золотыми и серебряными нитями

и, может быть, мы недопоняли друг друга,

и, может быть, я просил слишком о многом.

но может быть всё это было шедевром,

прежде чем ты всё не разрушил.

убегаю без оглядки — я был там,

и я слишком хорошо всё помню.

taylor swift — all too well.

Он шумно выдохнул, делая шаг назад. Койка заскрипела, когда он сел, тут же откидываясь на подушки. Исчезнувшее тепло чужого дыхания на губах ощущалось пощечиной. Жгучей, а оттого — до боли обидной. Он зажмурил глаза, закусывая щеку. Черт возьми. Матрас скрипнул вновь, он ощутил давление на грудь, а, открыв глаза, увидел морду Эстер почти вплотную к лицу. Деймон смотрела на него, чуть хмурясь. Он хмыкнул. — Зато мы знаем, что он жив, не так ли? — произнес он шёпотом, чувствуя, как собственный голос царапает нёбо. Ему не хотелось думать о том, каким уязвимо-наивным он был мгновения назад, и как сильно теперь эта щемящая грудь нежность и другое, куда более сильное, не позволенное для чужих глаз чувство, давили на его не столь уж молодое сердце. Эстер повела головой, и Ли лишь тихо усмехнулся, опуская взгляд на ладонь. Кожа вокруг шрама была бледной, почти белой, будто в цвет нитей того, кто оставил его. Он сжал ладонь в кулак. Не о чем было горевать.

***

Дни на корабле тянулись медленно, похожие один на другой. Пережить первую неделю, поглощенную звенящими в ушах тишиной и болью, что захлестнули его едва ли не сразу после того, как лицо Джона исчезло за завесой миров, было трудно, но последующие… Они прошли через портал на севере тринадцать дней спустя, и Ли закрыл глаза, когда на небе засияли золотые искры, закрывавшие проход, но тут же распахнул, резко поворачиваясь, когда по палубе пронесся крик. Лира упала на колени, обхватив себя руками, и ее крик больше походил на вой раненного животного, которому отрезали путь домой. Эстер бросилась к катавшемуся по земле Пану, а Ли осторожно коснулся плеча Лиры. — Я хочу, чтоб он вернулся, — прохрипела она ему в плечо, когда они добрались до каюты, куда она позволила отвести себя подальше от чужих глаз. Ли прикрыл глаза, внутренне вздрагивая. — Я хочу его назад, я хочу, чтобы он вернулся, я хочу… — Тише, тише, — прошептал Ли, сжимая её трясущиеся плечи. — Тише, дитя. Я понимаю… — Ты не понимаешь, — с надрывом ответила девочка, мотая головой. — Ты не понимаешь. Уилл был единственным, кто… кого я… Он… Лира зарыдала, уткнувшись лицом в колени, а Пан зашелся скулежом, впившись коготками в шёрстку Эстер. Ли смотрел на них, чувствуя, как внутри все стягивает. — Джон мой соулмейт. — Что? — Лира подняла голову, сощурив опухшие и покрасневшие глаза. Ли вздохнул, повторяя сказанное так медленно, будто они были на исповеди. — Отец Уилла, Джон Парри, мой соулмейт, — Лира моргнула. — Но ты говорил… — Я знаю. Но мы поняли это слишком поздно. — И ты отпустил его? — севшим голосом спросила она, и Ли медленно кивнул, замечая, как в ее лице что-то меняется. — Как ты… После всего, ты просто… Ты должен был заставить его остаться. — Нет. — ТЫ ДОЛЖЕН БЫЛ ЗАСТАВИТЬ ИХ ОСТАТЬСЯ, — проорала Лира, и он закрыл глаза, внутренне сжимаясь от ее крика. — Лира… — попыталась встрять Эстер, но девочка замотала головой, отказываясь слушать. — УХОДИ, — Ли моргнул, ощущая, как внутри него все сжимается. — Уходи сейчас же. И Ли не стал сопротивляться. Уже в каюте мелькнула мысль, что не стоило, потому что нормальные ответственные родители так не поступают, но ее задавило тяжёлое, поднимавшиеся к горлу чувство, что сжало свою хватку прежде, чем он успел возразить. Сон его был беспокойным и дерганным, и он проснулся с удушающим чувством пустоты в груди. Вспотевшая от волнения кожа покрылась мурашками, когда он поднялся на палубу, чувствуя, как ледяной ветер обжигает лёгкие. Он прошел вперёд, ощущая подрагивание досок под подошвами ботинок. Перила борта покрылись тонкой корочкой льда, что с шипением растаяла, когда он коснулся их. Корабль прошел вглубь Севера, так что по его предположению им осталось едва ли три дня пути до Свальбарда. Впереди, скрытые пеленой предрассветного тумана, тёмным пятном показались фьёрды, и у Ли сдавило грудь. — Это похоже на Змеиные скалы, — произнёс Джон, кивая в сторону видневшихся вдалеке обрывов. Они стояли на палубе, ожидая ужина и наблюдая, как поднявшаяся в воздух Саян Кётёр ловила перьями лучи заходящего солнца. — Удивительно, как природа повторяет саму себя в разных мирах, при этом кардинально отличаясь, если посмотреть поближе. — Ты был на Змеиных скалах? — удивленно приподнял бровь Ли. Джон повернул голову и прищурился, когда луч солнца скользнул по его лицу. — Я был, вероятно, в каждом закоулке вашего мира, — Джон усмехнулся, наблюдая, как Ли закатывает глаза. — Тартары нередко разбивали там лагерь. Мне нравится это место. — Да, — кивнул Ли, невольно улыбаясь. — Мне тоже. Аэронавт прикрыл глаза. Воспоминания коготками щекотали лёгкие, вызывая желание затянуться посильнее, да только вот нечем было — его помятая, почти полная пачка была вложена в чужой карман в почти детском от своей наивности порыве. Ему хотелось, чтобы его помнили. Будто всего произошедшего было недостаточно. Ли мотнул головой. Солнце показалось на горизонте, осветив небосвод холодным тусклым светом. Он поёжился, плотнее запахивая полы плаща. Руки покраснели, начав неметь, и он подумал, что раз не может получит сигареты, то обжигающего своим жаром кофе будет достаточно. Джон Фаа как раз варил такой — стоило спросить у него рецепт, потому что Ли отчётливо ощущал травы, что цыган туда добавлял, но не мог назвать. Он повернулся, делая шаг, и тут же замер. Лира стояла на палубе. Ещё взъерошенная ото сна, неловко кутаясь в свою шубку, она смотрела на него, обхватив себя руками. Пан осторожно выглядывал у неё из-за шеи. Эстер ткнулась ему в ногу, и, опустив голову, он поймал её взгляд, как бы говоривший «не смей делать глупостей». Ли поджал губы. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он, обращаясь к девочке. Ли не мог не заметить помятость её лица и опухшесть глаз. Лира повела плечами. — Бывало и лучше, — сипло ответила она, затем вдруг шмыгнула, утирая нос. — Прости, что накричала вчера. — Ничего. — Нет, — настойчиво покачала головой Лира. — Мне правда жаль. — Мне тоже, — кивнул Ли, глядя на девочку. Затем раскинул руки. — Иди сюда. Лира моргнула, удивлённо глядя на него. Когда же мгновением позже её руки обвили его шею, а он прижал её к себе, чувствуя, как она утыкается ему в плечо, давление чуть спало и, наконец-то, стало легче дышать. Только сейчас Ли понял, что не только Лире могло помочь осознание, что она проходит через это не одна. Но и ему самому. — Это правда? — спросила Лира, когда они спустились в трюм, где находилась корабельная кухня. Девочка сидела на столешнице, поджав под себя ноги. И от этого вида в ушах зазвенело дежавю. — То, что ты говорил вчера. О тебе и… — Я когда-нибудь лгал тебе, дитя? — спросил он, не глядя на девочку. Его подрагивающие руки были заняты кружками, в которых сморщенные листья чая медленно отдавали свой цвет воде. — Нет, — ответила Лира. — Но ты говорил, что не знаешь, кто он. Тогда, по дороге в Больвангар. — Я так же говорил, что это сложно, — ответил Ли, усмехаясь тому, что, кажется, думали они об одном и том же. — Я не слышал его до своих тридцати, пока Джон не попал к нам в мир. И то это было скорее эхо, чем полноценные слова, — Ли протянул девочке кружку, и та обхватила её руками, не сводя с него взгляда. — Почему так? — Мы не знаем, — ответил Ли, поджимая губы. — Но впервые я полноценно услышал и увидел его лишь по дороге в Больвангар. Я не знаю, с чем это связано, но… Саян Кётёр сказала, что в ту ночь Джопари проходил ритуал, произнесла Эстер для одного лишь его, и он повернул голову, выразительно глядя на деймона. Зайчиха сидела подле печки, прижимая к ней ютившегося у неё под боком Пана. Ли моргнул, думая о том, как много обсудили их с Джоном деймоны, не донеся до них. Он вздохнул. — То есть вы не поняли это, пока не встретились? — Да. Но, опять-таки, всё было… сложно. И неоднозначно. — Но ты ведь был уверен. Теперь. — Да. И от этого легче, в какой-то степени. Но и тяжелее тоже. — Я понимаю, — кивнула Лира. На некоторое время она молчала, взглядом уткнувшись в поверхность чая. Ли заметил, как напрягся Пан, и как плотнее сжала свои объятья Эстер, понимая, что девочка хочет ему о чем-то рассказать. И он не ошибся. — Я не уверена, что Уилл мой соулмейт. — Почему? — спросил Ли, внутренне вздрагивая. Лира повела плечами. — Я… не слышала его. Ни до, ни после мира мулефа. Даже когда мы прощались, я… — она зажмурилась, плотнее сжимая чашку. Ли отложил свою, подходя ближе. — Я думала, что это он. После всего, что мы сделали, после… Пророчества, мысленно добавил Ли, вовремя останавливая себя. Девочка до сих пор не знала своей роли, он помнил об этом, но так же помнил удивленное лицо Джона в тот день, когда Лира и Уилл вернулись в лагерь окутанные пылью. Они Адам и Ева, произнёс он тихо, обращаясь к нему, и на лице его возникло тяжелое выражение. Первородные родственные души. Почему… Джон тогда не продолжил фразу, и Ли не нашел, что ему ответить, как не находил и сейчас, обнимая начавшую тихо плакать Лиру за плечи. Всё действительно было слишком сложно.

***

Его прогнозы оказались верны, и они прибыли к землям Свальбарда ровно три дня спустя. На будто спавшем до этого момента корабле началось движение. Цыгане перебирались — собирали вещи, порой громко перекрикиваясь или наоборот запевая народные песни. Они собирались разделиться — два корабля должны были вернуться в родные земли через неделю, пройдя коротким путём через залив, название которого едва ли переводилось на английский. Оставшийся же корабль, на котором и находились Ли с Лирой, отправлялся в Оксфорд. На корабле оставался Фардер Корам, решивший лично убедиться, что с Лирой обойдутся в Оксфорде ласково. Прощание опять вылилось в пир, что на утро, когда корабль подбился к берегу, отдалось головной болью. Ли нашел Йорека на палубе, о чем-то беседовавшим с Лирой, и в груди у него всё болезненно сжалось, когда медведь повернул голову, глядя на него. Они едва ли разговаривали после того, как Джон ушел, но Ли чувствовал на себе выразительные взгляды медведя, считывая в них осуждение, а оттого испытывая легкий стыд. Но сейчас проигнорировать этого было нельзя — они прощались — и поэтому он подошел ближе, чувствуя как тоска сжимает его сердце. — Ну вот и всё, старый друг, — произнёс он с горькой усмешкой, глядя медведю в глаза. — Пришла пора расходиться. — Пришла, — согласился медведь. — Но я могу отпустить тебя лишь с обещанием, что ты позаботишься о Лире Сирин, как родитель заботится о своём ребёнке. — Это не стоит обсуждений, — ответил Ли, улыбаясь девочке. Та улыбнулась ему в ответ, а потом повернулась, когда кто-то окликнул её, и, извинившись, отошла. Провожая её взглядом, Ли подумал, что Уилл действительно сильно неё повлиял. Он вздохнул. — Ты изменился, — произнёс Йорек, и Ли вздрогнул, поднимая голову. Взгляд медведя переменился, став будто более жестким. Скорсби пожал плечами. — Мы все изменились. Как и мир вокруг нас. — Нет, — покачал головой медведь. — Твоя суть, твоя природа. Что-то изменило её. Кто-то, — медведь нахмурил тяжелые брови. — Что шаман сделал с тобой? Ли ощутил, как волнение проходится по его телу. Он сжал ладонь в кулак, ногтями ощущая полоску шрама. Лицо Джона, его взгляд в секунду, когда они произнесли последние слова на языке, который Ли едва ли мог понять, возник в сознании и тут же пропал, растворившись дымкой. — Ничего из того, что я бы не позволил, — ответил он негромко, но уверенно, глядя медведю в глаза. Тот испустил недовольный вздох. — Я предупреждал тебя, что он не изменит своей природы, аэронавт. — Я слышал. Но ты по-прежнему ничего не знаешь о его природе, лишь о том, что твой народ думает о таких как он. — И в чем я не прав? Ты ослеплён своими чувствами. Это влияет на тебя, превращая в наивного мальчишку, позволяющего себе идти на поводу. И это не приведёт ни к чему хорошему, как и то, что он сделал с тобой. — Он не сделал ничего из того, что я бы не позволил. — Тем же хуже. Шаман… — Больше не здесь. И никогда не появится, чтобы «запудрить мне мозги», — ответил Ли, чувствуя, как злость щекочет ему рёбра. — Всё, что меня волнует сейчас, это Лира и её будущее. Ничего более. Нет никаких чувств и изменений. Только она. Йорек молча смотрел на него какое-то время, так что Ли заметил, как меняется его взгляд, будто смягчаясь. А затем, уже окончательно прощаясь, он произнёс: — Береги себя. Ли не нашел, что ответить.

***

Иордан-колледж изменился за те два года, что Ли не было здесь. И дело было даже не во внешних изменениях — вид зданий остался неизменным, как неизменными были лица стариков, что походили друг на друга, принадлежа разным десятилетиям. Нет, дело было скорее в атмосфере и воздухе, что, казалось, потяжелел. Это заметила и Лира, старавшаяся держаться к нему поближе, и чей взгляд был полон тоски, обращённый к стенам здания, что должно было быть ей родным. Их встретили профессора, знавшие Лиру, и внимательно внявшие словам ведьм, Фардера Корама и его собственным, пообещавшим позаботиться о девочке, обеспечив ей безопасность и образование. Ли помог Лире разместиться в старой комнате, что предоставил профессор, чьего имени Ли так и не услышал, но запомнил слова девочки о том, что из всех здешних учителей он был добрее всех. Сама Лира выглядела поникшей, будто не понимала, почему находится здесь. Она то и дело оглядывалась, выискивая кого-то взглядом, и до Ли не сразу дошло, что этим кем-то был Роджер. Он вздохнул, осторожно сжимая девичьи плечи. — Что ты будешь делать дальше? — спросила Лира на третий день пребывания в Оксфорде. Они бродили по парку колледжа, ожидая начала обеда. Скорсби пожал плечами. — Пока не знаю. Но думаю, я быстро найду себе занятие. Нужно закончить разборки с Магистериумом. Потом посмотрим. — Как часто ты будешь приезжать? — спросила Лира, и он невольно улыбнулся осознанию, что вопрос заключался именно в частоте, а не в самом факте. — Каждый раз, как понадоблюсь тебе. Не думай, что ты отвяжешься от меня так просто, — девочка усмехнулась. — Ты можешь писать мне. — Каждую неделю. Может быть даже дважды. — Я буду лишь рад, — улыбнулся Ли в ответ, и девочка кивнула, а потом обняла его крепко-крепко, прошептав «мне будет тебя не хватать». К обеду они подошли с опозданием, разделившись когда Лира, взмахнув рукой, ушла переодеться и умыться. Ли провожал её взглядом, когда его вдруг окликнули. — Мистер Скорсби! — Ли повернулся, наблюдая, как с лестницы спускается невысокий человек в зелёном костюме. Немного погодя Ли вспомнил его. — Профессор! Рад встрече. — Да уж, сколько лет, сколько зим прошло с нашей последней встречи, — коротко улыбнулся мужчина. — Вы ведь приехали вместе с Лирой, не так ли? Потому как позови вас сюда я, мы бы уже встретились. — Да, — кивнул Ли. — Девочка одарила меня честью будь её опекуном после смерти родителей. — Очень благородно с вашей стороны. Этот ребёнок нуждается в поддержке больше, чем кто-либо, — мужчина вздохнул, а потом вновь взглянул на него. — Вы осядете в Оксфорде? — Я задержусь в городе, пока не оформлю все бумаги. Но я питаю надежду раздобыть шар и заняться тем, что умею, — он взглянул на старика, прищурившись. — Быть может, у вас есть какую работу мне предложить? Профессор замер, удивленно хлопая глазами. Потом прищурился. — На удивление, действительно есть, мистер Скорсби. Даже более выгодная и долгосрочная, чем та, что вы выполняли в прошлый раз. Ли улыбнулся, чувствуя довольное облегчение. — Тогда нам стоит обсудить условия, профессор.

***

Влиться в работу оказалось проще, чем он представлял. Его привычная жизнь — до войны, гонений Магистериума и других миров — не отличалась рутиной и спокойствием, а потому взяться за предложенные дела вышло легко. Задания — во множественном числе, как и предупреждал профессор — были разной степени тяжести и опасности, но стабильно хорошо оплачивались. Ли не испытывал трудностей с их выполнением, ощущая наслаждение от обжигающего стенки вен адреналина, что так хорошо помогал не думать ни о чем другом, кроме цели. Профессор оказался щедр не только на оплату, согласившись найти ему шар, модели на порядок выше того, что был у него, отчего Ли испытывал некоторую неловкость и неправильность, потому что тот шар — его личный, выигранный им самим шар — ощущался куда надёжнее и роднее того, что был у него теперь. Но в конце концов это был шар, дававший ему право с уверенностью говорить о себе, как об аэронавте, и позволявший выполнять работу, которую он мог делать лучше всего. Поднявшись в воздух впервые за долгое время, он прикрыл глаза, ощущая, как ветер проходит сквозь него, разнося по миру его бурлящую в груди радость. Всё возвращалось на круги своя. Ну, или почти всё. Помимо прочего, Иордан-колледж предоставил ему одну из опустевших после исчезновения Магистериума комнат, что больше напоминала небольшую квартиру. В ней была своя собственная ванная комната, несколько шкафов и кровать, и увидев её впервые, Ли невольно охнул, ощутив волнение от впервые дозволенной роскоши. Но роскошь комнаты блекла перед возможностью быть рядом с Лирой. Как и было обещано, они списывались каждую неделю, порой и по несколько раз, и Ли испытывал облегчение каждый раз, когда она встречала его, обнимая после разлуки. Он старался привозить ей гостинцы из каждой поездки, не заботясь о том, как опасно их было добывать порой. Большую часть денег, полученных за работу, он откладывал на её счёт, заведённый им же в банке. Этого было недостаточно, чтобы считать себя хорошим опекуном, но достаточно, чтобы испытывать тихое облегчение при мысли о том, что случись с ним чего, Лира не будет вынуждена выживать. Никогда снова. На третий месяц работы, по возвращении на несколько дней раньше обещанного, профессор довольно сообщил ему, что Ли может взять небольшой отпуск. Аэронавт кивнул, притворно благодаря, точно зная при этом, что не оставит дела. Его обрадовала возможность провести с Лирой чуточку больше времени, но потом, по прошествии недели, он собирался отправиться на север, а уж в ставшим родным крае для него всегда находились дела. Они распрощались с профессором, и он спустился на этаж вниз. Занятия Лиры должны были окончиться уже через полчаса, так что Ли собирался воспользоваться этой заминкой, чтобы как следует отмокнуть в ванной — в этой вылазке у него не было времени, чтобы отдыхать. Но проходя через длинный коридор, он услышал, как его зовут. — Мистер Скорсби! — Ли повернулся, встречаясь взглядами с выходящим из кабинета профессором в чуть помятом оливковом костюме, что смотрелся блекло на фоне его темной кожи. Его деймон ворон сидел у мужчины на плече, обращая взгляд блестящих глазок к Ли, но не к Эстер. — Рад, наконец, пересечься с вами. — Добрый день, доктор Кэрн, — поприветствовал магистра Ли, наконец вспомнив его имя. Магистр улыбнулся, отчего его лицо пошло морщинами. — Чем могу помочь? — Да, да, — кивнул магистр. — Видите ли, Лира немногословна о своих приключениях, но недавно она проговорилась, что наравне с вами в её путешествии сопровождал доктор Станислаус Грумман. Она назвала его другим именем, но это не столь важно, я лишь хотел уточнить правда ли это. Ли моргнул, ощущая, как сердце его забилось быстрее. Вселенная не могла не быть столь беспощадно иронична. — Да, — медленно кивнул он. — Тот, кого вы зовёте Станислаусом Грумманом, действительно путешествовал с нами. Лира, должно быть, назвала его Джопари, — магистр медленно кивнул. — Это имя, данное ему вождём тартар. Они не убивали его, а приняли в свои ряды, позволив ему стать шаманом. Азриэл вам солгал. — Но, постойте же, как же его голова… — Я не знаю, кому она принадлежит. Но она не его, Азриэл вам солгал, — повторил Ли, глядя магистру в глаза. Руки его начинали подрагивать, так что он сжал их, проводя подушечками пальцев по шраму. Доктор Керн тихо охнул. — Это… поразительно. Я знал доктора Груммана много лет, он был одним из лучших ученых, которых мне приходилось встречать. Я был глубоко расстроен его смертью. Это… — мужчина поднял глаза. — Есть ли возможность связаться с доктором Грумманом? Я был бы рад встретиться и обсудить с ним всё произошедшее, в частности его исследования в области Пыли. Может быть, вы знаете, где он сейчас находится? — Боюсь, что нет, профессор, — ответил Ли, чувствуя сдавливающий горло ком. — Джопари остался в другом мире. — Он погиб? — Нет, — замотал головой Ли. — Но он не вернётся, будьте уверены. Профессор молчал какое-то время, поникнув плечами. Затем вздохнул. — Жаль это слышать. Доктор Грумман был выдающимся ученым. Он ведь преподавал здесь какое-то время. В библиотеке, должно быть, до сих пор хранятся некоторые вещи… — у Ли по спине толпой побежали мурашки, а Эстер взволнованно задергала носом. Магистр вновь вздохнул, а затем протянул ему руку. — Благодарю вас, спасибо, что сообщили. — Не стоит, — кивнул Ли, пожимая руку. Он проводил доктора Кэрна взглядом, ощущая, как в недовольном нетерпении волнение щекочет внутренности. Он старался одёрнуть себя, спускаясь по лестнице чуть медленнее обычного, но в библиотеке всё равно оказался куда быстрее, чем успел подумать. Его шаги громко отдавались в тишине, когда он проходил меж рядов книг, выискивая место, где могли храниться вещи. Он не хотел привлекать внимания, не хотел, чтобы кто-то помогал ему, потому что этот порыв — спонтанный, и от того взволнованный — ощущался слишком лишним и неуместным. Я просто посмотрю, убеждал он себя. Из интереса. Наконец, он заметил стенды, посвященные экспедициям на север. Они ютились в отдалённой части библиотечного зала, и сейчас здесь никого не было, что, несомненно, играло ему на руку. Он остановился, взглядом скользя по полкам. Здесь были вещи из экспедиций — карты, заметки, дневники и фотографии, но иногда и какие-то личные вещи, вроде трубки или компаса. На одном из компасов он и задержал свой взгляд. Он был металлический, с серебряной крышкой, на внутренней стороне которой были выгравированы инициалы — Дж. Парри. Сердце Ли тупо бухнуло. О том, что компас принадлежал доктору Станислаусу Грумману свидетельствовала и небольшая бумажная табличка чуть ниже самого компаса. Ли невольно усмехнулся, думая о том, почему профессоров действительно не смутило имя на гравировке. Он потянулся было к компасу, но тут взгляд его скользнул левее, и он замер, оглушенный стуком бьющегося сердца. Через два ряда от компаса лежала раскрытая тетрадь с пожелтевшими листами, что были исписаны мелким острым почерком, несомненно принадлежавшим Джону. Его догадку подтверждала и табличка. Он прищурился, пытаясь разобрать текст. «Я убежден, …» — гласила запись от пятого марта тремя годами ранее. — «Что Связь между теми, кого местное общество называет «родственными душами» — ни что иное, как особые частички Пыли, подобные тем, что связывают деймона с его обладателем. Природа этой связи изучается Жертвенным советом, но в отличие от деймонов, что напрямую отражают и воплощают собой сущность человека, родственные души являются целостными независимыми существами, а значит разрыв связи не будет вызывать столь губительные последствиями, как те, с которыми сталкиваются учёные Жертвенного совета». Ли моргнул, ощущая сковывающий сердце ужас. Мысли его забились, но их поток был прерван, когда Эстер пискнула: — Смотри! Она указала на карточку, что лежала ниже тетради. На ней были запечатлена компания ученых, находившаяся, по всей видимости, в экспедиции на севере, но в центре картины находился именно Джон. Он выглядел моложе лет на десять, без татуировок и шаманской метки, совсем не похожий на того человека, которого Ли встретил в хижине в лесу. Но это был он — одетый в обычные штаны и свитер, выглядевший спокойным и почти весёлым, чей немного уставший взгляд был обращен к кому-то впереди. Ли замер, ощущая, как всё тело его сковывает, а в ушах начинает звенеть. Тишина, от которой он так старательно убегал всё это время, настигла его, окутав, и ему стало трудно дышать от того давления, что сдавило его грудь. Джон действительно был здесь, в этом мире когда-то. И он действительно ушел. И он не вернётся. Как и сказал Ли. Эгоистичный порыв захлестнул его быстрее, чем он успел подумать, а выработанные годами практики навыки позволили забрать вещи одну за другой, оставив полки стенда в таком виде, будто их и не было никогда. Он круто развернулся, быстрым шагом направившись прочь из библиотеки, ощущая тяжесть вещей во внутреннем кармане плаща. Ли пришел в себя лишь когда они вышли в коридор, и Эстер дёрнула его за штанину, привлекая внимание. Он недовольно повёл ногой. — Что? Чем ты недовольна? — Это неправильно! Ты же понимаешь, что это воровство? — Когда тебя это смущало? — усмехнулся Ли. Эстер возмущенно пискнула. — Всегда! Ли, это вещи Иордан-колледжа, они нужны ученым, они принадлежат им. — Нет, они принадлежат Джону. И не нужно читать мне морали, ты знаешь, что я… — Ли замер, ощущая, как воздух меняется, будто становясь тяжелее. Внутри у него всё напряглось и грудь сдавило, но по-другому. Так, как это было в ночь, когда Джон… Ли заметил, как Эстер медленно выглянула у него из-за ног, и он сам дёрнулся, но какая-то сила, окутавшая спину холодом, остановила его. Осознание ударило по затылку мурашками. — Это… — дрожащим голос произнёс он, и Эстер закивала, а потом тут же замотала головой. — Эстер, чёрт возьми, это… Зайчиха не ответила, продолжая смотреть мимо него, а затем вдруг замотала головой. — Не слышит, но чувствует, — произнесла она вслух, обращаясь не к нему, и внутри у него всё задрожало. — Эстер, о чём ты говоришь, почему ты…? — Это Джопари, — произнесла она, и Ли дёрнулся, едва справляясь с накатившим волнением. — Он здесь.

***

Он провёл на севере больше месяца, вернувшись лишь на пару дней, когда Лира написала, что скучает. Он отшучивался на её обеспокоенные вопросы по поводу того, почему он так болезненно выглядит и чем занимается. — Это приносит деньги, — пожал плечами он, когда она спросила в третий раз, и Пан выглядел достаточно воинственным, чтобы убедить её. — А остальное не важно. Это действительно приносило деньги. На Севере, вдали от цивилизованных крупных городов Магистериум по-прежнему чувствовал себя безнаказанным, а потому он занялся тем, что предотвращал их попытки захватить власть обратно, объединившись с северным племенем цыган и некоторыми местными. Порой столкновения заходили далеко, и он не получал выгоды — лишь новые синяки и порезы, сопровождавшиеся сочувствующими взглядами работавших в мотелях девушек, от которых его тошнило. Но это было лучше звенящий в ушах тишины и прикосновений, что ощущались лишь душою, если она вообще у него была. — Ты слышала об Орфее и Эвридике? — спросил он, не глядя на ведьму. С Серафиной они, фактически, столкнулись случайно — она пролетала мимо его шара, когда он возвращался с Севера в Оксфорд через Троллезунд. Ведьма, сидевшая на плетеных перилах, пожала плечами. — Нет, не приходилось. Кто они такие? — Это… легенда. Джон рассказывал. Ответная улыбка Серафины была уж слишком понимающей. Одно из заданий привело его в городок на Енисее, название которого во всех справочниках писалось на каком-то диалекте русского. Ли бывал здесь уже несколько раз, каждый из которых испытывал болезненное дежавю. Ему не нравились местные квадратные строения, не нравились узкие улочки, но куда больше не нравился тот факт, что это был ближайший населённый пункт от хижины, в которой Ли встретил Джона. Он думал об этом слишком часто, каждый раз, когда ему приходилось пролетать над Енисеем. До детского наивное чувство сидело в груди, вселяя мысль о том, что если Джон и вернётся, то только туда. Этой мысли не было рационального объяснения, да Ли и не искал его, предпочитая отгонять и игнорировать эту мысль, которая снова и снова его нагоняла. Лето только вступало в силу, когда очередная его вылазка провалилась. Это была не ловушка, но нечто серьёзно напоминавшее её — вместо старого священника в указанном месте оказалась группа на голову отбитых поджигателей, от которых ему удалось уйти лишь чудом. Столкновение стоило ему крупного кровоподтёка и ушибов, на боку зиял ожог, а ещё он был весь перепачкан в саже. Ему пришлось воспользоваться симпатией женщины, что работала в местном кабаке. Она была совсем не в его вкусе — если кто-то кроме, был — но это было неважно, потому что она нашла для него новую одежду, принесла еды, и позволила остаться на ночь. Но прежде всего она отвела его в собственную ванную, чтобы отмыть от пепла. — Нужна рука помощи? — мягко улыбнулась она, когда он скинул плащ на пол и поморщился, когда ткань задела очередную гематому. Ли замялся лишь внутренне, а затем усмехнулся. — Боюсь, эта грязь не для твоих прекрасных глаз, куколка. — Но я буду рада увидеть, что скрывается под нею, — промурлыкала она под стать своему деймону, а потом взмахнула ладонью, скрываясь за дверью. — Если понадоблюсь — зови. Я буду неподалёку. — Благодарю. Когда дверь за ней закрылась, он вздохнул. Эстер повела чуть обгоревшим ухом. — Ты теряешь хватку. Ли закатил глаза. Ему потребовалось время, чтобы снять с себя обгоревшую одежду. Пропитавшись кровью, та прилипла, так что в конце концов на его теле появились новые ссадины, защипавшие, когда он забрался в ванную. Вода оказалась на удивление горячей, а ещё пахла маслами — хвоей, дёгтем и чем-то ещё, отдалённо напоминавшим зимние ягоды, так что он шумно выдохнул, позволив себе откинуть голову и расслабиться. Эстер, оставшаяся за пределами ванны, забралась на табуретку. Он повернул голову. — Да уж, в этот раз было довольно жарко, — он тихо усмехнулся собственной шутке. — Ты по крайней мере выжил. — Приятный итог, — согласился он. — Может быть, нам действительно стоит отдохнуть. — Вернёмся в Оксфорд? Ты давно не писал Лире. — Сегодня напишу. Думаю, даже в этом захолустье найдётся хоть один почтальон, — усмехнулся Ли, разминая шею. Он потянулся рукой к сумке. Эстер соскочила, чуть подтолкнув её, и он кивнул, ладонью забираясь внутрь и, после некоторой заминки, извлекая из кармана деревянную баночку с мазью. Ли сжал её в ладонях, медля. Эстер запрыгнула обратно на табурет. — Ты хочешь отправиться в хижину, не так ли? — Мы можем хотя бы попробовать. Подумай, это ведь может стать отличным убежищем, — он повернул голову, а затем нахмурился — Эстер смотрела куда-то через него. — Что такое? Почему ты… — Джопари, — ответила она, и по коже Ли пошли мурашки. Он прислушался — к окружению и внутренним ощущениям. Но ничего не почувствовал. — Он здесь? — недоверчиво спросил он. Эстер покачала головой. — Уже нет. Он появился на мгновение, а потом… — она прервала себя, взглянув на него. — Постой, ты мне не веришь? — Я… — Ли помедлил. Затем вздохнул. — Просто я ничего не почувствовал. — Лишь на мгновение, говорю же, — Эстер вздохнула, а затем покачала головой. — Ладно. Достаточно на сегодня ваших дурацких игр. Ли медленно кивнул, соглашаясь. Он пробыл в ванной ещё какое-то время, чувствуя себя уже куда менее комфортно. Мазь из кровяного мха приятно охладила место ожога, так что он нанес её двойным слоем, мысленно отмечая, что баночка почти опустела. Ему стоило использовать мазь реже, экономя, но он ничего не мог с собой поделать. В комнате, которую ему предоставила барменша, не оказалось стола — всё помещение было маленьким и узким, а кровать занимала большую его часть — так что Ли написал письмо, сидя на полу. Эстер была права, он затянул с отправкой, так что передать почтальону письмо было необходимо уже утром, прежде чем он всё же отправится в хижину. Мысль о ней была куда более волнительна, чем он хотел бы, но благо, усталость взяла своё, так что он уснул крепко, проснувшись лишь к обеду, когда в комнату проник аромат пережаренного в масле бекона. Сам кабак, находившийся на этаже, был местом довольно заброшенным. Посетителей здесь было немного, и все они говорили на русском и его диалектах — быстро и грубо, так, что создавалось впечатление, будто они призывают или проклинают кого-то. Стефания — Ли смог вспомнить её имя лишь сейчас — стояла за стойкой, передавая тарелку с обедом низкому старику в полушубке. Ли вдруг вспомнил, что в последний раз до этого они виделись около года назад, ещё до того, как всё началось, до того, как они встретились и осознали — он заглянул к ней в бар и остался на ночь, очень бурную и жаркую ночь, на повторение которой она наверняка надеялась вчера. Где была ее родственная душа сейчас? Звучал ли голос, слышала ли она голос, когда он вжимал ее в дряблый матрас? Мне плевать, за какие три девять земель он находится, однажды сказала ему другая любовница, закурившая, едва они закончили. Какой толк в том, что я его слышу, если его зад никогда не появится в нашей дыре? Он усмехнулся. Их с Джоном отношения могли считаться примером везения и благосклонности вселенной. Какая ирония. Стефания заметила его, улыбнувшись и поманив рукой. Он улыбнулся ей в ответ своей самой обольстительной улыбкой. — Я уж решила, что ты умер, — усмехнулась она. — Снилось что-то приятное? — К сожалению, нет, куколка, — ответил он, присаживаясь и невольно охая из-за вчерашней гематомы. — Бекон жарят? — Только зарезали свинью, — рассмеялась она, и Ли невольно улыбнулся, признавая, что изюминка в ней всё же была. — Предпочтёшь с яйцами или с картошкой? — Стефания! — донёсся с кухни громкий басистый голос. — Konchay svoih hahaley otkarmlivat’! — Lyosh, zavali hlebalo i zaymis’ delom! — рявкнула девушка в ответ, а затем повернулась к стойке. — Эй, вы там! Ли повернул голову вместе с ней. Взгляд привлекла невысокая фигура того самого старика, и лишь сейчас он осознал, насколько неуместно она смотрится в этом обшарпанном кабаке. В мужчине было едва ли на дюжину больше полуметра роста, один, без деймона, он стоял чуть сгорбившись и с прищуром глядел на донимавших его вопросами мужчин. Он был стар, очень стар, и эта зрелость считывалась не в морщинах, что полосовали его чуть мягкое, будто даже женственное лицо, и не в сухости тела, что, несмотря на свои габариты, казалось крепким, но в какой-то исходившей от него ауре. В чем-то, заставлявшем безусловно верить, что он в этом мире столь давно, что может позволить себе что угодно. Даже находится в этом баре. Одному. Без деймона. Черт возьми. — Отвалите от него, — произнес он прежде, чем успел подумать. Спор утих, головы конфликтующих и нескольких других посетителей повернулись к нему. Эстер скребнула по столешнице когтем. — Проблемы? — произнёс один из них с сильным, грубым акцентом. Ли покачал головой, вновь оглядывая старика, чтобы убедиться в своем выводе. Тот смотрел и на него тоже, чуть склонив голову будто в заинтересованности. Его сухие, покрытые несколько выцветшими чернилами пальцы переплелись в замок. — Нет, — наконец ответил он, переводя взгляд на говорящего. — Но будут у вас, если не остынете. — С чего вдруг? — усмехнулся другой, тот, что стоял к старику ближе. Ли прочистил горло. — Шаман, — произнес он на русский манер, но на этом его знания окончились. — Из енисейских пахтар. Или тартар. Но тогда вам же хуже. — С чего тебе знать? — У него нет деймона, идиот. — С чего бы? Может быть он прячется, потому что столь же труслив, как его обладатель. — Рискни проверить. Я знал одного шамана — Станислауса Груммана, слышал о нём? И я видел, что умеет он и такие, как он. Это не то, с чем твоя напыщенная физиономия сможет справиться. Надеюсь, твоя жена не будет долго оплакивать твое отсутствие. Не против, если я загляну к ней проверить? Глаза мужчины вспыхнули от гнева, и он сделал широкий шаг к нему, но Ли среагировал быстрее, чем успел подумать. Щелчок — дуло револьвера вжалось мужику в лоб, отчего тот удивлённо моргнул. — Проваливай нахуй отсюда, — тихо произнёс Ли по-русски. Мужчина шумно выдохнул носом воздух, явно собираясь возразить, но тут что-то во взгляде его переменилось, и перемена эта показалась Ли знакомой, будто он видел подобное раньше. Но он не успел обдумать — мужчина отступил и махнул рукой. Они с двумя другими мужчинами ушли из зала. Ли вернул револьвер в кобуру. Старик смотрел прямо на него. Его седые волосы спадали ему на лоб, закрывая ту часть, где должна была находиться метка, так что Ли не мог увидеть подтверждение своих слов. Но старик не сводил с него глаз, так что Ли сделал это первым, повернувшись к Стефании. — Где у вас тут почта? — Ты не останешься? — спросила она, хлопая глазами. Скорсби покачал головой. — Не сегодня, куколка. Девушка грустно вздохнула. Стоило им выйти из кабака, как Эстер возмущенно запищала. — И что это было? — Я не хочу это обсуждать. — Ли, они могли тебя убить! Но теперь они знают, что ты связан с шаманами. Думаешь, это пойдёт нам на пользу?! — Я ни о чем не думаю, кроме того, что нам нужно отправить письмо и убраться отсюда подальше, — он опустил голову, выразительно глядя на зайчиху. — Тебя это устраивает? Деймон тяжело вздохнула. Они справились с намеченными планами меньше, чем за час, успев зайти на местный рынок за продовольствием. И всё же Ли чувствовал преследовавший его в спину взгляд, так что поторопился. Шар набрал высоту быстро, но как-то дёргано — закрепляющий канат мотало на ветру, и он перехватывал его, закрепляя. До хижины был едва ли день пути пешком, но оставлять шар в городке казалось не разумным, особенно после устроенного выступления. Крюк должен был занять пару часов, и Ли был готов их потратить, лишь бы привести роющиеся мысли в порядок. Он мог ошибиться. Это могло быть дурацким совпадением — крохотный деймон, трясогузка или богомол, что мог ютиться в складках шаманской одежды. Шаманской? Старик выглядел скорее усталым, чем потрёпанным, его одежда ничем не выделялась — разве что своей простотой и повседневностью, выдающих ручную работу. Он мог быть кочевником или вовсе путешественником, случайно остановившимся в баре. Не пахтаром. И всё же. Шар закачало. Они летели над Енисеем, когда его начало откровенно мотать из стороны в сторону, и Ли поспешно задёргал рычаги, меняя курс. Но это не помогло. Очередной порыв — и крен стал слишком сильным, чтобы удерживать себя на ногах, так что Ли невольно потерял равновесие, впечатываясь в стенку кабины. Удар пришелся на затылок, он глухо охнул, Эстер пискнула. — Ли! Сквозь пелену накативших от боли слёз он видел, как деймон соскочила со скамьи, направляясь к нему, и он вытянул руки, готовый принять её. А в следующий момент кабина накренилась, и отчаянно цеплявшиеся за её бортики пальцы соскользнули, а он полетел вниз. Ли плохо помнил момент падения. Должно быть, он произошел слишком быстро, чтобы его и без того затуманенное сознание смогло его воспринять. Он помнил удар о поверхность воды, выбивший из него воздух, и последовавший за ним холод, когда река поглотила его, утягивая ко дну. Он помнил щекотку пузырьков воздуха, что тянулись к поверхности в отличие от него. Но ярче всего он помнил боль. Она забила из груди, пронзив его тело, а после, будто обернувшись острой леской, окутала и затянула узлы. Боль была повсюду, и он узнал её, потому что испытывал раньше, пусть и очень давно. Попытка разделения с деймоном не забывается. От крика его сдержал лишь здравый смысл, забившийся о стенки сознания, как о прутья клетки. Он вился, пытаясь докричаться до Эстер, потому что она звала его, отчаянно пища где-то ещё глубже. Но он не мог почувствовать, не мог ощутить, не мог… Ли? Скорсби дёрнулся, невольно всё же открывая рот, а после с силой зажимая. Что-то пронеслось справа, и он повернулся, тут же жалея об этом — стремительное течение утягивало его в воронку пузырей, что не сулила ничем хорошим. Он повёл руками, пытаясь отплыть в сторону, но движение привело лишь к очередной волне вспыхнувшей в сознании боли, отчего он с силой закусил губу, почти ощущая привкус крови. Меж пузырей пошло движение, и он вдруг со всей ясностью увидел женскую фигуру, скрытую темнотой вод. Он внутренне вздрогнул, когда она повела головой, смотря прямо на него. Что-то было не так в её взгляде, что-то слишком живое и мёртвое одновременно, что-то… А потом она подняла руку, с такой лёгкостью, будто они и не находились под толщей воды, и его снесло мощным потоком, окончательно лишая сознания. Он очнулся уже на берегу, вжатый лицом в округлые камни. Попытка приподняться на локтях привела к тому, что его вырвало водой — дважды, а после спазмы сдавливали желудок, будто медицинскую грушу, и он медленно выпускал воздух через нос, пытаясь научиться заново дышать. Когда его отпустило, расслабив рёбра, он смог перевести дух, принимая полу сидячее положение. Одежда была мокрой, а от того — тяжелой, что давило на грудь. Зашуршали камни, он повернул голову, встречаясь взглядами с деймоном. — Ли, — выдохнула зайчиха, ведя мокрыми ушами и в один прыжок настигая его. Он вытянул руку, проводя пальцами по влажной мордочке, когда деймон прижалась к его лбу, и глубоко вдохнул, ощущая мимолетное успокоение. — Хорошенько нас помотало, да? — усмехнулся он, оглаживая заячьи уши. — Ne stoilo lezt’ tuda. Ли дернулся, не вскакивая, но поворачиваясь. В паре метров от него, наполовину скрытый за камнем, стоял… — Вы, — выдохнул Скорсби, глядя на невысокую фигуру шамана, которого он видел часами ранее. Старик моргнул, продолжая смотреть на него. Он ничуть не изменился, даже одежды не сменил, только теперь у него в руках была палка, длиной достававшая ему до плеч, на древе которого Ли едва мог разглядеть резные узоры. Должно быть, она была тем, что Джон называл посохом — артефактом, что, по его словам, мог использовать только сильнейший из шаманов. — Кто вы такой? Это вы были там? — Ya ne pon’imayu t’woego yazika, — произнёс он, продолжая смотреть. Потом нахмурился, ведя ртом так, будто был недоволен. Он вышел из-за камня, качая головой. — N’e stoilo tuda lez’t. Gluypo. Bl’agorodno, n’o gluypo. Ли покачал головой. Мужчина говорил на русском — Ли медленно узнавал язык, на котором знал лишь с десяток фраз, что, в прочем, едва ли могли ему помочь, учитывая диалект и говор мужчины. Он говорил иначе, чем Джон, иначе чем любой житель Московии. Но всё же это был русский, так что Ли прочистил горло. — Кто ты? — произнёс он по-русски. Шаман моргнул, и на его исполосованном морщинами лице мелькнула тень удивления. Ли повернулся в попытке подняться, но тут же сдавленно охнул, когда очередной спазм сдавил грудную клетку. Шаман нахмурился. — Ne stoilo lezt’ tuda. — Он говорит одно и то же, — прошептала Эстер, подлезая ему под руку. — Может быть он и вправду шаман, один из тех, что учил Джопари. — Джопари? — переспросил шаман, уже по-настоящему удивляясь. Эстер пискнула. — Он меня понимает?! — Да, — произнёс мужчина, а после повернул голову к Ли. — Ты знать Джопари? — Д-да, — медленно ответил Ли, чувствуя медленно поднимавшуюся волну мурашек вдоль хребта. Ему потребовалось время, чтобы вспомнить все нужные для следующего предложения слова. — Ты его учитель? — Гдье Джопари? — Он… — Ли сглотнул образовавшийся в горле ком. — Он не здесь. Мужчина смотрел на него с минуту, вглядываясь в черты лица так, будто пытался понять, лжет ли он. От этого взгляда Ли стало неуютно. Глаза, скрывавшиеся за узким разрезом век, были тёмные, но то был мягкий цвет, от которого, впрочем, становилось слишком неуютно. И поэтому Ли невольно выдохнул, когда шаман моргнул, отступая. — Пайдём. С некоторым непониманием он наблюдал, как шаман уходит, шурша подошвами странных ботинок. Когда разделявшее их расстояние увеличилось до пяти метров, он замер, разворачиваясь, и глядя на него с непониманием. — Пайдём, — повторил мужчина уже настойчивее. И только тогда до Ли дошло. Он не запомнил, как они добрались до поселения, потому как выяснилось, что его помотало сильнее, чем он мог предположить. Окончательно очнулся он уже на земле, точнее не на земле — на нарах, если так можно было называть накрытые шубой доски и брёвна. Он невольно охал, садясь, думая обо всех образовавшихся за ночь синяках. Во рту стоял травяной привкус — Ли смутно помнил, как испил несколько глотков из протянутой шаманом пиалы, ощутив до боли знакомый привкус. Потому что отвар был тот же, что давал ему Джон. Джон. Ли выдохнул, прикрывая глаза. Он думал о Джоне слишком много, слишком часто и это было объяснимо, но от того не менее больно. До абсурдного больно. Эстер ткнулась мордой в колено, он хмыкнул, поведя головой и проводя ладонью по шерстке. Зайчиха выглядела помятой, и он осознавал причины тому. Охая и хрустя костями, он поднялся и, не сумев разогнуться в полный рост из-за ограниченности чума, направился к её выходу. Открывшаяся ему картина несколько давила своей неправильностью, если так можно было назвать опустевшее когда-то явно жилое пространство. Об этом свидетельствовали круги выжженной травы кострищ, валяющиеся брёвна, затерявшиеся в сухой траве снасти и лески. От этого вида становилось неуютно, и в голове всё чаще возникал вопрос, что произошло. Справа раздались голоса и, обогнув одно из немногих жилищ он увидел их источник. На поваленном бревне рядом с кострищем сидели три старушки, закутанные в кожаные и шерстяные одежды. Одна из них — самая маленькая и по совместительству самая старая из них, кажется спала, оперевшись на плечо соседки, что громко разговаривала на своём родном языке, размахивая руками. Её деймон — крохотная пташка — суетливо порхала вокруг хозяйки, периодически обращаясь к деймону собеседницы. Та сидела с краю бревна и перебирала какие-то сухие травы, изредка кивая на восклицания второй. Она первая заметила его, смерив хмурым взглядом, а после что-то тихо произнеся что-то на своём языке, отчего старики как один повернули головы к нему. По спине Ли прошла волна беспокойных мурашек. — Сам илэмумат Джопари? * — произнесла старушка с травами, и её бойкая собеседница фыркнула, ответив что-то быстро и звонко, на что сидевший тут же шаман цокнул, произнеся что-то ещё, и та ему возразила, воскликнув, а потом вдруг рассмеявшись так, что заулыбалась даже её хмурая соседка. В ушах у Ли зазвенело, а щеки отчего-то вспыхнули. Он не знал значений произносимых ими слов, но было очевидно, что говорят они о Джоне и, вероятно, нём, что значит они знали об их связи. Внутри у него всё свело. Он встретился взглядом с шаманом. Тот смотрел чуть исподлобья, черными от татуировок пальцами обводя грани пиалы, что удерживал в руках. Ли, наконец, заметил у него метку шамана — шрам от неё был такой гладкий и светлый, что почти сливался с кожей. Он очень стар, мысленно сказала Эстер, и он кивнул, соглашаясь. Шаман чуть вздёрнул брови. — Нява. — Мундукан! * — возразила ему бойкая старушка, на что шаман лишь закатил глаза, игнорируя её последующую тарахтяще-возмущённую речь. Он смотрел на него и отчего-то Ли догадался, что речь идёт о нём. — Меня зовут Ли Скорсби, — произнёс он, тщательно подбирая слова. Старушки удивлённо ахнули, защебетав ещё быстрее. — Как ваше имя? — Мойо имя тьебе не нужно, — ответил шаман по-русски, не сводя с него взгляда. Нам нужно уходить, мысленно произнёс Ли. Пусть любопытство и чесало его нутро, находиться среди пахтар, пусть и столь мирно настроенных не входило в его планы. Но стоило ему открыть рот, чтобы поблагодарить шамана за спасение, как тот произнёс: — Твой шар. Ли моргнул. Понимание русского давалось ему с трудом, а у мужчины ещё и был странный говор, но всё же суть была ясна. В груди у Скорсби забилось волнение, а мысли спутались. — Где? — только и смог сказать он, не вспомнив значения слов «находится» и «располагается». Шаман нахмурился, не сводя с него взгляда с минуту, а потом поднялся, произнося уже знакомое «падём». Шаман провёл его мимо собеседниц, что-то говоривших им вслед на своём родном языке. Они прошли через весь пустырь, что позволило Ли убедиться, что если здесь когда-то и было поселение пахтар, где обучался Джон, то теперь от него осталось лишь несколько хилых палаток, принадлежавших, по-видимому, тем самым старушкам. Они так же прошли мимо заросшей травой поляны, где паслась тройка оленей с поредевшим мехом и усталыми взглядами. Должно быть, молодые ушли, догадался Ли, когда «пастбище» осталось позади, и они вышли на пыльную дорогу. Быть может, война с Магистерумом вынудила их. А может быть просто смена сезонов. — Вы обучали Джона? — спросил он, когда тишина стала на него давить, а любопытство слишком чесаться. — Как быть шаманом? — Я обучаль Джопари тьому кьак усьтроен мьирь вокругь. Онь едьинственный ктьо пьитался поньать. Ли кивнул, стремительно анализируя услышанное. Он понимал шамана через слово, но желание узнать что-то было слишком сильным. — И вы дали ему метку? — Не я. Вождь, — шаман замер, разворачиваясь к нему. — Пачему Джопари оставиль тебья? Ли замер, чувствуя, как всё любопытство остывает, сходя на нет. Перед глазами возник образ Серафины и Джона тогда, на балконе. Потом только Джона, уже в окне. Ли моргнул. — Ему пришлось. Больше он ничего не говорил. Пройдя косу, они спустились вниз, к реке, и Ли не мог не заметить, как шаман приободрился, проходя по узкой полоске песка, что тянулась к другому берегу. Сегодня Енисей был спокоен, будто и не было вчерашней бури. От такого контраста становилось неуютно. Когда они поднялись на землю, раздался громкий птичий крик, а потом мимо них промчалась тёмная птица с красным клювом. Шаман проводил её взглядом, чуть прищурив глаза. Потом что-то пробурчал и продолжил ход. Ли и Эстер переглянулись. «Это деймон» шепнула зайчиха. Ли молча кивнул в ответ. Шар он заметил прежде, чем шаман успел на него указать. Шторм отбросил его к берегу, закинув на ветви старого дерева, а кабину обрушив на его ствол. Ли выругался, предвидя все те дыры, что оставили извилистые ветки на полотне. На то, чтобы опустить кабину на землю и оценить ущерб, у него ушло около часа. Краем глаз он заметил знакомую птицу, сидевшую на одной из веток, но заострять внимание не стал, более заинтересованный нанесённым шару уроном. Сам шар оказался почти цел, вопреки его опасениям. Несколько небольших пробоин вполне поддавались ремонту, в отличие от кабины, на которую он возлагал надежды. Лавочки потрескались, одна хрустнула, а на боковой стенке была пробита трещина. Рычаги, проведя некоторое время в воде, скрипели, компас сбился. Но куда больше его расстроили баллоны с газом — сохранив свою целостность, они напрочь утратили способность к его подаче. Ли вздохнул, признавая очевидное. — Мы здесь застряли. Эстер пискнула. Она сидела на шкурах, накрывавших его одежду и немногочисленные запасы, которые выпали из шара и лишь поэтому уцелели во время шторма. Ли нахмурился, заметив среди них потрепанную тетрадь и компас. Подняв их с пола, он пролистал пожелтевшие страницы. Фотография, застрявшая меж двух плотно прижатых листов, уцелела. Он выдохнул. — Мы сможем ночевать здесь, — произнесла Эстер, подпрыгивая ближе. Ли кивнул, закрывая тетрадь и убирая её обратно в ящик, а после закрывая и его. — Запасов хватит на время, пока ты будешь разбираться с баллонами. — Здесь работы на неделю, если не больше. — И как ты собрался возвращаться в Оксфорд? Пешком? Мы оба знаем, чем всё закончилось в прошлый раз. Ли усмехнулся, чувствуя фантомную боль в местах, где остались шрамы от пуль. — Ну что, тогда попробуем разобраться, что да как. Заночуем здесь. Может быть сходим до селения — тут километров тридцать пешком, но… — Тьи можьешь ночьевать там, — раздался голос шамана за его спиной. Ли повернулся. Мужчина стоял в паре метров от кабины, сцепив руки в замок. На плече его восседала птица, гордо вздёрнув свой красный клюв. Её ярко жёлтые глаза были направлены прямо на аэронавта, и он мысленно вздрогнул, ощутив дежавю. — Туть апасно оставаться одному. Ли моргнул, скосив взгляд на Эстер. Та повела ушами. Это должно быть надёжнее, чем остаться здесь. Шаман тихо хмыкнул. Они вернулись в поселение, когда солнце уже зашло за горизонт, оставив после себя лишь рассекавшие стремительно черневшее небо красные полосы. Шаман недовольно качал головой, поднимая голову к уже взошедшей луне. Ли невольно вспомнил приметы — должно быть, приближались холода. Природа Севера всегда впечатляла его своей широтой и разнообразием, но здесь, на Енисее она ощущалась другой, первозданной и нетронутой, какой и была на самом деле. Темнота стала такой густой, что почти ощущалась физически. Её разрезал пляшущий свет костра в глубине поселения, куда шаман повел его, ловко огибая встречные препятствия и, кажется, тихо посмеиваясь, когда сам Ли врезался и натыкался на всё подряд. Вокруг костра собрались всё те же старушки и никого больше, вопреки ожиданиям Ли. Женщины готовили ужин — в воздухе пахло специями и каким-то странным мясом, что тушилось на дне чугунной тары. Заметив их, они замахали руками, что-то громко восклицая на своём языке. Ли не заметил, как оказался среди них, как они усадили его на бревно и вручили плошку с кашей и мясом. Бойкая старушка, что спорила с шаманом утром, довольно усмехнулась, глядя на него, а потом вдруг наклонилась, хватая Эстер под передние лапы. Ли даже возразить не успел, скованный волной оцепенения, что электричеством прошла вдоль позвоночника к затылку, а потом спустилась ниже, сдавив грудь. Зато Эстер молчать не стала, возмущенно запищав и вырвавшись из хватки, одним прыжком оказавшись у ног Ли. Женщина удивлённо хлопнула глазами, а потом расхохоталась, замурчав что-то на своём языке. Ли сидел пораженный. Теперь он понял, о чем говорил Джон, рассказывая об ином отношении к деймонам у пахтар, но почувствовать это на своей шкуре было… Дико. И неприятно. Ни один человек не касался Эстер последние двенадцать лет. Говорливую старушку, которую реакция Ли кажется лишь раззадорила, одёрнул другой, не слышимый ранее голос. Скорсби повернул голову. Та маленькая старушка в черном полушубке, что спала утром, теперь сидела у чугунка, быстро-быстро толча что-то своими ручками. Она выразительно посмотрела на соседку, произнеся ещё что-то, отчего та недовольно закатила глаза, но от Ли отошла, к огромному облегчению аэронавта. Старушка в шубке кивнула, а затем посмотрела на него. Её маленькое круглое лицо рассекали глубокие морщины, а сухая кожа пошла пигментными пятнами, но несмотря на это её вид отчего-то внушал чувство спокойствия и тепла. Ли благодарно кивнул. По окончанию ужина, когда две другие старушки ушли, а шаман отсел в сторону, занятый выстругиванием длинной палки, она подошла к нему, медленно перебирая короткими ногами. Она едва доставала ему до груди, так что Ли пришлось присесть и ссутулиться, чтобы оказаться с ней на одном уровне. Женщина улыбнулась, проводя по его предплечью, а затем открыла рот, чтобы сказать что-то, но вместо слов оттуда вырвался лишь тихий высокий звук, похожий на писк. Ли нахмурился. Женщина прикрыла глаза, покачав головой. Раздалось шуршание, и из воротника её полушубка показался маленький зверёк. Ли не мог понять, что это было за животное — острые зубки выдавали в нём грызуна, но видом он напоминал морскую свинку, что держали у себя дома детишки богатых родителей там, на большой земле. Зверёк был маленький, так что спокойно мог поместиться ему в ладонь, с пушистой, но просевшей в некоторых местах шубкой бурого цвета. Когда тот поднял голову, Ли увидел, что его короткую шею рассекает бугристый шрам. Он нахмурился. — Должно быть, она немая, — произнесла Эстер, обращаясь к одному лишь ему, но тут же пискнула, когда старушка кивнула, взглянув на зайчиху. Ли нахмурился, не понимая, что происходит, когда деймон старушки вдруг застрекотал, и Эстер повела ушами. — Ты понимаешь его? — тихо спросил Ли. Эстер кивнула. — Да. Но это не он говорит, а она, через него. Я слышу её голос, — старушка улыбнулась, издавая тихий звук, похожий на мурчание. — Она говорит, что её зовут Нэней*. Так звали её предка. — Скажи ей, что нам приятно познакомиться. — Она знает. Она понимает тебя через меня, но… по-другому, — Эстер вздохнула. — Это её дар. От… Ионэси. Глаза Ли широко распахнулись. Рассказ Джона всплыл в сознании сразу же после слов Саян Кётёр о том, что местные полагали, что именно её дух спас их. Он шумно вздохнул. — Она что, и вправду… существует? Женщина рассмеялась странным скрипуче-писклявым смехом. — Зачем ты спрашиваешь о том, что видел своими глазами? — передала Эстер, поворачивая голову. Ли покачал головой, вздыхая. Нэней мило улыбнулась, оглаживая рукой его предплечье. Ли, к собственному удивлению, не стал возражать. Он закусил щеку, думая о том, стоит ли задавать вопрос, и как наивно он будет звучать, учитывая, что они знали, и что он… Деймон старушки застрекотал. — Она говорит, тебе не стоит бояться. Ты нравишься всем, кто остался здесь. Никто не тронет илэмумат Джопари. — Откуда она узнала? — Я сказаль, — раздался голос слева. Ли дрогнул, поворачиваясь. Шаман, сидевший всё это время в отдалении, поднялся, подходя к ним. Палка в его руках всё больше начинала напоминать шаманский посох — старик вырезал несколько рун у его концов, поведя замысловатый узор дальше по древку. У Ли на секунду мелькнул вопрос, кому он будет предназначаться, но его вытеснил другой, куда более важный. Шаман понял его, при том что обращались они на английском и тихо, и это не имело никакого смысла, если только шаман не понимал его так же, как старушка — невербально, на другом уровне. Но тогда почему… — В ньаших краях нье приньято скрывьать своью суть, нява. Этьо поньял Джопари. Поймешь и тьи. Ли хотел было ответить, но шаман поднял руку, а затем повернул ладонь тыльной стороной вниз, протягивая её старушке. Та закатила глаза, но всё же приняла руку, напоследок потрепав Ли по голове. Скорсби проводил их взглядом, думая о том, что большинство странностей Джона действительно объяснялись нахождением среди этих людей. Но легче от этого не становилось. На утро Ли отправился к шару один. Работы предстояло немало, и он решил приступить как можно скорее — не то чтобы его гнало желание поскорее убраться отсюда, скорее какой-то дискомфорт и неправильность от того, что он находится здесь. Джон — такой, каким Ли его знал — был частью этого места, вписываясь в местный антураж со всей естественностью, к которой это место призывало. Скорсби же, пусть и был человеком севера, ощущал себя слишком «городским» для местных широт. Однако работа шла медленно — повреждения не были глобальны, но глубоки, так что разбираясь с поверхностной проблемой, он натыкался на тройку внутренних. Они были только вдвоём, но всё же Эстер обращала внимания, что птица с красным клювом находится поблизости. Это напрягало, но не столь сильно — внимание шамана было закономерно, потому как самого Ли донимало любопытство о его личности. — Знаешь, что странно? — прошептала Эстер, когда они, распрощавшись с Нэней и остальными старушками и поблагодарив их за ужин, отправились к себе в палатку. — Это не его деймон. — Что ты имеешь ввиду? — нахмурился Ли, вспоминая, как за ужином птица сидела на плече у шамана всё то время, пока он что-то объяснял Нэней, нешироко жестикулируя руками. Эстер повела ушами. — Деймон. Он старый. И странный. Но это он, понимаешь? Самец, — Ли тихо охнул. — Он ведь шаман. Мало ли какие у них фокусы. — У Саян Кётёр и Джопари фокусы были другие, — тихо ответила Эстер. Ли вздохнул. — У меня от его взгляда лапы подкашиваются. А он смотрит. Постоянно. — Он тебя не тронет. Нэней же сказала… — И ты ей веришь? — с вызовом произнесла Эстер. Ли замер, глядя на своего деймона. — Ей — да, — сказал он после некоторого раздумья. — С остальными нужно держать ухо в остро. Эстер согласно кивнула. Следующее утро было непривычно тихим. Ли не мог объяснить, отчего воздух ощущается другим — холодным, и будто опустевшим. К завтраку пришли лишь две старушки и шаман. Третьей — самой бойкой из них — не было, что показалось Ли странным, но он не стал озвучивать вопрос вслух, решив, что это его никак не касается, потому как местных обычаев он за четыре дня нахождения здесь всё равно до конца не понял. Но видимо ситуация всё же была нестандартная, потому как, принимая у Нэней посудину с кашей, шаман произнёс задал вопрос, обращаясь ко второй старушке. Та ответила не сразу и так тихо, что Ли и не понял, что она произнесла что-то, пока шаман не подскочил, а Нэней не выдохнула. Шаман ушел в глубь лагеря, а Нэней подсела к женщине, взяв её за руку, но та покачала головой, пока слёзы медленно бежали по её морщинистому лицу. Ли понял, что старушка умерла, лишь на следующий день, когда увидел, как шаман соединяет только выбитые доски в длинный ящик, внутренние стенки которого были обмазаны чем-то красным. Заметив его, шаман не выдал ничем своё недовольство, лишь молча кивнул, вернувшись к работе. Ночь Ли провёл на шаре, ощущая странный ужас от мысли о том, чтобы вернуться в поселение. Это было странно — смерть никогда не страшила его, он смотрел ей в глаза слишком часто, чтобы бояться. Но вид этой бойкой старушки, что ещё пару дней назад звонко смеялась, наблюдая за его смущением, то и дело всплывал перед глазами, давя на грудь. Они старики, повторял он себе, переворачиваясь с боку на бок. Они умрут и это нормально. Все умирают. Ты умирал. Ты боялся смерти. Ли шумно вздохнул. Джон. Он заснул, облокотившись на его плечо слишком быстро, Ли и пяти минут не проговорил, объясняя ему что-то, когда почувствовал тяжесть. Во сне Джон выглядел ещё болезненнее, будто копившаяся внутри него боль и усталость, которую, бодрствуя, он умудрялся контролировать, во сне выбиралась наружу, заполняя шамана. Трудно было поверить, что именно он вызвал бурю, отогнавшую призраков, будучи в самом её центре. Трудно было поверить, что сам Ли — беспечный и безответственный, не заботящийся ни о ком, кроме себя самого — бросился к нему, на ходу стреляя в солдата Магистериума, гонимый ускользающим от него чувством ощущения чужой души. Трудно. Ему пришлось вернуться в деревню на следующий день, потому как нужные инструменты оказались в рюкзаке, оставленном в чуме. В лагере он замешкался, размышляя, как пройти незаметно, что бы не мешать чужому горю. Но это было не нужно, потому как его заметила Нэней и, взмахнув рукой, поманила к себе. Ли помедлил, глядя на Эстер, но та лишь повела плечами. Он подошел к женщине, позволив взять себя за руку и повести за собой. Они прошли через опустевшую поляну по холму вверх, углубившись в лес. Там, на одной из полян, Ли увидел остальных обитателей. Шаман сидел подле стоявшего на помосте гроба, разводя под ним костёр. Вторая старушка развешивала на ветках сломанные и порванные вещи, принадлежавшие по всей видимости покойнице. Ли уже начал жалеть, что согласился, но Нэней сжала его локоть, улыбнувшись почти беззубым ртом. — Она говорит, что её подруга была бы рада видеть тебя здесь, — шепнула ему Эстер. Скорсби не стал возражать. Последующие несколько часов прошли как в тумане. Ли ничего не говорил, лишь молча наблюдал и соглашался, когда ему что-то говорили. Шаман ударом острозаточенной палки заколол оленя — тот дёрнулся, издав истошный крик и повернул голову. Подруга умершей шумно вздохнула, начав быстро-быстро шептать что-то, Нэней крепче схватила его за локоть. Ли понял, что это не очень хороший знак. Сваренное мясо оленя на вкус оказалось жестким и сухим, но он доел свою порцию, ничего не произнеся. Шаман освежевал тело оленя, сложив шкуру, череп, рёбра и передние ноги в ящик, где лежали вещи покойницы. Когда костёр догорел, оставив после себя лишь кучу дыма, шаман стал засыпать помост с гробом и ящиком ветками. Женщина присоединилась к нему, а после и Нэней, потянув Ли за собой. Когда строения ящика было не разглядеть за ветвями и листвой, они отступили, замерев вокруг места захоронения. Старушка, чьё имя он до сих пор не знал, ушла первой, бросая себе за спину ветки, что поднимала с земли. Ли скосил взгляд на Нэней, и та кивнула, повторяя за соплеменницей. Ли повиновался. Уходя, он заметил, что шаман остался стоять у гроба, разводя руками в начинающемся ритуале. Нэней сжала его локоть, привлекая внимания. Её деймон, сидевшей у хозяйки на плече, застрекотал. — Не оборачивайся, — произнесла Эстер, транслируя её слова. — Ей нужно идти. Отпусти её. Ли не стал отвечать. На следующий день он проснулся, когда солнце было высоко над горизонтом. У кострища никого не оказалось — должно быть, все разошлись по своим делам, так что и он направился к шару, решив, что отобедает остатками провизии. В те полдня ему удалось завершить ремонт водородной конструкции, а так же решить вопрос с заедающими рычагами. Он закончил затемно, и, не имея ни сил, ни возможности вернуться в поселение, остался на шаре. Как оказалось, это было не самым мудрым решением. Ночью поднялся ветер с дождём, отчего ему пришлось укрываться под навесом шара, пряча голову под ещё не отремонтированными лавочками. На утро, когда погода успокоилась, он обнаружил, что ночной ветер повалил сухие ветки старых деревьев, некоторые из которых застряли в каркасе «второго этажа» шара. Бурча ругательства себе под нос, он начал разбирать завал, затянув с этим до самого полудня. Ему не удалось справиться лишь с одной из веток, застрявшей в том месте, до которого не удавалось залезть, но Ли решил, что она упадёт сама, когда водород наполнит шар. — Что мы будем делать дальше? — спросила Эстер, наблюдая за тем, как он выравнивает давление. Ли пожал плечами. — Думаю, стоит привести лавочки и пол в порядок, потом мы… — Я спрашиваю про глобальный план, — перебила его зайчиха. Ли цокнул. — Ты всё ещё хочешь отправиться в хижину? — А тебе хватило общества пахтар? — усмехнулся он. Снаружи шара что-то хрустнуло, он нахмурился. — Погоди минутку. Ли вышел из кабины, начав осмотр шара. Ничего необычного, кроме ветки, всё никак не желавшей слезать с поверхности, он не обнаружил. Такое положение дел его не устраивало. Он оглянулся по сторонам, высматривая какую-то палку, которой можно было бы подцепить застрявшую ветку, но стоило ему сделать шаг в сторону подходящей, как хруст раздался вновь — громче и ближе, и краем глаза Ли заметил, как ветка близстоящего дерева падает вниз. Он успел лишь выругаться, отскакивая в сторону и прикрывая голову, ожидая удара, но ничего не произошло. Несколько мгновений спустя, когда он всё же решился выпрямиться, раздался голос: — Тьи всегда тьакой беспечный? Ли повернулся. Шаман приближался к нему со стороны реки, опираясь на посох. Ветка, что должна была обрушиться Ли на голову, лежала в трёх метрах от аэронавта, вместе с той, что застряла на шаре. Скорсби присвистнул. — В большинстве случае, — ответил Ли по-русски, а потом кивнул, когда Эстер пискнула. — Благодарю. Шаман устало покачал головой. — Тьи закончиль с ремонтом? — Почти, — ответил Ли, возвращаясь в кабину за инструментами. — Мне нужны… скамейки. — Собьираешься использовать этьот пьень? — уточнил шаман, указав на обрубок старого дерева, что Ли нашел в роще неподалёку. Скорсби кивнул. — Неть. Он нье подойдёт. Лучше этьот. Ли хотел было спросить, но тут земля задрожала и с возвышения, отделявшего берег от рощи, скатился другой пень — более толстый, с тёмной корой. Ли присвистнул, снимая шляпу в благодарственном жесте, на что шаман буркнул что-то себе под нос на своём родном языке и отошел в сторону. Приступая к работе, Ли краем глаза заметил, что тот поднялся по берегу выше, а потом, оставив посох и обувь на берегу, зашел по колено в воду. Ли, подавив своё любопытство, отвёл взгляд. Выбранное шаманом дерево действительно оказалось лучше — куда плотнее и твёрже, благодаря чему он управился за пару часов, восстановив лавочки так, будто с ними ничего и не случалось. Выровняв давление в баллонах, он повернулся, взглядом обращаясь к реке. Шаман по-прежнему стоял в воде, так что Ли, не решив кричать, поднялся тоже. — Я закончил, — произнёс он на русском, замерев на береге напротив старика. Тот обернулся, и Ли заметил у него в руке связку свежевыловленной рыбы. — Вас подбросить? Шаман сверлил его взглядом около минуты, так что Ли почти стало некомфортно. Потом повернул голову к шару, потом — обратно к Скорсби. — Тьи уверен в его целостности? — Да, — кивнул Ли. Потом нахмурился. — Вы никогда не летали? Шаман не ответил. Скорсби вернулся к шару и, на всякий случай, снова проверил показатели баллонов и рычаги, потом повернулся. Шаман вышел из воды и, отряхнув ноги, обул свои странные ботинки. Связку с рыбой он перехватил, повесив на локоть, а в освободившуюся руку взял посох. А затем направился к шару. Он забрался в кабину, внимательно оглядываясь, и осторожно сел на одну из скамеек, положив связку себе на колени. Старик оглядывал шар с любопытством ребёнка и, в сочетании с тем, что Ли слышал о его способностях, это казалось забавным. Они набрали высоту медленно, и когда ветер понёс шар, Ли перевёл рычаги в такое положение, чтобы поездка была как можно спокойнее. Лететь было недолго, так что, набрав оптимальную высоту, он повернулся к старику. — Взгляните. Шаман медленно и осторожно поднялся со скамейки, пройдя к указанному месту держась за край кабины. Та доставала ему до груди, так что когда он повернулся, выглядывая, то ветер прошелся по его седым волосам, скинув шапку, которую Ли успел перехватить, передавая ему в руки. Он внимательно наблюдал за лицом мужчины, ожидая увидеть на старческом лице восторг или хотя бы страх, но шаман оказался сдержан в своих эмоциях. Хотя когда шар сел на поляну, где паслись олени, и они выбрались из кабины, Ли был уверен, что ему всё же понравилось. — Teper' ponyatno, pochemu deymon Jopari ptitsa, — покачал головой он. Ли, не поняв ни слова из сказанного, кивнул. — Так, может быть, будем знакомы? — предложил он, тщательно подбирая слова. Шаман повернул голову, внимательно изучая его лицо. Потом вздохнул, коротко улыбаясь. — Баай. Ли, просияв, протянул ему руку для рукопожатия. Тот коротко и, кажется, как-то грустно улыбнулся, сжимая его ладонь. В момент его лицо изменилось, нахмурившись. Ли хотел отступить, отпустив руку, но шаман лишь крепче сжал её. — Что… Баай не дал ему закончить. Удерживая руку Скорсби хваткой куда сильнее, чем полагалась столь старому человеку, он повернул её тыльной стороной к земле, а потом перехватил за запястье. Лицо его вытянулось, когда взглядом он наткнулся на шрам. Несколько мгновений он стоял, будто пораженный, и с каждым из таких, Ли чувствовал, как тревога бьёт в груди всё сильнее, приказывая вырвать руку и спрятать шрам куда поглубже под перчатку, но он стоял, ожидая. Когда Баай поднял взгляд на него, в груди у Ли всё упало. — Этьо Джопари? Ли медленно кивнул. Шаман, кажется, выругался, вновь взглянув на руку, а потом, наконец, отпустил её. Ли потёр запястье, потянувшись в карман за перчаткой, но шаман покачал головой. — Неть. Не надо, — остановил он его, а затем тяжко вздохнул, махнув рукой. — Зьа мной. Ли переглянулся Эстер, уже жалея о том, что вообще решил протянуть руку вместо того, чтобы обойтись простым кивком. Он не мог понять, почему шаман так разозлился, и его внутренняя тревога шептала, что он не очень-то и хочет знать, но всё же Ли последовал за Бааем. Тот молчал всю дорогу, периодически бурча себе что-то под нос на родном языке. Зайдя в селение, он ускорил шаг. — Нэней! Старушка обнаружилась у кострища, одна, к большому счастью Ли. На коленях у неё лежали нитки, перехваченные деревянными спицами — вязание, которым она, по-видимому, и была занята, пока её не окликнули. Заметив их, она встрепенулась, издав низкий мычащий звук. Баай что-то быстро произнёс, та удивлённо охнула, повернув к нему голову. — Она спрашивает, правда ли это. — Что? — спросил Ли в ответ, чувствуя нарастающее беспокойство. Джон, что это значит, черт возьми? Старушка не стала переспрашивать. Отложив вязание, она быстрыми короткими шажками подошла к нему, взяв его ладонь в свою. Когда её сухие потрескавшиеся подушечки пальцев провели по шраму, они вздохнули в унисон. Нэней покачала головой, а затем нахмурилась. Хватка её стала крепче, а ладони будто охладели. Деймон застрекотал. — Здесь есть что-то ещё, — произнесла Эстер, поджав уши. Баай переспросил что-то на своём языке, Нэней пожала плечами. — Что-то не так с энергией. Она другая. У Ли упало сердце. Они с Эстер переглянулись, думая об одном и том же — слова Йорека там, на корабле. Панцербьёрны не славились своими супер-способностями, как шаманы, но несомненно были высокочувствительны к изменениям природы, и если Йорек действительно… — Когда ви сделали это? — спросил Баай, выдёргивая его из пучины раздумий. Ли повел плечами, избавляясь от накативших мурашек. — Четыре месяца назад, — ответил он, стараясь звучать как можно спокойнее. Баай медленно кивнул. — И как скора Джопари ушель? — На следующее утро. — И когда он вернётся? — Никогда. Нэней ахнула, закачав головой. Баай нахмурился сильнее, произнеся что-то звучавшее ругательством и обращённое определённо к Джону. Затем он посмотрел на него. — Что он сказаль тебье перед этьим. Как объясниль? — Он сказал, что так мы не потеряем связь. И попросил, чтобы я доверился ему. Тогда… Баай поднял руку, останавливая его. Лицо шамана изменилось вместе со взглядом — старик смотрел прямо на него, но будто не видел, находясь глубоко в своих мыслях. Выражение его лица, смешавшее в себе грусть, злость и понимание, не давало Ли понять, о чем он думает. Наконец, шаман вздохнул, опуская руку. — Садись. Ждьи. А затем он развернулся, скрывшись в тени. Ли сел, испытывая рассеянность и лёгкий страх, что лишь усиливались, когда взгляд его обращался к ладони. Нэней подошла ближе, огладив его по голове. Улыбка её была мягкой, почти сочувствующей. Ли ощутил, как его начинает тошнить. — Что не так? — спросил он неожиданно сиплым голосом. — Почему Баай ведёт себя так? Старушка вздохнула, покачав головой. Затем деймон её запищал. — Она говорит, что Баай не ожидал от Джопари такой безрассудности. Он принимает его ошибки близко к сердцу. — Ошибки? — переспросил Ли, ощущая, как голос начинает подрагивать. Улыбка женщины стала ещё более сочувственной. — Ритуал, который Джопари провёл, требует подготовки. Очищения и укрепления связи, её… стабилизации. Он очень сложный и проходит в несколько этапов, во время которых половинки должны быть рядом. Он не должен был оставлять тебя сразу после, это недопустимо, — ладонью она коснулась его лица, проведя по щеке. — Это чудо, что ты жив. У Ли зазвенело в ушах. Нэней покачала головой, вновь огладив его по лицу, а затем повернула голову на хруст веток, что раздался слева. Баай вышел из тени, держа в руках какой-то мешочек. Нэней подошла к нему ближе, взяв за руку и заглянула в глаза. Их бессловесный диалог длился меньше минуты, потом Баай вздохнул и кивнул, а она улыбнулась и оставила их наедине. Ли внимательно наблюдал за тем, как Баай подходит ближе, как останавливается перед костром, бросая туда какие-то травы из мешочка, так что воздух мгновенно наполнился дурманящим ароматом. У Ли от запаха закружилась голова, но он заставил себя сосредоточиться, встречая подошедшего шамана взглядом. Когда тот протянул руку к его ладони, Ли отстранился. Баай замер, глядя ему в глаза. — Я хачу помочь тебье, — медленно произнёс он. — И что вы будете делать? — спросил Ли, ощущая, как Эстер прижимается к ногам. — То, что смагу, — ответил шаман, протягивая ему ладонь. Немного помедлив, Ли вложил в неё свою. Некоторое время ничего не происходило — шаман молча проводил пальцами по шраму. Потом он достал из-за пояса нож и прежде, чем Ли успел возразить, сделал неглубокий надрез. Аэронавт шумно выдохнул и дёрнулся, но шаман руки не отпустил, наблюдая за тем, как на ладони скапливаются капли крови. Ли понял, что сейчас будет ровно за мгновение до того, как это произошло — в конце концов, Джон должен был у кого-то этому научиться. Сознание его поплыло, затуманенное дурманящими пряностями и влиянием шамана. Какое-то время он слышал, как Эстер зовёт его, но звук был таким далёким, будто доносившимся из-за толстых стен. А затем он и вовсе исчез, задавленный звоном переливавшихся серебром и золотом нитей. У Ли глаза заслепило от их яркого света, и он зажмурился, думая о… Сознание подчинилось ему быстрее, чем он смог подумать, и в следующую секунду затылком он ощутил жесткость корабельного матраса, куда его вдавили чужие сильные руки. Джон нависал над ним, тяжело дыша. Лицо его покраснело, покрывшись бисеринками пота, губы опухли, а взгляд был почти диким, что могло пугать, если бы он не был направлен на него. — Тише-тише, мистер шаман, — сказал Ли, ловя воздух между слов. — Ведёте себя как дикое животное. — Может быть слухи о тартарах не так уж сильно врут, — произнёс Джон, облизывая пересохшие губы. — Может быть, — согласился Ли, а потом довольно улыбнулся. — Мне повезло иметь своего, чтобы проверить. И, наблюдая за тем, как Джон закатывает глаза, он потянулся вперёд, вновь целуя его, в этот раз — куда более жадно. И чувствуя, как Джон отвечает, вцепляясь ладонями ему в плече, Ли ощутил, как внутри у него всё плавится, затмевая глаза ярким светом, пока… Он рвано вздохнул, хватая ртом холодный ночной воздух. Раздался хруст — шаман отстранился, широко распахнув глаза. Он смотрел на него удивленно, будто рассеяно, и Ли вспыхнул, осознав, где находится и что происходит. — Вы… Вы видели…? — стремительно подбирая слова, попытался сформулировать предложение он, но Баай покачал головой. — Всё кудьа сложнее, чем я полагаль. Он отступил, обогнув кострище и уставившись взглядов в горящие ветви. Ли смог, наконец, восстановить дыхание, но сердце продолжало бешено стучать в груди, не желая униматься от накатившего волнения. Он смотрел на шамана через языки пламени, ожидая, что он скажет. — Что это значит? — наконец, не выдержав, спросил он. Баай поднял голову — на лице его отражалось недовольство, что подтверждали и заходившие по лицу желваки. Встретившись с ним взглядом, он вздохнул, затем медленно заговорил, расставляя паузы. — Мнье не удалось ничего исправить. Ваша связь с Джопари не столь сильна — паэтому вы не слышите друг друга. Ньо тьи цепляешься за неё эмоционально, чьто поддерживает её, — он вздохнул, покачав головой. — Ритуал отметиль вас как равных друг другу, закрепив то, чьто било между вами. Он тебя исцеляль? — Да, — медленно кивнул Ли. — Этьо видно. След его магии отпечатан на тебье, он нье позволяет никакому другому шаману кроме него влиять на тебя. Ньо это работает и обратно. Тьак, если кто-то захочет навредить ему, то он доберётся до тебья. Этьо опасно. Ньельзя, чтобы ктьо-то узналь об этом. — Но почему я жив? Нэней сказала… — Тьи иметь очень сильную энергию. Чужую. Не свою. Она очень сильная, должно быть магическая. Она удьерживает тебья. — Моя мать была ведьмой, — Баай покачал головой. — Неть. Эта энергия тебье не родна. В этьом и суть, — Байй вздохнул, вновь покачав головой. Ли ощутил, как его начинает тошнить. — Я дамь тебье отвар. Он поможет прояснить разум и энергию. Больше я ничьем не могу помочь. Только Джопари. Ли не стал отвечать, да это и не стоил того. Баай проводил его до чума. Отвар, выданный шаманом, имел терпкий пряный привкус, что давало надежда, что он заснёт едва примет его. Но он не заснул. Ли лежал на полу без сна, глядя в потолок и чувствуя, как стягивающее грудь чувство то усиливалось, то уменьшалось, будто его источник плавно скользил по кругу его грудной клетки. У него не было мыслей, не было вопросов, точнее, даже если они и были, то лишь обращенные к единственному человеку, кто мог на них ответить. Но Джона здесь не было, его не было и в мыслях и ощущениях, лишь в призрачных неосязаемых снах, что теперь своей эфирностью больше напоминали миражи — младшие братья небезызвестной лжи, которую Ли столь упорно отрицал и в чей возможности существования перестал сомневаться лишь сейчас. И это осознание — принятие очевидного и ранее факта — тупым остриём давило на грудь, одним лишь упрямством забирая у живой плоти сантиметр за сантиметром. Он поднялся с тяжелой головой, когда кусок неба, видный через приоткрытые полог, окрасился в бледно-голубой цвет, предвещая скорый рассвет. Есть не хотелось — ком в горле вызывал тошноту при одной лишь мысли о еде, так что он собрал свои немногочисленные пожитки и вышел из чума, маня за собой Эстер. Светало. Воздух над покинутым поселением был холодный и влажный, крупные капли росы оседали на ботинках и одежде с каждым новым шагом. Ли шел медленно, чувствуя легкое беспокойство по поводу того, что не прощался. Это было грубо — старики были столь добры к нему всё это время, позволив ночевать, есть их еду и принимать участие в их ритуалах. Скорсби понимал это. Но одна мысль о том, чтобы задержаться здесь ещё на время усиливала звон пустоты в ушах. Ему пора было улетать. Ещё издали он заметил невысокую фигуру, что стояла рядом с шаром. Шаман, казалось, разговаривал о чем-то с сидящей у него на плече птицей, но, заметив его, он выпрямился, поворачиваясь к аэронавту. Ли остановился. Он ожидал увидеть на лице Баая осуждение или хотя бы услышать этот дурацкий вопрос «Уезжаешь?». Но лицо шамана было спокойно, разве что в самых уголках узких глаз залегла печаль. Хотя с чего бы это? — Спасибо, — произнёс Ли, ощущая, как неприятный привкус во рту опускается с языка на горло. Мужчина покачал головой. Он смотрел внимательно, чуть склонив седую голову, и впервые Ли не испытал дискомфорта от этого взгляда. Лишь легкую тоску. — Есть кароткая дорога, — произнёс шаман, и Ли нахмурился, не понимая, о чем идёт речь. — К хижине. Если тьи всё ещё хочешь. Скорсби замер, ощущая пробившую от волнения тело дрожь. Он взглянул на Эстер. Зайчиха выглядела поникшей ещё со вчерашнего вечера, но сейчас она отвела взгляд, что Ли расценил как «поступай как хочешь». Он поджал губы, не будучи уверенным — он был по горло сыт шаманством и открытиями, он был по горло сыт Джоном, его отсутствием, что с каждой секундой ощущалось как поглощающий кислород вакуум. Поэтому он удивил сам себя, кивнув. — Где? Баай мягко улыбнулся. Он повернулся, рукой указав в сторону леса — чуть левее от того места, где они захоронили старушку. — Пешком. Туть меньше дня путьи. Тебья проводят, — Баай взглянул Ли в глаза, а затем осторожно сжал его локоть. Скорсби удивлённо моргнул — Попрощаешься ньа обратном путьи. Ли не смог не улыбнуться такой перспективе. Обогнув поляну, они поднялись на пригорок, ступив в лес. Баай не отправился за ними следом, и Ли мог бы усомниться в верности понимания его слов, но за время, проведённое с пахтарами, он привык не принимать всё буквально, а потому просто шел вперёд по тропинке, пройденной другими. Лес густел, жизнь, кишевшая в нём, просыпалась. Всё чаще взглядом Ли натыкался на вылезавших из норок грызунов, выглядывавших из дупел птиц, усиливался стрекот насекомых. Даже растительность в глубине леса становилась гуще — тропинка, по которой они шли, сужалась, притеснённая кустарником и высокой травой. Идти становилось труднее, так что Ли замедлялся, оглядываясь и всё же начиная сомневаться в словах шамана. Но стоило ему остановиться, как откуда-то слева раздался хруст. Ли повернулся, невольно потянувшись к револьверу за поясом, но тут же опуская её, когда взгляд его наткнулся на источник шума. Из-за деревьев вышел олень. Вид его отличался от тех, что остались там, в поселении. Олень был крупным и сильным, его бело-серый мех был чистым и густым, а высокие рога блестели, будто начищенные лаком. Когда животное повернуло голову, заглядывая ему в глаза, Ли оцепенел, ощущая, как сердце пропускает удар за ударом. Взгляд у оленя был уж слишком человечный. Олень смотрел на него несколько мгновений, а после развернулся, медленно направившись вглубь леса. Ли и Эстер переглянулись, и Скорсби пожал плечами, невольно усмехаясь собственному выводу о том, что этого стоило ожидать. Это деймон, прошептала Эстер некоторое время спустя, и он скосил на неё взгляд, хмуря брови. Олень шел впереди — его массивная светлая фигура была различима даже на разделявшем их расстоянии. Он не приближался, но замедлялся, когда Скорсби останавливался, чтобы перевести дух. Она как та птица, продолжила зайчиха. Очень старая. Она? переспросил Скорсби, глядя оленю в затылок. У самцов ещё не отросли рога, помнишь? Ли охнул. Он действительно помнил. Остаток пути они молчали. Спустя несколько часов, когда лесной пейзаж сменился, приобретя знакомые черты, олень остановился, позволив нагнать себя. Когда это произошло, он мотнул головой, указывая вперёд — туда, где свет уже проходил через деревья, занимая освободившееся пространство. Ли медленно кивнул, глядя оленю в глаза. — Благодарю, — произнёс он на русском, не будучи уверенным, что его поняли. Но олень — или, если всё было действительно так, важенка — издала тихий «брр», и, развернувшись, скрылась в лесу. Глядя ей вслед, Ли подумал, что потеряйся он на обратном пути, она его непременно выведет. И от этой мысли вдруг стало спокойнее. Хижина показалась сразу же, как он вышел из леса — дорога Баая вела в обход, выведя к амбару, что стоял подле. Оба строения стояли нетронутыми — ни ветра, ни дожди, ни другая жестокость местных погодных условий не изменили их вид — будто подтверждая свой статус идеального убежища. Поднимаясь по ведущей в хижину лестнице, Ли на секунду остановился, на мгновение охваченный этим до наивного волнительным «что если?», которое тут же исчезло, стоило ему переступить порог. Хижина была пуста. Хотя нет, «пуста» было бы неподходящим определением, потому что здесь по-прежнему располагались вещи — травы, сушившиеся на веревках в несколько рядов, какая-то посуда, канистры для воды, какие-то тряпки. Дверцы шкафчиков были открыты. В углу комнаты стояли невысокие деревянные нары, накрытые шубами и какими-то лоскутными тряпками. Там спал Джон в первую ночь здесь, вспомнил Ли, и эта мысль упала в голову камнем. — Что мы будем делать? — спросила Эстер. Ли шумно вздохнул, пожимая плечами. Он медленно прошел вглубь помещения, осторожно садясь на импровизированную постель. Ноги его гудели почти в такт голове, так что он вытянул их перед собой. Рюкзак, что он положил на пол, едва переступив порог, он подтащил к себе, доставая с самого его дна флягу с водой. — Нам нужно отдохнуть. — Здесь? — переспросила Эстер, и её скачущая интонация выдала волнение. — Нам нужно вернуться к Лире, нам нужно решить вопрос с поджигателями и вернуться к работе в Оксфорде. Ли, зачем мы здесь? — Потому что я скучаю по нему, — выпалил Скорсби, осознавая, как сильно устал от всех этих вопросов. — Потому что я не могу справиться со всем, что происходит в моей голове, и ты знаешь это. Я скучаю по Джону так же, как ты скучаешь по Саян Кётёр и не смей, чёрт возьми, отрицать этого! — воскликнул Ли, вскакивая. — Тогда почему ты не попросил его остаться?! — воскликнула Эстер, и Ли замер, чувствуя, как замирает, сбиваясь, его дыхание. — Почему ты не попросил его остаться, даже несмотря на то что… — Потому что он болен, Эстер?! Ты видела, в каком состоянии он был, ты видела, как сильно этот мир повлиял на его сердце. Думаешь, я бы хотел видеть, как он умирает, оставаясь со мной?! Думаешь, тебе бы стало легче, если бы Саян Кётёр была здесь, пока в один момент не рассыпалась в пыль, потому что их время истекло?! — И именно поэтому ты позволил ему сделать с собой это?! — Эстер мотнула головой, указывая на руку. — Ты слышал, что говорила Нэней и Баай, это чудо, что мы выжили и продолжаем жить, это чудо, которого даже они объяснить не могут. Думаешь, Джопари не знал об этом? — Я думаю, что он не желал нам зла. — Неужели?! Записи в его дневнике говорят об обратном. — Это было много лет назад, Эстер. — Три года, если быть точнее. Этим записям три года, Ли, ты думаешь, люди способны так кардинально меняться за это время? — Мы с тобой были совсем другими три года назад, — Ли глубоко вздохнул. — Джон не хотел мне вредить, я знаю это. Он хотел, чтобы мы слышали друг друга и я не знаю, почему всё обернулось так, но Джон сделал это из лучших намерений, Эстер. — Из тех же, из которых отпустил его ты? — усмехнулась зайчиха. — Ли, мы — одна суть, и ты знаешь это. Ты скучаешь по Джопари, и ты любишь его, не признаваясь в этом себе и ему. Знаешь, в чём ещё ты не признаешься? — Эстер… — Ты боялся, — выплюнула она на вдохе, и Ли прикрыл глаза, ощущая, как кислород замирает в трахее. — Ты и сейчас боишься. — Эстер… — И ты позволил ему уйти, потому что струсил. Не смог попросить его, не смог сказать два, нет, даже одно слово! — Ты думаешь, этого бы хватило?! — прорычал он. — Ты мог хотя бы попытаться! — взвизгнула Эстер. — Ты мог хотя бы попробовать, но ты не стал, потому что боялся. Ты не стал даже пытаться, потому что ты был в таком ужасе от одной мысли о том, что он не захочет остаться, что предпочел молча смотреть, как он уходит. Ведь с этим легче справиться, да? Мы же справлялись раньше. Тебе легче? Да, Ли? — Эстер! — Ненавижу! — взвыла Эстер, и Ли шарахнулся назад, как от удара, фантомная боль от которого обожгла грудь и лицо, всего его, до последней клетки. Эстер тяжело дышала, глядя на него блестящими озлобленными глазами загнанного зверя. Но когда деймон заговорила, голос её был до холодного ужаса спокойным. — Ты не дал нам всем и шанса, Ли. Ты трус, и я ненавижу нас за это. Слышишь? Ненавижу! Она замолчала, продолжая смотреть на него, и из глаз её не упало ни слезинки, потому что деймоны не умели плакать. Ли умел. Но его щеки оставались сухими, а вместо сердца в груди ухала пустота, молча наблюдавшая, как Эстер разворачивается, забираясь в один из шкафчиков, где скрылась от его взгляда, потому что не хотела, чтобы он её видел. Они оставались сухими, когда он вновь сел, а потом откинулся назад, упираясь головой в стену и взглядом пронзая потолок. Они оставались сухими, когда он закрыл глаза, проваливаясь в тишину сна, потому что слишком устал, чтобы сопротивляться ей. Они оставались сухими, когда он остался в ней совершенно один. Потому что слёз не было, как и снов. Ничего. Только тишина.