Ночи Средиземья

Норт пошевелился первым, первым поправил одежду и сел, скрестив ноги, на пол. Накамура лежал на боку, неподвижно, и лицо его снова было каменным и бесстрастным. Он не прикрыл лицо рукавом, не спрятал его в сгиб локтя, просто смотрел в никуда. Норт мимолетно пожалел, что не взял его лицом к лицу, увидеть его уязвимым, в забвении наслаждения было бы приятно. Ничего, шанс еще будет, Норт не сомневался. Кимоно умбарца все еще было задрано выше талии. Задница у него была, как у мальчишки: узкая, аккуратная и крепкая. На смуглой ягодице мокро блестело вытекшее семя. Привычным жестом Норт достал из рукава платок из мягкой бумаги — умбарцы очень трепетно относились к гигиене, и он быстро перенял их обычаи, в основном, конечно, под влиянием Арта. Платок он кинул на пол перед лицом Накамуры, достал ключ и разомкнул колодку. Это вывело пирата из ступора. Он машинально потер запястья и скосил глаза на Норта, будто вымеряя расстояние. От него вполне можно было ожидать нового нападения, однако Норт поставил бы десять к одному, что пират урок усвоил и не будет совершать глупых предсказуемых поступков. По крайней мере, пока Норт не повернется спиной. Накамура подобрал платок и вытер себя между ног, вполне равнодушно и бесстыдно, хотя Норт откровенно пялился, наслаждаясь зрелищем. Пират одернул кимоно, запахнул его на груди, тоже вполне буднично, и сел к стене, выставив колено и положив на него локоть. Повторить вальяжную уверенность Норта ему, однако, не удалось, помешала легкая гримаса боли, на миг исказившая его красивые черты. — Прости, — сказал Норт без малейшего раскаяния, широко ухмыляясь. — В следующий раз буду поаккуратнее. Он заработал злой взгляд исподлобья от пирата. Потом на его щеках выступил восхитительный слабый румянец, когда Норт взялся подчеркнуто медленно вытирать ладонь правой руки. Накамура прекрасно знал, что он стирает с нее его собственное семя. Но пират был далеко еще не укрощен. В противном случае Норт был бы разочарован. — Как ты узнал? — спросил Накамура с вызовом, на вестроне. Выговор у него был вполне правильный, похожий на дол-амротский. Спросил причем еще так нагло, как будто он имеет право знать. Как будто это Норт его пленник, и это он его тут допрашивает. Впрочем, Норт был пленен и увлечен, мог ответить сейчас практически на любой вопрос, особенно на такой, который позволял похвастаться, какой он умный и проницательный. — Да все же очевидно, — с удовольствием сообщил он. — Ты в жизни ни одной девицы не изнасиловал. Все мужики да мужики. — Женщины не ходят в море, — последовал бесстрастный ответ. — Да у тебя ни жены, ни любовницы, ни детей — отчего так, господин пират? — Бака-гайджин, — пробормотал Накамура. — Я вне закона, за мою голову назначена награда! Будь у меня жена и дети, шогун бы тут же их казнил вместо меня. — Дикие нравы, — вздохнул Норт. — Но вообще никакие указы никому никогда не мешали наплодить детей. Дурное дело нехитрое. Даже у меня есть жена и сын в Гондоре, хотя я, на минуточку, Мордору служил. Как и ты, в каком-то смысле. Накамура бросил на него быстрый взгляд. По всей видимости, этого он не знал. — Да! Да! — Норт театрально всплеснул руками. — Ты бы хоть потрудился навести обо мне справки, прежде чем грабить мои корабли. Что за идиотская месть, в самом деле — мешать мне обчищать северян, которые продают мне пшеницу мешками за горстку специй и платят золотом и драгоценными камнями за умбарские безделушки! Накамура фыркнул и не удостоил его ответом. — У тебя есть счеты к гондорцам, вполне справедливо, — продолжал Норт. Трепаться он любил и звуком собственного голоса наслаждался. — Но что сделал бы разумный человек? Разумный человек выловил бы по одному всех тех, кто лично ему напакостил, и содрал бы с них кожу живьем. Ну или что ты там считаешь адекватным возмездием за то, что они не удержали хрен в штанах при виде красивого парнишки. У меня, кстати, остались свои люди в Минас-Тирите, могу посодействовать, — небрежно добавил он. Накамура снова фыркнул, но уже как-то более заинтересованно, что ли. — Но нет, вместо точечных ударов, адресной мести и прицельной охоты ты предпочел носиться по морям, грабить, жечь, убивать и насиловать. Типичное поведение человека, который ненавидит весь мир и в первую очередь себя. Я, конечно, допускаю, что толпа похотливых потных мужиков вполне может настолько опоганить неокрепшую подростковую психику. Но за прошедшие годы — двадцать? Нет, меньше, лет пятнадцать, пленных ведь далеко не сразу обменяли после объявления мира. В общем, довольно времени, чтобы прийти в себя и повзрослеть. Но, видимо, была одна вещь, с которой ты так и не смог примириться. Не с тем, что тебя ебали все, кому не лень, а с тем, что тебе это нравилось. Накамура сверкнул глазами, и Норт поправился: — Хорошо, хорошо, не всегда. Иногда. Очень редко. Может, какой-то охранник был с тобой ласков, или кто-то из твоих товарищей по тюряге, неважно. Но тебе нравится принимать член в задницу, имей смелость признать. — Всех, кто знал или хотя бы подозревал, уже мертвы, я убил их собственной рукой! — рявкнул Накамура. — И тебе недолго осталось жить, бакаяро! — А мне представляется, что я буду жить долго и счастливо. И временами даже с тобой, — вкрадчиво сказал Норт ему на ухо. Он тоже умел двигаться быстро, когда нужно. Пират еще договорить не успел, а Норт уже прижал его к стене своим телом, плечом плечо, коленом колено, крепко ухватил за подбородок, не давая отвернуть голову, и прижался губами к уху. Другую руку он снова запустил под кимоно и стиснул пирата между ног, запуская пальцы дальше, за мошонку, нащупывая растянутую влажную дырку. — Я только что поставил тебя раком и выебал, как сучку. И держу пари, ты хочешь еще. Крупная дрожь прошла по всему телу Накамуры. Он задышал часто, открывая рот, как рыба, и Норт поцеловал его властно, грубо, клеймя его, как свою собственность. Глаза пирата закатились, он вцепился в плечи Норта, притягивая его ближе, повис на нем, почти соскальзывая вниз по стене, как будто готов был лечь под него еще раз. Не то чтобы Норт был против, но не через пять минут же. Ничего, мужику полезно будет поголодать еще немного. Задыхаясь, Накамура отвернул лицо, но прижиматься к Норту не перестал. Вот теперь он капитулировал, отдавая себя в полную власть своего пленителя. Он и поцелуй-то прервал только потому, что буря чувств, волна вожделения стала невыносимой. Шепнул еле слышно: — Как ты узнал? Те же слова, но иначе, как «Пощады!», как «Возьми меня!», как «Проклятый демон, что ты со мной делаешь!» — Один эльф, по имени Гилморн, рассказал мне, как грубо с ним обошелся один жестокий пират. Видишь ли, я знаю эту сладкую эльфийскую шлюшку давно и очень интимно. Я был его первым мужчиной и самолично его развратил. Я совершенно точно знаю, что он ублажал бы тебя с готовностью и старанием. Блондинчик любит грубый секс и властных мужиков. Но ты умудрился даже его трахать с ненавистью и отвращением, будто бы через силу, будто тебе хотелось вовсе не этого. Надо быть дураком, чтобы не догадаться, чего. Если б эльфенок сам не был такой записной подстилкой, он бы выкрутил тебе руки, оттрахал до потери пульса, и все могло бы пойти совсем по-другому. Ты ведь знаешь, да, что эльфы намного сильнее обычных людей? Ничего, узнаешь. Гилморн сейчас живет в моем доме на правах почетного гостя. Я думаю запереть тебя с ним в спальне на пару ночей, а дальше сами разбирайтесь. — И ты думаешь, я тоже буду твоей подстилкой, как этот эльф, — строптиво буркнул Накамура, хотя и без особого огня. — Опять за рыбу деньги. Я ведь тебе сразу с порога сделал предложение. Практически руки и сердца. Я хочу, чтобы ты был моим капитаном, а не рабом или наложником. Хотя... — Норт ухмыльнулся, — если объявить, что в моем борделе любой желающий может трахнуть знаменитого Накамуру-тайчо, это можно ж просто банк сорвать! — Ты всего лишь победил меня в бою — хитростью причем, обманом! — и взял в плен. Ты можешь сделать меня рабом, можешь взять меня силой, но не можешь заставить служить тебе. — Да кому надо тебя заставлять? — добродушно сказал Норт, вставая. — Пошли, покажу тебе твою каюту. Одежду тебе там приготовили, но меч пока не отдам, извини. До столицы плыть долго, у тебя будет время подумать. Например, об указе шогуна, объявившем тебя государственным преступником, подлежащим четвертованию. Или повешению, не помню. Что-то неприятное и позорное. Конечно, указ этот не будет распространяться на вассала именитого самурая Курохито-сана, а что этот вассал похож на презренного пирата — простое совпадение. Не мне тебе объяснять, как делаются дела в Умбаре. Сменишь имя, будешь, например, Юкимура — тебе пойдет. Уголки рта у пирата дернулись, как будто он хотел улыбнуться, но силой себя удержал и снова состроил мрачную мину. — Ну и конечно, я должен буду служить тебе не только на корабле, но и на твоем ложе, — сказал он, не глядя на Норта. Уж наверное, чтобы Норт не прочел по глазам, что мысль совсем не вызывает у него отвращения. — Мое ложе еще заслужить надо, — сообщил Норт, самодовольно ухмыляясь. — Что-то мне подсказывает, что ты небо и землю перевернешь, лишь бы я тебя трахнул еще разок. Где ты еще найдешь мужика, который вставит тебе по самые яйца и не раззвонит об этом по всей столице? Кому не зазорно ни проиграть в бою, ни подставить задницу в постели? Но, как я сказал, не собираюсь тебя принуждать, сам решай. Надеюсь, тебя уже можно выпустить к людям, не будет драк, побегов и попыток суицида? Накамура дернул плечом, задрал нос и поднялся на ноги. — Надеюсь, ты не думаешь, что я буду жить в твоей каюте, — заявил он. По всей видимости, чем дальше от него стоял Норт и чем меньше лапал его за задницу, тем больше в этой заднице играло упрямство и гордость. Норт хмыкнул и не ответил, только распахнул перед Накамурой дверь и пригласил выходить преувеличенно изящным придворным жестом. Пусть помучается неизвестностью, ему полезно. Норт все-таки отвел ему отдельную каюту, чисто чтобы усыпить его бдительность. Это была крошечная комнатушка в конце коридора, куда помещался только футон и напольный фонарь. Норт не без оснований надеялся, что Накамура будет ночевать там редко, если вообще будет. В первый же вечер он пригласил его на стаканчик винца в капитанскую каюту, которую занимал, и основательно оттрахал, сначала на столе, а потом на своей широкой постели. Как только похоть и алкоголь, к которому умбарцы вообще были не особенно стойки, смыли все запреты в сознании пирата, он стонал и подмахивал, как лучшая шлюшка из борделей Куро-сана. Ночевать он, однако, ускользнул к себе. На вторую ночь сам не пришел — это было бы слишком просто. Норт засиделся заполночь с бумагами (он всегда мало спал, предпочитая заниматься делами или сексом). Потом нахально заявился в каюту Накамуры и сдернул с него одеяло. — Юки-доно, вы все равно не спите, — сказал он любезно на умбарском, который очень подходил для подобных изъявлений. — Не желаете ли удовлетворить своего сюзерена? Он нашел в темноте руку Накамуры и потащил к себе под полу кимоно. Тот поупирался, но все же позволил положить ее на нортов член. — Курохито-сама, вы обещали не принуждать меня, — сказал он с кроткой укоризной, мигом впадая в принятые в Умбаре формулы вежливости в разговоре между вассалом и сюзереном. — Мне кажется, Юки-доно, вы просто умираете от желания сыграть на моей флейте. Я решил предоставить вам эту несравненную честь. Он распустил пояс и сбросил кимоно, придвигаясь ближе к пирату. Накамура — точнее, Юкимура, новый капитан Курохито-сана — склонился к его члену и принялся сосать. Две недели пути прошли приятно и разнообразно. ~~~~~~~~~~~~~~~~ Бака-гайджин - глупый иноземец Бакаяро - подонок, скотина (хотя дословно "глупый мужчина", чесслово! Бака+яро) Юки - снег. Сначала я придумала имя пирату: Накамура, нормальное такое, мужественное. Потом у него в процессе внезапно поседели волосы. Потом до меня дошло, что его был бы красивее назвать Юкимура. Но я уже привыкла к Накамуре, и чародей Юкимура был у меня в "Истории Ашурран-воительницы", да и Санаду Юкимуру многие знают. Но пусть теперь злобный пират сменит не только свое некрасивое поведение, но и имя :))