~
Он отпросился ещё до того как они закончили мыть посуду. На то, чтобы убрать вымытые и высушенные тарелки, потребуется едва ли минута или две, поэтому Мустанг отпустил его с понимающей улыбкой. Не обращая на это внимания, он бросился вверх по лестнице и помчался в библиотеку, хватая чернильницу и пачку бумаги. Когда он вернулся на кухню, Мустанг был уже готов и ждал его там, насухо вытирая бледные руки пушистым кухонным полотенцем. — Осторожнее, — сказал Сволочь, когда Эд чуть не споткнулся у подножия лестницы, порт ноги неприятно кольнуло болью. Эд только нахмурился, глядя на мужчину, который пересек кухню и вошёл в столовую, где обогнул длинный стол и подошёл к гобелену. Главная трапезная представляла собой дальнюю часть площади, которую он внутренне назвал Большим залом, она охватывала всю южной половину дома с просторной зоной для развлечений и прочего. Если убрать стол и прочую мебель, то комната превратится в бальный зал среднего размера. Потолок был высоким, как и все в доме. На нём красками пестрила фреска иллюстрирующая Великую Аместрийскую Войну, та самая бойня, которая сформировала Аместрис. Если Эда не подводила память, то была битва между Драхманской империей и в то время разбросанными племенами Аместриса, примерно в третьем-четвертом столетии нашей эры. Обычно амбивалентные по отношению друг к другу и неплохо знакомые, так как торговали между собой, племена объединились в отчаянной попытке вытеснить захватчиков. Под случайным командованием первого Великого генерала Фридриха Завоевателя (эквивалент современного фюрера) племена победили, и в самом сердце Централа родился город-государство, моделирующий впечатляюще древнюю и тогда ещё функционирующую систему Креты. Молодой и хрупкий город-государство назывался Аместрис — старое ксеркское (а, возможно, персидское) слово, означающее «друг»: свидетельство прочной дружбы между племенами. (2) — Оно довольно дорогое, — заметил Мустанг, подходя к Эду и глядя вверх, запрокинув голову. — Но того стоит, не правда ли? Эд продолжал задумчиво смотреть на фреску. Утренний свет сыграл с ней злую шутку и на мгновение его глаза вдохнули жизнь в неподвижные изображения. Вот с тел лежащих на земле закапала кровь, в руках воинов засверкали мечи, боевые кони забили копытами о землю, а великий человек на огромном скакуне поднял зелёный развивающийся флаг над мёртвым генералом драхманов. На зелёном флаге же было прекрасно видно известный всем символ белого зверя, готового защищаться и нападать. — Знаешь, чего я не могу понять во всём этом? — Эд задумчиво склонил голову набок. Мустанг терпеливо ждал продолжения. — Крета была древним демократическим городом-государством. В книгах говорится, что Фридрих создал Аместрис по образцу Креты. Почему же тогда сейчас мы милитаристы и настолько далеки от демократии? — Хороший вопрос, — кивнул Мустанг. — Садись. Вот твой сегодняшний урок политики. С нетерпением садясь и придвинув чернильницу с бумагой, Эд приготовился слушать. Их было только двое, поэтому они расположились ближе к официальной столовой и кухне, создавая мнимый уют. Другой холл находился через пустое пространство зала, рядом с концертным роялем и несколькими книжными полками и был куда менее приветливым по мнению Эда. Поэтому он растянулся на одном из кресел в углу, слегка наклонившись вперед, жаждая хорошей истории. — Причина, по которой Фридрих отказался полностью имитировать демократическую систему Креты, — начал Мустанг без преамбулы, — заключается в том, что демократия не работает. Брови Эда взлетели вверх. — Крета прожила с её помощью около тысячи лет, знаешь ли. — И только посмотри, сколько было принято некомпетентных решений, — Мустанг откинулся на спинку стула, наморщив лоб в глубокой задумчивости. — Крета была великим городом-государством, в котором большое внимание уделялось культуре, искусству и поиску истины. Конечно, были свои недостатки, и они к несчастью были серьёзными. — Во-первых, я почти уверен, что ты вообще не выжил бы в древней Крете. Крета была очень похожа на западных колонистов. Они преследовали всех, кто шёл против нормы. Они презирали вольнодумцев, обвиняли их в ереси и нечестивец - да, они были религиозными - и приговаривали к смертной казни, иногда крайне разнообразными методами. Я могу назвать горстку влиятельных мыслителей, внезапно погибших из-за мелочного и бредового мышления масс. Услышав это, Эд поморщился. Он ненавидел людей, которые не могли или не хотели думать самостоятельно. — Во-вторых, в Крете не было настоящей демократии, была аристократическая демократия. По правде говоря, многие жители Креты не имели права голоса. Они были рабами, в лучшем случае крестьянами. Ты должен помнить, что история часто пишется предвзято, и почти никогда абсолютно правдиво. Понимаешь, человечество ненавидит признавать собственные ошибки, и чем они больше, тем это труднее. Эд кивнул. Звучало логично и слишком по-человечески. — И наконец, даже если бы это была настоящая демократия, она все равно не сработала бы. Фактически, так долго это работало только потому, что это было замаскированное правление верхних слоев населения, аристократии, в меньшей степени буржуазии, а аристократия, по своей природе, сильнее демократии. Подумай об этом, Эд. Что такое демократия? — Правило народного большинства. — А в чём здесь недостаток? — Сволочь сложил руки на коленях и выжидательно посмотрел на Эда глазами человека, который больше не был просто опекуном и компаньоном, но строгим наставником и учителем. В мгновение ока Эд вспомнил их разговор за завтраком. Он пробормотал, нахмурившись: — Большинство людей - идиоты. — Как всегда, отличный ответ, — блаженно улыбнулся Мустанг. — У тебя есть реальный потенциал для этого, Эдвард. — Пожалуй, я откажусь, — Эд угрюмо раскачивал ноги вперёд-назад, каждый раз его пятки ударялись о диван с приглушённым стуком. — Думаю, я бы смог заниматься политикой, но однозначно не буду. Она мне не шибко нравится. Совсем нет. — Пока ты готов просто разбираться в ней, большего я просить не буду, — Мустанг раскрыл ладони в знак принятия его позиции — явный признак его готовности дать Эду свободу выбора как в отношении мнения, так и в отношении карьеры. — Пока человек образован, просвещен и подготовлен, он будет прекрасно жить в этом мире, приложив достаточно усилий. Проблема в том, что большинство людей недостаточно образованы, не достаточно мудры, не достаточно тактичны или даже просто недостаточно разумны, чтобы решать за свое благополучие, что говорить о решениях определяющих курс государства? — Представь себе ужас, Эдвард, если бы Аместрис когда-то был отдан в руки тупого большинства. Права были бы потеряны, гранты на алхимию сведены к минимуму, защита стала бы второстепенной, средства были бы потрачены на досуг правящей верхушки, только обьём был бы куда больше, так как и людей было бы куда больше. Свободное мышление перестанет существовать из-за огромного давления, направленного на то, чтобы идентифицировать себя с большинством и избежать преследований. Обычные люди впали бы в панику и переживания, и каждая мелочь могла бы обернуться большой катастрофой. Никакой конфиденциальности со стороны военных; общественность будет знать всё, что не работает в политической схеме, то, что людям часто лучше не знать, и что делается для их блага. Как ты, возможно, уже знаешь, люди начинают ненавидеть и впадать в агрессию, когда грань их невинности и наивности, или мнимой морали пересекают, или когда они сталкиваются с чем-то, с чем их понимание просто не способно справиться. И да, Эд действительно знал это, куда лучше и куда ближе, чем хотел. В голове промелькнуло воспоминание о ненависти и страхе, в глазах его мамы, и он невольно, не в силах ничего с собой поделать, опустил голову, позволяя чёлке скрыть лицо в внезапном приступе стыда и ненависти к себе, что породило в нём содеянное. Часть него, та, что не имеет ничего общего с эмоциями, говорила, что её ненависть не совсем не его вина, что он не сделал ничего, чтобы спровоцировать её. Он всё сделал правильно, благодаря его действиям и его алхимии, она сейчас жива. Он спас её жизнь, он вернул её к жизни! Это она просто не могла всего понять, это она выбрала правде презрение, подпитанное незнанием. Но другая часть, детская, жалкая, не могла в это поверить. Ведь, если его любимая, самая лучшая на свете, мама, ненавидит его, это может быть только вина самого Эда. Матери всегда любят своих сыновей, это инстинкт, а значит он сделал что-то, что пересилило её природу. Или, может, его просто слишком сложно любить. Неожиданный вес опустившийся на его макушку ввернул Эда к реальности, прочь от едких насмешек Врат, обжигающей боли и стыда, что мешались в нём каждый раз, стоило словам матери снова всплыть в памяти. Он моргнул и посмотрел наверх — Мустанг осторожно, мягко положил неуверенную руку ему на голову. — Извини, мне не стоило, — произнёс Мустанг, негромко и почти с сожалением. Эд покачал головой. — Это не твоя вина, ты не должен извиняться. — В самом деле, тихо подумал он про себя, это я должен извиниться за все неприятности и неудобства, которые, должно быть, причинил тебе. — Это и не твоя вина. Не тебе извиняться. Слова были твёрдые и полны уверенности, они легко развеяли туман, которым стали мысли Эда. Они пригвоздили его к реальности, а тяжелая рука, переместившаяся на плечо сделала её чуть сноснее. И почему-то именно в этот момент Эд понял, насколько сильно Мустанг старается удержать его в реальном мире, дать какую-то стабильность. По какой-то совершенно непостижимой причине, этот человек делал всё, чтобы не дать ему погрязнуть в пучине депрессии. Неожиданно, это многое объяснило. — Ну, мама думает иначе, — фыркнул он, поднимая голову, но не сбрасывая руку с плеча. Она действительно успокаивала. Прикосновение не было тем, чего у него было в изобилии после трансмутации. Ему очень этого не хватало. — Твоя мать не знает, что ты сделал, ради неё и своего брата, — несколько надменно заметил Мустанг. Он, казалось, принял небрежное отношение Триши к достижению Эда за личное оскорбление. Но она действительно не слишком разбиралась в алхимии. Упокоившись Мустанг продолжил, тихим, но куда более уверенным голосом: — Её мнение неверно и несущественно. — А затем, как бы исправился: — Пожалуйста, пойми, что я не оскорбляю её или её интеллект, скорее… Скривив губы, Эд тихонько фыркнул. — Сволочь, просто находясь в комнате, ты оскорбляешь чужой интеллект. Застигнутый врасплох, Мустанг на долю секунды потерял дар речи. До этого Эду ещё ни единого разу не удалось вот так его подловить. Удовлетворённо улыбнувшись, Мустанг с шутливым одобрением в глазах игриво парировал в ответ: — Боюсь, тут ты ошибаешься, Эд. Это не я оскорбляю чужой интеллект одним своим присутствием, а ты. В конце концов, кто из нас тут юный гений? Эд закатил глаза. — Ой, заткнись. Он встал, схватил пачку бумаги и чернильницу. Пора приступать к работе.~
На широкой стене Большого зала был выставлен гигантский, непостижимо старый аместрийский гобелен. Как и ожидал Эд, он был защищён уплотнениями на четырех углах ткани, предназначенными для защиты от непогоды и разрывов. Мустанг вообще не осмелился прикоснуться к кругу, нарисованному на впитывающей ткани, и это было правильное решение — древняя вещь была колоссальным монстром, массив, который, вероятно, потребует у Эда кучу времени и огромной помощи, чтобы полностью расшифровать. Он уже чувствовал нетерпеливое покалывание в ладонях. Сдерживая свои эмоции, он встал перед стеной. Но отчего-то, встав перед гобеленом и смотря на круг, внутри пустил корни необъяснимый страх. Но для него не было причин. Ковер под ногами был пушистый и тёплый. Он неуверенно зарылся в него пальцами ног. Чего бояться? Это просто гобелен, не более того. Так что за непонятный страх? Ему неоткуда взяться. Врата в голове были мертвенно тихи. — Всё хорошо, Эд? Он подпрыгнул. — Ага, — у него несколько вспотели ладони. — Да, хорошо. Глубоко вздохнув, он закрыл глаза, успокоился и снова открыл их. Очистив разум он посмотрел на гобелен на стене, впитывая каждую деталь, прожигая взглядом даже отдельные нити ткани. Он смотрел с таким остервенением пока глаза не начали слезиться. Он снова закрыл их и инстинктивно сложил ладони вместе. Хлопок. Он опустился на колени, на мягкий ксингский коврик. Одной рукой он коснулся пачки бумаги, а другой — чернильницы. течение-треск-искра-поток Яркий трескучий голубоватый свет и листы бумаги соединены вместе, образуя вместе один, большой и ровный. Ещё одна волна света, энергии, и мгновенно невидимая рука рисует на бумаге точную копию, пусть и меньше размером, алхимического круга с ксеркского гобелена на стене. Реакция прекратилась, свет погас и копия упала на пол, точная и идеальная. — Что ты только что сделал? Эд моргнул. — Хм? А, — он повернулся к Мустангу, который смотрел на него с недоверчивым выражением лица. — Копию, — не слишком уверенным тоном он указал на большой пласт бумаги. — Да, это я вижу, — и вот сарказм со всей силой вернулся в тон Сволочи. — Я имел в виду твою реакцию. Где твои круги? — А, ты об этом, — лениво пожал плечами Эд. — Мне… они не нужны? Не веря своим глазам, Мустанг простоял молча секунду, потом две, а затем три. После, словно ведомый какой-то невидимой силой, мужчина рванулся вперед и схватил ладони Эда, рассматривая их, словно в поисках какого-то читерского устройства: татуировок или, возможно, двух листков бумаги. Ничего такого. Никакого жульничества. — Это, Эдвард, — начал Мустанг несколько ошеломлённым тоном, — просто невозможно. — Нет, возможно, — снова пожал плечами Эд. — Я ведь только что это сделал, разве нет? — Да, но как? — слова слетали с губ Мустанга в быстрой последовательности, словно разрываясь от предвкушения и любопытствам, и хнам этого человека, это он ещё сдерживался. — Я имею в виду… энергия не имеет направления. — Имеет. Круг у меня в голове, — осторожно поправил Эд, играясь кисточкой ковра. Он прикусил щеку, судорожно соображая рассказывать или не рассказывать Мустангу о куске Врат в его голове. В итоге вверх взяло последнее, какая-то самая трусливая его часть победила. Слова были медленными и неторопливыми: — Я не знаю, как это объяснить. Я… проецирую круг, который у меня в голове, на круг, который я складывая из рук…? Мне всё ещё нужен круг, но я просто не вижу смысла в том чтобы рисовать его, наверное. — Наверное, — скептически протянул Мустанг недоверчиво изогнув бровь. По какой-то глупой причине это подтолкнуло Эда к более материальному ответу, хотя обычно он бы наорал, и хорошо если только, на любого, кто подставил его гений под сомнение. Но по какой-то идиотской причине Мустанг был другим. — Я… не знаю, ладно? — Теперь уже в отчаянии Эд дергал Врата за веревочки, и, хотя они открывали для него обрывки информации, ухмылялись они столь самодовольно и насмешливо, что Эд едва не зарычал. Словно ему на голову только что вылили ведро с грязью. Грр. — Я воспринимаю это как что-то похожее на психологическую проекцию, за исключением того, что она идет не внутрь, а наружу... если в этом есть смысл? Теперь уже Мустанг глубоко задумался, его глаза горели от скорости, с которой бегали его мысли. Этот человек был довольно хорошо осведомлён относительно области продвинутой психологии. — Ты мысленно приписываешь круг объекту? — Эээ, нет, не так, — возразил Эд. — Если бы я делал как ты сказал, тогда мне пришлось бы проектировать круг на каждой песчинке, нитке или каждом камне. Нет, я приписываю круг энергии… — Конечно, потому что объект не имеет прямого отношения к кругу! — Мустанг теперь расхаживал взад и вперед, туда и обратно, а Эдвард стоял и смотрел. Сволочь был очень умной сволочью. Каким-то чудом они часто находились на одной странице. Никто, кроме Ала, раньше не мог держать его скорость и понимать ход его мыслей, даже Изуми. — Круг формирует энергию, а энергия объект. Кругу нет необходимости напрямую касаться объекта, если он касается энергии и направляет энергию, чтобы она коснулась и сформировала объект! — В значительной степени, да. Мустанг остановился в нескольких шагах от него, скрестив руки на груди. — Но как ты можешь мысленно спроектировать круг на невидимой, нематериальной энергии? Это… как тульпа? (2) — …понятия не имею, о чём ты говоришь, — как бы больно ни было это признавать, тут ничего не поделаешь. Это быстро становилось обычным явлением для них двоих, и начинало действовать ему на нервы. Обычно он знал больше, чем большинство людей, но с великим Мустангом такое было редкостью. Конечно, так и должно быть, потому что теперь его наставником был Мустанг, пусть и немного не формально. Но всё же это было невероятно раздражающе, особенно для Эдварда. — По сути, это использование и проявление умственной энергии для проецирования сплоченной, твердой формы мысли на что-то физическое. Да, энергия имеет значение, энергия физическая, — медленно добавил Мустанг. Мужчина продолжал смотреть, Эд проигнорировал это и поднял большую листовую копию круга гобелена, собирая её в аккуратный рулон. — Мне следовало бы заставить тебя прочитать одну ксингскую книгу о мистицизме. — Мистицизме, — усмехнулся Эд. — Большая часть этого, если смотреть достаточно внимательно, на самом деле основана на твердой науке и экспериментальной алхимии. Мы просто недостаточно открыты, чтобы в полной мере оценить это. — Если ты так говоришь, — в этот момент Эд не хотел спорить. Он всё ещё чувствовал противоречие по поводу присутствия Врат в его сознании, и теперь, когда ему напомнили о них, беспокойство вернулось на передний план его разума в полной мере. Слышать голоса в своей голове было не очень приятным подтверждением его вменяемости, особенно для Мустанга, который был невероятно параноиком в подобных вопросах. Гений или нет, но иметь в голове кусок Врат ненормально, и это был серьёзный вопрос, в котором он не был уверен, что хотел бы пока довериться Мустангу. Из-за вынужденной секретности он чувствовал себя грязным и гнилым. Мустанг давал ему так много, и всё же вот он тут, грязный паршивый лжец, скрывающий потенциально опасную тайну от человека, который обеспечивал его кровом, едой, одеждой и щедрым образованием. Он пытался убедить себя, что технически это не было ложью, но всё тщетно: лично он считал сокрытие информации формой обмана, и сколько Эд себя помнил, он никогда не умел врать себе. Видимо самообман ниже его проницательного разума. Возвращение в библиотеку было тихим и коротким, так как они оба были в глубокой задумчивости. Мустанг немедленно направился к полкам, бормоча себе под нос названия. Эд разложил копию гобелена на столе для исследований (который на этот раз был относительно свободен от бумажной работы и беспорядка). С несколькими книгами в руках Мустанг устроился на сидении напротив Эда, заняв немного места на столе, положив туда блокнот, и легко погрузился в информативное чтение. Вместе, в тихой и комфортной компании, они работали до полудня, но были бесцеремонно прерваны смущающее громким звуком, который издал изголодавшийся желудок Эда. С мягкой ухмылкой Сволочь позвал его с собой на кухню восполнить энергию бутербродами и апельсиновым соком. Остаток дня прошел в том же порядке, с интенсивным чтением и исследованиями со стороны Эдварда. Его схемы были скрупулезными и подробными, пройдёт некоторое время, прежде чем этот его станет сколько-нибудь значительным. Но Эд всегда был более, чем настойчивым. Ужин прошёл так же: быстро, элегантно, содержательно и полным разговоров. Они обменивались теориями (Мустанг об алхимии тульпа Эда, Эд о персидской книге и гобелене) и игриво подшучивали, давая легкую передышку от обширного тяжелого чтения и интенсивной мозговой деятельности. После этого они снова удалились в библиотеку, где вместо того, чтобы сидеть на исследовательском островке со своей ещё незаконченной, но щедро помеченной стопкой книг, Мустанг подошёл к небольшому роялю. Зачем кому-то рояль в библиотеке Эду понять никогда не удасться, но Мустанг всегда был странным и, как и всё остальное в смехотворно шикарном и чопорном доме, причиной этого, вероятно, была комбинация снисходительности и лень. — Пожалуйста, пощади мои барабанные перепонки, — вздохнул Эд, удобно устроившись на своей кушетке. Он покрутил содержимое своего второго бокала полуразбавленного вина (теперь ему разрешалось употреблять более легкие сорта) и наслаждался коротким перерывом от своих книг. — Между прочим, меня обучали лучшие учителя музыки доступные в моём детстве, — поднялась крышка рояля, Мустанг сел за него. Стоило бледным пальцам коснуться клавиш, слух Эда охватил восходящий каскад нот, плавных, быстрых и грациозных. После короткого спектакля изящных звуков, соединенных в не длинные и простые мелодии, Мустанг начал легкое и нежное произведение — о любви, как очень быстро понял Эд. Не просто Великая Сволочь, но Великая Романтичная Сволочь, усмехнулся он про себя. Однако он должен признать: произведение было красивым, простым и запоминающимся. Он не мог предъявить ни единого слова упрека исполнению, хотя, конечно, его мнение было чисто любительским. Не было заметных пауз, темп был ровным и плавным, а стиль и чутьё мелодии так и отдавали Роем Мустангом. Ни единого сомнения, ни единой ошибки и сбившейся ноты. В тот самый момент, когда Мустанг переключился на следующую песню, Эда поразило неожиданное желание научиться играть. Музыка щекочущая его уши была для него загадкой — как можно создать нечто столь прекрасное из пары звуков и струн? — и, как обычно, в груди поселилось навязчивая идея разгадать пазл, понять интригующий инструмент. Он читал, что музыка по своей природе очень математическая, хотя в ней было больше страсти и эмоций, против которых шли точные науки. Но сможет ли он? Эд в этом очень сомневался. Его взгляд упал на правую руку, безразлично блестящую металлом автоброни, и впервые с той злополучной ночи он почувствовал столь концентрированную волну жалости и отвращения к себе. Его непростительная оплошность лишила его ещё и возможности к обучению, которой он бы с легкостью воспользовался, случись всё немного иначе. Это не могло не расстраивать. Музыка остановилась. — Эд, иди сюда. Эд поднял глаза. — Зачем? — выпалил он прежде, чем успел спохватиться. На губах Мустанга снова заиграла эта маленькая хитрая улыбка; Эд почувствовал оправданную тревогу, как и всегда, когда Сволочь что-то задумывал. — Иди кому говорят. Я тебе кое-что покажу. Оставив пустой бокал (Мустанг, казалось, хотел превратить его в какого-то алкоголика), он встал и подошёл к мужчине. Сволочь перетянул ему другой табурет, давая место сесть, и, когда Эд благополучно оказался справа от Мустанга, его руки бесцеремонно взяли взяли и положили на клавиши. — Это основные ноты. От А до G, начиная со средней C, вот здесь. Это основная точка отсчета, — чтобы продемонстрировать, Мустанг сыграл восемь нот, одну октаву. — Твоя очередь, попытайся. Эд скептически посмотрел на Мустанга. — Ждёшь, чтобы я научился играть на рояле? У меня, если ты не заметил, автоброня. — Вот как? — Мустанг приподнял бровь. — Только не говори мне, что ты позволишь такому небольшому неудобству помешать тебе научиться чему-то новому. Я ожидал от тебя большего, Эдвард. Успешно проиграв своей гордости, Эд нахмурился и снова положил руки на клавиши. Он осторожно нажал на среднюю C. Единственная нота громко и отчетливо завибрировала в ушах. Это, как он сразу понял, было хорошей практикой для управления его автоброней и налаживания моторки, которую ему, очевидно, ещё предстояло довести до совершенства. — Всё в порядке, громко - это хорошо, когда ты только начинаешь учиться, — поощрял Мустанг, как всегда идеальный пример учителя. — Масштабирование громкости это то, что обычно осваивают позже, а в начале всё всегда громко. Но только не бей по клавишам, всё-таки существует четкое различие. Осторожно и терпеливо Мустанг познакомил его с основами музыки и игры на фортепиано, позволяя ему найти собственный баланс с помощью пальцев. Мустанг — в такие моменты почти не сволочь — никак не комментировал когда его металические пальца соскальзывали с клавиш или отказывались сотрудничать, выдавая несколько рваные движения. Иногда его подбадривали, простыми и не наигранными словами, несущими странное утешение, когда оно было нужно. Тревожило ли Эда, что оно ему и вовсе было нужно? Да. По идее, меня не должно это пугать, пытался убедить он себя, ведь, в самом деле, он всё ещё ребёнок. Ему одиннадцать, пусть двенадцатилетие и не за горами. Это совершенно естественно для детей искать стабильность и якорь, который эту стабильность приносит. Совершенно нормально, что он чувствует себя уверено рядом с Мустангом, очаровательной и сбивающей с толку Сволочью, который держа за руку медленно ведёт его во взрослый мир. Эд почти убедил себя, что это совершенно естественно. Однако случайные мысли и неуверенность в себе, имели тенденцию застревать в его мыслях и оседать там, поэтому, когда Эд тем вечером заснул на диване, слушая серенады, что лились из-под пальцев Мустанга, его сны были построены вокруг великодушной Сволочи и его несомненного великодушия. Ещё никогда он не спал так хорошо и беззаботно. (Сарказм.)~
Его оставили без завтрака. Эд оплакивал свою несчастную судьбу, бесцельно слоняясь по кухне. Теперь он знал, что голод — болезненное последствие неоправданной доброты по отношению к Сволочи. Было воскресное утро, и он решил сжалиться над Мустангом, который, раскинувшись, спал на роскошно выглядящей, обтянутой шёлком кровати в главной спальне, когда он заглянул туда, чтобы, чтобы проверить. У Мустанга никогда не было возможности выспаться в будние дни, и даже по выходным мужчина просыпался рано, чтобы приготовить ему завтрак и всё прочее. По праву, Эд чувствовал себя несколько неловко из-за того, что раньше будил Мустанга, чтобы тот приготовил ему завтрак. Сегодня же он просто не мог этого сделать — только не тогда, когда Мустанг выглядел так блаженно и беззаботно. Из-за того, что его вечный стресс во сне улетучился, мужчина выглядел обманчиво безобидным: больше походил на дремлющего щеночка, а не на волка с искусно спрятанными, но очень острыми зубами. Нет, он не мог совершить такую бесчеловечность. Итак, Эд стоит посреди кухни, беспомощно глядя по сторонам, будто одинокий и абсолютно неумелый выживший после кораблекрушения, оставленный на произвол судьбы на необитаемом острове. Он тихонько открыл холодильник, чтобы посмотреть, есть ли внутри что-нибудь съедобное, и увидел девять счастливых бутылочек свежего молока. Он закрыл холодильник. Обернувшись к столешнице, на которой сидела кофеварка, он увидел буханку пшеничного хлеба, свежую, не нарезанную. Кивнув самому себе, он приготовил себе кофе и три бутерброда с кусочками приготовленной, но охлажденной индейки. Он добавил к этому найденный сыр из щедрой коллекции Мустанга и несколько листиков зелени. Пару ягод клубники, винограда, кружка кофе — и готово. Он отнёс свой завтрак на исследовательский остров, где ему разрешалось есть только в том случае, если он позаботился о том, чтобы убрать после себя и избежать крошек и пятен от еды. Бутерброды исчезли быстро, а после он снова погрузился в чтение — и заметил сколько времени пролетело, только когда зазвонил (трижды) телефон, который взял, без сомнения, проснувшийся и сонный Мустанг. (Они действительно не ложились вчера спать довольно долго.) Пятнадцать минут спустя Сволочь встал и вышел из своей комнаты, одна рука была занята застегиванием черной шелковой рубашки с воротником. Эд оторвался от книги, заметил приведённую в порядок внешность своего сволочного домовладельца и недоверчиво заметил: — Работа по воскресеньям? Ты когда-нибудь занимаешься хоть чем-то другим? Мустанг только усмехнулся и взъерошил волосы Эда, проходя мимо. — Мне просто нужно кое-куда быстро заехать. Должен буду вернуться к обеду. Будь паинькой и веди себя хорошо, пока ждёшь меня, ладно? — Я, блин, не ребёнок! — но Мустанг уже спустился по лестнице. Раздался характерный стук-тук, слабый, но слышимый, когда Мустанг проверил и дважды перепроверил замок задней двери. Близился полдень, но Мустанг, как всегда, был параноиком. Эд не сомневался, что обсессивно-компульсивная Сволочь трижды проверит замки входной двери, прежде чем уйти. Озадаченный, но не слишком обеспокоенный, Эд вернулся к своей книге. Мустанг большой мальчик, он наверняка спокойно справится, с чем бы ему не надо было справиться. Он знает, что перчатки надёжно лежат в карманах брюк Мустанга, так что нет смысла беспокоиться. Во всяком случае, Эд гораздо больше боится за тех, кому не посчастливиться столкнуться с огнём Мустанга. Он видел только искровую алхимию огня в быту, крохотную долю того, на что способен мужчина, он даже представить себе не мог, какой ущерб нечто подобное может нанести живой цели, если в этом возникнет необходимость. (чарррр) Фрагмент Врат, смещённый и оторванный от остальной части коллективного сознания первоначальных Врат, был чересчур счастлив, показать ему ответ на не заданный вопрос. Тихо закручиваясь в его сознании, как будто они очень злая маленькая домашняя кошка, Врата высветили ему множество изображений, сотни за пару секунд: круг с саламандрой, который использует Мустанг, тот же самый только, разбитый на части, песок и пепел, вид хорошо прожаренного чего-то (это рука?) на окровавленной земле- — Ладно, остановись. Хватит. Стоп. Врата это обоюдоострый меч, своеобразный подарок, как и автоброня, полученный в ту ночь когда трансмутировал свою мать. Врата были воплощённым безумием, — здесь даже спорить не о чем — но они также были невероятно умными. Они содержали в себе чистое знание, столько информации, к которой давали почти свободный доступ и это… Но взамен он должен был нести часть Врат в себе, в своей голове, самом ценном и неприкасаемым, что у него есть и они навсегда останутся с ним, ещё одним напоминанием, помимо потерянных конечностей, о том, на что он посмел позариться, о том, как ему вздумалось поиграть в бога. Все, кто когда-либо смел открывать Врата для собственных целей навсегда отмечены их печатью. Разумеется, ему предстояло ещё изучить возможности, которые это даёт, но пока их присутствие было ужасно полезным. И ужасно страшным. Пытаясь избавиться от (очень детальных) образов, от них у него будут кошмары, что Врата (очень мило с их стороны) показывали ему мерзко хихикая на фоне, он не сразу заметил стук и грохот внизу. И только когда из кухни донесся мужской голос он пришёл в себя и… — Эй, Рой! Эй, ты здесь? … заметил, что в доме есть кто-то ещё, кроме него самого. — Рой! Подьём! — человек громко стучал по стене, пока поднимался по лестнице. После небольшой паузы он добавил: — Грейсия спекла пирог с заварным кремом на обед! Хотя наверное скорее завтрак для тебя. Эд настороженно наблюдал как из кухни в библиотеку поднялся черноволосый мужчина в очках, за которыми прятались острые, хитрые глаза. — Извини, — сказал Эд. Человек вздрогнул, только сейчас его заметив. — Сволочи сейчас нет дома. Эд вернулся к своей книге. Молниеносная индуктивная логика подсказала Эду, что этот человек, по крайней мере, не представляет непосредственной угрозы, прежде всего потому, что у него был ключ от дома (на брелке, свисавшем с его пальца). Единственный способ получить ключ от этого дома — если только Мустанг сам даст запасной в пользование. А если Мустанг доверил этому человеку свой дом, значит он в достаточной мере безопасен, как минимум, настолько, чтобы не броситься на него едва завидев. — Ох, — человек в очках, не слишком старый, примерно возраста Мустанга, может, на пару лет старше, подошёл ближе и ухмыльнулся Эду. — Ты, должно быть, Эдвард. Рой рассказывал о тебе. Это добавило ещё больше уверенности, ведь этот человек достаточностях хорошо знал Мустанга чтобы обращаться к нему по имени. А ещё слышал от Мустанга об Эде. Последняя часть ему не понравилась. Совсем. — Он рассказывал тебе обо мне, — с сомнением повторил Эд. Мужчина кивнул. — Гребанная сволочь. Обещал же никому из военных ничего не говорить! — Всё в порядке! — мужчина в очках рассмеялся, уголки его глаз ласково прищурились. — Ты можешь мне доверять. Рой прекрасно знает, что я хорошо умею обращаться с информацией, поэтому и рассказал мне о тебе. Я уверен, что больше никому он не проронил ни слова. Ну, может, разве что Хоукай что-то подозревает, но вряд ли Рой говорил ей что-то напрямую. Не в его стиле. Человек подошел ближе. Пальцы Эда крепче сжали книгу. Его мышцы натянулись подобно канатам, по телу разлилось мерное тепло и он был готов к атаке. Люди в его личном пространстве по прежнему были для него проблемой, чудо, что он умеет расслабляться рядом с Мустангом. — Как ты узнал, что я военный? — Любопытно спросил мужчина. Сузив глаза, Эд закрыл книгу. Она теперь мирно лежала у него на коленях. — То, как ты двигаешься, — сказал он. — Твои глаза, они говорят. Мужчина улыбнулся. — Глаза. — Да. Они молчали, оценивая друг друга — и таковыми бы и остались, если бы напольные часы, стоявшие возле телефона у стены, не зазвенели как обычно они это делают в полдень. Почти комично, но очкастый друг Мустанга подпрыгнул на добрых четверть метра, словно очнувшись от какой-то внутренней задумчивости. — О боже, уже полдень! Я не должен заставлять мою прекрасную жену ждать. Ты уже обедал, Эд? — Нет, — он едва не вздрогнул от фамильярности. Что это с людьми в Централе? У них у всех, что, какая-то потребность давать ему прозвища или называть по сокращённому имени сразу после встречи? Вежливость и фамильярность, ощущение, что разница между этими двумя концепциями чужда всему Централу. Однако Эд не смог заставить себя отказаться, когда мужчина в очках погнал его вниз по лестнице, через кухонную дверь и на задний двор. Этот человек предложил ему бесплатный обед, а он был голоден. Простое уравнение. Однако Эд оставил записку в библиотеке для Мустанга. Параноидальную Сволочь наверное инфаркт хватит, если он не найдёт его в доме и не будет знать его точное местонахождение. — Моя жена Грасия приготовила обед, и поскольку мы знали, что Рой не на работе, так как сегодня воскресенье, она сделала больше обычного, — ещё одна мода в Централе, рассказывать историю, о которой никто не спрашивал. — Но раз его здесь нет, мой долг похитить тебя и взять с собой. Она бы не обрадовалась, узнай, что я оставил тебя голодать тут в одиночестве. Они пересекали массивную лужайку между двумя домами: домом Мустанга и ещё одним домом в георгианском стиле, но больше. Вокруг постройки был красивый сад с клумбами и деревьями (на одной ветке дерева были детские качели). В тонких летних тапочках Эд чувствовал тепло кирпичной дорожки под ногами. Солнце счастливо палило над Централом, такое же яркое не смотря на то, что близиться конец его летнего правления. — Это мой дом, — сказал мужчина, указывая на дом в георгианском стиле. — Я купил его, чтобы мы с Роем были соседями. Он, знаешь ли, сначала сам не хотел тут селиться, это я нашел ему это место. Но даже так, он сдался только когда узнал, что здесь есть огромный центральный камин в зале, который он сможет оборудовать под библиотеку. Это звучало максимально правдиво и в стиле Сволочи. (Хотя он бы тоже уступил, правда камин ему совершенно не нужен. Просто Мустанг несколько пироманьяк.) — О, как грубо с моей стороны, я даже не представился! — мужчина зашёл вперёд Эда, чтобы открыть заднюю дверь соседнего дома. С тёплой улыбкой он наконец произнес: — Меня зовут Хьюз, Маес Хьюз. Очень приятно наконец увидеть того, кто вызвал столь сильный интерес у обычно нерешительного Роя!~
Нерешительного, ха! Если и было что-то, чего не было у Роя Мустанга, так это нерешительности. Нерешительные люди — овцы, а непоколебимые — дураки, таково было вероучение. Рой Мустанг не был ни тем, ни другим, это Эд знал наверняка. Таков был ход мыслей Эда, когда он вошёл в дом Маеса Хьюза, но он ничего из этого не сказал вслух. Вместо он вежливо улыбнулся, после немного неуклюже и неуверенно, сказал: — Эдвард Элрик. Взаимно. — Ой, какой вежливый молодой человек! — В уголках глаз Хьюза снова появилось какое-то полуприкрытое веселье. — Рой, должно быть, доводит тебя до белого каления своими безупречными манерами. Клянусь, этот парень слишком нервный для своего же блага. — Ему это скажи, — Эду начинал постепенно нравится этот Хьюз. Его провели во внутрь дома, так же со вкусом оформленный, как дом Роя, но не такой роскошный и устрашающий. В этом доме было теплее и уютнее, возможно, благодаря женской руке. — Грэйсия, дорогая! — крикнул Хьюз, схватив Эда за плечи и повёл к столовой. — Я привёл гостя! Через дверь из кухни вышла молодая женщина и с улыбкой осторожно поставила блюдо на стол. У неё были короткие каштановые волосы, добрая улыбка, нежные глаза... и очень-очень большой, беременный живот. Взгляд Эда не отрывался от её живота. — Разве моя жена не сияющая красавица? — Сдержанное мурлыканье Хьюза ему в ухо приводило в замешательство. Мужчина воспринял безмолвие Эда как благоговение перед её красотой, которая действительно была замечательна своей нежной искренностью, но это было не совсем то, чем он восхищался. Он никогда раньше не видел беременных женщин, и ему было… любопытно. Да, это было правильное слово. Любопытно. — Это Эдвард Элрик, новый подопечный Роя, — уже представлял его Хьюз, и Грейсия одарила Эда нежной улыбкой. По какой-то неведомой и не очень приятной причине Эд вспомнил свою маму. Он пытался компенсировать? Возможно. — Забавно, не правда ли? Если бы меня кто спросил, я бы сказал, что Рой последний человек, который приютит кого бы то ни было. — Что ж, может быть, Рой нашёл себе интеллектуального соперника, — заметила Грейсия, протягивая Эду руку для рукопожатия. Эд неловко её принял. — Ты… оно… огромное, — неуверенно закончил он, не отрывая глаз от живота Грации. Она весело рассмеялась. — Я на пятом месяце, рост ещё далек от завершения. Теперь ребёнок может чувствовать прикосновение. Иногда шевелится, еле слышно. Хочешь потрогать? Удивленно моргнув, Эд посмотрел на них двоих. Грейсия стояла и улыбалась, Хьюз согласно кивнул. Эд с опаской поднял свою левую, ту что из плоти, руку. Ни один из них не бросил взгляды на его автоброню, так что, как он понял, Мустанг рассказал им и об инциденте в подвале. Он неуверенно, держал руку над животом Грейсии, не зная куда можно прикоснуться, поэтому она взяла её и осторожно отвела в сторону, легонько проводя, чтобы он смог ощутить слабые очертания головы ребенка. Ощущение чуда полностью овладело им, пальцы растопырились и пытаясь более четко обозначить головку ребёнка. Однако он боялся оказывать малейшее давление, твердость под кожей была в лучшем случае поверхностной, и он знал, что под, даже небольшой силой она прогнётся, как пластилин. Он не хотел навредить этой цветущей маленькой жизни, нет, никогда и ни за что на свете. — Если ты не уберешь руки, я начну ревновать, — очки Хьюза действительно зловеще вспыхнули, и Эд быстро убрал руку. У него было ощущение, что Хьюз не просто военнослужащий, у этого человека, скорее всего, есть какой-то боевой опыт, возможно, значительный. Это было заметно по тому, как себя держит. — Прошу прощения, — Эд коротко улыбнулся Грейсии, которая просто снисходительно помахала рукой. Она, казалось, совершенно не возражала, очень понимающая женщина. — Я… ну, я раньше не видел беременную женщину вблизи. Моя мама была беременна моим младшим братом, а мне был всего год. Я ничего не помню. — Мм, я понимаю, — теперь Хьюз похлопал Эда по плечу, усаживая его на место. — Это нормально, но только не забывай, что моя жена уже занята. Эд уставился. Грейсия ударила мужа по плечу. — Не все собираются украсть у вас вашу семью, старший лейтенант, — игриво сказала она. — А теперь, будь хорошим мальчиком, сядь и наконец съешь свой обед. И следи за манерами! Эдвард - гость. Ты же не против, чтобы я называла тебя Эдвардом, да? Наконец, кто-то, у кого хватило ума сначала попросить разрешения! Эд покачал головой и одарил Грейсию легкой улыбкой. Она ему нравилась. Она была милой и действительно напоминала ему Тришу. Была тёплой, так по-доброму, по-матерински. И тушёное мясо выглядело и пахло очень аппетитно. Хьюз ворчал рядом, притворно обиженный, когда они начали трапезу. — Как ты можешь винить меня в том, что я такой территориальный? Мелкий просто покорён тобой! — Я не мелкий! — рыкнул он уже в сотый раз. — И я никем не покорён, просто… В ожидании приподняв брови, Хьюз внимательно смотрел на него, впрочем не останавливаясь поглощать ложки риса. — Просто? — Просто… — пытаясь подобрать слова, мысли противились быть облеченными в предложения, Эд нахмурился. Слова никогда не были его сильной стороной. За них обоих это всегда делал Ал. — Просто… я нахожу это… чудесным, думаю, и невероятно удивительным, как мать, беременная женщина, любая женщина могут создать жизнь так просто и естественно. Я имею ввиду... я уверен, что весь процесс сопряжен с трудностями, возможны какие-то усложнения, но… — он замолчал, чтобы снова собрать мысли, которые бегали слишком быстро, чтобы озвучить, — вы знаете, алхимики пытались сделать то же самое: создать жизнь с нуля. И после сотен лет труда и исследований мы ни к чему не пришли, а матери продолжают рожать и давать жизнь. Я просто… это… да. Эд знал, что его голос звучит нерешительно, речь запутанная и вообще хромает, но он надеялся, что донёс свою точку зрения. И очень удивился, когда Хьюз неожиданно, но чрезвычайно весело усмехнулся. — Что? — он недовольно нахмурился. — О, ничего, — мужчина в очках наколол картофелину со своей тарелки. — Это просто так забавно, ты слово в слово повторил Роя, когда я сказал ему, что Грейсия беременна. — Я же говорила тебе, нет? — на лице Грейсии играла та самая понимающая улыбка, какую приобретают большинство женщин, когда знают о чём-то, о чём не подозревает остальной мир, а точнее, всё мужское его население. А вообще Эд считал невероятно несправедливым то, что женщинам была предоставлена более глубокая психологическая способность проникновения в суть чисто естественной биологии. — Рой нашёл себе интеллектуальную ровню. Они станут хорошими друзьями. Эд усмехнулся. — Я и Сволочь? Вот уж нет. Хьюз разразился смехом, который превратился в отрывистый кашель, когда он подавился тушеной говядиной. Все, кого он встречал, почему то были поражены его наглостью называть Мустанга Сволочью, с большой буквы, прямо ему в лицо. Однако он не понимал, что в этом особенного. Мустанг ценил честность и Эд просто уважал кредо этого человека. Не то чтобы Сволочь чувствовал себя обиженным или задетым. Он дождался, пока Хьюз успокоится и восстановит дыхание, что потребовало от его жены полного стакана воды и легкого похлопывания по спине. Но даже после этого мужчина в очках всё ещё хохотал. — На самом деле, я не понимаю, что такого забавного, — честно признался Эд. — Ну и что, что я называю его Сволочью? Сволочь и есть. С большой буквы, причём. Хьюз снова рассмеялся. — Никто не посмеет называть Роя Мустанга сволочью в лицо, Эд! Никто. — Что, из-за страха сгореть? — Эд лукаво усмехнулся. — О, это меня не пугает. Я просто намочу его перчатки. Оценивающе на него посмотрев Хьюз предложил, тихим заговорщическим тоном: — Сотня, если сумеешь. — По рукам. — Хотя я не думаю, что он когда-нибудь нападёт на тебя, — пожал плечами Хьюз, возвращаясь к своей еде. — Из того, как он говорит о тебе, Рой однозначно тобой очарован. Он почти никогда не говорит со мной о своих знакомых, если они не важны или не останутся в его жизни надолго. Даже так, я не думаю, что он считает тебя просто знакомым. — Ты преувеличиваешь. — Вовсе нет, — улыбнулся Хьюз. — Он совершенно тобой очарован. Пока не могу точно сказать, почему, но ему виднее. Думаю, что узнаю, когда увижу как вы между собой общаетесь. Прежде чем несколько ошеломлённый Эд успел ответить, раздался громкий стук в заднюю дверь дома. — О, помяни черта, — ухмыльнулся Хьюз. — Только Рой стучит в дверь этим ритмом. Он извинился и встал из-за стола, быстро вышел и исчез в коридоре. Когда вернулся, за ним следовал очень нетерпеливый и очень проснувшийся Рой Мустанг. — А, я вижу, вы познакомились с Эдвардом, — вместо приветствия заметил Сволочь, легонько откидывая прядь волос упавшую на глаза и соскальзывая на сидение. Грейсия поставила Мустангу тарелку и столовые приборы, и он любезно поблагодарил её своей лучшей улыбкой сердцееда. — Да, насколько я могу судить, очень умный молодой человек, — сказала Грейсия Мустангу. Она взглянула на Эда, и её улыбка стала шире. — Вы двое составляете динамичную пару. Эдвард скривился, Мустанг криво улыбнулся. — Женщины всегда всё знают, — сказал он. Хьюз сердечно кивнул. Эд был готов поспорить, что Хьюз согласиться со всем, что прославляет его жену. Эдвард нахмурился, когда Мустанг перевёл на него внимательный взгляд. — Я очень надеюсь, что ты вёл себя прилично, пока меня не было. — Я не ребёнок! Сколько раз я должен это повторить? Я не ребёнок! — кипя от негодования Эд сунул кусок мяса в рот. Он удостоил Мустанга только оскорбленной тишины, и только когда тот приступил к пище, рявкнул: — И вообще, где ты был? Я думал, по воскресеньям ты не работаешь. — Что… ты ходил в штаб в воскресенье? Ты? — Хьюз недоверчиво посмотрел на Сволочь. — Нет, — сказал Мустанг, как всегда изысканный и чистый, даже говоря, пережевывая еду. — Дела в другом месте. Эдвард перевел взгляд на сумку с книгами, что мирно лежала на меленьком столике в углу у двери, рядом с телефоном. Сумка была сделана из знакомой мягкой кожи — теперь, если бы он только мог вспомнить, где видел такую раньше, — и её сюда принесли осторожные руки Мустанга. Ложа её на столик мужчина был как-то излишне аккуратен, возможно, в ней какие-то документы с высоким приоритетом. Но Мустанг сказал, что у него были дела в другом месте, а это означало, что он вернулся не из военного штаба. Эд задумался над этой загадкой пока ел. Не похоже, что Мустанг собирался разглашать информацию в ближайшее время, поэтому ему придется подождать, а он очень и очень не любил ждать. Когда ему, наконец, удалось вырваться из задумчивости и насладиться едой вместо того, чтобы мучиться из-за местонахождения Мустанга в прошедшие пару часов, Хьюз и Мустанг оба были вовлечены в политическую дискуссию (также известную как военные сплетни). Имена — некоторые смутно знакомые, некоторые диковинные, а некоторые явно прозвища — проносились мимо ушей Эда с завидной скоростью, пока мужчины, хорошие друзья, как он уже убедился, обменивались мелочами, случайными наблюдениями и, иногда, кое-какими весьма скандальными инцидентами, произошедшими с печально известной верхушки руководства страны. Эд отметил, что они оба старательно избегали разговоров о чём-либо, имеющем даже некоторое оперативное значение, предосторожность, вероятно, заложенная в них обоих за годы протокола и прекрасно развитой паранойи. Но Эду было все равно, военная информация, тайны и прочая кутерьма, не были тем, о чём ему стоит беспокоиться, по крайней мере, пока. Может быть, в будущем он получит от этого выгоду, но не сейчас. Он не мог сейчас думать ещё и об этом, все его мысли забиты алхимическим кругом родом из Ксеркса и крайне занятной персидской книгой. Кстати, говоря о них… — Хэй, великая Сволочь, — бесстыдно вмешался он в разговор мужчин, — как думаешь, сможешь расшифровать персидскую книгу с помощью ксингского? Ну, если у тебя есть свободное время, — поспешно добавил он. Эд не очень хотел отягощать Мустанга ещё больше. И так должен ему по горло. — Ксеркский круг займёт время. Если я буду заниматься и декодированием текста, и расшифровкой кругов, прогресс будет двигаться со скоростью умирающей улитки. — Конечно. Я начну, как только вернёмся домой, — ответил Мустанг плавно, без малейшего колебания. Они уже закончили есть, Грейсия с помощью мужа мыла посуду и резала пирог с заварным кремом. — Но на этой ноте… у меня есть кое-что, что, я уверен, тебе очень понравится. Мустанг поднялся со стула и, наконец, пошел за этой любопытной кожаной сумкой, принес её на убранный стол и осторожно положил. Защёлка легко открылась под пальцами Мустанга, и мужчина осторожно залез внутрь и вытаскивая старую, выдержанную временем, книгу в толстом кожаном переплёте. Её страницы были фирменным папирусом, тем самым, который много веков назад производили и использовали пустынные культуры Персии, Ксеркса, Аравии и западные племена Ксинга. Переплёт, очевидно, был недавно реконструирован, сделан более плотным, прочным и надёжным. На задней стороне обложки к коже был приклеен листок бумаги с маленьким нарисованным кружком для предотвращения дальнейшего износа. Однако не это привлекло внимание Эдварда. О, нет, его нераздельной сосредоточенности удостоился раскидистый герб, отпечатанный на лицевой стороне кожи и заполненный чем-то вроде золотых чернил. Большая часть его потускнела, но на некоторых участках первоначальный блеск и глубина золота остались нетронутыми временем. Он легко узнал этот греб, видел его в ксеркском круге, и — он вздрогнул — внутри Врат. На книге красовался тот же символ, что и в самом центре гобелена, тот же, что навеки впечатан на обратной стороне его век, и тот же, что он, перевёрнутым, видел выгравированным на дверях внутри Врат. Или это сейчас он смотрел на перевёрнутый? В этом больше смысла, учитывая, что Врата были оригиналом всего. А ведь это значит, что когда-то, кто-то из Ксеркса попробовал трансмутировать человека, или практиковал какую-то другую запретную реакцию, что была достаточно несбалансированной и в то же время удачной, чтобы перенести их в царство Врат и обратно. Эд моргнул. Но ведь было более двух тысяч лет назад. Он снова моргнул. — Чёрт меня дери, ты должно быть шутишь, — благоговейно пробормотал он себе под нос, широко раскрыв блестящие золотом глаза и сжимая кулаки в ожидании. Ему хотелось вырвать книгу из рук Мустанга, разгадать каждый символ, но на его руках не было перчаток, а у мужчины были. Меньше всего на свете он хотел хоть как-то навредить книге. Если бы только у него была шелковая ткань, чтобы трансмутировать её… — Следи за речью, Эдвард, — упрекнул Мустанг, — и нет, я не шучу. Мустанг осторожно положил книгу на стол, стараясь не допускать попадания капель воды или упавшей еды (которых не было, благодаря безупречным манерам мужчины). Эд громко подтащил свой стул, подлетел к Мустангу и нетерпеливо наблюдал, как осторожные руки переворачивают титульную страницу, открывая замысловатые надписи на пожелтевших страницах толстого тома. — Подлинник, случайно обнаруженный в руинах Ксеркса, — внимательно слушая рассказ Эд, сосредоточился на голосе Мустанга и чистом трепете вперемешку с благоговением, которые он испытывал к древнему тексту. — Его нашли расхитители гробниц, которые потерпели неудачу в своих первоначальных поисках и в попытке разжиться отправились в руины, надеясь найти там драгоценный фарфор. Книга находилась в большом запечатанном горшке - обычный для того времени способ хранения и сокрытия текстов. Так поступали все древние учёные. К счастью, бандиты не додумались открыть горшок, поэтому книга не пострадала от поездки или грубого обращения. В итоге, брат Ани дорого выкупил товар у бандитов. — Стоило того. — Да, определенно, — кивнул Мустанг. — Я сопоставил их цену и доплатил. В конце концов, тебе же нужны ксеркские справочные тексты. — Смотри, — Эд кивнул на нижний угол третьей страницы, его палец почти касался чернил, но не совсем. Он слишком боялся дотронуться, боялся что-нибудь размазать, в их руках находилась ценнейшая информация. — Этот круг похож на один другой, из персидской книги. Двенадцать последовательностей, помнишь? — Да, — перевернул Мустанг следующую страницу, на которой красовались каракули и наброски. — Как думаешь, сможешь расшифровать? — Расшифровать? — Эд ухмыльнулся. — Незачем. Я могу прочитать это прямо так. Письменность достаточно похожа на древнеаместрийскую (3). Сначала будет трудновато, но со временем я привыкну. Как я уже говорил, у каждого языка есть своя закономерность. Дай мне пару дней, может меньше, и я переведу для тебя первые страницы, если хочешь. — Как всегда, переполненный уверенностью, гений, — мягко заметил Мустанг, почти с привязанностью, даже осмелился подумать Эд. — Книга вся в твоём распоряжении. Просто будь осторожен. Там много кругов. — Знаешь, я не настолько глуп и беспечен, чтобы случайно активировать кружок в книге, — Эд потянул Мустанга за свободную руку, не занятую перелистыванием страниц. Быстро снял с неё перчатку и натянул ту на собственные пальцы, хоть и непомерно большую, чтобы иметь возможность прикоснуться к книге, пусть только пятью пальцами, а не десятью. (Всеёчестно, у Мустанга теперь тоже только одна рука в перчатке, они страдают от этого вдвоём.) — Кроме того, — продолжил он, — из-за количества чистой паранойи, которую ты мне ежедневно скармливаешь в лошадиных дозах, я теперь никогда в жизни не смогу снова быть беспечным. — Отлично, — кивнул Мустанг. — Постоянная бдительность. Никогда не знаешь, против кого придётся сражаться. Эд закатил глаза, прежде чем нырнуть в текст и начать внимательно изучать крошечные надписи в углах десятой страницы. Он с трудом мог их читать, но они были похожи на исправления ранее зачеркнутых предложений. Исправления? И тут он понял, что это вовсе не книга. Это был блокнот, дневник алхимика, — алхимика — который использовал персидские круги из той персидской книге за тысячу лет до их изобретения. Круги в этом дневнике — по крайней мере, из того, что он мог видеть на первых нескольких страницах — были гораздо менее целостными по сравнению с персидскими. Эти круги были моложе, незавершенные, алхимик всё ещё экспериментировал, когда писал (или писала) их. — Может быть, к концу книги у него будет получаться что-то более близкое к импровизированным персидским кругам, — вслух подумал Эд. Уплотнения фляги, безусловно, вытекают из этого, но они куда как более продвинутые. Но фляжка также родом из Ксеркса, а это значит, что этот человек со временем улучшил свои открытия. Велика вероятность, что фляга принадлежала ему. Эд не мог просто ждать, нет на свете ничего лучше, чем нырнуть в дискуссию с другим великим разумом, пусть их и разделяют множество столетий, различие культур и поклонений. — Если вы не поторопитесь, ваш пирог с заварным кремом совсем остынет, — напомнил им голос из-за стола. Эд вырвался из своей полной концентрации и поднял глаза. — О, ты всё ещё здесь? — сказал он Хьюзу. Хьюз усмехнулся, откусывая кусок пирога, а Мустанг вздохнул. — Манеры, Эдвард. — Извини, Сволочь, — рассеянно, на автомате, ответил он, хватая вилку и копаясь в своём куске пирога с заварным кремом. Однако, прежде чем его откусить, он повернулся к Хьюзу и поправился: — Вы всё ещё здесь, мистер Хьюз? Поперхнувшись едой, Хьюз не смог подавить смех. У Мустанга же только уголки губ дёрнулись в крошечную улыбку, так как он уже (в какой-то мере) привык к присущей Эду дерзости. — Это, знаешь ли, всё ещё мой дом, — усмехнулся Хьюз. — А ты, между прочим, ешь пирог моей жены. Лучше всего есть пирог Грейсии тёплым, хотя, конечно, вы можете взять его домой, охладить и съесть позже. Давай, не стесняйся. Ешь столько, сколько хочешь. Я знаю, что у Грейсии всё самое лучшее! — В его теле нет стеснительности, Маес, — усмехнулся Мустанг. — Ни единой капли. Он у нас, в конце концов, вундеркинд. — Заткнись, Сволочь! — Мм, — улыбнулся мужчина, осторожно закрывая книгу и убирая её обратно в безопасную кожаную сумку. Перчатки, вернулись к владельцу. У Эда создалось впечатление, что сумка была позаимствована у Ани, одного из мест, где он видел, использовалась мягкая или, как её ещё называют, детская кожа. Он пожал плечами и вернулся к своей еде, быстро съел кусок и беззастенчиво попросил ещё. Его разум был настолько полон информационных паутин, которые сплетали свои сети в связное гнездо теорий, что он не заметил быстрых взглядов, которые бросал ему Хьюз, в них мешались тепло, веселье и впечатление. Если бы он заметил их, то понял, что в голове этого мужчины уже зреет коварный план: заставить их с Мустангом проводить больше времени вместе. Потому что, разумеется, любой друг Мустанга сразу заметит, как Эд, новый подопечный, положительно влияет на в остальном одинокую и монотонную социальную жизнь мужчины (не считая однодневных отношений и случайных женщин). Да, это был его недосмотр и ошибка его увлеченности.~
После этого единственного обеда, когда Мустанга не было дома, он каждый день пересекал лужайку в обеденное время и заглядывал в дом Хьюза, чтобы занять место на кухне Грейси. Она была доброй и понимающей женщиной, очень практичной, но в то же время настойчивой и знающей, когда дело касалось решения личных дилемм. Одним взглядом она уловила невысказанные и тревожные отношения Эдварда с его матерью и несколькими словами побудила его поговорить с ней, как только он будет готов. По её словам, им необходимо наладить общение, потому что у сына всегда будет только одна мать, а мать всегда будет любить своего сына. Её советы на этом не закончились, она поделилась с Эдвардом своими мыслями о Мустанге, видя, что Эдвард всё ещё ведёт себя немного недоверчиво и оборонительно в присутствии этого человека. Она изо всех сил пыталась убедить его в доброте намерений Мустанга, и Эд видел, что, да, она права, но он не мог так просто отпустить естественное недоверие, которое питало годы промывания мозгов со стороны Пинако. (Кроме того, он не мог избавиться от своего недоверия, когда Сволочь вёл себя как Сволочь изо дня в день, без отдыха или даже паузы для одного вздоха. Как будто этот человек жил на своей собственной гордыне. Что, вероятно, эта Сволочь и делал, сволочь.) Однако половину времени Грейсия просто говорила о мелочах, случайных вещах, любимых увлечениях, тот тип разговора, который люди заводили, когда они впервые знакомились друг с другом. Это было то, чего он никогда не делал с Мустангом, ведь у них обоих были скелеты, которы нужно прочно держать в своих шкафах. А вот у Грейсии их почти не было, и она открыто высказывала своё мнение и предпочтения. Если бы только у меня была такая свобода, подумалось Эду. Дни шли быстро, почти в тумане, но не совсем. Он часами погружался в рукописи, книги, свитки, круги и коды. Предстояло много работы, много сравнений и перекрестных ссылок между флягой, гобеленовым кругом, ксеркской и персидской книгами. Он работал один, но это нормально, он работал лучше в одиночестве (без обид, Альфонс). Время от времени к нему подключался Мустанг, чтобы помочь ему с исследованиями, но Мустанг тоже был занят и часто возвращался домой истощённым и уставшим. Только вино и хорошая еда могли вернуть ему искру заинтересованности. Установленный распорядок длился всю следующую неделю, а в следующую пятницу они снова отправились в тот же ресторан, но на другую кухню. Эд обнаружил, что всякий раз, когда он был в присутствии Мустанга, всё было для него полезным опытом. Никогда ещё у него не было такого тщательного и интенсивного индивидуального обучения по такому разнообразию тем. Он упивался этим. Я мог бы прожить так всю оставшуюся жизнь и не сожалеть, подумал Эдвард, откидываясь на стуле и глядя в небо. Звёзды начинали светить несколько ровнее на чернеющем небе, ветерок медленно холодал. К этому времени в Ризенбурге уже нужно было носить длинные рукава и, возможно, свитер, но здесь, в суете городского центра, после лета сохранялась жара. — О чём думаешь? — спросил Мустанг через стол. Они заканчивали свой десерт — паннакотту, залитую насыщенным соусом из ежевики и смородины. — Мм, да так, ни о чём. — Что ж, это сюрприз, — Мустанг десертной ложкой отломил от круглой паннакотты приличный кусок. Эд нахмурился, они делили тарелку на двоих (поскольку Мустанг утверждал, что по тарелке на каждого означало бы слишком большое употребление сахара, что вредно для здоровья), и вот Сволочь бессознательно крадёт его положенную долю! Чтобы соответствовать Мустангу, Эд съел такую же большую ложку и окунул её в соус повозив по тарелке, показательно смакую и мысленно насмехаясь над Сволочью. Только недавно, Эд обнаружил, что их обоих объеденяет одинаково чудовищная и непреодолимая тяга к сладкому. — Я просто заметил несоответствие между моей жизнью здесь и тем, как я жил в Ризенбурге. — Эд макнул ложку в соус и поднес ко рту, начисто слизывая. — Небо и земля. Кажется, будто меня перенесли в другое измерение. — Ты удовлетворён? — и вот оно снова, глубокий взгляд, слишком ровный голос. — Я имею ввиду, тем, что у тебя есть здесь. На несколько мгновений Эд молчал, глядя на Мустанга с таким же пристальным вниманием, пока не пожал плечами и с ухмылкой не произнёс: — Пойдёт. Брови Мустанга приподнялись в удивлённой, но счастливой улыбке. — Я слышу в вашем тоне вызов, мистер Элрик? — Что ж, конечно, есть много места для улучшения, мистер Мустанг, — тон Эда был шутлив, и он внимательно следил, чтобы тот таким и остался, не хватало только чтобы Мустанг воспринял слова всерьёз. Он знал, что мужчина понимает, как Эд ценит всё, что тот для него сделал и вовсе не хотел показаться неблагодарным. Просто сейчас он не был настроен на серьёзный разговор и свёл всё в шутку, чтобы настроение этого вечера осталось таким же беззаботным и тёплым. — Например, — пояснил он, — вы могли бы подарить мне те же шёлковые простыни, которые лежат на вашей большой кровати. Они выглядят очень комфортабельно. — Да, они именно такие. — Мне трудно понять, как можно принимать гостей в таких простецких условиях, как у меня, а самому раскинуться на шёлковых простынях, сладко засыпая по ночам, — не спасовал Эд. Он не шутил по этому поводу, он хотел эти простыни! Ну, не те же самые простыни Мустанга, а просто шёлковые простыни. Они выглядели очень-очень удобными, и он готов был поспорить самой библиотекой, что такими они и были. — А, но я даю вам куда больше, чем большинство семей и домовладельцев готовы предложить своим гостям, — Мустанг наклонился вперёд. — Я даю вам чистое первоклассное постельное белье от лучших ткачей Европы. Я даю вам кровать, мягкую, как облака над головой, метафора, Эдвард, если что, я прекрасно знаю, что можно упасть, если лечь на буквальные облака. Почему же тогда ты говоришь, что я плохо тебя обустроил? — Да, у меня есть чистое первоклассное белье, как ты и говоришь, но у тебя-то шёлк. Тебе это не кажется немного несправедливым? — Но я же хозяин в доме, не так ли? — Мустанг снова откинулся назад, довольный своей простой защитой. Эд закатил глаза. — И снова всё сводится к твоему эго. Сволочь рассмеялся. Рассмеялся. Но Эд действительно хотел эти шёлковые простыни! — Интересно, у нас когда-нибудь будет разговор, которые не начинается или не заканчивается или вообще не затрагивает твоё внушающее благоговение «я»? — Никогда, — заявил Мустанг. — Пф. Ты невыносим. — Спасибо. Мустанг стащил у него последний кусок панакоты. Долбанная Сволочь.~
Их мирная тишина была нарушена, когда во вторник утром Эд взял газету с того места, где она была оставлена у ворот, и прочитал заголовки. Через несколько минут он вернулся на кухню с потемневшим лицом, передавая газету своему сожителю. Мустанг готовил для них завтрак, отдохнувший и отоспавшийся, но серьёзный и явно о чём-то задумавшись. Теперь Эд прекрасно понимал, о чём именно. — Заголовки говорят об убийстве прошлой ночью, — резанул он сразу в суть дела. Эд не любил светские разговоры танцующие вокруг важных вещей, Мустанг тоже. Мустанг моргнул, руки на мгновение замерли, словно только теперь он понял, что у него есть компания. Раздался приглушённый вздох, и Мустанг тихо скользнул на стул, жестом предлагая ему сесть за стол. Завтрак был уже готов. Они начали есть. Эд терпеливо ждал, пока Мустанг соберёт свои мысли, и только когда он опустошил треть тарелки, мужчина заговорил, прохладным деловым тоном, ни капли шутливости. — Это шестое убийство в серии убийств, начавшихся ранней весной этого года, — коротко объяснил Мустанг. Эд нахмурился. — В газетах написано, что это пятое. — СМИ ничего не знают наверняка, никогда полностью не верь тому, что они говорят, — серьёзно предупредил Мустанг. — Во всяком случае, крайне важно, чтобы они знали только самые базовые факты об убийствах, желательно без подробностей. Если газетам ещё предстоит связать первую жертву из шести с остальными, это означает, что мои подчинённые выполнили свою работу. Итак, Мустанг отвечал за расследование убийств, как и подозревал Эд. Эду действительно показалось странным, когда прошлой ночью Мустанг позвонил домой и извинился за опоздание. Он сказал Эду вместо этого пойти к Хьюзу на ужин и не ждать его возвращения. Он ничего не объяснил, но Эд ещё не спал, когда Мустанг наконец вернулся домой, поэтому он приготовил измученному мужчине скромный ужин. Накануне вечером он не задавал вопросов и незаметно составлял компанию Мустангу до поздней ночи, но теперь просто не мог не спросить. — Я могу чем-нибудь помочь? Челюсть Мустанга сжалась от этого предложения. — Я бы предпочел, чтобы ты оставался здесь, дома, Эд. В безопасности. — Ты знаешь, я вполне могу позаботиться о себе, — тихо настаивал Эд. Он шагал по разговору осторожно, боясь оступиться. По словам Хьюза, вспыльчивый характер Мустанга был очень взрывным, если его спровоцировать. Эд не совсем уверен, хочет ли он познакомиться с этой стороной мужчины так скоро. — Я знаю это очень хорошо, — кивнул Мустанг, всё ещё с тем же напряжённым выражением лица и даже позой, — но я видел эти убийства, Эд, и я совершенно уверен, что не хочу подпускать тебя к ним даже близко. Тем более, мы сошлись на том, что тебя пока стоить держать подальше от военных, а если ты вовлечешь себя в нечто подобное, то эту идею можно просто выкинуть в окно. У военных хорошая разведка, Хьюз живое тому доказательство. Между ними установилась тишина. Еда, как обычно, была превосходной, но Эд едва ли ощутил её вкус в глубине своих мыслей. Он хотел упрекнуть Мустанга, поспорить, переубедить и протянуть руку помощи, если он мог быть полезен. Но когда Мустанг использовал такой тон? Невозможно. И снова Эд чувствовал себя ребёнком, которого лелеют, учат и, непривычно, ценят. Он снова задумался, было ли это послушание естественным. И опять задался вопросом, каково это — иметь любящего отца, который заботится о твоей безопасности и будущем. Когда они закончили трапезу и начали мыть посуду, Мустанг тихо сказал: — Я ценю предложение, Эдвард, но пока это тебя не касается. Не волнуйся об этом. Даже не думай. Я просто хочу, чтобы ты сконцентрировал свою энергию на учёбе, и я хочу, чтобы ты был в безопасности. Обещай мне это, ладно? Эд кивнул. — Я обещаю. — Спасибо. От руки Мустанга на его плече веяло ровным теплом, безопасностью и спокойствием. Эд решил пока отступить, но это вовсе не значит, что он не попробует разобраться в вопросе самостоятельно. О, нет он и шага из дому не ступит, — не из тех кто нарушает обещание — но он будет читать газеты и выяснять, что сможет. Возможно, он найдёт что-то или додумается до чего-то, что облегчит Мустангу расследование. Ему совсем не понравилось выражение лица Мустанга прошлой ночью, та смертельная усталость, которую он увидел. И хотя Мустанг был мастером их носить, маски невольно приспускались в четырех стенах собственного дома, как не крути, Мустанг был только человеком, несущим на себе ответственность, которая, если справляться с ней в одиночку, не по силам обычным людям. Эд содрогнулся при мысли о том, насколько хуже станет, когда Мустанг поднимется выше по чинам, и поразился явной стойкости, которую Мустанг демонстрирует тем, как долго и уверенно он держится в игре, практически в одиночестве, без какой-либо опоры. Хьюз был союзником, и были верные подчиненные Мустанга, но они ниже рангом, и мало, что могут сделать, чтобы его прикрыть, так что даже так, у него не было никого, кто бы скрасил одиночество или утешил его по ночам, когда он сидел один в темноте своего огромного дома. Учитывая, что это было только начало крутого подъёма Мустанга по карьерной лестнице, ему понадобится кто-то, кто сможет остаться, с кем бы можно было бы разделить хоть часть личной травмы, кто понимал бы цену работы, столь опасной и эмоционально утомительной, сколь и цель, к которой этот мужчина идёт. Эд хотел помочь. Он хотел помочь, ведь Мустанг помог ему. Внутренне укрепив свою решимость, Эд поклялся, что найдёт способ быть полезным. Он точно не собирался никуда уходить в ближайшее время, он останется здесь надолго, и, черт возьми, если он не найдёт способ вернуть долги. — Тогда будь осторожен, — приказал Эд, шагая с Мустангом из холл в холл к двери. Мустангу потребовалось меньше пятнадцати минут, чтобы подготовиться к работе после еды, поскольку он уже принял душ и был наполовину одет. — Я позвоню, если мне придётся опять задержаться допоздна сегодня, — сказал Мустанг. — Грейсия будет более чем рада принять тебя на ужин, я уверен. Маес, несомненно, тоже задержится со мной, если так выйдет. В остальное время оставайся внутри. — Я понял. Эд наблюдал, как Мустанг шагнул через двери и направился к воротам, за которыми его ждала чёрная блестящая военная машина. Водитель, лейтенант Хавок, прислонился к борту и курил сигарету. — И запри двери! — крикнул Мустанг уже на улице. Эд сделал, как ему велено.~