Хрустальные снежинки в кружащем танце падают на густые ресницы девушки, мгновенно тая, оставляя лишь намёк на своё непрошеное появление крохотной каплей. Усталый вздох, смешивающийся с паром, вырывается из пухлых губ непризнанной,
навсегда для себя решившей, что никогда и ни за что не поддастся искушению стать частью той тьмы, что уже поселилась в её грудной клетке. Она сопротивлялась, отдалялась и отталкивала, но разве можно было предположить, что это только раззадорит интерес её искусителя, желающего опорочить светлую душу недавно умершей девушки? И вполне логично — это произошло, ведь это его игра и его правила, которым она нехотя, но следовала. Признавать свои же ошибки нужно уметь.
И она признала.
Проиграла и сдалась.
Во власть его рук, целующих губ, довольной ухмылки и будоражащим душу рыком в промежутке между её стонами.
Властно и требовательно он сминает её губы, исследуя дрожащее от возбуждения тело своими умелыми руками. Пелена безумия застилает весь здравый ум, не даёт и крупице самообладания выжить в сумасшествии, что происходит между этими двумя. Властный демон играет роль хищника — загоняет перепуганную пташку в клетку, норовит лишить её этих, до ужаса раздражающих его, дымчатых перьев, выпустить смертоносный яд из клыков в её хрупкую шею, ощутить кисло-сладкий вкус её крови на своём языке и упиваться беспомощностью новенькой непризнанной, желающей примкнуть на сторону света. Вся из себя непорочная, невинная, но он-то знает, какая она на самом деле. Пылкая и страстная, сводящаяся с ума, её энергия с таким сладким привкусом карамели до невозможности раздражает, но сладость эта — опьяняет не хуже самого выдержанного глифта.
Его поцелуи сменяются жадными укусами фарфоровой кожи у ключицы непризнанной, в то время как некогда белоснежная шея уже усыпана акварельными красками бордовых оттенков, отчего томительное вожделение внизу живота разрастается, а миндальной формы ноготки оставляют мареновые полосы на его крепкой спине. Демон ласкает пальцами изнывающую точку, заставляя хрупкую фигуру девушки под собой изгибаться. Стоны наслаждения из её малиновых уст он ловит губами, запечатлевая в памяти этот сладкий момент воссоединения их тел, когда от нестерпимого желания он входит в неё рывком и до упора, буквально погружается в сладкую негу удовольствия вместе с ней. И, сам того не понимая, он желает завладеть не только безупречным телом, но и проникнуть в самую душу, закрыть её сердце под железный замок своей власти, обвить цепями и никому никогда не показывать.
Он знает, что игра выходит из-под контроля, а она понимает, что из оков багровых глаз ей уже не выбраться.
Белоснежный ковёр усыпал всю территорию, где прежде двор был покрыт различными оттенками небесных цветов. Аккуратно ступая, непризнанная проходит к ближайшей скамейке в школьном саду, слегка ёжится плечами, укутанными в тёплый плед, и накрывает их сверху крыльями — так теплее. Зачем пользоваться способностями, данными свыше, если только так, ощущая морозный холод, она как и прежде может почувствовать себя человеком? Сложив пухлые губки в трубочку, она сдувает тонкий покров снега с сидения мраморной скамьи и усаживается, оглядывая пейзаж своими аквамариновыми глазками.
Зима. Она очень любит зиму.
Мерцающие огоньки гирлянд на стенах соседних домов вселяют то прекрасное чувство, томящееся в глубине души, когда понимаешь, что вот-вот и грянет Рождество. Она предвкушает увидеть радостную улыбку родного отца, когда он примет украшенную голубой лентой коробку с дорогущими часами, на которые она копила прошедшие полгода. Она знает, как он хотел эти часы, но финансы не позволяли совершать подобные траты в непростое для них время. Нужно оплачивать учёбу любимой дочери в престижном университете, и он готов сделать всё, чтобы она была счастлива в этой жизни и осуществила свою мечту стать известным архитектором.
Лёгкий снегопад осветляет ночной небосвод, а за густыми облаками не виднеются даже звёзды, которые здесь всегда яркие. Как её мечты и надежды.
Всё вмиг теряет свой смысл, когда жизнь на Земле остаётся воспоминанием. Как и прошлогодняя радость.
Её мир рушится на мелкие осколки, раня душу, терзая острыми краями и без того израненное разлукой сердце. Ей хочется домой, туда, где всегда тепло и уютно, даже в морозную стужу излюбленного ею времени года. Обнять родного отца, что сейчас оплакивает мраморную плиту с изображением лица своей единственной дочери, сказать ему, что она живет над облаками и всегда присматривает за ним.
Расстояние оставляет мерзкий привкус на языке, который она запивает отчаянием.
Этот мир не хочет принимать её, но так ей только кажется.
И если в том мире она оставила единственного родного и близкого ей человека, то здесь же появляется тот, кто пробуждает необузданную страсть, приправляя это неизведанным ею ранее чувством.
Привязанность.
А какова она на вкус?
В её случае — смесь темного шоколада и острой корицы. И ни то, ни другое она прежде не любила.
А сейчас?
— Глупо уверять себя в том, что из тебя выйдет правильный ангел, Уокер, — пылко, с долей усмешки шепчет демон ей на ухо, довольствуясь её румяными щеками от его прикосновений к её телу.
— Я не буду становиться демоном только из-за того, что этого хочешь ты, — её голос дрожит, но уверенность, что она сохраняет всеми силами, только забавляет напавшего на неё хищника.
— Не зли меня, — он угрожающе понижает тон. — Я не стану приходить на церемонию до того, как ты примешь решение. Но я должен сейчас знать, что когда вернусь, твои крылья будут абсолютно и полностью чёрными.
— Узнаешь, когда выпадет снег.
***
Вики не разделяет той радости, заполняющей каждый уголок замка, что исходит от каждого непризнанного. Кислород будто бы выкачали из этой душной комнаты, а лёгкие болезненно сжимаются от нехватки необходимой им дозы воздуха. Кусая до крови щеки со внутренней стороны, она крепко убеждает себя в правильности выбора и упорно подавляет желание разрыдаться. Будущий ангел должен держать в узде свои эмоции, ведь так?
— Вики, тебе уже давно пора сделать выбор, — соседка по комнате с воодушевлением прихорашивает непризнанную макияжем.
— Я не сомневаюсь в
сделанном выборе, Мими, — с фальшивой уверенностью отвечает она.
И это волшебное платье лунного цвета, усыпанного блестками, глаз её не радует, озорной блеск в хитрых глазах подруги не радует, мысль о предстоящей церемонии — ни капли её не радует.
— Думаешь, тайком трахаться с Люцифером достаточно по-ангельски? — демоница смотрит исключительно на свои губы в отражении зеркальной глади, обмазывая их ярко-алой помадой.
И цвет этот — дергает натянутые нити самообладания.
Непризнанная не отвечает. С поднятым кверху подбородком, она уходит в уборную, выравнивая резко сбившееся дыхание, пока сердце отбивает похоронный марш. Чувства к Люциферу сделали уязвимым её заледеневшее сердце. И пусть он избавил её от большей части душевных терзаний из-за разлуки с отцом своим появлением в жизни, и пусть он подарил ей самые лучшие ночи, когда они оба думали, что это игра, и пусть она сама себе разобьёт снова сердце, не выбрав его.
Но она не знает, что своим решением разобьёт сразу
два сердца.
Почти бездыханное тело скатывается по внутренней стороне двери. Она не покажет своей слабости перед Мими, хоть и знает, что та прекрасно понимает абсолютно всё. Сам сын Сатаны проявлял немалое внимание к непризнанной Уокер, что повергало в шок всю школу. Все три мира сотрясались, когда он смотрел на неё так, как никто другой. Алые омуты его глаз — отражение всех пороков. То, чего нельзя себе позволить, если ты хочешь стать ангелом. Вновь и вновь она тонула в его объятиях после самых жарких совместный ночей. А к утру снова меняла наволочку на сухую, ведь так нельзя, а до слез хочется.
Она не хочет быть его игрушкой.
Но она не знает, что игра давно проиграна без права на победу какой-либо стороной.
Колкие слёзы так и рвутся наружу, выплёскивая вместе с собой скопившиеся эмоции отчаяния. Ей до одури хочется кричать во всё горло о том, как ей тяжело. А ведь этот день решающий. Когда на раздумья остались считанные временные крупицы, а уже пора идти в бальный зал. Она знает, что причина её боли покажется на горизонте только тогда, когда она сделает выбор. А значит, принять это непростое решение ей будет проще.
Наверное.
***
Помпезность и роскошь украшений не радуют глаз. Они застелены пеленой уныния, а сердце больно отзывается от нестерпимых и противоречивых чувств. Ведь больше может не быть пылких ночей, жарких поцелуев, огня в его глазах, когда они вместе достигают блаженного пика удовольствия, каждый раз друг другу даря незабываемые воспоминания.
И она помнит каждое из них.
— Уокер, ты меня бесишь больше, чем кто-либо за всё время моего существования, — шепчет ей на ухо демон, опаляя крыло уха дыханием. — Ты даже не представляешь себе, как сильно я тебя ненавижу, — его рука крепче сжимает хрупкую шею девушки, плотнее пригвождая к холодной стене её комнаты.
— Тогда отпусти меня, и наши пути пересекаться не будут, — делая рваные вдохи, ей удаётся только прохрипеть все слова. — Если только ты снова сам ко мне не придёшь.
Каждое сказанное слово — яд. Смертоносный, убивающий всё внутри живое, и они так привыкли плеваться едкими фразами в адрес друг друга, что и не заметили, как этот яд пробудил то, чего никогда не было в прогнившей душе демона и в ледяном, с недавних пор, сердце непризнанной.
Между ними нет искры. Между ними пламя. Оно сжигает вокруг абсолютно всё, но оставляет в живых только их, стоящих посреди пепелища своего безрассудства. Им требуется секунда на осознание глупости своих поступков, и их губы сливаются в дикой бойне, где демон определенно ведёт. Он требователен, он властен; так было прежде, так и будет всегда.
Это была первая, сокрушительная, самая масштабная ошибка.
Они и не поняли, как их сердца стали биться в унисон.
Оперевшись о колонну плечом, она вертит в руках бокал с глифтом, глядя лишь на танцующие вальс снежинки, спадающие с безупречного темно-лазурного небосвода. Зима — это домашний уют, когда сидишь у камина, завернувшись в одеяло, и читаешь излюбленный роман, где влюблённые счастливы. Они пройдут тяжелый путь и будут вместе.
Улыбки новообращённых ангелов и демонов почти ослепляют, но всё меркнет, когда до перепонок непризнанной доносится произнесённая директором школы её фамилия. Девушка следует к заветным воротам, ведущим в отдельное помещение, где и случится то, чего она всем сердцем боялась.
Времени больше нет.
Посредине небольшого помещения, освещенного только лишь огнём факелов по всему периметру на стенах из блекло-серого мрамора, на двух пьедесталах лежат две увесистые книги. Одна — белоснежная, обрамленная позолоченными нитями с надписями на неизвестном непризнанной языке, и точно такая же — чёрная, ядовито-красными полосами украшенная на переплете.
Рай или Ад?
Страх, терзающий душу, сбивает с ног. Он вызывает нестерпимую головную боль. И даже вид безупречного снегопада из панорамных окон в нескольких шагах от неё — не даёт и намёка на то, что принятое решение не принесёт боль.
Что бы она не выбрала — будет больно.
Она боится стать той обезумевшей, чьи мысли занимает только два алых рубина, но она уже ею стала, поддалась и сдалась. Разве нет? И даже сейчас она пытается сопротивляться. Казалось бы, есть ли в этом смысл?
Два шага разделяют её от будущего. От новых крыльев, от новой жизни, от новой Виктории Уокер. И она преодолевает эти жалкие полтора метра, встаёт между двумя сторонами, до сих пор бесполезно надеясь, что делать выбор не обязательно.
Вдруг, она станет демоном
из-за него, а он наиграется и выбросит?
Вдруг, она станет ангелом, как сама того хочет, но не сможет вынести эту невыносимую разлуку?
Эта разлука будет ещё одним глубоким рубцом на её сердце.
И она сделала выбор.
Секундное облегчение на спине подтверждает, что
назад пути нет. Дымчатые перья небрежно опали к ногам, а после и вовсе вспыхнули, оставив после себя лишь огненные искры. Боль, пронзающая лопатки, сравнима разве что с той, что душит и сжимает до кровоподтеков остановившееся сердце. Она цепляется руками в ту книгу, которой принесла клятву, сжимает пальцами обложку, сгибаясь пополам и часто дыша.
Она выпускает
новые крылья.
Выйдя из душного помещения, ставшим для неё новым началом, она встретилась с многочисленными изумлёнными взглядами сокурсников, что осматривали её пернатых друзей за спиной. Они были массивнее и тяжелее, но это не столь важно, теперь ведь у неё новая жизнь?
Глоток свежего, морозного воздуха сейчас совсем не облегчает. По её оголенным плечам пробегают мурашки от резкой смены температуры, она обхватывает их влажными от волнения ладонями. В её глазах застыли слёзы. Счастье или горе? Она сама не знает ответ на этот вопрос. Но она его обязательно получит. И уже совсем скоро.
С её губ вырывается болезненная усмешка своего же безумного решения. Она наплевала на всех и вся, но она решила.
Для себя и для него.
Привкус темного, такого горького шоколада колет кончик её языка, а она измученно поднимает уголки губ вверх, понимая, что причина её боли уже рядом. Она поворачивает голову в сторону, откуда исходит его опаляющая разум энергия, сжигающая дотла её душу, выбивающая из-под ног землю. А ухмылка, что рисуется на его пухлых, таких излюбленных губах — сворачивает все внутренности от ожидания его реакции.
И она знает, что он скажет.
Огонь в его глазах загорается цвета адского пламени, когда он осматривает новые крылья за спиной непризнанной. Пелена в глазах размывает его образ, а хрустальные слёзы небрежно стекают по щекам, затем падают на идеальный снежный покров на винтажных перилах, создавая округлые следы. Он подходит совсем близко и притрагивается подушечками пальцев к
угольного цвета перьям на краю крыльев.
— Я скучал.
