оно таится внутри тебя

Ξ       Ночь распростерла свои крылья над хребтом Цанцюн, проникая во все щели, цепляясь когтями за углы и края строений. Облака разошлись ровно настолько, чтобы заклинателю было видно, куда идти, без фонаря, но все же поглотили большую часть лунного сияния.       Ло Бинхэ вразвалочку шагал по радужному мосту, сдирая корку с так и не зажившей до конца, хотя тому уж почти десятилетие минуло, памяти о прошлом у себя в голове. По правде говоря, его нога не ступала на эту гору целых восемь лет. На протяжении тех лет он страдал, пока эта тихая обитель процветала в ленивой праздности.       Живи он в лучшем, справедливом мире, его возвращение стало бы источником незамутненной радости для его сверстников и учителя. Но нет, сегодня не тот день, когда пропавший ученик возвращается к своему учителю; это лишь небольшая прогулка напоследок, чтобы полюбоваться живописной красотой вековых вечнозеленых деревьев, бамбука и багрянника, прежде чем их пожрет пламя, согласно его плану.       Помимо этого, его целью был один визит.       Он долго колебался, а стоит ли, возможно, это лишь сильнее раздует в нем пожар ненависти, несколько раз менял свое мнение, прежде чем решился уступить прихоти. За это стоило поблагодарить одну из его жен, целительницу, которая тайком подкладывала в его одежду мешочки с высушенными травами, имевшими успокаивающие свойства. Это могло бы, по крайней мере, отсрочить его план предать огню пылко ненавидимый им горный хребет. (Попытка не пытка.)       Пик Цинцзин встретил его холодно, как и всегда, с некоторых пор лишенный присутствия сладчайшей из его возлюбленных. В этот час она обычно готовилась лечь в постель. Ло Бинхэ с нежностью подумал о ней, пообещав себе позже навестить ее покои, чтобы убедиться, что ее сон безмятежен, и, возможно, насладиться ее объятиями, удовлетворяя растущее желание Синьмо.       Поглощенный мыслями о Нин Инъин, он удивился, внезапно обнаружив, что оказался прямо перед бамбуковой хижиной. Повинуясь инстинкту, он обошел ее кругом, дойдя до заднего двора, где был разбит прелестный садик. На бумажном окне двигались тени. Внутри часто мерцал свет единственной свечи, предвещая свою скорую гибель.       Он успел позабыть, какой странностью отличался распорядок сна его учителя. Неделями по нему можно было сверять часы с благовонными палочками, а затем без предупреждения он погружался в хаос. Свет мог загораться и гаснуть в любое время ночи. Иногда света не было, но его учитель расхаживал по дому впотьмах, что-то бормоча — наверняка ругая этого мерзкого Лю Цингэ или же постоянно разочаровывающих его учеников.       Ло Бинхэ был осведомлен о привычках сна своего учителя, потому что дровяной сарай, где он спал, находился на территории, прилегающей к дому горного лорда. Оттуда Ло Бинхэ было видно освещенный силуэт учителя, четко проступающий на бумажном экране, когда тот садился у окна. Тогда он чувствовал себя не таким одиноким. Хотя уже тогда созерцание того, как его мастер живет в ярко освещенном доме, в то время как он вынужден дрожать во мраке сарая, питало ростки ненависти в его душе.       Вот и сегодняшним вечером Шэнь Цинцю хаотично перемещался туда-сюда. Ло Бинхэ усмехнулся: вторгнуться во сны мужчины, превратив их в отражение его собственного кошмарного детства, не представлялось возможным — пока что. Ничто не мешало ему вернуться домой, чтобы потом проникнуть в разум его учителя, когда тот заснет. Единственное, что его здесь удерживало — желание своими глазами полюбоваться, как мужчина корчится в муках на своей постели, переставшей быть безопасным уголком.       Стоя под сливовым деревом, Ло Бинхэ прислушивался к своему учителю внутри дома. Шаги мужчины были нервными, несколько раз босые ноги спотыкались обо что-то, однако редких обрывков фраз, которые долетали до его слуха, было недостаточно, чтобы понять, что именно беспокоило надменного бессмертного.       — Кто здесь? Покажись, ты, тварь!       От резкого звука голоса учителя его тело самопроизвольно вздрогнуло, повинуясь инстинкту. Страх, вселенный в него годами издевательств, Ло Бинхэ усилием переплавил в злость. И гнев объял его внутренности, утишая боль, вызванную страхом. Несколько успокоившись, он вошел внутрь. Его присутствие обнаружили; больше не было причин прятаться. И все же, услышав, как его учитель употребляет такое грубое слово, как «тварь», он насмешливо фыркнул. Он мог притвориться, что решил навестить своего учителя просто по старой памяти, это не должно было стать помехой его тщательно продуманному плану.       Ло Бинхэ, уверенно вышагивая, вошел в главную комнату, заложив руки за спину, с горделивой осанкой и с чарующей улыбкой на устах. Когда он замер напротив источника света, тот замерцал, бросая отблески на его серебряные драгоценные украшения, отчего те засияли, а черный шелк его роскошного одеяния стал переливаться. Ничего общего с его более юной версией — слабым ребенком, на лице которого был написан страх, с поникшими плечами, в грязном ханьфу.       Но он был тут не единственным, кто разительно отличался от себя в прошлом. Шэнь Цинцю был раздет до нижних одежд, нечесаные волосы полны колтунов, ступни босы, а на одном из рукавов потеки чего-то, видом напоминающего кровь. Утонченные черты лица исказились при виде ученика, выражая не изумление, но внезапную вспышку страха в нефритово-зеленых глазах.       — Добрый вечер, учитель. Этот ученик пришел, чтобы отдать вам должное.       Он желал лишь позора и боли этому мужчине с покрасневшими глазами и искусанной губой — возможно, следствие визита к женщине в борделе? — так что решил отказаться от следования этикету. В действительности он и не мог заставить себя сыграть роль идеального ученика, ощутив внезапную тяжесть в желудке.       Его глаза буравили взглядом учителя, который терзал свою закушенную губу, совершенно не беспокоясь о том, как это выглядело со стороны. Подобно тому, как внешний вид мужчины был далек от приличия, внутреннее убранство бамбуковой хижины также выглядело странно. Ло Бинхэ успел достаточно здесь осмотреться за все те разы, когда его звали внутрь, только для того, чтобы отвесить пощечину или швырнуть что-то ему в лицо. В комнатах всегда поддерживался идеальный порядок, предметы сияли первозданной чистотой, в воздухе витал аромат ладана. Тогда как этим вечером книги, вазы и статуэтки валялись на полу в хаотическом, на первый взгляд, порядке. Однако со второго взгляда глаз подмечал, что те образовывали волнистые линии по всей комнате.       Внутри бамбуковой хижины висел тяжелый запах крови, хотя, возможно, это воспоминания о прежних истязаниях опять накатили на Ло Бинхэ, стоило ему переступить порог этого дома. Это было еще одним признаком того, что ситуация выходила далеко за рамки обыденного: Шэнь Цинцю не терпел нечистоты. Помимо крови, в спертом воздухе давно не проветривавшейся комнаты пахло потом и еще чем-то едким. Буквально воняло — в точности как душа его учителя!       — Учитель не желает приветствовать своего потерянного ученика?       — Чудовище! — выплюнул Шэнь Цинцю, сжимая кулаки. Он безумно расхохотался вместо того, чтобы попытаться привести в порядок свой неопрятный вид. — Ты думаешь, я буду слушать тупое создание вроде тебя? — он усмехнулся. — Тебя в реальности здесь нет.       Он пересек комнату, бросаясь на Ло Бинхэ. Грудь демона стеснило от пережитка былого страха, но он его подавил. Его учитель занес руку для удара, но Ло Бинхэ с легкостью поймал ее. Внезапно мужчина перестал казаться ему столь же устрашающим, как когда-то. Ло Бинхэ вырос как умственно, так и физически. На самом деле он был даже немного выше своего учителя.       — Да неужели? — спросил он позабавленным тоном. Он сдавил тонкое запястье, удобно легшее в его ладонь — он мог сломать его пополам прежде, чем учитель осознает это. — Неужели я не достаточно реален?       Мерзавец застыл, его глаза слегка расширились, но вскоре его лицо скривилось в уродливой гримасе:       — Да как ты смеешь! Не смей являться сюда вот так, чудовище!       Ло Бинхэ фыркнул, его хватка на запястье учителя стала сильнее, подавляя любые попытки мужчины выдернуть его. Изящная кисть Шэнь Цинцю — со странными мозолями и шрамами на ней — побелела, его пальцы подергивались.       — Разве учитель не счастлив лицезреть своего драгоценного пропавшего ученика? — он поцокал языком. — Вы раните чувства этого ученика!       Шэнь Цинцю затрясся от гнева, его белые зубы сильнее закусили нижнюю губу. Он избегал глядеть прямо в глаза Ло Бинхэ, уставившись в точку чуть выше его бровей.       — Не смей!       Ло Бинхэ был поражен, когда надменный бессмертный злобно пнул его ногой в голень. Он рассмеялся над достойным жалости сопротивлением, которое оказал ему Шэнь Цинцю своими ногтями и ядовитым ртом, как будто забыв о своей ци. Инстинктивно Ло Бинхэ усилил нажим, и послышался приглушенный звук ломающихся косточек. Он почувствовал, как они сдвигаются под его рукой, в то время как Шэнь Цинцю дернулся от боли, но не прекратил попыток вырваться. Ло Бинхэ поймал оба запястья и прижал их к своей груди, прямо над встревоженным сердцем, которое нашептывало ему, что ситуация была из ряду вон.       — Не смей! — Шэнь Цинцю зашипел, как дикий кот. — Не смей использовать лицо этого глупого мальчишки! — он плюнул в лицо Ло Бинхэ, и это действие не настораживало так, как сопутствующие ему слова. — Я надеюсь, что его труп кишмя кишит личинками, поедающими его внутренности! Наверное, это так весело — быть съеденным заживо.       Чувство непонимания в полудемоне росло. Разве можно было назвать нормальным его взбесившегося учителя с бегающим повсюду взглядом? Разве учитель вел себя схожим образом когда-либо в прошлом? Почему-то… Ло Бинхэ вспомнился такой случай, когда элегантный бессмертный словно превратился в загнанного зверя, прячущего свою рану от окружающих. В то время его уничижительные замечания сменились беспричинными оскорбительными нападками; его физические наказания переросли в ненужные избиения, каким даже Лю Цингэ не подвергал учеников Байчжань… когда он был еще жив.       Тихий ропот в его сердце превратился в крик, который Ло Бинхэ загнал в глубину его разума. Ему нужно было понаблюдать еще немного, чтобы прийти к определенному выводу.       Он нахмурился:       — Личинки, поедающие мои внутренности, брр? Учитель всегда ненавидел этого ученика. Желать мне зла до такой степени… Я вижу, учитель ничуть не изменился.       — И? Это твоя причина забрать его? — выплюнул Шэнь Цинцю. Он дергал удерживаемые в плену запястья, стараясь отодвинуться от Ло Бинхэ подальше, его лицо исказила гримаса отвращения. — Он все еще один из моих учеников, чудовище!       Ло Бинхэ замер посреди движения, его разум хаотично метался, то и дело натыкаясь на мысль «одержимый». Он чувствовал, как его сердце радостно подпрыгнуло от простого признания факта, что он все еще принадлежит пику Цинцзин. Несмотря на то, что уже очень долгое время он ощущал себя изгнанником, его глупое сердце жаждало этого признания. Сбитый с толку, он смотрел, как бессмертный в ночном халате тщетно вырывается, тяня запястья, совсем как ребенок, пытающийся сбежать от родителя. Меч Сюя давным-давно должен был перейти к попыткам всерьез искалечить его. Был ли этот человек одержим? Ло Бинхэ не замечал в своем учителе признаков чего-либо в этом роде.       — Учитель… разум учителя находится под воздействием дурманящих веществ?       Теперь ему стало любопытно, что же могло помутить сознание до такой степени, что это было практически неотличимо от одержимости. Должны же существовать какие-то ядовитые животные, способные на такое, однако легче было поверить в то, что учитель одержим, нежели заражен кем-то.       Потянув еще сильнее свои запястья, травмируя себя в процессе, Шэнь Цинцю споткнулся на ровном месте. Ему удалось заставить Ло Бинхэ потерять равновесие — по чистой случайности, а не яростной атакой, — и тот упал на одно колено. Бессмертный, крякнув, неэлегантно плюхнулся на задницу, но спустя мгновение вскочил на ноги. Шэнь Цинцю принялся с неослабевающей силой вырываться от Ло Бинхэ, с его губ слетали тихие стоны.       Ло Бинхэ обнаружил, что не в состоянии думать о своем следующем шаге. Без единой мысли в голове он смотрел, как его учитель втаптывает в грязь свою репутацию, ведя себя как дикое животное.       Удар по голове вернул его разум на место, и они оба с грохотом повалились на бамбуковые доски. С искаженным лицом и колотящимся сердцем, в котором разгоралось жаркое пламя, Ло Бинхэ прижал к земле Шэнь Цинцю, ощущая его костлявое тело под своими ладонями. Мужчина вырывался снова и снова, с его губ срывалось рычание, взгляд блуждал по комнате, в то время как Ло Бинхэ стоял на коленях над его распростертым телом.       — Учитель, — прорычал он. — Успокойся.       — Сдохни, — выплюнул мужчина.       Раздались чьи-то приближающиеся шаги, слишком близко, чтобы Ло Бинхэ успел покинуть дом. Он проклял свой затуманенный разум, не позволивший заметить угрозу вовремя. Обвив свободной рукой Шэнь Цинцю за талию, он затащил его вглубь спальни, а затем прижался к нему всем телом. Его рука переместилась с тонкой талии, запечатав сухие губы Шэнь Цинцю. Мужчина обхватил его спину, пытаясь отпихнуть, но безрезультатно; выбившись из сил, он сипло и поверхностно дышал.       Между главной комнатой и спальней была лишь тонкая бамбуковая стена, чтобы обеспечить уединение; звуки с легкостью гуляли сквозь нее туда-сюда.       — Учитель, извините, что побеспокоил, но этот ученик принес еду.       Голос Мин Фаня раздался за дверью, звуча намного мягче, чем помнилось Ло Бинхэ. Не дождавшись ответа, он все равно вошел, вынудив Ло Бинхэ напряженно замереть над учителем. Его железная хватка усилилась, вырвав слабый стон боли из уст мужчины.       — Я оставлю еду на столе, как обычно. Пожалуйста, учитель, вам следует хорошо питаться. Вы уже несколько дней не притрагивались к еде, этот ученик переживает.       После своего неловкого комментария Мин Фань замолчал, ожидая реакции. Затем он прочистил горло и медленно произнес, понизив голос:       — Не нужно ли убраться в доме учителя завтра?       Его слова, полные плохо скрываемого беспокойства, звучали опасливо, но в то же время устало. Приходилось ли Мин Фаню иметь дело с подобными случаями умственной деградации учителя в прошлом? Гнев Ло Бинхэ на бесчисленные выходки учителя превратился в неуверенность. Непонимание, теперь весившее как целый валун, жестким кулаком врезало ему под дых.       Мин Фань громко вздохнул, затем пожелал учителю спокойной ночи. В самый последний момент Шэнь Цинцю вывернул голову из-под ладони Ло Бинхэ. Ледяной холод объял его сердце, когда Ло Бинхэ запоздало сделал движение, чтобы заглушить учителя.       — Знак!       Ло Бинхэ убрал назад руку, напряженно глядя прямо в расширившиеся глаза Шэнь Цинцю. (У его учителя всегда были прекрасные длинные ресницы, от взмаха которых сердце екало.) Сердце быстро колотилось, но он сосредоточил оставшиеся ощущения на молодом человеке у входа. Мин Фань вздрогнул, стукнувшись плечом о дверь, затем торопливо промямлил извинения.       — Этот был небрежен! — воскликнул он, выталкивая из себя слабую струйку ци. — Этот тяжело тренировался и не имел достаточного запаса ци… умоляю учителя о прощении!       Отчаянно барахтающийся под полудемоном Шэнь Цинцю вдруг расслабился в руках Ло Бинхэ и с облегчением вздохнул. Между тем Мин Фань не стал задерживаться. Поскольку Шэнь Цинцю не назначил наказания, он удалился неторопливой рысцой, не желая вызвать еще большее недовольство учителя.       — Почему учитель не позвал на помощь? — спросил Ло Бинхэ, преисполнившись любопытства.       Высвободивший рот Шэнь Цинцю неприятно осклабился:       — Так ты сможешь овладеть большим количеством людей, чудовище? Этого дитя демона для тебя уже недостаточно?       Время замедлило свой бег, и пока разум Ло Бинхэ перебирал идеи и воспоминания, составляя из них цепочки, его сердце глухо бухало в груди, готовясь воспринять озарение, которое должно было вот-вот на него снизойти. Он сглотнул, его губы растянулись в улыбке, не отражавшей малейшего признака веселья, скорее инстинктивно.       — Это дитя демона и есть я, учитель.       Знаком, которого Шэнь Цинцю потребовал от Мин Фаня, был выброс ци из тела. Ло Бинхэ так и не пришлось использовать ци с момента их встречи, ему хватило одной физической силы, чтобы заставить человека замолчать. Сначала он был уверен, что именно Шэнь Цинцю первым атакует его, применив ци, но ситуация выглядела так, будто учитель позабыл, что он бессмертный заклинатель.       Смягчив свою хватку на поврежденных запястьях мужчины, Ло Бинхэ выпустил малую толику ци.       Шэнь Цинцю… отвесил ему смачную оплеуху. Всякие сомнения, зародившиеся было в сознании Ло Бинхэ, лопнули в одно мгновение. От стыда и гнева его духовные меридианы налились жаром.       — Ты не мог этого сделать сразу! — выплюнул Шэнь Цинцю. Он не спешил подниматься на ноги, его ногти скребли деревянный пол, босые ступни поджались. — Ученик заставляет своего учителя глупо выглядеть, потому что не имеет элементарного понимания основного правила этой вершины! Какой позор!       Мужчина отвернулся; его губы сложились в гримасу, которая сменилась обиженной надутостью. Ло Бинхэ дал ему больше пространства, пытаясь совладать со своим сумасшедшим сердцебиением и растущими убийственными намерениями, которыми Синьмо заполонил его разум.       Шэнь Цинцю, судорожно подергивая руками, пробормотал:       — Чудовище скоро будет здесь. Оно тебя любит.       Если его учитель притворялся безумцем, чтобы избежать смерти, что ж, тогда… тогда его игра была неимоверно правдоподобна, решил Ло Бинхэ, усевшись на пятки. Внезапно на него накатила и захлестнула с головой усталость, наверняка из-за давления Синьмо.       — Учитель, как этот ученик может неправильно понимать основное правило, если никогда о нем не слышал?       Нефритовые глаза пронзили его взглядом насквозь:       — Это первое правило, которое усваивает каждый ученик. Иначе откуда мне узнать, что они не одержимы?       Так, что там было в его первый день? Кто был ответственным за наставления новичку?       Ой.       Это была Нин Инъин. В тот день, когда он был принят в школу Цанцюн, она отвела его на Цинцзин. По дороге она, неспешно прохаживаясь перед ним, декламировала правила пика. Ло Бинхэ слушал внимательно, хотя его руки все еще болели после испытания. У ворот пика их встретил Мин Фань, справившись у Нин Инъин, рассказала ли она ему о правилах.       — Да! Да!       А потом Ло Бинхэ плеснули горячим чаем в лицо. Тогда, сам того не осознавая, он выдал выплеск ци из своего тела из-за шока и боли.       По этой причине он стал объектом ненависти учителя? Нин Инъин постоянно выпускала всплески ци, за что он ее стыдил.       «Ох, глупый Бинхэ!» — говорила она.       Глупая Ин-эр, вспомнил он с нежностью.       Правило, которое он узнал сегодня вечером, было изустным правилом. Это было обусловлено логикой. Если бы люди прознали об этом, авторитет Шэнь Цинцю, на котором зиждилась его власть, мог быть скомпрометирован. Хотя это правило и не было нигде записано, оно, должно быть, вдалбливалось сотни раз одной маленькой пустоголовой девочке, которая стала ученицей по воле Шэнь Цинцю в нежном шестилетнем возрасте. К тому времени, когда появился Ло Бинхэ… правило было для Нин Инъин просто укоренившейся привычкой.       Меняло ли это что-либо в его плане?       — Учитель, ох, учитель, — сладко позвал он, прежде чем коснуться рукой лебединой шеи. Он сжимал ее все сильнее и сильнее, пальцы Шэнь Цинцю впились в его руку, пытаясь отодрать. Ло Бинхэ чувствовал удовлетворение оттого, что под его пальцами учащенно билась ниточка пульса.       — Я тут не ради того, чтобы вернуться к тебе, — мрачно прошептал он борющемуся за жизнь учителю. — Но ради мести.       Из-за того, что он не знал одного правила, его учитель выделил его из всех, сделав жертвой нападок и унижений!       Шэнь Цинцю прохрипел:       — Пусти меня, уб-!       Рука Ло Бинхэ неуклонно сдавливала шею тисками, из-за чего на лице его мастера вздулись вены, его глаза закатились под лоб, показывая белки. Когда пульс под его ладонью пропустил удар, Ло Бинхэ ослабил хватку ровно настолько, чтобы мужчина мог сделать вдох. Шэнь Цинцю дрожал на полу, его ослабевшие руки касались рук Ло Бинхэ в подобии ласки, которой он никогда не надеялся испытать от этого человека.       Отбросив мешающую прядь волос, прилипшую ко рту его учителя, Ло Бинхэ успокаивающе заурчал. Поймав на краткий миг взгляд мужчины, он перечислил все причиненные ему обиды, начиная с обжигающего чая, унизительно вылитого на него в первый день. Он говорил о порке, оплеухах, насмешках и внезапных ударах, которым пытался найти разумное объяснение: «Моя физическая форма никуда не годится, я должен тренироваться усерднее!» или, скажем, «Я сказал что-то неправильно, я это чувствую». Затем ученики Шэнь Цинцю подлили масла в огонь — видя, что их учитель открыто возненавидел его, они тоже сочли нужным последовать примеру.       — Ты! — прохрипел Шэнь Цинцю, так как его голос все еще отказывался повиноваться ему. — Это было направлено против чудовища! Я знал, что оно там, внутри! Я должен был изгнать его!       Удушающий захват усилился, пресекая достойную жалости попытку Шэнь Цинцю оправдаться.       — Кровь демона не делает меня чудовищем! Ты сотворил из меня чудовище!       Он сдавил так сильно, что чувствовал, как горло мужчины проминается под его ладонью. Глаза Шэнь Цинцю снова закатились, его конечности беспорядочно молотили воздух. Ло Бинхэ отшвырнул его от себя, крепко стиснув кулаки, чтобы сдержать желание придушить этого человека.       Перемежая скрутивший его жестокий кашель стонами боли, слетающими с его губ, Шэнь Цинцю впился в него взглядом из-под длинных растрепанных волос, свисающих до пола. Дрожь сотрясала его тело — более худое, чем в воспоминаниях Ло Бинхэ, — и серебряные жемчужины повисли на его длинных красивых ресницах. Когда Шэнь Цинцю приоткрыл повлажневший рот, загнанно и мелко дыша, его было сложно бояться.       — Глупое, неразумное дитя!       Взъярившись в очередной раз, Ло Бинхэ сделал шаг, чтобы добраться до своего учителя, его рука рванулась вперед.       — Думаешь, я не знал? — насмешливо продолжил Шэнь Цинцю, отчего рука Ло Бинхэ нерешительно замерла. Колени мужчины дернулись, будто он пытался встать, но затем передумал и остался на месте. Он больше не смотрел в сторону Ло Бинхэ. — Слишком глупый… Су Сиянь постыдилась бы иметь такого сына… Глупый, глупый слабый демон, который не умеет постоять за себя, — нефритовые глаза Шэнь Цинцю внезапно остановили взгляд на Ло Бинхэ, отчего тот вздрогнул. — Этот мастер приютил этого невоспитанного ребенка в память о дружбе с Су Сиянь. Дитя демона или нет, ты был ее родной плотью.       Шэнь Цинцю высокомерно фыркнул; это прозвучало скорее жалко, учитывая то, как его перекосило от боли, вызванной резким движением гортани. Пока бессмертный сгорбился на коленях, баюкая шею исхудавшими пальцами, как маленький ребенок, шок выбил землю из-под ног Ло Бинхэ. Его зависшие в воздухе руки, что едва не поддались порыву гнева, теперь мелко затряслись. Он не чувствовал своих пальцев, он не чувствовал своей груди, но вся эта пустота была целиком заполнена его сердцем.       Бессмысленный вопросительный звук покинул его уста; это не привлекло внимания Шэнь Цинцю. Мужчина отвернулся в сторону, пристально глядя на… свою кровать? Интерес учителя в одно мгновение угас. Секунду он всматривался в кровать, не дыша, а в следующую — он встал и на шатких ногах побрел к столу, где его ждала еда. Как будто Шэнь Цинцю совершенно не боялся демона в своем доме, который напал на него всего пару минут назад.       Проанализировав внезапный приток информации, сложив еще несколько кусочков головоломки, которые постоянно сбивали его с толку, Ло Бинхэ испытал, как его настигли первые крупицы просветления.       — Учитель… — задыхаясь, сказал Ло Бинхэ. — Избивал меня, чтобы… чтобы… — он облизнул пересохшие губы, его разум пульсировал в такт его уже дважды обмиравшему сердцу, — …изгнать чудовище?       Усевшийся за стол мужчина уклончиво хрюкнул. С трясущимися руками Шэнь Цинцю бормотал: — Чудовище любит тебя. Оно скоро будет здесь. Я знал, что оно не последует за тобой в Бездну; оно ужасно боится боли. Оно скоро будет здесь.       Ло Бинхэ, шаркая ногами, приблизился к мужчине, казалось, игнорировавшему свое ранение — даже короткий удушающий хват мог вызвать повреждения, будь то кожи или дыхательных путей, или же приступ головокружения. Ло Бинхэ испытал это на себе в более юном возрасте. Теперь он в полной мере осознавал силу своих рук, натренированных твердыми скалами Бесконечной Бездны.       Присев на корточки рядом с мужчиной, который принялся за еду, слегка кривясь от дискомфорта, Ло Бинхэ наблюдал за ним глазами путешественника, обнаружившего новый вид монстра. Шэнь Цинцю вел себя не так, как любой нормальный человек, осознающий, что за ним пристально наблюдают.       В какой-то момент его голова конвульсивно повернулась набок, широко раскрытые глаза уставились на что-то позади Ло Бинхэ, холодная кисть сомкнулась на его запястье.       — Не впускай его внутрь. Не надо. Теперь ты достаточно хорош, чтобы справиться, — Шэнь Цинцю притянул его ближе, но его немигающий взгляд наблюдал за чем-то позади Ло Бинхэ. По его напрягшемуся телу пробежали мурашки. Шэнь Цинцю пробормотал:       — Иначе твой провал станет несмываемым позором этого мастера.       Комментарий, которым он поделился, как неким весомым секретом, прошептав на ухо глубокой ночью, заставил Ло Бинхэ усмехнуться. Но то, как побледнело лицо учителя, а глаза расширились, будто реагируя на что-то, заставило Ло Бинхэ похолодеть. Инстинктивно он повертел головой из стороны в сторону, ища глазами это нечто. Но ничего не было. Он почти усомнился было в своих способностях замечать смертельную угрозу из-за поведения своего учителя.       Если его учитель притворялся безумцем, чтобы избежать смерти, тогда… Ло Бинхэ был полностью убежден им.       Бурлящий поток эмоций внутри него обратился безмятежной гладью. О, ему еще потребуются, наверное, бесконечные часы медитаций, чтобы исправить свое понимание прошлого, но в данный момент он обрел внутри покой. Шэнь Цинцю, сообразно убеждению своего больного разума, таким извращенным способом защищал его. Боль пугала чудовище; чудовище любило его; следовательно, Ло Бинхэ получал новые болезненные удары. Шэнь Цинцю так пытался спасти его.       То же самое событие, когда он умолял учителя на краю Бесконечной Бездны, представилось внутри его разума в ином свете. Холод в глазах его учителя возник не потому, что он внезапно — не внезапно, он знал! — обнаружил его демоническое происхождение, но из-за внезапно пришедшей в голову идеи. Бесконечная Бездна была синонимом опасностей и, возможно, гибели; это же означало, что чудовище не последует за ним туда.       Он видел страх, написанный на мужественном лице его учителя, которого совсем недавно не сумела напугать даже перспектива стать жертвой небесного демона. Ло Бинхэ почувствовал легкую дрожь холодной руки учителя на своем запястье. Обхватив ладонью ледяную конечность, он выдохнул, гася свой гнев.       — Учитель, а на что оно похоже? — спросил он, преисполнившись болезненного любопытства. Он даже оглянулся себе за спину, заново обманутый взглядом своего больного учителя.       — Не валяй дурака! Тебе это и так известно!       — Умоляю учителя напомнить этому… ученику, — последнее слово легко соскользнуло с его языка, не будучи оспорено его учителем, потому что в настоящее время он не был одержим; «чудовище» находилось позади него. Тот факт, что Шэнь Цинцю все еще признавал его как ученика, будил в нем горько-сладкое чувство. — У этого ученика имеются прогалины в памяти, несомненно, вызванные вмешательством чудовища.       Шэнь Цинцю балансировал на носочках, подергивая губами, обшаривал глазами каждый уголок лица Ло Бинхэ — желая убедиться в его честности? — после чего вздохнул. Его плечи так и не расслабились, когда, время от времени поглядывая за спину Ло Бинхэ, горный лорд вернулся к еде.       — Оно огромное. Оно носит мантию из… черного дыма, словно сотканную из воздуха над горящим поместьем. Оно редко встает на задние лапы… но когда это происходит, оно ростом выше двоих мужчин, — Шэнь Цинцю начал дрожать, его взгляд все чаще обращался к чудовищу, отчего его подобные драгоценным нефритам глаза влажно замерцали. — Верхняя часть его тела сложена из двух сросшихся друг с другом туловищ…       Когда мужчина прекратил двигаться и даже дышать, Ло Бинхэ проследил, куда направлен взгляд полных ужаса глаз учителя, и увидел пустую бамбуковую хижину с раскиданными предметами. В глубине вспыльчивого, пожираемого гневом сердца Ло Бинхэ поселилось сострадание к этому человеку, чей разум обманывал его. Если и было что-то, что Ло Бинхэ всегда имел, так это безопасность его разума и его снов.       Он также мог избежать физического насилия, скрывшись в бамбуковом лесу.       — Его возможно убить?       Шэнь Цинцю покачал головой. Распущенные, спутанные волосы ниспадали ему на плечи, а глаза сияли, как полированный нефрит. Его рука, стиснувшая чашу, подрагивала, четко выделяющиеся ярко-фиолетовые синяки на запястье контрастировали с его светлым халатом.       — Оно проходит сквозь стены? — его учитель кивнул, его кадык резко заходил вверх и вниз, черты его бледного лица исказила гримаса. — Можно ли его чем-нибудь остановить?       Шэнь Цинцю трясущимися пальцами указал на весь ассортимент предметов на полу, с его губ срывались судорожные испуганные рыдания. Очарованный видом капли, катящейся по щеке мастера, Ло Бинхэ протянул руку. Лицо Шэнь Цинцю было горячим; слеза под его пальцами тоже была горячей и мокрой. Это сделало его учителя таким человечным.       Улыбаясь, он придвинулся ближе к своему учителю. Он уселся, скрестив ноги, и с легкостью усадил старшего мужчину себе на колени. Шэнь Цинцю сопротивлялся, однако не особенно энергично.       — Изв-извращенец! Чудовище извратило твой ум.       — Очень на то похоже, — ласково пропел Ло Бинхэ. — Разве учитель не должен взять на себя ответственность за то, что не сумел защитить этого ученика? — он поцеловал бледный, слегка вспотевший висок извивающегося на его коленях учителя. Шэнь Цинцю сердито фыркнул, однако не ударил его за неподобающее прикосновение. — Успокойся. Этот ученик защитит тебя от чудовища, — он улыбнулся в волосы Шэнь Цинцю, поглаживая рукой напряженную твердую спину своего ненавистного учителя. Недобрый смешок сорвался с его губ:       — Если бы ты вдруг стал одержим, этот ученик сумел бы доставить тебе боль.       Удивительно, но Шэнь Цинцю расслабился, опираясь на его грудь. Голова мужчины прилегла на плечо Ло Бинхэ, взгляд опустился вниз, а тонкие, но покрытые мозолями пальцы потирали опухшую красную кожу его сломанного запястья.       — О да, ты сумел бы, — пробормотал Шэнь Цинцю воодушевленным голосом.       Ло Бинхэ… сильнее сжал тело в своих руках. Уютно прижавшись к нему, холодный Шэнь Цинцю внезапно оказался теплее, чем лучик солнца, касавшийся лица ранней весной, когда воздух еще не прогрет.       Это было похоже на новое начало. Ξ