Opus magnum

— Приступай. Инструкции ты получила заранее, поэтому дополнительных указаний тебе не требуется. Ты присаживаешься на корточки у лежащего ничком тела и достаешь припасенный тяжелый нож. Пальцами нащупываешь под волосами основание черепа и ставишь кончик лезвия в мягкую впадину под ним. Сначала ты давишь на рукоятку двумя руками, но нож вязнет в хрящах, и тебе приходится навалиться всем весом, действуя в раскачку. Ты чувствуешь, как под твоей грудью медленно, но упорно погружается в плоть широкий клинок, и давишь сильнее. Наконец раздается хруст, нож стремительно вонзается в тело, и тебя резко качает вперед — ты падаешь, ощутив болезненный тычок рукояти под ребра, и придавливаешь животом уже ничем не закрепленную голову, с хрустом выворачивая мышцы и жилы. Поднявшись, ты методично отряхиваешь руки от земли и налипших травинок, осматриваешь одежду, перемазанную в крови, — отмечаешь, что оттереть грязь сейчас не выйдет, — и подбираешь нож. Удостоверившись, что позвонки окончательно отделены от черепа, ты переворачиваешь тело. Для этого приходится встать и потянуть обеими руками — настолько оно тяжелое. — Что за неумеха, — доносится из-за спины. — Надо было наоборот. Ты знаешь, что эти слова обращены не к тебе, и отвечать не нужно. Тот, к кому обращались, тоже молчит. Ты вновь опускаешься на колени и, придавив ладонью одной руки неестественно вывернутую голову, второй сжимаешь покрепче рукоять и пытаешься разрезать кожу и мягкие ткани. Во все стороны брызгает кровь, попадая тебе в глаза и рот. Голова надежно прижата к земле, но грудь и плечи елозят под давлением, и разрез выходит неровным, с зазубринами. Рука с ножом то и дело срывается, жилы пружинят и не поддаются, а пищевод наоборот проминается под лезвием вместо того, чтобы быть разрезанным. Пот заливает твои глаза, рукоять скользит в пальцах, а плечо и локоть ломит от непривычных усилий, но голова наконец отделена от тела. Ты берешь ее обеими руками и поднимаешь на уровень лица. Разглядываешь оплывшие, но все еще узнаваемые черты, пытаясь решить, как лучше приступить к следующей части. В итоге ты усаживаешься на землю, вытянув ноги, и зажимаешь ее между колен. Примерившись, аккуратно вырезаешь одно глазное яблоко, затем другое. Рассекаешь кожу на щеках, на лбу, вокруг рта и на подбородке, а затем поддеваешь ее и сдираешь. Кожа идет неохотно, выскальзывает из пальцев, влажных и липких. Стоит тебе ухватить очередной лоскут покрепче и начать тянуть, как ты вытягиваешь всю голову из захвата колен. Кажется, для этой задачи у тебя нет решения. Ты оглядываешься вокруг, выискивая, что бы можно использовать, попутно вспоминая отличные тиски для фиксации, имевшиеся в лаборатории. Но лаборатория, даже если цела, далеко, так что нужно что-то еще. — Если смачивать подкожный жир, легче пойдет, — говорит один из двух тевинтерцев, протягивая полупустой мех с водой. — Я не знала. Мне никогда не доводилось заниматься свежеванием, — отвечаешь ты, принимая помощь. Дело действительно идет быстрее. Налетают мухи, лезут в глаза, отвлекая. Но когда ты от лица переходишь к волосам, становится совсем просто. Крупные лоскуты без проблем отделяются от черепа, и вскоре рядом с тобой образуется горка из кусков кожи. Волосы на них слабо колышутся на ветру. Чтобы очистить череп от остатков мышц и жира, тебе приходится его скрести. Кость визжит под то и дело срывающимся лезвием, а на пальцах появляется несколько глубоких разрезов. Движения становятся слабыми и неуверенными, и ты прерываешься, чтобы обработать раны. Разгибая затекшие спину и ноги, ты чувствуешь, как с болезненным покалыванием проходит онемение. Отвлекшись от дела, ты обращаешь внимание на разговор. — Ну что так долго? Я уже задолбался тут торчать! — Ну так помоги ей! — Иди ты! — Тогда не ной. Наслаждайся минутой покоя. — Да было б чем наслаждаться — ни выпивки, ни карт, ни девок. Ничего, что относилось бы к тебе. Ты промываешь царапины и аккуратно перевязав пальцы, возвращаешься к своей работе. Сложнее всего оказывается с деснами. Скрытые в них неровные основания зубов мешают как следует приладить нож, то и дело заставляя лезвие срываться с кости. Но постепенно ты справляешься и с этим. — Надо было в огне все мясо спалить. — И получить хрупкий череп? Что бы мы делали, если он бы треснул от огня или случайного удара? — Ее бы пустили на артефакт. — И сами бы потом его изготавливали? — Хмпф! Наконец череп очищен снаружи, и ты переворачиваешь его, чтобы добраться до мозга. Узкое отверстие в основании слишком мало, чтобы засунуть туда нож, которым ты орудуешь. — Пожалуйста, дайте ваш стилет, — просишь ты одного из тевинтерцев. Губы разлепляются с трудом после долгого молчания и из-за чужой крови на твоем лице. — Только тщательно вымой потом, — слышишь ты в ответ и, произнеся: "Хорошо", берешься за шершавую рукоять. Тонкое лезвие из сильверита легко погружается в мягкую массу внутри черепа, легко вспарывает ее и измельчает. После непродолжительных манипуляций ты вынимаешь стилет и, перевернув череп, встряхиваешь. Перед тобой на уже измазанную в крови траву шлепаются бесформенные комки. Когда они перестают выпадать, ты, не переворачивая череп, снизу запускаешь два пальца в отверстие и выгребаешь остатки. Когда твоя кожа соприкасается с костью внутри, ты ощущаешь смутное беспокойство, какой-то дискомфорт. Но стоит вынуть пальцы, как все проходит. Ты несколько раз специально суешь их внутрь, и каждый раз неясная тревога охватывает тебя. Словно что-то начинает чесаться внутри твоей собственной головы. И... печаль?.. — кажется, раньше это чувство называлось печаль — охватывает тебя, когда ты смотришь на то, что осталось от Мартина. На его голый череп. У тебя есть... желание? Сидеть так, сунув пальцы внутрь чужой головы и гладить ее. Словно извиняясь за то, что приходится делать с ним. — Ну что, готово? — раздается над ухом, и ты вздрагиваешь. Пальцы выскальзывают сами собой, и странные ощущения покидают тебя, как и не было. — Осталось промыть. — Так шевелись давай! Сколько нам тут еще сидеть? Ты идёшь к ручью, протекающему неподалеку, и полощешь в нем голый череп, ногтями соскребая остатки плоти, но избегая касаться его внутри. Когда тебе кажется, что уже достаточно, ты возвращаешься и, притянув мешок с инструментами, снова устраиваешься на земле. Узкое долото и маленький молоточек привычно ложатся в руки, и только повязки на свежих ранах сбивают отточенные движения. Неровный круг из насечек — без специальных инструментов, на глаз, добиться большего сложно — постепенно вырисовывается на затылочной кости, немного правее центра, и ты вновь берешься за нож. Обмотав левую ладонь тряпьем, чтобы контролировать лезвие, ты с силой ведешь острием по желобку, с каждым разом немного углубляя его. По краям желобка скапливаются костяная пыль и стружка. Через некоторое время костяной кружок проваливается внутрь черепа, и ты запускаешь в получившееся отверстие пальцы, чтобы его достать. Тебя вновь охватывает беспокойство, пока ты пытаешься нашарить нужный предмет. Хочется подняться и уйти. Хочется оглянуться, увидеть, чем заняты тевинтерцы. Хочется сказать Мартину, что… Костяной кружок оказывается зажат в пальцах, и ты вынимаешь его, отбрасывая в начинающую источать зловоние кучу. Повернув череп к себе лицом, ты вновь берешься за долото и молоток. Спустя короткое время дно правой глазницы падает внутрь и почти сразу выскальзывает через отверстие на затылке. Остается последнее. Ты аккуратно вынимаешь из мешка лириумный кристалл, заранее закрепленный в особым образом изогнутой проволоке. Несколько быстрых движений, и кристалл оказывается вправленным в глазницу. Ты внимательно оглядываешь получившийся артефакт, а затем поднимаешься с земли и подаешь его тевинтерцам. — Все готово. — Проверим. Один из них вонзает магический посох в землю и шепчет заклинание на тевине. Посох покрывается слоем камня, превращаясь в пьедестал, и сверху на него водружают череп. Второй тевинтерец склоняется к затылочному отверстию и смотрит сквозь него, слегка поводя черепом из стороны в сторону. — Есть! Работает. Вижу три осколка. Мы сделали все правильно. — Господин будет нами доволен. — Главное, не останавливать работу. Иначе его довольство быстро кончится. Уловив паузу в разговоре, ты сообщаешь: — Я нуждаюсь в еде и отдыхе. — Можешь поесть, — кивает тебе на мешок с припасами один из тевинтерцев. — А отдохнешь в лагере. Ты отходишь к сложенным в тени большого дерева вещам и принимаешься за лепешки и сыр, а ветер доносит до тебя обрывки продолжающегося разговора. — Жаль, что она в итоге, скорее всего, тоже пойдет на такую украшенную черепушку. Она мне понравилась. Толковая. — Слушай, может, со стороны этих типа магов не идиотизм и желание выслужиться были, а самый откровенный саботаж? У нас теперь целая хижина бесполезных черепов, изготовленных слишком далеко от нужных мест, и нет так необходимых нам усмиренных. Чтоб им провалиться! Дебилы. — Алексиус думает, что не саботаж. Просто такие вот они усердные, но тупые. Надеюсь, они в своем усердии найдут достаточно усмиренных, которых побросали по дороге. А ее все-таки жалко. Если получится, заберу себе. Мне такая помощница не помешает. Ты откусываешь от начинающей черстветь лепешки и подсчитываешь в уме, сколько всего усмиренных было в Круге и сколько примерно областей, где потребуется установить окулярумы.