11 апреля 1993 г.
2 декабря 2020 г. в 10:24
Вкус у старых карамельных конфет похож на старый кожаный сапог: где ходил, всё впитал.
Вид школы, разбросанных учебников и тетрадей, исписанных неумелыми, только подрастающими руками, сваленных в кучи столов и стульев, отклеившихся обоев, отодранных половиц привел меня в ужас. Когда-то, всего несколько лет назад, здесь ходили маленькие ноги, желающие только одного, – спокойно жить. А теперь здесь ходим мы, выброшенные за ненадобностью люди, у которых за плечами болезнь, судимость, старость. И больше здесь никогда не будет весёлого смеха ребятишек, гонящихся друг за дружкой, никто не окликнет сорванцов, чтобы они не бегали по коридорам, они не соберутся за школой покататься с горки, как бы случайно не пробегут мимо и не поцелуют одноклассницу. Вместо них остались голые стены, запылившиеся портреты, забытые на подоконнике кроссовки, карандаши, всё ещё ожидающие своих хозяев, поблёклые галстуки и пилотки. Что случилось с этими милыми детьми, чьи радостные, полные надежд и веры в себя, светящиеся глаза смотрят на меня? Живы ли они или кто-то оказался жертвой несчастного случая? Как им теперь там, на чужих местах, вокруг чужих, среди чужих?
Останавливались в доме напротив магазина, некогда выкрашенного в жёлто-синие цвета. Степан вернулся с пакетом слежавшейся соли и килограммами рисовой крупы. Олег и Иван Иваныч сготовили обед. Без хлеба тяжко. Из дома видна главная дорога, магазин, небольшая площадь с детскими качелями на углу, противоположная улица с высокими домами. Видели там людей, но не сунулись.
Солнце, кажется, теплеет с каждым днём, хотя ветер всё ещё холодный, зимний. Приходится надевать две рубашки, чтобы сильно не мёрзнуть. Хорошо, что полусапоги не подводят и не рвутся – у Олега разошёлся шов, и из дыры торчал шерстяной носок. Степан одолжил свои берцы, выданные в бараке.
На ночь решили остаться в этой же квартире. Я побродил по другим этажам, пока старики готовили ужин, приходили в себя. Немногие квартиры были заперты: где-то двери выломало, где-то слегка лишь покосило. Картины одна другой печальнее: оставленные вещи, мебель, украшения, даже деньги. На кровати лежат покрытые толстым слоем пыли мужские брюки и игрушка Чебурашки с оторванным ухом. В шкафу, за кучей верхней одежды, приставлены к стене лыжи, вместе с обувью сброшены коньки. Уже несколько лет не тронутые духи с красноватой этикеткой всё ещё стоят на том месте, куда их определила хозяйка; на дне оставалось немного капель, но они всё так же пахли пряностями. Вид измятой детской кроватки будил мою совесть, и перед глазами всплывал образ Пашука-младенца на руках Натальи. Мне всё кажется, что я недостойно занимаю чьё-то место, когда там, за воротами, у меня есть своё, любимое, дорогое. Но деваться некуда, и я иду в соседнюю квартиру.
В доме кое-где ещё текла вода и было электричество. Конечно, не везде жива сантехника и лампочки, но удивляет, почему не каждый дом обеспечен простыми благами. Помылись. Чувствую себя обновлённым и сбросившим пяток лет. Перед сном закусили печеньем с чаем.