Не зли кейифайя

В тот вечер я поспорил с Мастером Иллайуни. Не в новинку, конечно, но настолько серьёзно, на грани ссоры, — впервые. — Я здесь как... как представитель иного рода, не человеческого! — почти срываясь на крик, выплюнул я и смахнул непрошеную слезу. Только её сейчас мне и не хватало! — Учусь, убираюсь в доме, снова учусь, таскаюсь на городской рынок за продуктами!.. Я заслужил День Свободы от Забот, как все нормальные люди! Пока говорил, я успел пожалеть о своих уже высказанных и ещё не прозвучавших словах, испугаться, что Мастер Иллайуни теперь откажется считать меня, такого несдержанного и вздорного, своим учеником и что войдут в дом Карвен или девочки. Танита — так точно, потому что была где-то поблизости. Она недавно вернулась из Ачиннады, вывалила на меня целый обоз восторгов по поводу масштабных приготовлений в городе к завтрашнему дню — Празднику Морского Сияния и рассказала, как будет музицировать на главной городской площади. Теперь мне захотелось пойти на праздник ещё сильнее прежнего. Но учитель неожиданно упёрся и запретил мне это. Поэтому, собственно, я и кричал, рискуя привлечь на шум своих друзей. Мастер Иллайуни стоял передо мной, скрестив руки на груди, чуть склонив голову набок и нахмурив брови. Лицо его было до противного определённым, застывшим. Тяжёлым. — Что это тебе вздумалось так злиться на меня, я этого не люблю, — сказал он, надув губы. — Может, ты думаешь, что так заставишь меня изменить своё мнение? Я думал, ты лучше меня знаешь, Менке. Всё по-прежнему. В штормящем море обиды и возмущения я вдруг почувствовал капельку вины. Каково было сейчас наставнику находиться рядом со мной? Несколько лет, которые я провёл здесь, в Суммони, приучили меня возвращать себе спокойствие и безмятежность. Я делал это почти автоматически. И сейчас поступил так же. Но и до конца успокаиваться не хотел, мне казалось, что так я сдам свои позиции и соглашусь с запретом. Мастер Иллайуни, конечно, заметил изменения, вызванные моими жалкими попытками самоконтроля, сколь бы незначительными они ни были, и оценил их. Складка меж его тонких бровей разгладилась, но лицо сразу пошло россыпью тонких морщин, как у трёхсотлетней старушки. Он тут же оказался рядом и заключил меня в объятия. — Ничего не поделаешь, ты больше человек, чем мне бы хотелось. Слишком активный, восторженный, доверчивый и очень горячий молодой человек. Но это пройдёт, — тихо говорил он, поглаживая по спине, между лопаток. Это был его обычный способ успокаивать меня. Изредка я становился свидетелем, как он точно так же утихомиривал Айсу, Карвена и иногда даже Таниту, когда возникала такая необходимость. А я, как обычно, деревенел и замирал, когда на учителя находил стих пообниматься. — Гвалт, теснота, вонь и постоянный риск попасться в сеть какому-нибудь деятелю балаганных искусств — вот что такое эта твоя ярмарка, даже с точки зрения твоего племени. А уж для меня, если бы тебе вдруг вздумалось позвать своего учителя с собой, ко всему прочему, это — непрерывное разноголосое дребезжание в голове, способное свести с ума менее стойкого, чем я. Хорошо хоть не слишком громкое, — он немного отстранился и посмотрел мне в глаза. — Мне удивительно, что ты так стремишься очутиться в подобном месте, хоть и знаю, что у тебя и это пройдёт. Лет через триста точно пройдёт. Или даже раньше — всё-таки ты очень податлив, Менке, и уже начинаешь, как и я, ценить тишину и гармонию, как внутреннюю, так и внешнюю. Всё так, наставник был прав. Я почувствовал, как от одного только звука его голоса мои плечи расслабились, а кулаки разжались. Учитель был ненамного выше меня, но рядом с ним я всё равно выглядел субтильным индюшонком. Иллайуни, переместив ладони мне на затылок, чуть наклонил мою голову и провёл кончиком носа за ухом, напоследок легонько сжав сухими губами мочку. «Танита же там, за дверью! Увидит ведь!» — в смятении подумал я, но он прижался ко мне всем телом одновременно доверчиво и настойчиво, и все панические мысли разом вылетели из головы. Я был почти уверен, что в этот самый момент он околдовывает меня, опутывает своими лёгкими, незаметными чарами, и, пока совсем не лишился боевого настроя, упёрся ладонями в его грудь и вытолкнулся из его рук. Отчаянно красивый парень, каким учитель оказался, когда я снова увидел его лицо, внезапно помолодел ещё больше. Он неожиданно стал походить на моего тридцатилетнего младшего братишку, каким я его запомнил, когда уезжал из Ехо в ссылку. — Я пойду на эту ярмарку, Мастер Иллайуни, — упрямо сказал я, сделав глубокий вдох, решив не заострять внимания на его кейифайских повадках, а потом добавил умоляюще: — Не могу не пойти. «Меня там девушка ждать будет», — добавил я мысленно, но вслух не сказал. Он был моим наставником и учителем, поэтому я никак не мог избавиться от просительных интонаций, хоть и считал, что Иллайуни — последний, кто будет препятствовать мне во что бы то ни стало, предъявлять ультиматумы или ещё как-то ставить меня в безвыходное положение. Ну, подуется какое-то время, ну, выгонит из дома дюжины на четыре дней — на улице вовсю весна, при желании я бы не замёрз даже ночью, а уж тем более днём, когда обычно сплю. — Значит, такая у вас, людей, нормальность, да — шарахаться толпой меж нескольких прилавков и шатров? — капризным голосом заключил он. — Не пожалей, Менке. Я-то собирался рассказать о чрезвычайно полезном приёме, как поймать Смерть, если не успел схватить её при открытии Врат, но теперь даже не знаю, когда выдастся удобный случай... — Случай обязательно будет! Он просто должен появиться, но потом! — горячо заверил я Мастера Иллайуни, посчитав, что буря между нами окончательно стихла. Не мой конёк это был — пророчествовать, но мне очень нравилось то, чему он нас всех учил, и я буквально мучительно раздваивался внутри, решая: остаться с ним и узнать, как делать очередную потрясающую вещь, или пойти с Карвеном и Танитой (им-то, в отличие от меня, было можно!) на самое большое и яркое весеннее торжество, которого жители Ачиннады да и всего Суммони ожидают целый год, — Праздник Морского Сияния. — Да вы же всегда раньше отпускали нас всех! Почему мне нельзя в этот раз? — Потому что ты изменился! — ни с того ни с сего повысив голос, ответил учитель и, стремительно переместившись мимо меня к выходу, вылетел из собственного дома. Только пару секунд я оторопело смотрел ему вслед, а потом бросился за ним. Уйдёт ведь, заляжет на дно моря, а я так и останусь без внятного положительного (обязательно положительного!) ответа. Магистры знают, зачем мне так нужно было его одобрение. Всё-таки я был очень зависим от мнения Мастера Иллайуни, и мне всё меньше нравилось это. А ведь до недавнего времени меня это обстоятельство ничуть не тяготило. Значит, учитель снова оказался прав: я меняюсь. Вот только не в ту сторону, в которую хотел бы он. — А вдруг вам бы тоже понравилось там? Будет весело! — пытался на бегу разговаривать я со спиной убегающего кейифайя. — Это же не просто обычный базар, какие устраивают в городе каждые две дюжины дней. Съедутся купцы, театральные труппы, фокусники — и все из разных стран! Ни одной площади не останется свободной! Даже карусели будут! — заливался я певчим какетиком, преследуя его до самой кромки воды и ещё немного. Я не смог обмануть даже себя самого, не то что Иллайуни: не хотел я вовсе, чтобы он отправился со мной, а иначе, если и не разрушит мои планы, точно собьёт весь настрой — вещь для празднований и свиданий совершенно необходимая. — Ну вот ещё! — фыркнул он в ответ, обернувшись ко мне. Одни только взлетевшие вверх брови ясно выражали всю невообразимую глубину презрения в такому времяпрепровождению. Яснее некуда. — Уже реши, наконец, что для тебя важнее, Менке, а то сил никаких нет терпеть твои глупые метания. И тут до меня вдруг дошло, будто кто-то посторонний вложил эту мысль в мою голову: лукавит ведь! Всё это возмущение Мастера Иллайуни в большей степени было наигранным, и лишь небольшая его часть — настоящей. И пока я лихорадочно пытался вообразить причину такого поведения, учитель юрко нырнул в воду, оставив мне только чувство звенящего одиночества, щедро разбавленное растерянностью и недовольством. Как же я понимаю Мастера! Я бы и сам с радостью спрятался на дне моря от дикого сумбура, развалившегося в моей голове подобно куманскому халифу на уладасе и с изрядными запасами пэпэо. Но это было невозможно — спрятаться от самого себя. Поэтому я просто со всей дури замолотил ладонями по воде, обрызгав всего себя, и насквозь мокрый потопал обратно к береговой кромке. Танита стояла неподалёку от дома и растерянно смотрела на меня, Айса с Карвеном в полумиле бежали к нам со стороны города. Смотреть друзьям в глаза и тем более объяснять, почему загнал Мастера Иллайуни в море, мне не хотелось, поэтому я, выйдя из воды, сразу пошёл по пляжу прочь, надеясь, что никто не станет меня догонять. Утро следующего дня выдалось пасмурным, но очень тёплым. Айса, скроив равнодушную гримасу, отказалась идти с нами в город, сказав, что проведёт время не в пример лучше нас — в полном одиночестве купаясь в море. Не иначе, собралась караулить Мастера Иллайуни, когда тот надумает всплыть со дна. Мне было её жалко, я даже думать не хотел, что случится, когда до неё окончательно дойдёт, в кого она умудрилась влюбиться. Ачиннада была небольшим приморским городком, но на время Праздника Морского Сияния — самого весёлого, размашистого, жизнеутверждающего торжества в честь весеннего пробуждения Ариморанского моря — становилась многолюднее и оживлённее суммонийской столицы. Чтобы попасть в неё, нужно было пересечь пляж, где стоял дом Иллайуни, и по одной из широких каменных лестниц подняться на невысокий кустистый пригорок. Какое-то время я шёл туда вместе с Карвеном, стараясь отвлечь себя от тревожных мыслей об учителе, который до сих пор мок где-то в глубине моря. Но вот впереди и вверху, на последней (или первой, как посмотреть) ступеньке лестницы, показалась Теяра, и я позабыл и о друге, и об Иллайуни — обо всех, кроме неё. Она радостно махала нам обеими руками. В своих свободных одеждах цвета золотистого мёда, стянутых на талии фиолетовым расшитым поясом, Теяра казалась мне достойной преемницей солнца, сейчас лениво прятавшегося за облаками. Карвен понимающе улыбнулся, отошёл в сторону и отстал, сказав напоследок, что попробует отыскать Таниту. Та вышла из дома ещё раньше, прихватив свою ишку; её пригласили играть сегодня на главной площади, а потом на карнавальном шествии. — Я устрою тебе такую экскурсию! Покажу всё-всё! Тут столько всего сделали! А планируют ещё больше! — взахлёб говорила Теяра, увлекая меня за собой, а я не особо и сопротивлялся. — Мне уже рассказали, — засмеялся я. — А теперь ещё и увидишь. Твой учитель придёт? — А что? — удивился я внезапной смене темы, тряхнул головой и собрался с мыслями: — Гвалт, теснота, вонь и жулики — так назвал Мастер Иллайуни эту ярмарку и отказался идти. Вообще-то, он и мне не дал разрешения. — Но ты здесь, — сказала Теяра и подарила мне лучезарную улыбку: я был с ней вопреки запрету, и это делало ей своеобразный комплимент. Ради неё я был готов сбегать из дома хоть каждый день. — Почему ты заговорила о нём? — Да так. Несмотря на утро, вдоль дороги, ведущей в город, уже выстроились деревянные обозы, которые предприимчивые купцы переделали в витрины и прилавки и теперь раскладывали на них свой незамысловатый плодово-овощной товар. Теяра купила гроздь крупного фиолетово-розового винограда — зимних ягод, выращенных с применением магии — и, отщипывая по одной штучке, стала кормить им меня, и про себя не забывая. Наши поцелуи приобрели восхитительный терпко-сладкий привкус. Кажется, мы даже измазали губы и лица тёмным соком, отчего не могли уже смотреть друг на друга без смеха. Пришлось срочно искать ближайший фонтан, чтобы умыться. — Ты заметил, где мы только что прошли? — спросила моя девушка, вытирая с лица капли воды. — И так украшен весь город, представляешь? Такие сине-золотые туннели получились, с ума сойти! Над узкими улочками, между стенами домов, украшенных голубыми, синими и фиолетовыми полотнами, были натянуты сетки с подвешенными к ним жёлтыми и оранжевыми фонариками. Когда стемнеет, эти фонари зажгут — и исхоженная вдоль и поперёк Ачиннада в один момент превратится в искрящийся лабиринт с загадочными переходами и полузнакомыми перекрёстками. — А ты сама надолго... — начал было я, но Теяра перебила меня, догадавшись, о чём я собирался спросить. — Мои домашние сказали, что я могу вернуться хоть к завтрашнему утру. Они сами собираются гулять, как минимум, сутки. Так что времени у нас с тобой много. Ты даже успеешь показать мне, где живёшь, как обещал. — Обещал разве? — удивился я, подумав, как плохо относится учитель к людям, праздно ошивающимся на «его» кусочке берега. Что-то непохоже было на меня — давать подобные, заведомо невыполнимые обещания. Обычно просторные площади теперь были плотно застроены пёстрыми, увешанными фонарями, павильонами, отчего превратились в крошечные города в городе, с собственными улочками и перекрёстками. Теяра много смеялась, радуясь нашему свиданию, я улыбался, не пропуская ни одной возможности поцеловать её, смотрел на своё персональное солнце, и любовался им, и верил, что в этом году праздник станет совершенно особенным, незабываемым событием. Для меня-то уж точно. Иначе и быть не могло! — Вот отсюда, — торжественно объявила Теяра, раскинув руки в стороны и крутанувшись на одной ноге, — начнётся карнавальное шествие к морю. Это будет вечером. А вон там, — она махнула рукой в направлении другой площади, — аттракционы. И мы, ты и я, пойдём именно туда прямо сейчас. Мне не терпится покататься с тобой на «Крыльях Эдорьяна»! Я был не против. Взяв губами из пальцев Теяры последнюю ягоду, я хотел уже было начать выбираться из узких переходов между деревянными постройками, как на моё плечо легла тяжёлая рука. От неожиданности я поперхнулся, виноградина вылетела изо рта и была тут же раздавлена ногами какого-то пожилого господина. Моя девушка, удивлённая и растерянная, тоже согнулась под тяжестью чьей-то руки. Я быстро обернулся, чтобы оттолкнуть непрошенного любителя обниматься, и узнал Мастера Иллайуни. Он, одетый в ярко-зелёную мантию цвета молодой весенней листвы, препоясанный поверх красным кушаком, с широченной улыбкой бесцеремонно прижимал нас к себе, словно мы с Теярой были его любимыми малолетними внуками. Вот чего-то подобного я и боялся. — Вы, кажется, хотели отправиться на карусели? — как ни в чём не бывало спросил учитель и буквально обнюхал сначала моё лицо, а потом и Теяры. — Что ж, я с вами. Вы же не против? Вместе веселее! — Мастер Иллайуни, — выдав натянутую улыбку, пролепетала моя девушка и мягко высвободилась из объятий моего наставника, — рада с вами наконец познакомиться. Я... — Да знаю я, знаю, кто ты, — равнодушно бросил он, отпуская из дружеского захвата мою шею и нагло вклиниваясь между нами, — Теяра Кована, дочка чокнутого угуландского мага, изгнанного из собственной страны за тяжёлый характер и злокозненность. Что ж, девочка, не повезло нам с тобой с родственниками. Тут и я обрёл дар речи. — Вы же не хотели сюда приходить... — Не хотел, — согласился он, и тут же добавил: — А потом захотел. Ты так искрился, когда отпрашивался на этот праздник, что я подумал и тоже решил повеселиться и посмотреть заодно, каким мёдом тебе, Менке, тут намазано. Теперь понимаю. — А что за нелепость на вас одета? Иллайуни расхохотался так громко и заразительно, что даже я улыбнулся, через силу. — Это — моя старая мантия Хранителя. Сойдёт за карнавальный костюм, а? — Я думал, вы давно избавились от всего, что может напомнить о прошлом. Чего это вам вздумалось надеть её? Да ещё с красным поясом. — Так праздник! Всё ради него. Думаю, голых парней здесь бы не одобрили, как ты думаешь? — Или наоборот, — съязвила Теяра, скрестив руки на груди и многозначительно поиграв бровями. Я непроизвольно закрыл лицо руками, со страхом ожидая реакции учителя на скабрезные намёки моей девушки, обычно такой нежной и деликатной. — И то верно, — легко рассмеялся он, но я видел, как в его глазах плясали безумные огоньки, — стоит донести до людей, что ты — кейифай, и тебе всё сойдёт с рук, даже разгуливание голышом. Не беспокойся, Менке, я не собираюсь раздеваться. В этом был весь он — Мастер Иллайуни. Я глубоко вдохнул и выдохнул, понадеявшись, что он не станет портить моё свидание ещё сильнее, чем уже испортил, и тихо, подобно Карвену, отойдёт в сторону. Напрасно надеялся. На площади с аттракционами было шумно: громкая музыка, детский смех, говор десятков языков и наречий, скрип, звон, шарканье, глухие удары непонятного происхождения смешивались в невообразимую какофонию — непременный атрибут больших праздников. Теяра тут же потащила меня к высокой карусели с двухместными мягкими креслами на длинных цепях — «Крыльям Эдорьяна». Мы заняли одно место и крепко обнялись, а когда я осмотрелся, боясь увидеть учителя где-то поблизости, то обнаружил его на сиденье впереди. Он, свободно разместившись там один, закинул руки на спинку, и, казалось, забыл о нашем присутствии. Карусель начала вращаться, постепенно набирая скорость, и уже через минуту я понял, что Мастер Иллайуни специально выбрал место прямо перед нашим. Мы неслись по кругу, поднимаясь всё выше и выше, пока не поравнялись с окнами третьих этажей окружающих домов, словно и впрямь летели на крыльях одного из Йохлимских Ветров. Теяра, завизжав от восторга и лёгкого испуга, вцепилась в мою руку. И только я расслабился и, зажмурившись, подставился ветру, как в лицо мне неожиданно прилетело нечто мохнатое и стало щекотать нос и залезать в рот. Отплёвываясь и отмахиваясь, я открыл глаза и еле удержался, чтобы не заорать с досады: длинные волосы Мастера Иллайуни, сидевшего впереди, свободно развевались на ветру, легко доставая до нас с Теярой. Они закрывали весь обзор, мешали дышать и вообще наслаждаться катанием. Я покосился на свою девушку и понял, что она тоже не очень-то довольна происходящим. Ведь нарочно этот старый кейифай распустил свои патлы! Нарочно! «Ну, извини, Менке, — с улыбкой развёл он руками чуть позже. — Извини. Тебе вчера удалось вывести меня из себя, а я ведь иногда бываю по-детски мстителен, что поделать. Больше неприятных ощущений я тебе не доставлю». Мастер Иллайуни всегда держал свои обещания. Всегда. После «Крыльев Эдорьяна» учитель исчез из поля моего зрения, но только затем, чтобы вновь внезапно объявиться рядом, когда я и Теяра заняли соседние места на аттракционе «Прощение луны». Мы с ней сидели верхом на деревянных разукрашенных «лунных быках» и держались за руки, и я жалел только об одном — что «быки» были одноместные, лишив нас заманчивой возможности кататься в обнимку. Мастер Иллайуни подсел ко мне неожиданно, в последний момент притиснулся сзади, крепко обхватив меня руками и прижавшись к моей спине грудью и животом. Я клацнул зубами, дёрнулся, чтобы скинуть его с бычачьего зада, но карусель заработала, и мне пришлось смириться с лишним наездником. Пока мы катались по кругу, он дразнил меня и мою девушку: нарочно проводил ладонями по моим бёдрам, оглаживал бока, ещё теснее прижимался ко мне пахом, и Теяра видела это, бледнея и зеленея от досады. «Грешные магистры! Перестаньте! Вы же обещали!» — Я говорил, что неприятно не будет, — игнорируя Безмолвную Речь, вслух сказал Иллайуни. Он наклонился ко мне близко-близко, а его ладони мягко легли на низ моего живота. — Тебе неприятно, Менке? Я вцепился руками в рога «лунного быка»: свалиться с карусели в разгар катания было бы ещё глупее, чем просто тихо сгорать от стыда. На Теяру я не смотрел — понятно же, что ей удовольствия в этом безобразном зрелище тоже было мало. — Мастер Иллайуни, — гневно сверкая глазами, обратилась к нему моя девушка, как только карусель остановилась, и мы сошли на твёрдую землю. Точнее, сошли учитель и Теяра, а я просто сполз — ноги едва держали меня. — Я вам настолько не понравилась? И что ещё вы задумали? Чего нам ждать? — Что задумал? — преувеличенно спокойно вымолвил Иллайуни и показушно задумался, то старея, то молодея на наших глазах. — А разве я не испорчу праздник, если скажу? — Себе! — фыркнула Теяра. — Только себе. — Только это и важно, — рассмеялся учитель, развернулся и нырнул в толпу, да так, что я потерял его из вида уже через полдюжины секунд. Я не мог отделаться от ощущения, что Мастер Иллайуни следит за нами, ещё очень долгое время. Теяра, добрая душа, старалась отвлечь меня от выходок учителя, как только могла, таская меня по всему городу. Благо он был небольшим, и за несколько часов мы успели обойти его весь. К вечеру, когда небо прояснилось, а воздух окрасился в розовый, мы с Теярой, по примеру многих других влюблённых парочек, арендовали крытую лодку и вдвоём отплыли в море, совсем недалеко — только чтобы приглушить шум праздника, доносившийся от иллюминированной Ачиннады и многолюдного побережья. Тишина и уединение после утомительного дня сделали своё дело: я наконец успокоился, а следом оценил и богатые возможности для приятного досуга с девушкой в приватной обстановке, которые предоставляло нам наше временное убежище. Тем неожиданнее было, когда лодка вдруг сильно покачнулась, будто от резкого порыва ветра. Я не удержался и упал на Теяру, придавив её собой. Едва я принял вертикальное положение, лодку снова качнуло и бросило в сторону. В надежде понять, в чём дело, я осторожно выполз из укрытия, хватаясь за всё, за что только мог. От непрерывной качки огни фонариков на берегу метались вверх и вниз, словно отплясывали залихватский народный танец, моя девушка кричала от страха, и я, цепляясь за прыгающие борта лодки, пополз обратно к ней. В какой-то момент раскачавшаяся лодка накренилась особо сильно, перевернулась, и нас с Теярой выбросило в воду. Она умела плавать, но намокшее платье с длинными широкими рукавами не давало ей грести, поэтому мне пришлось самому буксировать свою девушку к берегу. Я даже почти не удивился, когда обнаружил преспокойно сидевшего поблизости Мастера Иллайуни. Почувствовав дно под ногами, Теяра вырвалась, ударив меня кулаком в лицо, самостоятельно добралась до сухого песка и, откашлявшись и отфыркавшись, содрала с себя пришедшую в негодность одежду, оставшись в исподнем. Всё ещё оставаясь на взводе, она метнулась к моему учителю, пнула песок в его сторону и прошипела: — Я всё поняла! — Всё-всё? Неужели? Едва ли тебе это по силам, — равнодушно отозвался тот, лёгким мановением ладони остановив летевшие в его сторону песчинки. — Я поняла! Не смею больше отвлекать вашего ненаглядного Менке от учёбы или... чем вы там с ним занимаетесь обычно! И ушла. Всего за несколько секунд я испытал острый приступ возмущения, ядовитый укол разочарования и почему-то облегчение. Я не терял надежды помириться с Теярой, но не прямо сейчас — позже, когда впечатления этого «незабываемого» дня немного поизотрутся и поблекнут, заслонённые более свежими и приятными. «Да уж, в этом году праздник и в самом деле особенным вышел», — с тоской подумал я, коснувшись пальцами саднящей скулы, куда ударила меня Теяра. Я не посчитал нужным что-то говорить учителю или спрашивать его, почему он поступил так, как поступил. Я едва ли мог рассчитывать на честный ответ, а нечестный меня не устроил бы. Оставив его в одиночестве, я отправился домой, не особо различая лица и улицы. Меня уже не интересовали декорации города, костюмы участников шествия, которое вот-вот отправится в сторону моря; моим самым большим желанием сейчас было только спрятаться в доме, в нашей с Карвеном общей комнате. Он вряд ли появится раньше утра, а мне нужно было как-то всё случившееся переварить и обдумать. Так нужно, что, ворвавшись в дом, я чуть не сбил с ног Айсу, недоумённо следившую за встрёпанным, мокрым и злым мной. Единственное, о чём я, укрывшись с головой одеялом, жалел почти так же, как об испорченном свидании, — что я пропущу кульминацию праздника, главное зрелище, ради которого в Ачиннаду съезжается половина, если не больше, гостей. Сколько лет я — один из тысяч ожидающих чуда людей — с неизменным восторгом наблюдал, как в день весеннего равновесия вода Ариморанского моря начинает светиться: из самых его глубин вдруг пробивается мягкий серебристо-розовый свет, поднимается, расширяется, разливается от прибрежного мелководья до самого горизонта, бесчисленными тонкими, как спицы, лучами устремляется в ночное небо, призрачными отблесками лежит на кронах деревьев и стенах домов на побережье, до самого рассвета. Праздник Морского Сияния. Считается, что если отплыть в это время достаточно далеко от берега, можно услышать не только чарующее пение морских духов, но и обеспечить себе феноменальную удачу на весь следующий год. Только мало кто решается на это, потому что плыть почти что в чистом потоке света жутко. Зато после этого праздника начинается горячий сезон для рыбаков, ведь море, официально вступившее в весну, становится необычно щедрым на улов. Купцы, торгующие со странами Чирухты и Хонхоны, тоже стараются вернуться в Суммони к Празднику Морского Сияния и выходить в новые рейсы уже после него. Они верят, что корабли, омытые сияющими водами Ариморанского моря, приобретают надёжную защиту от всего на свете. Под «всем на свете» обычно подразумевались пираты, шторма и прочие стихийные бедствия. Я услышал, как кто-то запросто вошёл в мою запертую комнату, будто и не было на двери никакого замка. Неужели Айса где-то достала ключ от этой комнаты? Или, может, это я обронил его и не заметил, растяпа? — Не знаю, собирался ли ты вылезти из своей норы в ближайшее время, и знать не желаю, — раздался свыше голос, но не бывшей предводительницы шайки новых мятежных магистров, а Мастера Иллайуни; возможно, ключ ему и не понадобился: в его собственном доме препятствий для него действительно не было никаких, — пришёл час расплаты, Менке. Я уже тут. А всё, что он нам с Теярой устроил сегодня, — это разве не расплата была? — Вылезай-ка ко мне, — продолжил учитель, откинул одеяло, поморщился и за ногу стащил меня с сырой кровати (я даже не вспомнил, что надо бы сменить одежду после вынужденного купания!). Я плюхнулся на пол, но тут же сел и подтянул к себе колени, покосившись на распахнутую дверь, которую он не потрудился за собой закрыть. — Убивать я тебя пока не буду — хлопот много. Да и выносить твои переживания из-за этой корыстной девчонки мне проще, хоть тоже приятного мало. — Вы о Теяре? — спросил я, недоумённо наблюдая, как Мастер склонился надо мной и недовольно потянул вверх мою мокрую тунику, сняв её и оставив меня в одних штанах. — А ты ещё в кого-то влюбился, несчастный? Сними остальное. — Зачем, Мастер Иллайуни? Что вы хотите сделать?! — я думал, что ослышался. Но учитель стоял надо мной и молча ждал, когда я сделаю так, как он сказал. Я чуял, что что-то здесь не то: если он так пытается заботиться обо мне, мог бы просто напомнить переодеться и уйти по своим делам, как всегда было. Но почему он стоит и ждёт? Я, вот ведь странно, не смог воспротивиться его просьбе, а потому послушно встал, снял с себя штаны и снова поспешно сел на пол в прежней позе. — А что ещё я могу сделать, — заговорил учитель, наконец, опускаясь на колени рядом со мной и приподнимая мою голову за подбородок, — когда мой собственный ученик на самом пике сексуального возбуждения получает от девушки удар по лицу вместо ночи сладострастия? Всё лучше видеть, как ты получаешь удовольствие, а не гневаешься и обижаешься. Да, у меня тут и свой интерес, а ты как думал. Столько сегодня от вас обоих натерпелся, что теперь мне требуется передышка. Хотя на каруселях было по-настоящему весело, я бы повторил. Его речь лилась плавно и неспешно. Но вот он вдруг нахмурился и резко закончил: — Вот только давай не погань своё звучание ещё и страхом! От него у меня горло немеет и склеивается, как от ядовитого арварохского мёда. — Вы ещё скажите, — подбавляя в голос каплю ехидства (на большее меня всё равно не хватило, хотя вялые возражения во множестве копошились на кончике языка), — что я должен быть благодарен вам за то, что Теяра ушла. — Было бы неплохо. Девчонка тебя использовала, чтобы подобраться ко мне и моим секретам. Для родителя старалась. Ты не знал? Менке, Менке... — тут голос Иллайуни снова изменил тональность: вдруг понизился до интимного шёпота, и учитель медленно, но уверенно раздвинул мои колени. — Я был не против твоих встреч с Танитой. Но пока ты учишься у меня, пожалуйста, не ищи девушек на стороне. Я сам помогу тебе. Поверь, я смогу удовлетворить твои потребности и дать сверх того. — Вы что же... — я осёкся, не смея высказать возникшую бредовую, мысль. — Мм? — рассмотрев меня внимательно и довольно ухмыльнувшись, учитель поцеловал меня в лицо — туда, где болело. — Ну, спрашивай уже. Только быстрее, мне уже не терпится наложить на тебя руки. — Мастер Иллайуни, вы ревнуете меня что ли? К Теяре? Он даже чуть-чуть отодвинулся от меня, удивлённо взглянув в глаза. — Как ты думаешь, солнце может светить только на одного единственного человека, игнорируя остальных? — Нет. Но вы — не солнце. — Я — кейифай. Это ещё хуже. — Почему? Вы меняете наш внутренний мир, мы — ваш, — несло меня, шальная мысль никак не хотела не думаться. — Всё, Менке, мы подошли к пределу: ты — глупости, я — терпения, — прошептал он и легко, почти невесомо поцеловал в губы. — Я знаю, ты не привык быть с мужчиной, поэтому для первого раза я лишь докажу тебе, что хорошо бывает не только с девушкой. Моё сопротивление Мастеру Иллайуни было чисто символическим. Я почти спокойно наблюдал за его руками, которыми он гладил мои бёдра и живот, и все слова возражений, вроде бы готовые сорваться с языка, почему-то так и оставались неозвученными. Я не понимал, почему меня не сильно взволновало то, что он со мной собирался сделать. А что он, кстати, собирался? Правой рукой учитель чуть прихватил мои волосы и слегка запрокинул мою голову назад, прижав затылок к мягкому матрасу. На кончике пальца его другой руки я заметил маленькую горошину какого-то красного вещества, которую он выудил из непонятно откуда взявшейся здесь баночки, и через мгновение я почувствовал мягкое давление на кольцо мышц внизу, к которому так до сих пор не прикасался никто и никогда. Ещё миг, и Мастер Иллайуни ввел в меня палец на всю длину и тут же вытащил, протолкнув красную горошину внутрь. Так глубоко, как только смог. Посуху. Получилось болезненно, и я не смог сдержать всхлип. — Успокойся, Менке. Сейчас ты забудешь, что когда-то умел испытывать боль. Останется только наслаждение. Экстаз и удовольствие. Верь мне. — Что это было?! Что вы в меня... — Тсс, сам поймёшь. Я подозревал, что кейифайи могут использовать какие-то возбуждающие средства, но сам никогда не видел ничего подобного. И тем более не испытывал на своей шкуре. Руками Мастер Иллайуни меня больше не касался, я чувствовал только его губы, отмечавшиеся на лбу, на подбородке, на висках, на шее — везде, куда дотягивались. Первые волны жара и возбуждения не заставили себя долго ждать. Они сотрясали меня, расходясь по телу от мест поцелуев, сверху вниз, а не наоборот, как я ожидал. А учитель, по-прежнему не дотрагиваясь до меня руками, мучительно медленно и неторопливо преобразовывал моё тело из сырой деревяшки в полыхающий костёр, виртуозно проделывая это лишь при помощи губ. И ещё языка. — Не трожь! — шикнул он на меня, когда я потянулся к себе, чтобы хоть как-то сбросить напряжение, прижал мои запястья к полу и крепко впился в губы. — Не могу терпеть больше... — вырвалось у меня вперемежку со стоном, поскуливанием и шумным дыханием, как только мне удалось отвернуться от него. — Сделайте что-нибудь... с этим... сделайте. Грешные Магистры, это что — мой голос?! Тело задеревенело и требовало немедленной разрядки. Мне казалось, попади на меня сейчас капля воды, она моментально зашипит и испарится. Я елозил ягодицами по полу и бесстыдно тянулся к учителю. Но мне плевать было на стыд. Да и на Мастера Иллайуни, по большому счёту, тоже было плевать. Я к этому моменту, стремительно теряя последние здравые мысли, был готов принять помощь от кого угодно. А если бы он освободил мои руки, то и просить никого не пришлось бы. — И в самом деле — уже готов, — чуть удивлённо проговорил Иллайуни и тут же улыбнулся. — Ну и что бы ты без меня делал, Менке? — Удовлетворил бы себя сам, скорее всего, — фыркнул я: хотел усмехнуться недогадливости учителя, а получилась какая-то хриплая безмолвная мольба. — Никогда так не делай, когда я рядом. Не в одном со мной доме. Полагаю, я и на расстоянии почувствую твои намерения. Ты даже не представляешь, как трудно мне будет не отправиться на твои поиски в этом случае. Но... пришло время, Менке. Мастер Иллайуни продемонстрировал мне свою ладонь, давая понять, что сейчас пустит её в ход. Магистры! Я, кажется, ничего в Мире не хотел так, как прикосновения этой руки сейчас! Я начал стонать в голос и уже откровенно дрожал, когда учитель коснулся моего входа одним только пальцем, и как только это произошло — в тот же самый миг я не выдержал и выплеснулся прямо на его руку. Около минуты я только закрывал и открывал глаза, приводя расфокусированное зрение в порядок и приходя в себя. Мне было всё ещё жарко. Сердце билось в горле вместо кадыка. Пальцами я вцепился в покрывало кровати, чтобы было не сильно заметно, как дрожат мои руки. Мастер Иллайуни, нежно дотрагиваясь до меня, собирал моё семя, обильно размазывая его по своей ладони. Я снова напрягся, когда он, сложив три пальца в щепоть, приставил их к моему входу и чуть надавил. — Нет! Нет, нет, нет! Пожалуйста, не надо! — забеспокоился я и хотел было отползти подальше. Мне это, впрочем, не удалось: пятки скользили по гладкому полу, а мышцы больше походили на желе. — Я знаю, тебе было хорошо, — прошептал Иллайуни, снова водворяя меня на прежнее место, — но этого же совершенно недостаточно. — Я не хочу! — запаниковал я, живо вообразив, как больно мне будет, если он попытается впихнуть в меня это. Я попытался отпихнуть от себя его руку. — Да сиди ты, глупое создание! — воскликнул учитель и, особо не церемонясь, ввёл кончики сразу трёх пальцев. У меня внутри всё сжалось в предчувствии боли, а тело напряглось, как струна; я стиснул пальцы не только на руках, но и на ногах. Но не случилось ничего страшного. — Вот так, — тихо проурчал на ухо Мастер Иллайуни и, как только я немного расслабился, снова надавил, вызвав у меня короткий вскрик. И снова не было больно. — Так, — приговаривал он, растягивая меня медленно и постепенно, а я вторил его «так» стонами и всхлипами. — Не буду объяснять тебе элементарные вещи, Менке, терпеть этого не могу. Зато продемонстрирую, это мне больше по душе. Я задохнулся от яркой вспышки незнакомого пронзительного ощущения, когда он каким-то особым образом повернул пальцы внутри меня. Это было похоже на смерть — я знаю, о чём говорю. Однажды учитель позволил мне умереть вместо одной нервной и экзальтированной девушки. Невероятно одарённая художница, она должна была броситься с высокой скалы в море, но не разбиться, а долететь до воды и захлебнуться. Так же и сейчас, в один короткий миг я ощутил, что лечу, не падаю, а именно лечу, и пережил сопутствующие восторг, эйфорию, страх, что этот первый полёт окажется и последним. Удар о воду. Тело, онемевшее в полёте от холодного ветра, не почувствовало боли, когда его сломало, смешало с волнами и бросило на камни. Тогда, умирая, я почти сразу потерял сознание. Но сейчас оно оставалось при мне. Я кричал, хрипел и стонал, не сдерживаясь. Комната плыла перед глазами. У меня, кажется, даже галлюцинации начались: злая и ошарашенная Айса, прибежавшая на мой крик, вдруг привиделась мне твёрдой скалой и острыми камнями, Иллайуни, сосредоточенный на мне и сильными глубокими движениями перемешивавший меня с собой, со всем Миром, с радостью и болью, — штормящим морем. Яркий жемчужно-розовый свет из окна осветил полутёмную спальню, обласкал стены и мебель, мягкими мазками лёг на лицо учителя, и я понял — это начало светиться Ариморанское море. Я быстро сбился со счёта, сколько раз подряд я кончил, и даже сколько времени это заняло. Горящий и заворожённый взгляд Айсы, потемневший — Иллайуни, сияющие небеса за окном, цветные пятна под веками, стоило закрыть глаза, — видимый мир ещё долго кружился и прыгал вокруг меня, не желая успокаиваться и обретать чёткость. Пожалуй, этот Праздник Морского Сияния и в самом деле станет самым незабываемым в моей жизни.