***
– Эй, симпатяжка, – до боли знакомый голос окликает Чунмёна, заставляя замереть на месте. – Никто не учил, что за проход под мостом нужно платить? – У этого моста нет хозяина, я знаю правила, – ответ получается резким и грубым, явно не такими словами люди встречают давних друзей. – И ты не из их рода, зачем тебе плата за мост? – Узнавал о моем роде? – высокий парень, стоящий у арки, отходит от стены. – Уже не против Теневого мира в своей жизни? – Не против больше никогда с ним не сталкиваться! Тот вздыхает. Чунмён насторожено следит за каждым его движением. С Ифанем они подружились в университете. Старосты групп, слишком часто работавшие в парах на студенческих мероприятиях. Кто же знал, что под маской холодного отстраненного парня скрывается уродливое порождение ночи, владеющее неподвласными человеку силами. С каждым днем их знакомства промозглый холодный туман все больше окутывал его своей пеленой. Звонко отдающиеся от стен шорохи в дымке, непонятные тени, следующие за ним, стоило парню выйти вечером на улицу. Только позже Чунмён понял, что это любимая игра таких существ – играть и запутывать. – Я чуть с катушек не съехал! – шепчет он, уставившись на Ифаня. Злость о кошмарах во сне и наяву настолько вытравливает страх, что парень даже идет к нему, хватая за одежду. – Я путал сон с реальностью, а ты водил меня кругами в своем тумане и смеялся! Как ты смеешь показываться мне на глаза? Ву накрывает его сжатые кулаки ладонями, с опаской передвинув левую, чтобы не коснуться серебряного кольца. – Мне извиниться еще раз? – Улыбка, появившаяся на его лице, совсем не показывает, что он о чем-то жалеет. Она теплая, будто ничего плохого между ними и не было, будто Чунмён и не бродил ночи напролет по улицам, шугаясь от уродливых фантомов и щипая руки, чтобы убедиться, что он во сне, и проснуться. От бессильной злости парень вдавливает серебро в чужую кожу и наблюдает за гримасой боли на лице Ифаня. – Если скажу "прости", ожог исчезнет? – Чунмён отступает от него. Все эмоции выплеснулись через край, оставляя его с сосущей пустотой внутри. Им пора снова стать незнакомцами. Они оба из разных миров, а Чунмёну совсем не хочется заглядывать за изнанку своего. – Давай притворимся, что никогда не знали друг друга, Ифань. Пожалуйста, если ты хоть когда-то воспринимал меня как равного, а не просто как человека для забавы. – Но почему ты не хочешь дружить? Я обещаю, что больше не буду использовать силы, – Ифань хмурится, прижимая к груди руку с волдырем на ладони. Такой непонимающий, словно ребенок. У Чунмёна сил нет с ним спорить. Как донести, что у людей память устроена по-другому? Что чего-то они не могут простить под воздействием эмоций? Что его не нужно прощать за прожжённые следы на коже? Неужели в Теневом мире всё так просто?! – Такие, как ты, выполняют свои обещания? – грустно улыбается Чунмён, отворачиваясь. Пора домой, они ни до чего не договорятся, ведь для всех существ по ту сторону клятвы и обещания – пустой звук. – Идешь к нему? – обиженный вопрос в спину. – Чем он лучше? Чунмён вздрагивает. Перед глазами появляется улыбающийся Чондэ, милый Чондэ, забавный. Тот, кто вытаскивал его из ночных кошмаров. Тот, кто не обращая внимания на людей, протягивал ему руку посреди улицы и переплетал пальцы, потому что Чунмён боялся ходить один. Тот, кто вытащил его из воспоминаний. – Не смей приближаться к нему, Ифань! Я клянусь, что запихаю серебро тебе в глотку, если только посмеешь тронуть его или заставишь бродить в своем тумане! – Чунмён пихнул его от себя, вкладывая все силы. Тот от неожиданности не удержался на ногах, падая на холодный асфальт. – Для вас жизни людей вообще ничего не значат?! – Людей? – недоуменно переспрашивает Ву. Как ведро ледяной воды на голову. Чунмён отшатывается, чувствуя, что мозг в голове закипает. Точно, это очередная игра. Ифань понял, что своими штучками с туманом больше ничего не добъется, и решил действовать другим способом. И этот способ работает. Парень трет влажные похолодевшие ладони о джинсы и качает головой. – Нет, ты не обманешь меня. Не смотри на меня так, я больше не поверю ни единому твоему слову. Ифань поднимает грязную ладонь от земли, скрещивает пальцы и в очередной раз ломает Чунмёну жизнь: – Тот, кто крутится рядом с тобой, не человек. Когда-нибудь проследи за ним, его ведь часто не бывает дома по ночам..? Чунмён срывается на бег, чувствуя подступающие слёзы. Туман легкой дымкой струится за ним, отпугивая с дороги мелких пакостливых существ, вышедших из-под земли в предвкушении полнолуния.***
– Тебе не кажется, что ты идешь не той дорогой, орк? – Ступил на твою? – ухмыляется Ифань, морщась от цепких пальцев, сдавивших шею. – Как я смею идти против тебя? Мы даже не равны по силе. – Верно, – голос мурчит, когда парень склоняет голову к плечу. Лунный свет отражается золотом на дне зрачков. Он напрягает руку, и хрипящий орк становится на носочки. Под шквалом неконтролируемых эмоций кожа сереет и отдает оливково-зеленым, а нижняя губа топорщится от выступающих клыков. – Не забывай об этом. – А то что? Убьешь меня? – Можем попробовать и это, если не поймешь с первого раза... – пальцы вдавливаются в шею, нажимая на кадык. – Хочешь услышать, как я пою? Или всё понял? – А ты? – сипит Ифань, глядя Чондэ за спину. Когда тот стремительно разворачивается и вглядывается в туман, то видит только рукав знакомой куртки, скрывшийся за поворотом.***
Дыхание шумно срывается с губ, почти переходя в истеричные всхлипы. Чунмён прикусывает пальцы, закрывая рот ладонью. Всё хорошо, он ведь просто спал. Ничего не видел, ничего не слышал. Настолько устал на работе, что пришел домой и сразу же отрубился. А это... это ведь сон, да? От двери слышится шум. Тихий скрип и звяканье ключей, которые упали на полку у зеркала. Шуршание – брошенную прямо на пол в спешке куртку подняли и повесили на крючок. Осторожные шаги, словно Чондэ понял, что Чунмён уже спит. ...нужно было хватать паспорт, деньги и пару необходимых на первое время вещей, а не ждать здесь еще одно чудовище... Чунмён весь скручивается под одеялом. Паника горячей удушающей волной бьет в мозг – он не может дышать. Совсем. Горло сжалось, не пропуская кислород в легкие. Тело деревянное и отказывается выполнять желания своего хозяина. Когда перед глазами парня плывет светлый квадрат от фонаря в окне, тускнея с каждым мгновением, кровать прогибается, а к Чунмёну со спины прижимается Чондэ. Он еле слышно мурчит себе под нос мелодию, касаясь холодными губами мочки уха Кима. Тиски в горле медленно разжимаются. Нервная дрожь отпускает тело, оставляя его слабым и не способным ни к чему. – Еще не спишь? – прерывает нежную мелодию Чондэ, целуя шею Чунмёна. – Уже поздно, а тебе ведь завтра на работу. Спеть тебе для хорошего сна? – Кто ты? – с трудом давит из деревянных губ парень, выдыхая в свою ладонь. – Хочешь сбить себе режим? Знаешь же, как трудно его восстанавливать, Чунмён-а, – Чондэ мягко смеется и снова начинает напевать. – Нет, не нужно... Я не хочу, – бормочет парень, из последних сил борясь с падающим в сон телом. Рука Чондэ накрывает его ладонь, переплетая пальцы и убирая от лица, но перед глазами картинка того, как эти же руки давили на чужую шею. – Пожалуйста... – Пожалуйста, не нужно, – повторяет Чондэ, прерывая сам себя. Чунмён рывком выныривает из-под давящей дремы. – Помнишь, я говорил тебе это, когда предупреждал, что нам не стоит общаться? – Тот мотает головой, пытаясь вырвать руку из крепкой хватки. Кольцо на безымянном пальце медленно накаляется. Пахнет паленой кожей. Чондэ крепче переплетает их пальцы, чувствуя, как из-за чертового серебра вспухают волдыри. – Конечно, ты не помнишь. Ты всегда об этом забываешь. А я ведь не держу, Чунмён-а, ты сам возвращаешься. Каждый раз. – Я не понимаю, – совсем тихо. Чондэ сцеловывает эти слова с чужих губ. – Спи, мой хороший, – шепчет он, – я буду петь для тебя сколько захочешь. Если ты уйдешь, то я отпущу, обещаю.***
Чунмён просыпается, чувствуя пустоту рядом и запах блинчиков. Тело не желает двигаться, но парень упрямо шевелится, топая сначала в ванную, а потом и на кухню. Чондэ стоит у плиты, ругаясь под нос и аккуратно выливая тесто на шипящую сковородку. – Завтрак почти готов, – кидает он через плечо с мимолетной улыбкой, но тут же возвращает на лицо забавную сосредоточенность. – Что с рукой? – хрипло спрашивает Чунмён, обеспокоенно рассматривая красную вспухшую кожу под неумело наклеенными цветными пластырями. – Обжёгся? – А, ерунда, – отмахивается Чондэ, – ты же знаешь, какой я растяпа. Порадовать тебя хотел. Ты вчера совсем никакой с работы пришел и сразу лег спать, даже не разделся. – Да? – Чунмён растерянно смотрит в ответ и чуть виновато улыбается. – Опять заработался, ничего не помню. – Садись завтракать, – парень мягко подталкивает его к столу. Последняя порция блинчиков на сковороде уже подгорает, но Чондэ сейчас важен только сонный хен, трущий глаз кулаком и ворчащий, что больше никогда не подпустит его к плите. На тонких пальцах слишком много шрамов от ожогов.