Некомовская форма и оригинальный способ её применения

— Котик, — Куроо судорожно оттягивает белый ворот рубашки, что при виде на такую картину резко перестал давать доступ кислороду, вынуждая расстегнуть верхние пуговицы рубашки, но даже это, казалось, не делало легче, — это так... Неожиданно. Сказать, что он не ожидал подобного – ничего не сказать. Буквы просто отказывались складываться в слова, а затуманенный рассудок не смог найти более подходящего ответа, чтобы заполнить эту давящую тишину, которая длилась с самого входа парня в спальню. В горле застрял ком от неловкости происходящего, даже не смотря на тот факт, что их с Кенмой интимная жизнь уже успела стать более чем привычной. Нельзя сказать, что они бесстыдно трахались каждый день, выдумывая всё новые извращённые способы ублажения себя и партнёра, но и отрицать необычные эксперименты в постели, доводящие до оргазма с разным уровнем скорости, боли и приятных ощущений, никто из них бы не стал. Чего стоят только не совсем удачные последствия опыта с шибари, когда Тецуро реально не ожидал, что верёвки могут до синяков натереть открытые места на теле, из-за чего пришлось очень долгое время тщательно прятать их и отвечать на возможные вопросы неправдивыми отговорками. О, или грязные разговорчики во время разгара прелюдий, когда у обоих уже стояло от одних только слов о грубом трахе, прямо как у подростков во время пубертатного периода. В тот раз парни закончили достаточно быстро, по сравнению с некоторыми другими случаями, но это не отменяло шикарного и почти одновременного оргазма. После пройденного, Куроо, как ему казалось до сегодняшнего вечера, был готов ко всем сюрпризам и закидонам Кенмы, но не к этому. Длинные чёрные гольфы доходили до колен и полностью обтягивали тёмной тканью подтянутые икры, короткая юбка еле прикрывала подтянутую задницу, хоть и это совсем не скрывало то, что на Козуме не было никакого нижнего белья. Рубашка с выбеленными длинными рукавами и чёрная жилетка уж слишком контрастировали с раскрепощённым низом комплекта одежды, полностью закрывая помеченные засосами ключицы и плечи, в то время как незаправленный красный галстук так и хотелось намотать на руку, используя как замену поводку. Старая добрая некомовская "матроска" была слишком узнаваема, поэтому вопросов насчёт выбора такого не совсем обычного сочетания элементов школьной формы не возникало. Хотя, для Тецуро всё ещё оставалось небольшой загадкой, где же всё-таки юноше удалось откопать данное сокровище спустя почти пять лет после выпуска. Попросил у бывшей одноклассницы? Маловероятно, с учётом его нелюбви к общению с людьми, да и объяснить причину необходимости столь странной вещи достаточно трудно и неловко. Заказал точно такую же по интернету? Уже более правдоподобно, но некоторые нюансы в изготовлении комплекта всё равно оставались непонятными. — Ты ещё долго в дверях стоять будешь? — наконец нарушает вновь воцарившуюся тишину юноша, вынуждая ненужные мысли враз уйти из головы и дать место лишь негромкому голосу и образу его хозяина. Почти незаметный румянец на щеках и нервное перебирание подола юбки пальцами выдают Козуме с головой, заставляя сердце брюнета забиться ещё быстрее. Видеть смущённого Кенму – удовольствие очень редкое, поэтому не воспользоваться такой возможностью – самый ужасный грех, который только может совершить в своей жизни Тецуро. Ноги беззвучно ступают по мягкому ковру, в то время как золотые глаза в миг жмурятся от неожиданности, когда ухо их обладателя опаляет чужое дыхание, а белые зубы прикусывают самый кончик. Совсем не больно, но неприятно, да ещё и совершенно не случайно задета невзрачная эрогенная зона, что заставляет тихонько всхлипнуть. Смущение почему-то накрывает собой все те крохи решительности, которые оставались в парне до входа брюнета в комнату. Несмотря на это, взор всё ещё наполнен кошачим прищуром, от чего создаётся обманчивое впечатление одной лишь туманности мыслей в голове. — Подожди, — голос, на удивление, не вздрагивает, оставаясь таким же мягким, как и всегда. Куроо послушно отстраняется, с любопытством смотря в манящие омуты и ожидая дальнейших действий со стороны парня. Тот, на секунду смутившись, всё-таки совершает задуманное и, нежно положив ладони на чужие щёки, легко притягивает к себе, целуя. Первое касание губ получается даже каким-то чересчур невинным, если брать в учёт все их годы отношений и опыта в постельных делах, которые нельзя назвать непорочными и целомудренными. Тецуро даже не берёт инициативу в свои руки, что достаточно неожиданно, зная его распалённость и нетерпеливость в подобных ситуациях. Ответ один – интерес. Ему дико интересно что ещё сможет вычудить за этот вечер Кенма, поэтому готов даже пожертвовать временем и собственным возбуждением, чтобы получить потом вдвойне больше. Что, к слову, понемногу и происходит, ибо поцелуй становится более настойчивым, а небольшие ладони – запястья которых Куроо запросто может обхватить одной рукой, они не раз проверяли – сползают с чужого лица вниз, бесстыдно забираясь под мятую рубашку и проводя подушечками пальцев по прессу. Сильного контраста в температуре или шершавости нет, но кожа почему-то сама покрывается мурашками, вынуждая немного выпрямиться в спине. До жути хочется в ответ на эти ласки дотронуться до так и манящих бёдер, прикрытых лишь тонкой тканью юбки. Хочется провести лёгким движением кисти руки, оставляя будоражущую щекотку и скапливающийся комок наслаждения где-то внизу живота, и одновременно с этим впиться ногтями до синяков, чтобы можно было удобнее втрахивать Козуме в кровать. Ох, одни лишь мысли об этом заставляют самообладание трещать по швам, в то время как небольшие пальцы, теперь уже зарывшиеся в тёмные пряди и не дающие отстраниться, ухудшают ситуацию. Добивает брюнета ещё и тот факт, что Кенма обо всём этом прекрасно догадывается и специально ходит по охренеть какому тонкому льду, чтобы результат этого был максимально мозговыносящим. Смущения будто и не было, а оставшийся румянец на алых щеках, которые Куроо смог рассмотреть только когда светловолосый чуть отпрянул, дабы вдохнуть так нехватающего сейчас кислорода, больше напоминает последствия алкогольного опьянения. Только вот приоткрытые золотые глаза смотрят как никогда ясно, поэтому сомнения насчёт спиртного сразу отпадают. Кенма просто возбуждён. Возбуждён, судя по оттопыренной складке на юбке, не хуже самого брюнета, что не может не радовать последнего: сама мысль о том, что светловолосый завёлся только вначале прелюдий, раньше казалась странной мечтой. Обычно это у Тецуро вставал чуть ли не от одной только мысли о предстоящем сексе или откровенных фотографий, видео и голосовых, отправленных во время командировки, когда возможности потрахаться не было, а хотелось. Он готов был всю ночь напролёт пересматривать ту парочку тридцатисекундных вложений, где Козуме насаживается на дилдо, подкатывая глаза и скрывая сочащийся смазкой член до нельзя натянутой вниз толстовкой, которая, вроде как, раньше принадлежала Куроо. Также, до пика могли довести и простые голосовые, где было отчётливо слышно как юноша стонет чуть охрипшим голосом, вероятнее всего, кончая и пытаясь отдышаться после пережитого оргазма. Но, пожалуй, самым запоминающимся был тот случай, когда Кенма просто прислал снимок, сделанный с весьма пикантного ракурса, так что в кадре виднелся милый кошачий хвостик, прикреплённый явно не к внутренней стороне футболки или отсутствующему нижнему белью. В один момент из мыслей выводят чужие ладони, немного грубо, но при этом плавно толкающие парня в грудь на помятые простыни. Тецуро не успевает сообразить, как оказывается опрокинутым на подушки у изголовья кровати, а над ним уже восседает Козуме, потираясь о чужой пах промежностью. Поза "Наездника" – классика, но успевает приятно удивить, пока рубашку не расстёгивают полностью, наклоняясь и целуя вздрогнувший кадык, что вынуждает думать только о нарастающем возбуждении. Но юноша резко отстраняется, так же внезапно, как и навалился мгновенье назад. От этого хочется скулить, как собака, которую дразнили шуршанием огромной полной упаковки вкусного корма, а потом насыпали всего пару маленьких шариков, которых даже на перекус не хватит. Звук выдвигаемой шухлядки и последующий за ним звук откручивания крышечки тюбика смазки многое объясняют – видимо, Кенма просто не успел подготовиться заранее. Или не хотел. Кошачий прищур и лёгкая, почти не заметная, ухмылка, которую парень замечает, когда юноша возвращается на прежнее место, чётко указывают на второй вариант. Лубрикант немного неприятно холодит кожу, хотя и был вытащен из холодильника достаточно давно, поэтому Кенма некоторое время медлит, пытаясь нагреть его температурой тела в руке. За эти полминуты Куроо ни на секунду не смог оторвать взгляда от нависшего над ним юноши, представляя самые разнообразные позы и места комнаты, которые, теоретически, они этим вечером могут опробовать после нынешних. — Нгх, — Козуме тихо всхлипывает, больше, скорее, от неприятного холода, чем от ощущения раздвигающего тугие стенки пальца внутри. Он и подумать не мог, что подобный звук и небольшая дрожь по всему телу снесут крышу брюнету, из-за чего тот начнёт впиваться в бёдра с новой силой, наверняка оставляя характерные синяки и следы от ногтей. Не сказать, что боль заводит светловолосого, но сама мысль о том, что его достаточно незамысловатые действия вызывают такую реакцию, заставляет ещё крови прилить к лицу, а взгляд помутнеть так, будто он реально опьянён. Второй палец добавляется практически сразу же, доставляя неприятное чувство натянутости мышц. Дыхание сбилось уже давно, прерываясь на редкие недовольные стоны, когда заветный комочек нервов, дабы облегчить растяжку, всё никак не удаётся найти. Кисть руки, как назло, то и дело задевает чужой пах, в то время как грубая ткань тёмных брюк почти болезненно трётся о вставший член, вызывая смешанные ощущения даже сквозь бельё. С одной стороны это какая-никакая стимуляция, а с другой – ощутимая боль. Правда, на то, как Кенма растягивает себя, переодически жмурясь и издавая абсолютно пошлые звуки, Тецуро готов смотреть вечно, даже не обращая внимания на какой-либо дискомфорт. — Добавь ещё один, — Куроо очень нравится сие зрелище и это видно – в тёмном блеске горящих янтарных омутов; в руках, которые сильнее сжали неприкрытые юбкой бёдра; в тихом, невольно срывающемся с губ, рычании, что сначала немного даже пугает. Козуме, на удивление, слушается и добавляет ещё один палец, грациозно выгибаясь, прямо как кот. Брюнет, вообще, практически всегда любил сравнивать юношу с котом, хотя уже даже не помнит откуда у него взялась эта странная привычка – то ли с самого начала их общения, давно в детстве, то ли с момента вступления в Некому. В любом случае, Кенма порой реально походил на этот милый пушистый комочек, так и нарывающийся на то, чтобы его погладили и разрешили лениво себя обнять, грея холодными вечерами в кровати. По утрам Тецуро даже боялся дышать, когда просыпался раньше любимого, ибо не хотел тревожить устроившееся под боком чудо. Чудо, которое перед ним прямо сейчас трахает себя пальцами, подкатывая глаза, тем самым руша последние остатки и так слабого самообладания. Будто прочитав мысли, Козуме в один миг останавливается, с влажным хлюпом вытаскивая пальцы и невольно вытирая их о чужую рубашку, когда сжимает ту, привставая. Брюнет шумно вздыхает, чувствуя небывалое облегчение, стоит расстегнуть пуговицу на невмоготу узких брюках, вытаскивая сочащийся смазкой член. На белье остаётся заметный след от предэякуляра, а небольшая рука, будто специально, сильно давит на головку, обхватывая ствол и размазывая по нему предсеменную жидкость, что вырывает из губ парня шипение. — Прости, — в знак извинения юноша наклоняется и легонько целует алую головку, слизывая излишнюю смазку языком, из-за чего Куроо еле сдерживается, чтобы не зарыться в светлые волосы и не заставить взять глубже. Чёрт, это ожидание больше похоже на новый вид пытки, которую, будь Тецуро приспешником дьявола, он бы включил в один из кругов ада сразу же, не раздумывая. Кенма отстраняется слишком быстро, напоследок, неожиданно даже для самого себя, томно посмотрев в янтарные глаза напротив, будто он здесь не причём и совершенно не доводит никого до беспамятства одним лишь видом. Лёгкий, но достаточно ощутимый вес чужого тела снова давит на брюнета, когда Козуме располагается на прежнем месте, приставляя к сжимающемуся колечку мышц вставший член, от чего Куроо даже задерживает дыхание в ожидании. На выдохе Кенма резко насаживается до самого основания, громко стоная и выгибаясь в спине – в такой позе он весьма удачно проехался по простате сразу же, не тратя много времени на попытки найти злосчастный угол проникновения, под которым комок нервов задевался бы, как это бывает обычно. Брюнету же кажется, будто он звёзды перед глазами видит – настолько юноша до ужаса тесно сжимает его, доводя до такого состояния. Да ещё и снова делает этот обманчиво-безразличный взгляд, что совсем не сходится с ярким румянцем на красных щеках. Со вторым толчком приходится повременить: ноги кажутся совсем ватными и не слушаются, а витающая в воздухе духота не даёт здраво мыслить. Слишком жарко и Козуме всё-таки снимает тёплую жилетку через верх, из-за чего и так немного спутанные светлые пряди становятся ещё и взлохмаченными, придавая всему образу более двусмысленный вид. Насколько вообще двусмысленным может быть вид человека, который прямо сейчас буквально сидит на чужом члене. Пробная попытка скинуть бёдрами и привстать закончилась тем, что Тецуро в который раз за вечер попытался взять ситуацию в свои руки, причём в прямом смысле – приподнимая Кенму чуть выше и быстрее того, как он планировал. В отместку за непослушание тот насадился снова уже самостоятельно, сжимая парня в себе ещё сильнее и вырывая из уст того какое-то подобие скулежа вперемешку с тихим рычанием. Ещё толчок – и он вновь попадает по простате, вызывая волну мурашек по всему телу. Со временем пары таких разов, темп становится чуть более быстрым, но рваным, вынуждая Куроо откинуть голову на подушки и постанывать от того, что с ним вытворял Козуме. — Блять, — тихо произносит юноша, улаживая какой-никакой ритм и понемногу ускоряясь. Шумные глотки воздуха постоянно прерываются на неконтролируемые стоны и периодические поскуливания. Золотые глаза смотрят куда угодно – в высокий потолок, на свои руки, которые опираются на чужой пресс, на изголовье кровати, – но не в янтарные, вызывая у их обладателя ухмылку – он прекрасно понимает, что это совсем не от смущения, но всё равно не может не радоваться такому шикарному виду и бегающему взгляду кошачьих омутов. Вскоре Кенма всё-таки выдыхается: он с детства не обладал хорошей выдержкой, что уж говорить о нынешнем возрасте, учитывая совсем не спортивный образ жизни. Толчки становятся более медленными, а чужое участие – в кои-то веки заметным. Тяжело дышащий Тецуро меняет положение, облокачиваясь о спинку кровати и легко подхватывая партнёра, чтобы прижать его ближе к себе – тот, на удивление, не сопротивляется, обхватывая шею возлюбленного двумя руками и утягивая в новый поцелуй. Куроо наконец-то уже во всю трахает изводящего его ранее юношу, от чего тот даже не стесняется произносить еле слышное "блять", когда приходится оторваться от желанных губ в попытках нормализовать дыхание или хотя бы просто наполнить достаточным количеством кислорода лёгкие, дабы не упасть в обморок от оргазма, который, к слову, наступает совсем скоро. Первым кончает Тецуро, причём внутрь, за что потом получит нехилый такой выговор и, вероятнее всего, отказ от секса на недели две так точно. Но сейчас на это почему-то совсем всё равно – то ли от последствий долгожданного оргазма, то ли от того, что он обязательно придумает какую-нибудь лазейку, дабы переубедить Кенму, как это всегда бывало. В крайнем случае, от римминга юноша никогда не отказывался, а после него так и вовсе мог простить брюнета за все смертные грехи, ну, по крайней мере так казалось самому Куроо. Козуме изливается спустя пару ленивых и громко хлюпающих толчков, почти засыпая на горячем после секса теле. Да, парень потом своё наказание обязательно получит, но не сейчас – сейчас всё, чего хочется, это просто лечь спать, даже наплевав на ванну и неснятую одежду. Хотя... — Если отнесешь меня в душ прямо сейчас и не будешь лезть ко мне с поползновениями и просьбами продолжить там, — начинает он, тяжко вздыхая вначале и утыкаясь лбом в чужую грудь, — то я подумаю над тем, чтобы мы были квитами, и не буду обращать внимания на то, что ты кончил внутрь, — Кенма говорит слишком расслабленно, что на него совсем не похоже, если не знать, что после чересчур утомляющего траха он почти всегда такой. — Как скажешь, — Куроо даже не скрывает хитрой кошачьей ухмылки, сошедшей с его лица только во время крышесного оргазма. Конечно, он совершенно не будет просить продолжить, самостоятельно заставив любимого снова кончить только от пальцев, которыми, по дальнейшим убеждениям Тецуро, тот просто хотел помочь почиститься. И это только укрепит сознание того, что сегодняшний вечер – лучший за последнее время.