Ты

Темный двор терял Пашу в себе, он будто знал — ждать бессмысленно. А Паша не знал, и все переминался с ноги на ногу, задирая голову и ища взглядом нужное окно. Но свет не горит, как и час назад, а руки уже совсем замерзли. Фонари горят рыжим темным светом, почти бесполезные, Но отсветы от них красиво поблескивали на свежих сугробах. Снег все еще шел, он залеплял ресницы, попадал в ботинки при ходьбе, оседал на пряже вязанной шапки. Щеки порозовели, Паша пытается согреть руки своим дыханием, но это не помогает. Он шмыгает носом, пряча ладони в карманы. Но все стоит напротив подъезда. С площадки напротив уже ушел последний ребенок, какая-то старушка терпеливо выгуливает большую собаку в заснеженной клумбе. Последний трамвай уже отъехал от остановки, и где-то совсем рядом воет сирена «Скорой». Уже совсем темно, и до дома придется идти пешком. Путь неблизкий, на замерзших ногах он будет брести целую вечность. Он снова достает телефон окоченевшими пальцами, разблокировав его не с первого раза. Его сообщения все так же висят непрочитанными, а ощущаются повисшими на плечах тяжелыми грузами. Паша вглядывается в тускло горящий экранчик, будто надеясь, что Саша все-таки сжалится над ним. Но нет. Ничего. Паша со злостью пинает снеговика, стоящего на газоне рядом. Снежные шары разваливаются, и внутри них серый грязный снег. Пашин кед моментально намокает. Он снова шмыгает носом, и зло упирается взглядом в все такое же темное окно. Он хочет бросить что-нибудь в стекло. И глаза начинает щипать от злых слез, но он из последних сил держит себя в руках. А Саша сидел на кухне, в полной темноте, и пил чай. Чай, правда, не имел вкуса, и был холодным, а голова будто раскалывалась от боли. Пальцы его нервно подрагивали, и он жмурил глаза. На его кухне тоже холодно, будто бы это он сейчас стоит на морозе совсем один. В комнате пахнет сыростью и канализацией, и хочется выть. Только бы Паша ушел. Только бы больше не ждал под окнами. Потому что Саша не может прекратить это сам. Сашино сердце глухо отзывается где-то в желудке, когда он все-таки выглядывает из окна, и Паши нет. Паши нет, и Саша думает, что понимает, что Личадеев чувствовал, пока ждал во дворе. Хотя, едва ли он действительно понял. На серой стене написано, что Саша лох, и Паша согласен. Саша, каждый день проходящий эту стену, и видящий неровно выведенные черным маркером буквы — тоже.