верить

Шэнь Цзю стоит перед ним живой, с кровью на рукавах и холодной непреклонностью в глазах, и вокруг Юэ Цинъюаня будто бы разом выключают свет. Он почти падает в эту внезапную тьму, колени у него подкашиваются, сердце срывается вниз, а Шэнь Цзю непоколебим, возвышается надо всем миром и заносит меч. Юэ Цинъюань ждёт и жаждет, что удар придётся на него. Ведь оплакивать мёртвых до странного просто. Каждый вечер в мыслях возрождать пепелище, думать о том, что от Шэнь Цзю и не осталось ничего. Даже воспоминаний о нём ни у кого, кроме жалкого младшего адепта пика Цюндин, не было. И ему остаётся только верность хранить этой памяти, ради него стараться и побеждать. Но погибший вновь обретает тело, вырастает из пепелища, и Юэ Цинъюань понимает — ему даже сотней своих смертей не искупить всех ошибок. Он обязан был искать его так долго, пока ноги ходить не перестанут. Он сдался, недоглядел, не выполнил обещания — и теперь должен хоть часть долга заплатить. Шэнь Цзю смотрит на него, скрестив руки на груди. Вокруг Юэ Цинъюаня всё ещё темно, он не знает ни куда смотреть, ни что делать, а с губ срывается только: «Ци-гэ подвёл тебя». Шэнь Цзю фыркает. Юэ Цинъюань только больше жалеет, что его на месте не зарубили мечом. Потому что, на самом-то деле, жить с покойником за плечом не намного проще. На бедре висит Сюаньсу, и каждое прикосновение к нему жалит — из-за него, из-за торопливости он не смог спасти единственного друга. Все уходят в пещеры Линси, чтобы достигнуть высот в самосовершенствовании — а ему бы их не видеть никогда больше, не вспоминать тот год, когда рассудок на волоске висел, а собственная кровь с рук не сходила. Везде намёки на прошлое, везде есть повод для сожалений, и Юэ Цинъюань все их покорно принимал и держал в сердце. Просто с живым вины в два раза больше — и всё в два раза больнее. Шэнь Цзю щетинится. Шэнь Цзю ненавидит его — и своё имя. Юэ Цинъюань с ног сбивается, ища способ заставить его улыбнуться, пытаясь помочь, и раздражает, кажется, только больше. А потом Шэнь Цзю — Шэнь Цинцю теперь, высокомерный и строгий — улыбается. У Юэ Цинъюаня снова темнеет в глазах. Он за всю свою жизнь испытывал чаще всего вину. У него была видимость спокойствия, обострённое чувство долга и цепи на руках и шее. Для него не иметь награды за попытки — единственно верный расклад. Для него понимать неизменность прошлого и пытаться не допустить никаких разочарований в настоящем — единственно верная стратегия. Но Шэнь Цинцю в один момент меняется, принимает его жалкие попытки доказать верность, и сердце у Юэ Цинъюаня болезненно сжимается. У него, оказывается, надежда на прощение есть. Или всё игра, обман для того, чтобы потом в спину нож вонзить? Меньше всего Юэ Цинъюань хочет не доверять до сих пор единственному другу. Но ему так страшно поверить в то, что Шэнь Цинцю простил его, что он выбирает осторожность. Говорит меньше, следит больше и видит не Сяо Цзю — совершенно нового человека. Тёплого, ласкового. На кота чем-то похожего. Шэнь Цинцю часто приходит в гости. Говорит отвлечься, наконец, от работы и наливает чай. Юэ Цинъюань слишком долго смотрит на улыбку Шэнь Цинцю и обжигает пальцы. Слушает его жалобы на непутёвых учеников и улыбается в ответ. Все главы пиков после долгих обсуждений приходят к выводу, что Шэнь Цзю никакой призрак не захватил. Он просто изменился. И Юэ Цинъюань после всех собраний, после бессонных ночей, наполненных размышлениями, этому верит. Хочет верить. Вина всё равно гложет. Иногда ему самому кажется, что без вины он просто не проживёт. Ему нужно нести крест, исполнять долг — и он делает это почти с радостью. Но рядом со всеми этими константами его характера поселяется что-то незначительное, маленькое и робкое. Счастье. Юэ Цинъюань впервые за много лет, кажется, понимает, что такое душевный покой. Это когда Шэнь Цинцю рядом — и улыбается ему, обмахиваясь веером. Когда хоть на мгновение забываешь о том, как сильно тебя ненавидят. Когда любишь сильнее, чем хочешь исправить прошлое. Шэнь Цинцю реже приходит на пик Цюндин. У него внезапная теплота распространилась на всех, включая даже Ло Бинхэ, самого ненавистного в прошлом ученика. Он теперь лучший из лучших, любимый и верный помощник. Юэ Цинъюань этому только рад. Всё вписывается в неизменную концепцию — он остаётся один на один со своей ненавистью к себе и сожалениями. Его счастье где-то далеко — но хотя бы существует и тоже счастливо. Юэ Цинъюаню большего и не надо. Он возвращается к бумагам со спокойной совестью, только иногда нет-нет да навещает Шэнь Цинцю, осторожно подходит со спины, пока тот озером любуется. Не может всё-таки жить в одиночестве как раньше. Снова хочет почувствовать человеческое тепло и быстрое биение сердца в груди. А потом пять лет смерти Шэнь Цинцю пролетают пусто и холодно. Если в их первую встречу после разлуки Юэ Цинъюань теряется от неожиданности, от навалившегося внезапно осознания — то сейчас ему будто солнце выключают. Или вырвают из груди сердце. Руки дрожат. Сложно держать что-то. Плывёт всё. Он снова не смог сказать правду. Эта мысль острее прочих бьётся в его голове. Ему сил не хватило, не хватило воли и храбрости — и Шэнь Цинцю исчез. Снова. На глазах у толпы, на руках у своего любимого ученика Ло Бинхэ. Юэ Цинъюань вот-вот наконец сломается под чувством вины и больше не сможет подняться. Но Шэнь Цинцю появляется из ниоткуда вновь — и Юэ Цинъюаню хочется то ли плакать, то ли смеяться. Уже второй раз он возрождается, возвращается к нему, и уже второй раз у Юэ Цинъюаня в первые же секунды не выходит всё высказать. Потом. Когда он сам будет на пороге смерти. Когда некуда будет уже отступать. Некуда отступать Юэ Цинъюаню с хребта Майгу. Там Ло Бинхэ наконец-то по-настоящему сходит с ума — и ему приходится отвечать таким же безумством. Сюаньсу второй раз появляется из ножен, наполняет пещеру вспышками духовной энергии и вытягивает из него силы. Такой темноты — спокойной и всепрощающей — Юэ Цинъюань ждёт. Он закрывает глаза и падает вниз, чувствует ещё, как его засыпает груда камней. «Нужно только успеть рассказать», — думается в последний момент. Он только на этой мысли держится — и на силе Шэнь Цинцю. Его осторожно держат, ведут, пытаются удержать в сознании, а у Юэ Цинъюаня одно на уме: «Простипростипростипрости». «Я хотел вернуться более всего на свете, но меня заперли в пещерах Линси». Юэ Цинъюань проваливается в забытие и надеется, что больше не проснётся. Никогда уже не будет у него новых сожалений, а умрёт с тихой любовью в сердце — что может быть лучше? Но он открывает глаза, и в поле зрения тут же Му Цинфан появляется. У него лицо совершенно спокойное — знает, что делает. Юэ Цинъюань не знает ничего. Как Шэнь Цинцю отреагировал? Принял ли объяснение? — Где Шэнь Цинцю? — голова ужасно кружится, стоит ему попытаться подняться, поэтому Юэ Цинъюань ложится обратно и накрывает глаза ладонью. — Лежит без сознания, — коротко отвечает Му Цинфан и протягивает какой-то отвар. — Вы бы лучше о себе побеспокоились, глава школы. Юэ Цинъюаню такое непривычно и неприятно. Он пьёт молча, медленно пытаясь вернуть себе способность сидеть ровно, и мыслями уже возвращается к привычной работе с бумагами. К Шэнь Цинцю. Ему о других думать спокойнее. Но, увы, Шэнь Цинцю в эту категорию не входит. Он особый по всем критериям, он его жизнь с самого детства выворачивал наизнанку — а теперь в сердце копался и из головы не выходил. Не мог ведь Шэнь Цинцю умереть? Не мог ведь Ло Бинхэ, настолько одержимый им, уничтожить его? Голова у Юэ Цинъюаня то от Сюаньсу, то от навязчивых мыслей болит и тяжелеет, он места не находит и по несколько раз в день приходит навестить Шэнь Цинцю. И всё равно каким-то образом момент его пробуждения пропускает. Они встречаются позже, когда Шэнь Цинцю уже стоит на ногах и смотрит на Юэ Цинъюаня в упор. В сумерках его лицо ещё более бледным и утончённым кажется, поэтому приходится взгляд намеренно отводить, чтобы не залюбоваться. Не время, не место — и не с ним Шэнь Цинцю связан небесами. — Тебе уже лучше? — Глава школы, я должен кое-что сказать вам, — тон у Шэнь Цинцю необычно серьёзный, а привычка обращаться не по имени не исчезла. Это пугает, но он руку протягивает и кладёт на плечо, успокаивает — и Юэ Цинъюаня будто бы опаляет тысяча солнц. Шэнь Цзю никогда внезапных прикосновений не любил, вздрагивал, а сейчас сам шёл на контакт. Юэ Цинъюаню сразу жарко и душно становится, потому что сердце к Шэнь Цинцю неконтролируемо тянется. Потому что хочется поцеловать. Но для того существует Ло Бинхэ. — Я не тот, кем вы меня считаете. Юэ Цинъюань глубоко в душе более всего на свете желает просто быть счастливым, просто Шэнь Цинцю касаться — но не всем в жизни везёт. Он ждёт продолжения, а тот всё мнётся, руку не убирает. Сердце Юэ Цинъюаня бьётся через раз. — Лю Цингэ когда-то подозревал, что в этого Шэня вселился призрак, — говорит Шэнь Цинцю тихо, будто нехотя, — и он почти угадал. Тот Шэнь Цзю, которого вы знали, погиб. Моя душа волей судьбы оказалась в его теле. Я не знаю, отчего всё сложилось именно так, отчего Шэнь Цзю пришлось умереть, чтобы я встал на его место. Я этого никогда не желал. И мне искренне жаль лишь одного: Шэнь Цзю так и не узнал правду. Простите, глава школы. Но мне кажется, вы правду заслужили не меньше. Юэ Цинъюань сквозь блики перед глазами ещё видит, как Шэнь Цинцю уходит, и оседает на землю. Благо, никто в темноте не видит, как глава школы сгорбился, пытаясь от мира и от правды спрятаться. Он даже понять не может, что бьёт больнее. Осознание, что снова опоздал? Существование рядом человека с лицом Шэнь Цзю и чужой душой? Осознание, что его признание было напрасным? Юэ Цинъюань даже не замечает, в какой момент слёзы начинают течь по его щекам. И отчего-то так странно понимать, что замену Шэнь Цзю он всё равно любит и ждёт.