Фрики от науки.

- Сколько раз я просил тебя не разбрасываться своими внутренностями на моей половине! – чуть ли не брызжа слюной от гнева, возмущался доктор Германн Готтлиб, отпихивая от своих ног в начищенных до блеска ботинках нечто скользкое и синеватое. - Не своими, а внутренностями кайдзу. Невежда, - рассмеялся Ньютон, не отрываясь от препарирования куска иноземной твари. - Плевать! Есть уговор, а он, как известно, дороже денег. - Ой, да не будь ты таким занудой. - Я не зануда, я рациональный человек, который, в отличие от некоторых, верен своим словам, - завелся Германн, продолжая колошматить концом трости несчастный орган дохлого монстра. - Ладно-ладно, надоел, сил нет терпеть, - с такими словами доктор Гейшлер оторвал свой зад от стула и соизволил поднять отходы своей профессиональной деятельности с пола. Звякнул под тяжестью положенного в него металлический лоток, а Готтлиб фыркнул: - Фанатик чертов. Вот этого произносить не стоило. Ньютон подорвался с насиженного места и, почти тыча концом острейшего медицинского скальпеля в нос побледневшего Германна, разразился целой тирадой: - Молчал бы уже, математический гений. Мы практически ничего не знаем о кайдзу, и первейший способ исправить это досадное недоразумение – это то, чем как раз занимаюсь я. А твои числа вечно с погрешностями, собственно, как и ты сам. Замолкнув буквально на десятую долю секунду, и то, чтобы перевести дыхание и подскочить к одному стеклянному цилиндру, Ньютон продолжил: - Кайдзу – это самая огромная на данный момент загадка в мире. И прежде всего, она биологическая, эволюционная, но никак не математическая. Какой прок от твоих расчетов, примеров, вычислений? Я стою на пороге разгадки, а ты только мешаешься под моими ногами и отвлекаешь внимание Стэкера на себя. Выдохшийся доктор, хоть и хватал воздух ртом, как выброшенная на берег рыба, но взгляд его был полон чего-то уничтожающего. Куда только девалась вся его добродушность и неуклюжесть? Германн, поникший плечами, но не сломленный духом, нашел, что сказать. - К твоему сведению, неблагодарный, именно я, рассчитывая явления кайдзу, подбрасываю тебе расходный материал, - колко бросив это в лицо опешившему Гейшлеру, Готтлиб поспешил удалиться из лаборатории, неловко ковыляя и стуча тростью по натертой плитке. Погорячившийся Ньютон растерянно посмотрел в след удаляющемуся коллеге. Запоздалое чувство вины начало терзать его. Все же он не хотел оскорблять и обижать Германна. Этот чудик, свихнувшийся на своих формулах и чистоте, уже успел стать каким-то родным, что ли… И прекрасно освещенная лаборатория с осиротевшей исписанной кривыми каракулями доской вдруг показалась чужой и слишком большой для него одного. Гейшлер неуклюже и тяжело шлепнулся на свое специальное кресло, задев острым локтем один из многочисленных лотков. Тот, гремя металлическими боками, упал на половину Готтлиба, расплескав все свое содержимое. Ньютон, кряхтя, как столетний старик, машинально опустился и стал собирать внутренности обратно в посудину. Но вспомнив о произошедшем пару минут назад, зло бросил скользкие куски обратно на плитку, отшвырнул лоток от себя и уселся прямо на пол, окончательно вымотанный грандиозной ссорой. *** - Я докажу вам всем. Я докажу тебе, чертов Готтлиб, что я не какой-нибудь паршивый иждивенец и неудачник, - угрожающе бормотал себе под нос Ньютон, приматывая последние части радиотехнического хлама к своему новому детищу. Сегмент мозга кайдзу, а именно – его лобная доля, одиноко плавал в физиологическом растворе тесного прозрачного цилиндра, то и дело, цепляясь к стеклу утолщенными щупами. Мерный звук этих слабых ударов слегка успокаивал доктора, но руки его предательски подрагивали в предвкушении. Не каждый же день собираешься установить нейронный мост с самой жуткой тварью из всех известных. Ньютону только сейчас стало казаться, что он просто слишком оригинальный самоубийца, что решил повыпендриваться и устроить показательное выступление перед смертью. Но не в его правилах было отказываться от задуманного, особенно, когда только удачным экспериментом можно было доказать свою ученую годность. Все давно готово и нечего уже перепроверять по третьему кругу. Трясущимися руками доктор Гейшлер напялил себе на голову несуразное подобие шлема и, замерев на мгновение, щелкнул включателем этого сомнительного аппарата. Сознание помутнело, быстро превращаясь в сознание другого существа, сознание ужасного монстра. *** Германн быстро, насколько это позволяла больная нога, шел по пустынному коридору. Надо же! Маршал отказал ему в отдельной лаборатории, обосновав это отсутствием времени и средств! Но ведь доктор не просил себе обширное помещение с десятком мощных ламп и прочим оборудованием. Ему нужна была небольшая комнатенка с парой стеллажей для самых необходимых книг и тетрадей с записями да любимая черная доска. Ибо терпение Готтлиба лопнуло и выносить общество этого биолога-самодура он был больше не в силах. Так, мысленно порицая Стэкера, доктор не заметил, как дошел до нужного ему места. Родная старая лаборатория встретила его незнакомым высоким жужжанием и горой металла посреди зала. Ньютон обнаружился за ней. Бьющийся в конвульсиях, с закатившимися глазами и струйкой крови из носа он страшно перепугал Германна. Вот же упрямый баран! Все же провернул задуманное. - Идиот сбрендивший! Фанатик! – пыхтя, ругался вовремя подоспевший второй обитатель лаборатории, обрывая и отсоединяя кучу проводов от бессознательного очкарика. *** После этой опасной проделки Германн понял, что уважает Гейшлера. Рвение, целеустремленность, сила воли и смелость биолога так впечатлили Готтлиба, что тот сразу простил его. Уже на следующий после уникального эксперимента с мозгом кайдзу день он вернулся в лабораторию. На виноватый взгляд очухавшегося Ньютона доктор ответил мягкой улыбкой. И с двойным рвением приступивший к своей работе, он не заметил, как губы Ньютона растянулись в ответной растерянной улыбке и щеки его окрасились в нежный розовый цвет. *** Говорят, что, если проводишь с определенным человеком много времени, то невольно заражаешься его привычками, перенимаешь его жесты. В общем, становишься похож на него. Так, видимо, и случилось с доктором Готтлибом. Решимость и бесстрашие Ньютона, возившегося со своим адским прибором в паре метров от морды мертвого детеныша кайдзу, каким-то невероятным образом заразили и Германна. Наверное, это поэтому он, не подумав даже толком, брякнул: - Если ты действуешь по принципу Егеря, то выходящих на связь с кайдзу должны быть двое. Из-за стекол изрядно пострадавших в общем бункере очков, скорее по привычке напяленных на тонкую переносицу, чем по надобности, на математика уставились удивленные глаза. - Ты…, - охрипший голос плохо слушался Гейшлера, - хочешь пойти на это ради меня, т-т-то есть, со мной? - Да, - бесшабашно согласился Готтлиб. И прежде, чем напялить на свою, однозначно, дурную башку второй шлем, Германн получил хорошую компенсацию за все нервотрепки – склонившись к нему, Ньютон легко и стыдливо чмокнул своего любимого математика в узкие бледные губы.