Высечен из Камня

— А вот и неправда! — А я говорю, правда! Бандит Кобелей и лирийский солдат-доброволец шли в самом тылу длинной колонны отряда королевы Мэвы, перебиравшейся через горы Махакама, и горячо спорили, вернее, препирались на тему того, кто из командиров лучше командует. — Этот ваш Рейнард ничего не смыслит ни в сражениях, ни в людях! — перекрикивая ветер возмущался разбойник. — Не Рейнард, а Граф Одо, невоспитанный ты пень! Он генерал, мать твою, а генералов надобно уважать. — Как же, жди! Он зануда, святоша и ханжа. Постоянно орет на хороших парней и лезет со своими паршивым порядками. За что прикажешь его уважать? — Говорю тебе, дубина ты стоеросовая, Граф Одо заботится о благосостоянии армии. Дисциплина превыше всего. А чрезмерная распущенность ведет к дезертирству. Во! — солдат не знал, что значит и половина этих слов, но он не раз слышал их от Графа Одо, волей-неволей запомнил наизусть, и теперь считал истиной первой инстанции. — Бредни это все! — со знанием дела возразил бандит, — Гаскон говорит, что бабу этому графу надо, так он мигом подобреет и перестанет портить всем жизнь. — Ниче вы не понимаете, ни ты, ни Кобелиный Князь. Не нужна Графу Одо никакая баба. Ему есть, что защищать, и этого достаточно. Граф Одо думает только о войне и об интересах государства. У него есть цель, и он отважно идет к ней, не останавливаясь ни перед чем, и не отвлекаясь ни на что. Он благородно шагает вперед и ничего не боится. Словно он…. — солдат притих, подыскивая подходящее слово среди тех, что он узнал от Рейнарда. И хотя в его голосе отчетливо слышалось восхищение, говорил он немного неуверенно, будто не до конца верил собственным словам. — Высечен из камня. — мрачно договорил за него Кобель, припоминая, как другие его товарищи отзывались о Рейнарде, — Страшно это все. Его бессердечность, я имею ввиду. Все люди любят, смеются и плачут. А он? Он словно деревянный болванчик, только и умеет, что выполнять, да отдавать приказы. Не по-людски это, говорю тебе. Нет у него сердца. И тут правда — никакая баба не поможет. Солдат хотел было возразить, да не успел. Где-то вдалеке, вдруг раздался страшный, пронзительный рев, а затем послышался громкий гул. Земля задрожала. — Лавина! — закричал солдат, видя, как с вершины горы, чуть поодаль от них, вниз несутся клубы снега. Его крик потонул в сотне других, таких же криков. Все бросились в рассыпную. Солдат застыл на месте, как вкопанный. Он с ужасом смотрел, как колонну, шедшую впереди, поглощает волна снега. *** Рейнард очнулся. Он не понимал, где находится. Не знал, где земля, а где небо, не знал даже, открыты ли у него глаза. Знал только, что вокруг него были лишь тьма и холод. Он попытался пошевелить ногами, но безуспешно: что-то сковывало его движения. Наконец он вспомнил. Снежная лавина. Их завалило снегом. На Рейнарда накатила паника. Как глубоко он находился под снегом? Сумеет ли выбраться? Умирать от удушья под толстым слоем снега не хотелось, и поэтому, Рейнард, как всегда, предпочел пассивному ожиданию помощи действие. Руки его оказались прижаты к груди, поэтому он без труда смог прорыть снег перед собой. Он начал прокапывать себе путь наверх. Долго копать не пришлось: его рука вскоре показалась на поверхности сугроба. Воодушевленный прорывом, он мигом выбрался из-под снега и уже через минуту был наполовину освобожден. Пока он прочищал себе путь к свободе, успел десять раз проклясть свою непредусмотрительность. Сегодня утром он не надел перчаток, и сейчас жестоко расплачивался за эту оплошность. Пальцы его очень быстро замерзли и окоченели. Рейнард, все еще стоя по пояс в снегу, огляделся. Вокруг он видел лишь горы снега. Кроме того, шел сильный снегопад, и разглядеть в этом белом мареве хоть что-то не представлялось возможным. Граф пристально всматривался в снежную гущу, стараясь увидеть, нет ли поблизости нуждающихся в помощи соратников. И вдруг он вспомнил. Ее Величество. Они ехали рядом, когда их накрыло. Значит, королева должна быть где-то поблизости. На Рейнарда накатил страх. Что же ему делать? Она могла потерять сознание, и сейчас лежать где-нибудь, погребенная под толстым слоем снега. — Госпожа? — неуверенно позвал ее он, сам не зная зачем. Ответа не последовало. Кричать было бесполезно. Если королева находится под снегом, то ничего не услышит. Ноги Рейнарда начинали дубеть. Он выбрался из сугроба и сделал пару нетвердых шагов вперед, внимательно оглядывая снег у себя под ногами. Он вдруг заметил в снегу что-то темное, прямо у своих ног. Холод отступил на второй план. Рейнард сразу подумал о худшем, но мигом отогнал непрошенные мысли. Думать о том, что его королева может быть похоронена заживо под горой снега было невыносимо. Граф осторожно раскопал снег под ногами. Вскоре его опасения подтвердились. Это оказался не просто клочок ткани. Из-под снега виднелась изящная, женственная рука, облаченная в черную кожаную перчатку. К горлу подступил ком. Рейнард в ужасе отпрянул. Сердце, которого по поверью солдат у него не было, ушло в пятки. Он постарался взять себя в руки. Она еще может быть жива, и нуждается в его помощи. Ему нужно было спешить. Мужчина упал на колени рядом с ней и не обращая внимания на боль в руках, начал яростно раскапывать снег вокруг. Слишком медленно. Такими темпами он не успеет вовремя. А вокруг, как назло, не было ни единой живой души. Судя по всему, волна снега унесла их вниз по склону, на доброе стае от горной тропы, по которой шагал их отряд. Рейнард отчаянно копал снег заледеневшими руками, не обращая внимания на режущую боль, и царапины, оставляемые колючим жестким снегом. Он уже освободил ее руку до локтя, когда осознал всю никчемность своих попыток. Сильный снегопад мешал ему, застилал глаза, замедлял его. Рейнард взвыл от бессилия. Нет, все не могло закончится вот так. У них была миссия, была цель. Если королева Мэва умрет здесь, в заснеженном Махакаме, некому будет защищать их родину от Нильфгаарда. Лирия и Ривия потеряют надежду. Но как ни странно, судьба двух государств сейчас волновала Рейнарда меньше всего. Он лишь хотел выбраться отсюда. С ней, живой и здоровой. Остальное не имело значения. «Если мы уйдем отсюда живыми» — думал Рейнард, разгребая снег, — «Я скажу ей. Обязательно скажу.» Генерал поднял голову, протирая глаза от оседающего на ресницах снега. И вдруг услышал вдалеке невнятный гул десятка голосов. Он посмотрел вдаль, откуда были слышны голоса, и увидел едва различимый невысокий силуэт. Краснолюды, догадался Рейнард. Должно быть, прибыли на помощь пострадавшим. В его душе поселилась надежда. — Ваше Величество… — произнес Рейнард упавшим голосом, прекрасно осознавая, что его слова не дойдут до нее, — держитесь. Помощь уже рядом, — этими заверениями он скорее успокаивал себя, чем ее. Рейнард до боли закусил губу, раздумывая, как поступить. Он не мог оставить ее. Если он побежит за подмогой, то к тому времени, как они вернуться, все вокруг заметет снегом. Он снова бросил взгляд на виднеющиеся вдалеке фигуры. Может, у него получится докричаться до них. — Сюда! — что было мочи заорал Рейнард, в надежде перекричать пургу. Без толку. Они были слишком далеко, — На помощь! Не обращая внимания на падающий снег, он снова принялся копать. Одеревеневшие пальцы не слушались, руки сильно тряслись, а снег больно рассекал кожу, но он с завидным упорством продолжал борьбу. Вскоре на снегу стали появляться красные следы. — На помощь! — отчаянно закричал он, — А, чтоб вас! — воскликнул мужчина, теряя остатки терпения и сдержанности, но не оставляя попыток докричаться до краснолюдов. Он чувствовал, как кричать становится сложнее, и понимал, что такими темпами скоро потеряет голос, но не унимался, — Сюда! Белый снег под его ледяными руками окрашивался в красный. Он уже не чувствовал боли. Только холод. Холод, пронизывающий все тело. Он продолжал орать во все горло, стараясь привлечь внимание краснолюдов. Их спасательная миссия постепенно приближалась к ним, по пути помогая пострадавшим солдатам. И откапывая окоченевшие трупы из глубин снега. Его пальцы коснулись чего-то мягкого под снегом. Ее волосы, понял Рейнард. Он был уже близко. Он осторожно, чтобы случайно не задеть лица Мэвы раскидал снег, высвобождая ее голову. Она все еще была по плечи в снегу, но теперь она могла свободно дышать. Если она еще жива. Граф тяжело сглотнул, глядя на ее побледневшее лицо. — Ваше Величество… — простонал Рейнард, нежно касаясь задубевшими пальцами ее мертвенно бледной щеки. Ему было страшно смотреть на нее. Холодную, неподвижную. И ужасно бледную. Он осторожно, затаив дыхание, приложил ледяную ладонь к ее губам. Руку обожгло едва ощутимым потоком воздуха. Она жива. — Жива, — едва слышно выдохнул Рейнард. На него накатило облегчение, какого он никогда прежде в жизни не испытывал. Значит, есть еще надежда. Его королева жива. Но ненадолго. Если он не поторопится и не вытащит ее отсюда, она замерзнет насмерть. Сам он не справится. Краснолюды были все еще недосягаемо далеко. Рейнард потерял последние крохи самообладания. — Эй вы, глухие паршивые карлы! Сюда! — из последних сил хрипло завопил он, — Помо… Крик превратился в шепот. Ощущение было такое, словно у него в горле застряла кость. Он снова попытался позвать краснолюдов, но с губ сорвался лишь страшный жалобный хрип. Он сорвал голос. — Что же теперь… — прошептал Рейнард. Его последняя надежда выбраться отсюда исчезла вместе с голосом, — …это конец? — спросил он хриплым шепотом у самого себя. Не было страха, не было боли, он устал, устал бороться. Не было больше сил на отчаяние, гнев или страх. Была лишь усталость. Ему хотелось спать. У него больше не было сил противится закрывающимся глазам. «Жаль», — подумал Рейнард, обессиленно падая на снег рядом со своей королевой, — «Что все заканчивается вот так.» Теряя сознание, он отдаленно услышал чей-то гневный крик. — Это кто тут паршивый карл?! Я те покажу обзываться! Ребяты, а ну сюда! Здесь лежит кто-то! *** Его грубо били по щекам. Хлесткие, сильные пощечины хоть и причиняли резкую боль, но с задачей своей справились: Рейнард открыл глаза. Но краснолюд, приводивший его в чувства этого не заметил, или не хотел замечать, и продолжал от души дубасить его по лицу. Рейнард в гневе вскочил, перехватывая занесенную для очередного удара массивную краснолюдскую ладонь. — Ее Величество, — страшно просипел Рейнард, решив отложить на потом экзекуцию краснолюда, — Что с королевой? — Жива-здорова твоя королева, милсдарь генерал, — ответил краснолюд, — пришла в себя, постояла тут в раздумьях с минуту, да и пошла в сторону лагеря. — А что… — начал было Рейнард, не обращая внимания жуткую боль в горле, но краснолюд его прервал. — Тебе, господин хороший, я бы советовал помалкивать. А то ты когда рот открываешь, мне аж страшно становится. Себя не бережешь, так хоть людям слух не порти. Рейнард не стал с этим спорить. В обычных обстоятельствах он бы не упустил возможности отчитать краснолюда за фамильярность, но сейчас он физически не мог этого сделать. Поэтому он молча кивнул, и решив, что разговор себя исчерпал, повернулся и побрел вверх по склону. По дороге он натыкался на группы солдат-спасателей, которые искали выживших товарищей. Рейнард заметил несколько лежащих неподвижно тел. Лица их были цвета снега, на котором они лежали. Одежда была покрыта инеем. Рейнард содрогнулся. Если бы эти краснолюды не услышали его крики, они с Мэвой лежали бы сейчас точно так же. Он взглянул на затянутое тучами небо. Снегопад отступал. Рейнард вгляделся в серую мглу, надеясь увидеть солнце. Он не без труда заметил бледное, расплывчатое очертание круга. За несколько минут до лавины они собирались устроить полуденный привал. Рейнарду казалось, что это было вечность назад, однако едва сдвинувшийся с места силуэт солнца, скрываемый тучами, указывал на то, что на самом деле не прошло и пары часов. Разгоняемая движением кровь прилила к окоченевшим ладоням Рейнарда. Чувствительность постепенно возвращалась, а с ней пришла боль и усталость. Только сейчас, когда угроза уже была позади, он осмелился взглянуть на свои пальцы. И ужаснулся. Под слоем запекшейся крови кожа была мертвенно-бледной. На тыльной стороне правой ладони и на нескольких пальцах вздулись страшные волдыри. Боль, которой он раньше не замечал, накрыла его с головой. Руки словно охватило пламенем. Рейнард попытался сжать ладонь в кулак, но руку пронзило вспышкой боли. Он сильно закусил губу, чтобы не вскрикнуть. Сотни мелких ранок, оставленные колючим снегом неприятно саднили, но на общем фоне показались пустяком. Рейнард невольно ускорил шаг. Ему следовало поторопиться. На него снова начала накатывать смертельная усталость, а путь до лагеря был не близок. Он решил, что при первой же возможности обратится за помощью к Исбель. Рейнард был уверен: нет ничего такого, чего не исправит магия. До лагеря он не дошел. На его счастье, солдаты, чтобы не нести раненых далеко, соорудили импровизированный лазарет в самой гуще событий.Чародейка была там. Однако, вопреки ожиданиям Рейнарда, вместо того, чтобы помогать пострадавшим, она сидела без дела. Рейнард встал у входа в лазарет, не зная, как подступится к ней. Он лишился голоса, и не мог просто подойти к ней с просьбой. К счастью, она заметила его, неуверенно переступающего с ноги на ногу у входа в палатку. — Граф Одо? — удивилась она, — Я могу вам чем-то помочь? — Исбель поднялась на ноги и пошла навстречу Рейнарду. — Я… — просипел Рейнард, и прежде, чем он успел попытаться сказать что-либо еще, был быстро усажен на табурет. Чародейка работала быстро. Сорванный голос оказался пустяковым делом. Она произнесла какое-то заклинание и сообщила Рейнарду, что голос должен вернуться в течении часа. С руками, однако, дело оказалось сложнее. — Еще бы чуть-чуть, и вы могли лишиться пальцев! — причитала Исбель, доставая из сумки различные мази, — Граф Одо, я понимаю ваши благородные намерения, но так не беречь себя просто глупо! Рейнард посмотрел на нее с удивлением. Какие еще благородные намерения? — Не смотрите так, — улыбнулась чародейка, — Ваши чувства к королеве Мэве видно за версту. Вы ведь ее хотели спасти, не так ли? — Откуда… — просипел Рейнард, но ему не дали закончить. — Заткнитесь, граф Одо, — бесцеремонно прервала его Исбель. У Рейнарда челюсть отвисла от такой наглости, — Вам противопоказано разговаривать. И перестаньте же так на меня пялится, ничего такого удивительного я не сказала. Исбель никогда бы не призналась в этом, но вся эта ситуация приносила ей наслаждение. Она наконец получила возможность высказать генералу все, что она думает о нем. А беспомощный генерал никак не мог ее остановить. — Конечно, безмозглая солдатня считает вас черствым и бессердечным, но я-то вижу, что за вашей напускной жесткостью кроется чувственная душа. Вы добры и великодушны, возможно, даже обладаете чувством юмора, но почему-то скрываете это. Возможно даже от самого себя. Рейнард хмуро смотрел на нее исподлобья, и молчал. — Если хотите знать мое мнение… — Рейнарду не нужно было никаких слов, чтобы выразить, что ее мнения он знать не желает. Его твердый и неприветливый взгляд красноречиво говорил сам за себя, — Я думаю, что она может сделать вас счастливее. Если вы ей позволите. «И почему всех вдруг заинтересовала моя скромная персона?» — думал Рейнард, сверля чародейку взглядом, — «Сперва Гаскон со своими похабными шуточками, теперь эта целительница со своими ненужными советами. Но Гаскона еще можно понять, его хлебом не корми, дай не в свое дело встрять, а чародейка? Когда же меня наконец оставят в покое?» — Я закончила с вашими руками, — спокойно сказала Исбель, резко меняя тему своего монолога, — настоятельно рекомендую не браться за оружие следующие несколько дней. Также вам понадобится делать перевязки раз в сутки. Берегите себя, — Рейнард уже было встал с табурета, радуясь, что все наконец закончилось, но тут целительница добавила, — И помните о моих словах, граф Одо. Скажите ей, что вы ее… Он не выдержал. Повернулся к ней спиной и твердо зашагал прочь. Исбель усмехнулась, глядя ему вслед. *** Рейнард пропустил ужин. Ему нужно было подумать, а обстановка солдатской столовой не располагала к размышлениям. Он вышел из лагеря и направился в сторону узенькой тропинки, ведущей на возвышенный холм. Он долго шел вверх по тропинке, не разбирая дороги. Солнце стремительно скрывалось за горной цепью вдали. Скоро стемнеет, но его это мало волновало. Он радовался наставшему уединению, и шел вверх по склону, погруженный в свои мысли. Дойдя до вершины холма, он хотел было присесть на срубленный ствол дерева, но оказалось, что место было уже занято. Она сидела на полусгнившем бревне и смотрела на заходящий за горы огненный шар. Его королева, обычно такая властная и могущественная, сейчас смотрела в неопределенную даль, кусая губу в тяжелых раздумьях, и казалась почти… уязвимой. Рейнард замер, глядя на ее изможденное лицо. Она выглядела уставшей. Уставшей принимать решения, от которых зависят судьбы целых городов, деревень, и семей. И она имела право быть уставшей. Она вела войну с самой могущественной империей, какие только видел свет, а войском ей служили горстка добровольцев и кучка прощелыг-бандитов. На ее плечах лежала судьба целой страны. Страны, которую у нее забрали предатели. Даже собственный сын отвернулся от нее. Конечно, она устала от всего этого. Но впереди был долгий путь, и единственная передышка, которую она могла себе позволить, это несколько минут спокойствия и одиночества на отдаленном холме. Рейнард не смел пошевелится, чтобы не выдать себя звуком. У него было ощущение, что он случайно увидел то, чего видеть был не должен. Он стоял в нескольких десятках шагов от нее, скрытый тенью раскидистой ели. Из своего укрытия он мог наблюдать за игрой теплого света на ее щеках. Ее красоту воспевали в балладах. Ее приравнивали к самой Львице из Цинтры. Ею восхищались, ее великолепию завидовала каждая девушка от Яруги до Понтара. И Рейнард считал, что ему невероятно повезло оказаться рядом с ней. Он не заслуживал чести стоять подле нее, быть ее верным советником. Но так уж вышло, что он стал ее правой рукой. И он сделает все возможное, чтобы оправдать доверие, которое она ему оказала. Рейнард вдруг вспомнил обещание, которое дал себе стоя на коленях в снегу перед ее неподвижным телом. «Ничего я ей не скажу» — подумал он, глядя на отсвет последних солнечных лучей в ее волосах, — «Не стану тревожить ее этими пустяками. К тому же, я знаю, каким будет ее ответ. А потому она никогда не узнает. Никто не узнает. Все вокруг, за исключением чародейки, считают, что у меня нет сердца. Что ж, пусть так считает и моя госпожа. Мои чувства к ней, те самые, о которых слагают легенды и пишут баллады, останутся в тайне. Я буду защищать ее ценой своей жизни, если придется. Буду помогать ей в ее нелегком деле. И сделаю все, что от меня зависит, чтобы она преуспела. Я буду оберегать ее любой ценой. Даже если она об этом никогда не узнает.» Рейнард развернулся на каблуках и скрылся за деревьями. Мэва услышала хруст сухих веток и обернулась. Она долго вглядывалась в сумеречную тень заснеженной чащи, но так и не смогла разглядеть источник звука. Впрочем, ей наверняка показалось.