Пора прощаться

Его тело стояло неподвижно. — Нам пора прощаться, Чуя, - слова, промолвленные в тишине, до безумия больно вонзились прямиком вглубь сердца рыжика. Тело застыло от шока, дар речи исчез. Слова, что были сказанные с печальной улыбкой, тихим, словно просящим за это прощенья, голосом, так быстро убили невинную душу. Через минуту шока тело снова ожило: по нему прошла сильная дрожь, заставляя коленки затрястись от страха, а руки колотиться словно в приступе эпилепсии. — Нет, - тихий выдох, - Не надо. Глаза тут же наполнились прозрачными, режущими слезами, что сразу покатились по лицу. Глубокий, панический вдох - и снова выдох, но уже дрожащий, истерический. — Не надо, нет, - шаг вперёд, выставленная рука, что силится дотянуться, схватиться, удержать, не отпускать, но тело снова сковывает страх. — Чу.. не плачь, - слова, что заставляют слезы течь ещё сильнее. В голове начал отбиваться ритм сердца с такой силой, что голова закружилась, в глазах начало темнеть, кровь в жилах понеслась с огромной скоростью, не оставляя своему владельцу иных выходов, как терпеть это терзание внутри себя, не в силах сделать ничего. — Чу.. успокойся. — Нет! Ты! Нет, прошу! - несдержанные, почти что дикие крики, разрывающие горло. — Не смей! Пожалуйста, нет, - слезы с новой силой хлынули из глаз, громкий плачь расплылся по пространству, навсегда вбиваясь в воздух, стены, навсегда запечатывая эту невыносимую боль в себе; от неё больше не освободиться никогда, никому, чья нога ступит сюда, обрекая на вечные страдания сего столь трагичного момента. — Малыш, прошу, - тот же грустный голос, что обрывает сердце вновь и вновь. Физическая боль сковала тело, Накахара согнулся, падая на колени, хватаясь рукой за грудь с немым криком, опираясь рукой о холодный пол. Из чужих рук выпал шприц, издавая тихий звук. Рыжеволосый резко вскинул голову на сигнал близкого конца. Глаза метнулись выше, на ещё не сошедшую с лица улыбку. Он рванулся к падающему родному телу, подхватил вовремя, осторожно опускаясь на пол вместе с ним. Широко открытые, голубые глаза с льющимися слезами смотрели в карие с паникой и страхом, в ответ получая лишь любящий, нежно-горький взгляд. — Нет.. - отчаянный тихий шёпот, - Ты.. ты... Как ты мог, Дазай? Дазай. Боже. Нет.. Не умирай, прошу. Большие ладони слабо протянулись вверх, касаясь чужой груди. — Всё будет хорошо, Чуя. Верь мне, - наглая ложь, не помогающая даже сейчас. — Дазай, прошу, - голова наклонилась, падая на плечо Осаму, - прошу, нет. Ощущение тёплых рук вдруг исчезло с груди. — Чу.. - совсем слабый, еле слышный голос. — Нет, нет!! - руки ухватили полутруп за плечи, начиная трясти его, - Нет! Дазай, нет! Пожалуйста, нет, твою мать, твою мать, нет!!! - снова крики, вновь возвращающие сильный пульс в голову. Рыжик перестал трясти тело, упав головой ему на грудь. Он обвил руками талию, сильно-сильно сжимая в своих объятиях. — Чуя, ты.. стал самым близким мне человеком. Я всегда буду любить тебя, моё солнышко. Всегда. Затихший Накахара смотрел на тело в своих руках. Это тот же Дазай. Те же, кудрявые волосы, та же белая, гладкая кожа, те же нежные руки и то же любимое им тело, но.. теперь это мёртвое тело. Дазай больше.. никогда не обнимет его. Никогда не назовёт своим солнышком и никогда не будет рядом, никогда не поможет и не успокоит, никогда. Его больше нет. — Как же.. Как.. же... Он сумел подняться со своим трясущемся от истерического шока, телом. Побрел к стене на негнущихся ногах. Обернулся к телу, не веря что это правда, не желая верить. Слезы вновь нахлынули, дикие крики заполнили комнату собой. Чуя злился. Он злился, боялся, отказывался верить. Тело начало двигаться само. Накахара крушил все на своём пути, не жалея ни их любимых с Дазаем чашек, ни дорогой мебели - ничего. Кровь прилила к мозгу, напряжение и давление от крика и истерики не предвещали ничего хорошего, и если бы рыжеволосого не покинули силы, он бы тоже упал замертво от лопнувших сосудов. Слезы намочили белую рубашку жертвы, наконец удачного, суицида. Чуя снова обнимал его. Обнимал и беспомощно плакал на его груди, сжав в руке брошь на чёрной ленте, что порвалась во время падения Осаму. Голова пуста, сердце выжжено, тело измотано, сознание укатилось куда-то в прошлые времена, где они с Дазаем обнимались в кровати и засыпали вместе. Где Осаму нежно целовал его и водил пальчиками по своему любимому телу, говоря что будет любить его всегда-всегда. Но теперь все это счастье оборвалось в несколько мгновений и Чуе больше никогда не ведать света в этом мире. Дазая больше нет. И не будет никогда. Спустя несколько часов, проведённых в бреду, на груди мёртвого Дазая, Накахара погрузился в горький сон.

***

Чуя нервно закричал и резко сел в кровати, просыпаясь от своего, наверное самого ужасного в жизни кошмара. Дыхание было сбито, будто он не спал несколько часов, а бежал от чего-то, наверняка очень страшного, долгое время. По телу стекали холодные капельки пота, сердце колотилось так, будто хотело намерено разорвать грудь и ускакать прочь. Адреналин в крови не снижался и ужас ночного сна никак не уходил из тела и головы. Осознав, что находится у себя в комнате, рыжеволосый начал восстанавливать дыхание, но тут в голову резко ударили воспоминания из сна. Поначалу его снова схватило чувство ужаса и страха, но по проходу ещё нескольких минут, все же дошло, что это был лишь сон. Что бояться нечего. Что всё будет хорошо. Чуя протянул руку чтобы обнять большое и всегда такое тёплое, согревающее тело, забыть об этом кошмаре и мирно уснуть рядом с Дазаем, но вместо него, рука наткнулась на холодную пустоту, и только сейчас рыжик заметил в этой руке черную ленту, что была обмотана вокруг запястья и брошь Осаму в своей ладони. В голову резкой болью ударило осознание. Это был не сон, а события трёхдневной давности. Вновь нахлынули слезы, вновь сердце отстукивало в недрах головы свой бешеный ритм, вновь мокрая подушка у лица и бьющееся в истерических конвульсиях тело, вновь эта невообразимая боль потери, что с каждым сжатием сердца заставляла боль разноситься по телу, что с каждым вздохом резко била прямо в грудь, заставляя задыхаться. Вначале этого пути Чуя никогда бы не подумал что полюбит Осаму. Вначале этого пути он не знал какие мучения все это принесёт. Вначале этого пути он ни за что бы не подумал что когда-то будет стоять на кухне с ножом в руках и никогда бы не подумал... — Я ненавижу и так сильно люблю тебя, придурок Дазай. ...что боль утраты погубит его.