверен, Валентин не пропустит зрелище и придет на полигон. Будет спасать его до последнего, даже от самого себя. Если бы можно было по щелчку пальцев полюбить кого пожелаешь, Хаук выбрал бы Валентина и забыл Бастиля в ту же секунду. Но разве можно приказать себе убрать руки и больше не касаться короля? Он был альфой, а не евнухом. Хаук размышлял почти до рассвета о двойственности своего положения, и о том, почему не может отпустить мысль, что Валентин поддастся ему? Наверное, чувствовал где-то глубоко в душе, что он так же лежит ночами и думает о нем. Слова, которые Валентин произнес на ужине и загнанное выражение в его глазах, говорили о крайней эмоциональной напряженности. Валентин балансировал на грани и готов был прыгнуть в пропасть в любой момент. Хаук осознавал, что совсем немного и он будет готов на все — буквально на все, лишь бы заполучить его себе. Неясный мутный свет, пробивающийся из-за горизонта, начал литься в окно, подкрадываясь к постели. Бастиль обернулся, и Хаук увидел, что он не спит. А ведь даже не уловил момент, когда король проснулся, слишком глубоко провалился в собственные мысли. — Вы так громко думаете, — не подымая головы с подушки сказал он. Они лежали на боку лицом к лицу. — После зелий Лафетта сон не идет, тем более я могу спать хоть целый день в отличие от вас. — Из-за вас, Хаук, нам не хочется покидать постель, что не есть хорошо, — сдержанно улыбнулся Бастиль, подложив руку себе под голову. — Ранее мы думали, что как только исчезнут все угрозы, вы выйдете из-под нашей опеки, но теперь понимаем, как жестоко обманывали себя. — Вы говорите о смерти Юдо? — Мы так часто мечтали о его гибели, что, когда пришла пора попрощаться, ощутили внутреннее колебание. Даже страх… Хаук понимал его чувства. — Вы любили его? — Увы, нет. Мы были в него влюблены, как только могут влюбляться дети. Восемь лет назад Шарль был другим, ярким и обжигающим, как огонь. Пламя до сих пор пылает, тлеет внутри него, но оно не может согреть. Шарль никогда не признавал своих ошибок, даже касательно гнусных планов собственного дяди… Предпочитал отрицать, пусть даже последнему глупцу понятно очевидное. Нам искренне жаль лишь Оливье, ведь он на самом деле любит его. По-настоящему и неподдельно. — Но он спал с другими альфами? И Юдо ему позволял. Бастиль не был удивлен. — Чтобы понять поведение Оливье, необходимо знать Шарля… Он… — Бастиль осекся на полуслове. — Впрочем, наверное, не стоит… — Это касалось вашей с ним близости? Юдо рассказал мне, что было между вами. И немного о вашей вязке… Бастиль поколебался, видимо, не особо хотел делиться интимным. Но Хаук не давал ему соскочить, глядя глаза в глаза, взял свободную руку и сплел их пальцы. — Мы уверены, что он говорил лишь о нас и ни слова о себе. Будучи маленьким, мы видели несколько раз, как были близки отец с нашим дядей, и мы тогда не понимали этого в полной мере. Но с возрастом нам стало ясно, что единственный вариант безопасно узнать, что есть соитие, можно лишь с омегой. С пятнадцати лет мы купались во внимании ухажеров обоих полов, но только Шарль смог преступить черту проведенную нами, спустя долгие три года. Он вел себя на грани нахальства, как старшие альфы… Молодые дебютанты крайне редко вообще понимают, как им соблазнять омегу, не предлагая себя в пользование, — Бастиль замолк, словно обжегся на полуслове. Хаук протянул руку и коснулся его щеки, а затем запустил пальцы в волосы, нежно поглаживая кожу подушечками. — Ваши слова останутся между нами. Вы ведь и сами это знаете… — Нам не хотелось бы оскорбить ваши тхиенские принципы. Вы ведь ненавидите свой статус фаворита. — Юдо хотел взять меня в мужья, по-моему, большего оскорбления моим принципам уже не нанести. Бастиль понятливо хмыкнул. — Думаю, в Тхиене вы не сталкивались с подобным, но Шарль физически не склонен к любви с альфой, его к ним не тянет. Насколько мог он удовлетворял желания Оливье, которого взял себе в фавориты под влиянием Оберона. Но их духовное родство его, видимо, больше интересовало, потому что Мемерик не единственный омега из его отряда, который закрывал потребности Шарля в плотском смысле. В армии такое часто случается… — Я уже слышал об этом. — Слышали? — Да. — И кто же вас просветил, сир Валентин? До последнего времени маркиз очень переживал из-за его армейских интрижек и холодности с Жулем, но глупая влюбленность в вас развеяла сомнения в его желании спать с альфами, — недовольно заметил Бастиль. — Вам не нравится сам Валентин или его чувства ко мне? — отшутился Хаук, ощущая внутреннюю неловкость. — Нам не нравится, что он не умеет подчиняться. Для его карьеры это будет губительно при всей протекции маркиза. Бастиль хотел сказать что-то еще, но вошли слуги, и тихо клацнула дверь. И Хаук спохватился быстро убывающему времени, потянулся и поцеловал Бастиля — глубоко и откровенно, демонстрируя свои намерения. Бастиль тихо охнул, когда Хаук полез руками под сорочку и настойчиво сжал ягодицы. А затем поцелуями-укусами начал покрывать его шею, спускаясь все ниже и ниже к члену. Бастиль властно придержал его голову, стиснув волосы, когда Хаук уже намеревался отсосать ему. — Куда вы так спешите, Хаук? Хаук потерся носом о его лобок. — Вам не нравится? — Не говорите глупости, нам нравится, но… — Хаук проглотил его член до самого горла, и Бастиль сбился с дыхания. Возбуждаясь, он всегда крайне мило краснел. Хаук хотел снова услышать его стоны, и Бастиль недолго сопротивлялся, путешествуя пальцами в волосах и незримо контролируя процесс. Хаук собрал немного слюны, которая стекала ему на яички и закинув себе на плечо ногу, проник внутрь двумя пальцами. Чувствуя себя буквально повернутым на его заднице, тембре голоса, мускусном аромате и жаре, окутавшем руку во время ласки. Ему хотелось стереть из памяти этот разговор о Валентине, смыть даже напоминание о нем и просто быть с Бастилем. Как с омегой, а не королем… Хаук наслаждался своей временной властью над ним, упивался ею. Пока Бастиль не остановил его, оттянув за волосы, глядя сверху вниз в его запрокинутое лицо. — Мы думаем пришло время… — Время? — не понял Хаук. — Время для чего? Бастиль коснулся его губ и погладил их большим пальцем. — Идите сюда, Хаук. Хаук целовал его, пока не начало троиться в глазах от желания. А Бастиль лишь подкидывал дров в костер, поглаживая его спину и на удивление ловко лаская другой рукой узел, сжимая его в ладони. И делал это ровно так как нужно, чтобы не пережать основание и лишь усилить желание выплеснуть семя. — Если вы думаете, что это зона не особо чувствительная, то сильно ошибаетесь… — едва сдерживаясь, сообщил Хаук. Бастиль рассмеялся и толкнул его на спину. — Поверьте, Хаук, я знаю об узле все, — Хаук замер, когда он сел сверху, упираясь руками ему в плечи, а затем одной рукой ввел член, насаживаясь до основания. Хаук отвернулся и закрыл глаза, чтобы не кончить в ту же секунду. Проникновение было как никогда полным, а Бастиль жарким, как самый огромный камин в замке. И даже за закрытыми веками Хаук видел встрепанные волосы, ключицы в вырезе сорочки, едва скрывающей очертания тела, и его шикарные ноги. — Бастиль, я не смогу… Не нужно, — он вцепился ему в бедра, не давая пошевелиться. Но от тугой хватки на члене это почти не спасало, Бастиль специально подвел его к вязке, и узел уже рос сам по себе. — Боитесь на меня взглянуть? — Я знаю, чего вы хотите. — А вы нет? Уберите руки и посмотрите мне в глаза, Хаук, — потребовал он, дернув за ошейник. — Подчинитесь мне! И Хаук не смог проигнорировать приказ. — Бастиль, пожалуйста… — Вы отказываете? — Смеетесь, я хочу кончить в вас больше жизни, но нам не стоит этого делать пока. — Почему? — Я едва пришел в себя после отравления. – Лучше причины Хаук не в состоянии был придумать. — Мы прощаем вас за этот неуместный страх, уже прошло время оговоренное лекарем, не стоит переживать, — Бастиль двинул бедрами, и Хаук забыл как дышать. Раньше он ни разу не позволял себе трахать его с узлом. Сейчас же от ощущений взорвались все нервные окончания, и Хаук понял, что уже более не контролирует свое тело. Бастиль двигался слишком медленно, едва наращивая темп, а затем сжал в руке свой член. Головка была мокрой от предэякулята и темно-пунцовой от прилившей крови. — Бастиль… — Хаук на уровне подсознания ощутил, что от животного его отделяет буквально одна ступень, а дурной голос в голове не переставал нашептывать: овладей, подчини, возьми его, сейчас, немедленно! Поэтому он резко сел, подхватывая Бастиля за талию, и уложил спиной на постель. Тот намеренно несколько раз вскинул бедра, и Хаука сорвало, как никогда в жизни. Грубо перехватив руки Бастиля над головой, Хаук трахал его в полную силу, не думая о контроле над собой, удобности позы, силе проникновения или проклятом уважении перед королем. Это был омега. Возбужденный и крайне желанный. А он — альфа и должен взять его. Бастиль хотел вырвать руку и коснуться себя, но Хаук понимал, что не хочет этого. Нет уж, не сейчас. Имело значение лишь одно — ритм и пульсация члена внутри него. Даже когда Бастиль начал болезненно морщиться на пике вязки, пока узел еще ходил туда-сюда, раздражая мышечное кольцо.  Хаук видел, как сильно он жаждет завершения и все равно не позволял ускользнуть. Размеренные толчки заставляли Бастиля приходить к оргазму медленно. Шаг за шагом. — Бездна, Бастиль, вы же этого хотели! А я хочу вас… Вы мой, мой... мой ом… — О, боги, Хаук… Не останавливайтесь, только не… — Бастиль запрокинул голову, едва не до крови закусив губы, а затем кончил, сотрясаясь всем телом. Выплескиваясь себе на живот и стискивая Хаука внутри так сильно, что казалось первобытные искры с глаз посыплются. Узел оказался в сцепке и Хаук громко зарычал, выпуская семя в омегу. Чертова рубашка на нем только раздражала, и Хаук рванул ее, а затем провел языком по груди, нашел сосок и укусил. Бастиль удивленно охнул, приподнимая голову, но тут же снова запрокинул и начал дрожать, хватая воздух ртом. Хаук ощутил еще одну горячую волну, скатившуюся вдоль позвоночника, удерживать себя на весу становилось все сложнее и сложнее. — Я почти забыл, как… это происходит. Хаук посмотрел в его мутные от похоти глаза. — Раз пять-шесть у вас есть возможность возобновить память, — ответил он и поцеловал Бастиля, проникая языком ему в рот. Бастиль дрожал, сдавливал узел внутри себя и уносил его раз за разом за грань. И ощущение не притуплялось от первого к последнему всполоху, напротив, становилось все острее и острее. Опустошая изнутри — голову, сердце и чресла. И Хаук не помнил, чтобы с Ингом было настолько хорошо. Приятно, но не так чтобы одна мысль о расставании с этим омегой причиняла боль. Бастиль расслабленно улыбнулся, когда Хаук смог достать член и семя потекло белесым ручейком ему на ягодицы. Он едва смог отвести взгляд, рассматривая его зад и чувствуя новый виток возбуждения от этой демонстрации их близости. — Я… — он понял, что голос сел. — Мне хотелось бы спрятать вас от целого мира сейчас. — Нам было как никогда хорошо с вами, Хаук, — похвалил он и потянулся поцеловать. Хаук закрыл глаза и подумал о собственном падении. Ведь дал же себе зарок не вязаться с королем и нарушил его буквально на следующий же день. — Мне стоило бы написать песню в вашу честь, но, боюсь, не все слова в ней будут приличными, — намерено пошутил он, чтобы не наговорить глупостей. Бастиль рассмеялся. — А вы думаете, про короля не пишут непристойных песен? — И какие же это песни? — Язвительные, по большей части. О нашей похоти к юным альфам, которые сбились с ног, не могут угодить в постели. — Я бы написал балладу, — Хаук понял, что ступил не туда. Хотелось похвалить, а не напоминать о малоприятном: — Воспел бы ваши ягодицы… — Всего-то? Это банально. — А что не банально? Ваш рот? Думаю, при дворе нет тех, кто бы не воображал о нем всякие непристойности. Мне нравятся ваши глаза, ягодицы и икры… А что же привлекло вас во мне? Бастиль думал всего пару секунд. И ответил крайне серьезно. — То, что вы заступились за своих воинов, несмотря на то, что они вас подвели. Вы не похожи на чистокровного тхиенца, думаю, ваш отец-король всегда это видел в вас. В том как вы держитесь, как рассуждаете. Слишком умны и недостаточно жестоки. — И я не хитрец, как вы… — Нет, вы совсем не хитрец и не политик. Ваши основные черты честность и сострадание, плохие качества для короля. — А вы думали обо мне, как о будущем короле? — поинтересовался Хаук. — Мы о многом думали. Бастиль сел, а затем смущенно подложил под себя ладонь. — Это ужасно… — посетовал он. Семя продолжало течь прямо на одеяло. — Я дам вам салфетки, минуту. Хаук выскочил за полог и тут уже увидел в другой стороне покоев слугу. Но после того, что они, возможно, слышали, было уже плевать, кто увидит его наготу. Налив воды в посудину Хаук захватил с собой целую стопку хлопковых платков, а затем помог Бастилю привести себя в порядок. Хаук скинул испачканное в семени одеяло с кровати и подождал, пока слуги дадут другое. Бастиль явно засыпал, сонно моргая, и Хаук тоже хотел отдохнуть, позволяя себе расслабиться и не думать ни о чем.