Тайна

Жизнь – самая хрупкая на свете вещь, но оттого и самая ценная, как хрустальная фигурка ручной работы, совершеннейшее творение, стоимость которого не может быть пересчитана в тысячах и миллионах долларов; оно бесценно. Судьба – хитросплетение событий и случайностей, словно корни мирового дерева Игдрассиль; Микеле верит в судьбу. Он читал о мойрах и норнах, управлявшихся с человеческими судьбами тонкими нитями, но при этом не считает, что его жизнь предопределена кем-то из них; просто в голове пытливого Локонте не может уложиться то, что всё его дальнейшее существование зависит от какой-то нелепой случайности. Итальянец уверен, что всё уже давно известно, но не им, людям, которые уже не в силах что-либо изменить. Он убеждён, что ему, человеку, пытаться слепить из своей судьбы что-то другое – бессмысленно, а потому предпочитает плыть по течению, уповая на высшие силы. Итальянец уверен в том, что его знакомство с Флораном судьбоносно. Такие вещи никогда не случаются просто так. Новый друг постепенно вытеснил из головы Локонте всё, что могло отвлечь его от мыслей о себе, затопил собой, стал смыслом жизни. А Микеле продолжал плыть по течению, подчиняясь влиянию пленительного француза, сам того не замечая. Томный вечер, который они, по своему обыкновению, провели вместе, плавно перешёл в ночь, но никто этого не заметил - оба были слишком увлечены друг другом. Серебристый свет луны сладким воздушным поцелуем проникал в комнату, рассеивал ночную темноту, освещая силуэты двух мужчин. Микеланджело разглядывал француза, жадно впиваясь взглядом, желал клеймом на своей памяти выжечь каждую черточку его лица, каждый жест, каждую улыбку. Локонте безропотно, ни секунды не сомневаясь, признался себе в том, что теперь по-настоящему влюбился во Флорана. И тут же понял, что держать это в себе нельзя – нужно признаться, причём сейчас же. Даже если его отвергнут, такой поступок, по крайней мере, виделся ему честным по отношению к другу. Шепнув Флорану «я сейчас буду», он ушёл в мастерскую, надеясь как можно быстрее отыскать фломастер для рисунков на коже. И, хоть это было нелегко, – волнение и предвкушение адреналиновой смесью выбрасывались в кровь, заставляя пальцы мерно подрагивать – Микеле со своей задачей справился и в считанные минуты отыскал среди творческого бардака одну неприметную вещицу, после этого поспешив назад к Моту. – Фло, - сконфуженно начал итальянец, - я сейчас кое-что сделаю, ты не пугайся только, хорошо? Это вполне… то есть, полностью безопасно для тебя и очень важно для меня, - он говорил достаточно медленно и спокойно, давая французу время обдумать своё предложение. Получив, наконец, утвердительный кивок, Микеле просиял. – Протяни мне свою руку, пожалуйста. И не дёргайся, - предупредительно глянув на подрастерявшего уверенность Мота, итальянец мягко перехватил его руку в районе запястья, развернув её ладонью вверх, достал фломастер, снял с него колпачок и принялся за дело. Сначала он прорисовал основание – прямую линию по одной из вен, несколько раз обвёл её, делая хорошо видимой. Поднял взгляд на француза, наблюдая за его реакцией. На лице Флорана не было ни недоумения, ни отвращения, лишь чистый, азартный интерес. Улыбнувшись этому, итальянец продолжил работу: от концов основания провёл две недлинные линии, направленные друг к другу, а потом от каждой ещё по линии, но в этот раз те «смотрели» в разные стороны. Для верности Локонте провёл по ним фломастером ещё раз, а после отпустил руку Мота. – И что это? – спросил француз, приподняв бровь и заинтересованно переводя взгляд с Микеланджело на рисунок и обратно. – Это Тайна, - улыбнулся итальянец, - руна случая, руна судьбы, предвещающая что-то неожиданное, что нельзя контролировать. Неважно, хорошее это событие или нет – главное, что это зарождение чего-то нового, предназначенного тебе свыше, - Микеле вдохновенно рассказывал, не сводя взгляда с француза, будто гипнотизируя его. Он аккуратно взял руку Флорана и, немного наклонившись, почти невесомо коснулся губами места, где чувствовался учащённый пульс – прямо над новым рисунком. Отпустив её, Локонте потянулся к губам Мота, испытывая судьбу, он ведь не мог знать наверняка, как отреагирует Фло. Эта ночь была полна яркого серебристого лунного света и переливисто-мягкого звона бубенцов. Этой ночью зародилось что-то новое.