Дневник Большого Медведя

Утром, по пути в гору, я снова заглянул к своим молчаливым серым товарищам. Их лица, жаждущие светлого будущего, ничуть не исказились при моём появлении. Я оставил их в надежде на свершение мечты. Зеленоватое здание, с трёх сторон окружённое лесом, оказалось больницей. Все четыре этажа полнились разбитыми стёклами, брошенными каталками, с которых содрали матрацы, выдвинутыми из кабинетов креслами и койками, перевёрнутыми горшками и засохшими растениями, сломанными шкафами и кучами пыльных бумаг. Больница вселяла уныние. На первом этаже за длинной стойкой регистрации были свалены амбулаторные карты. Где-то до сих пор ещё читались имена и даты рождения. Наверное, всех этих Василиев Немцовых, Марин Крайних, Наташ Львовых, Петров Свягайло, Олегов Кругловых, Елен Свиридовых, Александров Александровых, Евгений Манн и других, и других, и других… увозили в автобусах-буханках, полных духоты, сумок и неизвестности. Сейчас нельзя узнать, где все они, чем занимаются, вспоминают ли о своей прошлой жизни, хотят ли вернуться сюда. Я об этом наверняка не узнаю. Среди поломанной мебели валялись посеревшие халаты, сменные тапочки, стетоскопы, корпусы шприцов, высохшие ручки и резиновые игрушки. Жалобный писк пронёсся едва ли не по всей больнице, когда я случайно наступил на побелевшего утёнка, с растёкшимся глазом, раскрытым в крике клювом и именем, выведенным нетвёрдой детской рукой: «Маша». Бедная девочка! Бедные мы… Все шкафчики, некогда заполненные аптечками и лекарствами, вынесены, выпотрошены и брошены пустыми. Удивительным чудом я нашёл небольшие рулончики бинтов. Когда город покидали, все медицинские учреждения перевозили тоже: негоже пропадать государственному добру. Но, может, всё было по-другому: несколько лет город стоял совершенно пустой, и только позже пришли те, кто оценил его как прекрасное место для доживания. Они вывезти что-то, избавив нас от ненужных стачек или, наоборот, сделав их смыслом нашей мизерной жизни. В любом случае, на этажах оставалось слишком мало медикаментов, которые могут понадобиться; найденное я снёс в одно место и взял с собой немного – на крайний случай. Схоронил всё в сестринской на втором этаже: от выхода довольно близко, но и если места не знать, можно здорово заблудиться. Аптечек, выданных нам в бараке, не хватит, если что-то возникнет серьёзное, трудно излечимое. Выбрался из больницы к вечеру: скрывающееся солнце бросило мне прощальный луч и исчезло за синими горами. Переночевал в том же доме, что и вчера.