when you touch me, I die.

Вова хватается руками за стены и оставляет кровавые следы. весь унитаз, вся футболка, пол и стены в крови. кажется, он сам весь в крови, но одного взгляда в зеркало хватает, чтобы понять, что не всё так плохо. футболка — кажется, одна из любимых — летит в мусорное ведро ненужной тряпкой. руки дрожат от бессилия, в уборной пахнет железом до тошноты, в животе закручивается тугой узел. за воротник футболки зацепился цветок, и Семенюк резким движением бросает его в сторону, пропитываясь слишком ощутимой ненавистью ко всему происходящему. на уборку уходит куда больше времени, чем обычно, приходится принять душ, чтобы смыть с себя этот отвратный запах крови и цветов. между рёбрами щемит, но он молчит. не хочет, чтобы кто-то за него переживал и что-то пытался узнать, потому что он сам был бы и рад ничего не знать и не переживать это. даже Алина, некогда горячо любимая им, ничего не подозревает, но и это к лучшему — Вова боится. боится, потому что не хочет её разочаровать, пускай и понимает, что врать долго не получится, и рано или поздно правда вскроется, и тогда будет ещё хуже, но сейчас он отгоняет эти мысли, потому что проблем и так хватает. хочется куда-то деться от этого, раствориться, споткнуться и выпасть в окно с десятого этажа, да хоть что, лишь бы не видеть больше эти блядские ромашки. Хес приветливо улыбается на стриме, и от этого выворачивает наизнанку — Вове даже кажется, что от такого кашля можно рано или поздно просто выплюнуть вместо цветов свои лёгкие. экран гаснет, он падает на кровать без сил и отправляет какое-то короткое сообщение в телеграм о том, что стрим будет завтра. сегодня он не может уже ничего. на следующий день он всё-таки добирается до компьютера. приводит себя в порядок, настраивает аппаратуру и запускает стрим. тот изначально не должен был быть каким-то нагруженным, он решил просто посмотреть видео и, может, в конце во что-то сыграть. чат активно просит посмотреть интервью Хесуса на «Пушке», и ему приходится поддаться, тихо кашляя в кулак. «ну, а тебе был когда-нибудь кто-нибудь симпатичен из стримеров?» — «ну, да». Вова наигранно смеётся и закашливается, кое-как дотягиваясь и выключая сначала вебку, а затем и микрофон. не проходит и двух секунд, как в чате начинает сыпаться целая куча сообщений и вопросов. Хес, находящийся сейчас у себя дома и смотрящий его стрим, начинает заметно нервничать, когда проходит несколько минут, а никто не возвращается. он не выдерживает и пишет ему в дискорде, пока Братишкин снова пачкает всё кровью, едва успев добежать до уборной. приходится ещё раз переодеться и выкинуть футболку, а уборку отложить на потом. он вновь видит ромашки, и в голове мелькает воспоминание, как он такие же ромашки дарил Лёше на день рождения. становится слишком противно, и он захлопывает дверь в туалет, умываясь и возвращаясь на место. — да не, всё нормально, — отмахивается он с улыбкой и вытирает слегка слезящиеся глаза. на мобильном высвечиваются уведомления, и Вова мельком бросает на него взгляд, замечая имя того, кто эти сообщения ему отправил. в горле снова начинает першить, он не выдерживает, откидывается на спинку кресла и трёт лицо руками, стараясь сдержать слёзы то ли безысходности, то ли злости, то ли боли, — а, может, всего сразу. Лёша выходит на связь в дискорде, спрашивает его о чём-то, и Братишкин уже не выдерживает, — всё, ребят, бб, — сворачивает стрим и бьёт кулаком по столу, срываясь. высказывает всё, что на уме уже давно, что и так рвалось наружу, но сдерживалось какой-то невероятной силой и выдержкой. кричит, сорванным голосом что-то говорит о влюблённости, о цветах, о крови, о, в конце концов, своей дикой ненависти ко всему этому. Хес молчит, нервно перебирает варианты ответов, но так ничего и не говорит. он не любит его и не может ответить взаимностью, как и не может признаться в этом — знает, что это его сломает, сделает слишком больно. Вова злится на эту тишину, продолжает кричать, пытаться хоть что-то из него вытянуть, постоянно шмыгает покрасневшим носом, трёт влажные глаза, и со словами выходит последний воздух из лёгких. он задыхается, но продолжает что-то говорить. ему слишком больно, слишком обидно, он просто не может больше забивать на происходящее, ему нужен ответ, но ответа нет. он кричит о ненависти, о том, что его это всё заебало, сыплет оскорблениями, и Лёше обидно, но он так и продолжает молчать. он не может что-то ему сказать — любое неправильное слово сделает ещё хуже. Семенюк окончательно выключает вебку, рвёт кровью с цветами куда-то под стол, пытаясь прикрыть рот руками, но те просто оказываются полностью перепачканы. он смотрит немигающим взглядом, улыбается нервно сквозь слёзы, вытирает кровь о штаны — те всё равно уже не спасти, а когда поднимает взгляд — в дискорде остаётся только Гаечка. та что-то пытается сказать в поддержку, а Вова попросту шлёт её нахуй, винит во всём происходящем и отключается от звонка. ночью ему становится совсем плохо, цветы буквально разрывают глотку, кровь хлещет и не думает останавливаться, и Алина вызывает скорую, не в силах смотреть на это и прикидывая, что своими силами до больницы доехать они не успеют. так Братишкин и остаётся там, сам не зная, насколько это всё затянется. Алина только надеется, что всё обойдётся, и мысленно заминает саму ситуацию, понимая, что догадки появились намного раньше произошедшего, и зла она на него не держит, поэтому на всю ночь остаётся с ним, сидя под дверью палаты и не смыкая век. утром, приходя в себя, она пишет Лёше с просьбой всё выслушать, и на удивление он читает всё, что она думает и говорит, а затем спрашивает, в какой больнице лежит Вова. Алина, кое-как переборов себя, всё же отвечает ему. к полудню приезжают ребята из сквада. Гаечка, несмотря на произошедшее в дискорде, обиду не держит, только расспрашивает о состоянии «шефа» и переживает, пряча трясущиеся руки в карманах худи. Джоин рвётся в палату, игнорируя недовольных врачей, а Хес молча стоит поодаль ото всех, сжимая руки в кулаки и постоянно поджимая губы, даже не решившись перед кем-то извиниться. через несколько часов Семенюк начинает чувствовать себя лучше, но в палату впускают только Алину, Дашу и Сашу. спустя пару минут дверь палаты открывается, Стародубцев сходу налетает на Хесуса с обвинениями и матами, и никто даже не смеет вмешаться в происходящее. на этот раз Джоин не перебарщивает — и правда говорит, как есть. на следующий день о произошедшем знают, кажется, все паблики, а не только сквад, и из-за этого от Лёши отворачивается почти вся его аудитория, в его сторону идёт постоянный хейт, пока Вова получает заслуженную поддержку. только вот самому Вове слишком стыдно. из больницы его не выписывают, поэтому общаться приходится через телефон. он хочет извиниться перед Губановым, но обнаруживает себя в чёрном списке. криво ухмыляется — понимает и проглатывает это. он старается связаться с ним через Гаечку, но та сообщает ему, что Хес все вопросы по этому поводу игнорирует и почти не выходит на связь. а потом проходит время, Братишкину становится ещё хуже, и посреди дня дверь в палату тихо открывается. Лёша шагает внутрь, осматривается по сторонам, прикрывая дверь, и удивляется, что тот и правда ещё жив и даже выглядит неплохо. несмотря на открытые форточки, в палате присутствует стойкий запах крови и чуть более слабый — ромашек. его от этого воротит, но он делает ещё один шаг к койке и кладёт руку Вове на плечо. у того внутри всё переворачивается от этого, и он медленно переворачивается на спину, смотря на него безразличным взглядом. — пришёл? — усмехается, сдерживает себя от очередной волны недовольства и ненависти, потому что понимает, что ещё один конфликт и приступ он просто-напросто не переживёт, — а теперь пиздуй отсюда нахуй, — Хесус его высказывание игнорирует, смотрит отстранённо куда-то в окно, убирает руки в карманы. — какие прогнозы? жить будешь? — у Вовы от мыслей о подступающей смерти на глаза наворачиваются слёзы, сердце больно колет. он неуютно ёжится. — какая тебе разница? — Лёша некоторое время думает над ответом, но не успевает ничего сказать — медсестра выпроваживает его из палаты, сообщая, что время для посещения подошло к концу. Вова вновь остаётся один, и белые стены давят на него. дома, в шкафу, лежит его любимая футболка, которую ему отдал Губанов. от этой мысли слишком больно, настолько, что он позволяет себе уткнуться носом в подушку, пахнущую порошками, и расплакаться. через несколько дней становится совсем плохо, и его переводят в реанимацию. все уже мысленно провожают его в последний путь, а Хесус объявляется слишком поздно — ему сообщают, что Вова скончался. на похоронах он стоит вдали от всех, сжимая в руках свежие ромашки, которые потом кладёт на могилу и молча уходит. жизнь со временем постепенно налаживается, он находит свою любовь и всё становится как раньше. только каждый раз, открывая твич, он надеется увидеть запущенный стрим Вовы, но этого не происходит и больше никогда не произойдёт.