Обещание

Это было просто безумием. За стеной спал английский именинник, а его старший брат сейчас зарывался пальцами в волосы единственного гостя, вжимая его в кровать и жадно целуя. Франциск страстно отвечал на поцелуй, обнимая Скотта за плечи. Тот кусал его губы, до боли сгребал в пальцах его волосы и совершенно не чувствовал опьянения. Казалось, что все происходящее запланировано и правильно, а не всего лишь порыв двух накачанных алкоголем тел, жаждущих друг друга. Франциск же, наоборот, осознавал, что виски ударило в голову куда сильнее любимого вина, но, несмотря на это, не предпринимал никаких попыток прекратить происходящее. Скотт оставил искусанные и распухшие губы Франциска и принялся расстегивать его рубашку, резко дергая ее полу и буквально вырывая пуговицы. Боннефуа тихо застонал то ли от удовольствия, то ли от огорчения, что столь дорогая вещь будет безнадежно испорчена, но мгновенно испуганно захлопнул себе рот рукой. - Еще и не так стонать будешь, - хрипло пообещал Скотт, приподнимая Францию и сдергивая с него казавшиеся черными в полутьме лохмотья, оставшиеся от ткани. - Но… Артур может проснуться… - с придыханием предупредил Франциск. Киркленд ничего не ответил, стягивая с него брюки вместе с бельем. Тот не удержал второго и далеко не последнего стона, когда пальцы шотландца накрыли его член, уже порядком возбужденный поцелуем и предшествующими ему прикосновениями. Скотт ласкал грубо, неумело, но оттого не менее возбуждающе. Франциска эти резкие движения заводили сильнее, чем если бы тот был нежен. Он закусил и так болящую губу, все еще осколками сознания помня про младшего брата его партнера на эту ночь. И когда Киркленд резко дернул за ручку верхний ящик тумбочки, чтобы достать оттуда презервативы и смазку, предназначенные, разумеется, не для Франциска, но именно этой ночью потраченные на него, француз еще молчал. А вот когда Киркленд обнажился и открыл тюбик смазки, Боннефуа понял, что больше молчать не сможет, и попытался хотя бы отсрочить момент, когда они с Шотландией разбудят Англию: тот явится в их комнату и увидит сцену, не предназначенную для глаз подростка. В глазах Скотта, поваленного французом на покрывало, на мгновение промелькнуло изумление, тут же сменившееся неприкрытой похотью. - Давай, отсоси мне хорошенько, - раздвинул ноги шотландец. Франциск, лишь подстегнутый грубостью, покорно встал на колени и осторожно прикоснулся языком к головке члена Скотта, а затем несколько увереннее принялся ласкать ее, отодвигая крайнюю плоть и аккуратно сжимая второй рукой мошонку. Через несколько мгновений он уже с абсолютной уверенностью взял член Киркленда в рот почти до основания. Шотландия рвано дышал, но не издавал ни звука, а Франция словно в отместку задался целью добиться его стона и удвоил старания. Скотт же, как назло, закусывал губу и лишь все чаще дышал, не издавая таких желанных горловых звуков. Но Франциск все же победил. Шотландия выгнул спину и разорвал тишину протяжным стоном, бурно кончая в рот Франции, не успевшему выпустить член изо рта. - Глотай! – Скотт вцепился в волосы Франциска, не позволяя тому отстраниться. Боннефуа, зажмурившись от боли, причиняемой пальцами Шотландии, натягивающими пряди на его макушке, заработал языком, слизывая сперму. Когда он справился со своей задачей, Скотт сел на постели и оценивающе оглядел партнера, облизывающего губы. Боннефуа был сильно возбужден и явно требовал внимания, демонстративно раздвинув согнутые в коленях ноги. Волосы его растрепались, контур лица едва угадывался в темноте, так что щетина была уже почти не видна и француз напоминал одну из любовниц шотландца. Скотт накрыл рукой член своей сегодняшней «любовницы», Франциск подался вперед, обнимая партнера за шею, и издал высокий, почти женственный вскрик. Киркленд принялся грубо ласкать его, одновременно кусая его за мочку уха, а тот постанывал, добавляя интимности своим гортанным мурчаньем. Отстранившись от Франциска, Скотт вновь взял в руки тюбик смазки. Боннефуа понятливо улегся на спину, чувствуя, как сердце колотится в груди в сумасшедшем темпе. Киркленд ввел скользкий палец резко, заставив партнера вскрикнуть от боли. Следующий палец вошел аккуратнее, и француз лишь тихо простонал. Шотландия почти сразу нащупал нужную точку. - Осторожнее, - предупредил Франциск, когда Скотт вынул пальцы и, благополучно забыв про презерватив, приставил к анусу француза головку своего члена. Просьба была проигнорирована. Вопль Боннефуа разнесся по спальне, когда Киркленд рывком вошел до середины и принялся вбиваться в него все глубже. Вскоре на смену крикам пришли стоны, чередующиеся выкриками имени шотландца. Скотт неосознанно переплел свои пальцы с пальцами Франциска, вцепившегося в них и силой сжатия руки показывающего, в какой момент можно ускорить темп, а когда необходимо сбавить. Шотландия осознал эту игру жестов не сразу, но, поняв, принялся использовать знание, делая акт приятным для обоих партнеров. Одновременно он быстро водил рукой по члену Боннефуа, доставляя тому невероятное наслаждение, и через некоторое время Франциск, выгнувшись на постели, сжал руку шотландца до боли и кончил ему на живот. Скотт излил семя спустя несколько мгновений. Выйдя из Боннефуа, он вытер член краем французской рубашки, с удовлетворением взглянул на сочащийся его спермой анус партнера и улегся на постель рядом с французом. - Великолепно… Скотт снисходительно улыбнулся Франциску. - …что мы не разбудили малыша Арти, - закончил Франция, хитро улыбаясь шотландцу и тем самым сбивая с него спесь. – И как он не проснулся, непонятно. Скотт набросил на них с Франциском одеяло и закрыл глаза, проигнорировав последнюю реплику. - Ты тоже был великолепен, - шепнул Боннефуа, прижимаясь к Киркленду, который обнял его, не раскрывая глаз. *** Некоторое время ранее Артур, находящийся в соседней комнате, вынул из-под одеяла руку, сжимающую салфетку, вытер пальцы и швырнул этот предмет гигиены под кровать. Киркленд-младший не проснулся: он не спал. Именинник покинул гостиную совсем рано, сославшись на плохое самочувствие, хотя, по правде, просто не желал лицезреть ненавистного лягушатника, которого за каким-то чертом пригласил Скотт, хотя Артур ясно дал понять, что не хочет никого видеть, а Франциска в особенности. Почему, стало ясно без двадцати полночь, когда из комнаты брата раздались первые стоны. Артуру было плевать, планировал ли Скотт трахнуть Франциска с самого начала или эта мысль пришла в его «светлую» голову после определенного промилле, но он был чертовки зол и обдумывал план мести. После часового размышления под аккомпанемент стонов, результатом которого стала испачканная салфетка, похороненная под кроватью, обещание самому себе сформулировалось абсолютно точно: «Ненавидеть Францию все свое существование. Превратить его жизнь в Ад, насколько это возможно. И война. Лет, эдак, на сто. А братьев превзойти. Подчинить. И не давать независимости. Особенно давить в этом плане на Скотта». *** Франция и Шотландия утихомирились, заснув в объятиях друг друга. За другой стеной комнаты Англии продолжали развлекаться Ирландия и Уэльс.