Улица Молчаливых Цикад делит славный город Антверпен ровно пополам. Здесь всегда цветут вишни и гуляет лёгкий ветерок, раскачивая зелёные травинки. Волшебники уверены, что это древнее колдовство, мудрецы грешат на какую-то там аномалию, а простые люди наивно говорят о чуде… но для одного древнего вампира это просто Весна. Пусть и задержавшаяся на несколько сотен или тысяч лет… увы, но Мариус не мог точно сказать, с каких времён стоит на своём месте Антверпен и как долго цикады насмехаются над, в каком-то смысле, поэтичным названием улицы.
Мариус не считает себя древним вампиром… об этом ему вежливо напоминают глупые книжки, что созданы только для того, чтобы загнать мир в узкие рамки. Те самые глупые книжки, которые год от года пишут мудрецы и волшебники. Те самые глупые книжки, авторы которых не могут прийти к единому мнению.
Мариусу повезло обзавестись домом напротив парка. Больше вишен, больше лепестков на открытой веранде и непередаваемый вид на обустроенную мудрецами половину Антверпена. Уходящие в облака здания из металла и стекла неизменно вызывали зубовный скрежет у проходящих мимо волшебников. При всех своих талантах, настолько изящно подпереть небо они так и не смогли.
Зато у них вполне удачно получилось поднять в небо пару-тройку своих цитаделей и, как приятное дополнение, подарить остальным страх, что когда-нибудь это великолепие свалится обратно на город. Но Мариус, как один из любимцев Луны, то и дело ловит себя на крамольной мысли, что стены волшебных замков прекрасно смотрятся в лучах заката. А с рассветами у вампира всё никак не складывается. Исключительно по идеологическим причинам.
Луна многие вещи делает по-своему таинственными. Чуть переставляет акценты, меняет цвета. На вкус Мариуса, в этом тоже имеется какая-то своя магия. Магия, к которой неизменно хотят прикоснуться влюблённые парочки со всего Антверпена. Мариус, в своём непонимании, напоминает ту самую недалёкую девочку из проходного романа о любви еды к вампиру. Иметь на руках полную картину, но быть неспособным дать очевидно-верный ответ на простой — почти риторический — вопрос.
Мариус не способен уловить причину, которая из раза в раз приводит под его окна одну весьма колоритную парочку. Дракон и Кошка — так он их называет. Маг огня из волшебного замка и примечательная только своей грацией девчонка из той части Антверпена, что изо дня в день не даёт небесам рухнуть вниз. Впрочем, вампир более чем уверен, что даже после такого падения улица Молчаливых Цикад сохранит своё почти преступное постоянство.
Он не знает, где Дракон и Кошка начинают свой путь, но их променад из раза в раз заканчивается напротив окон единственного неспящего дома. Иногда Дракон и Кошка двигаются, как полагается благородным господам: рука об руку, медленно, чинно… такие ночи неизменно вызывают у Мариуса приступ скуки и фантомной зубной боли. И вампир удаляется с бокалом дешёвого портвейна в руках — отличное средство, чтобы смазать оставшиеся от хорошего дня впечатления.
В другие дни Кошка ведёт Дракона по крышам тесно подогнанных друг к другу домов. Дракон неуклюж: под его ногами черепица покидает положенное ей место и с жалобным звоном скатывается вниз. Это забавляет Кошку. Это забавляет Мариуса. Мнение Дракона только портит общий итог.
Вампир держится из последних сил, чтобы остаться в тени и не отсалютовать бокалом своенравной девчонке. В подобные дни он останавливает свой выбор на винах с Пряных Островов: такие напитки прекрасно разгоняют хмурое послевкусие от особенно сложных и неоднозначных дней.
Порой Дракон вспоминает о том, что взрастили в нём волшебные замки, и перед домом Мариуса — в пику неизменному цветению вишен — разрастается буйство огненных цветов самых неожиданных видов. Парочку из них вампир так и не смог найти в своих книгах.
Одна беда — Дракон слишком слаб воображением, и на третьем таком представлении Мариус уже не пытается выискивать новые детали. Лишь буднично беспокоится, чтобы огонь не опалил нежные деревья. А вот Кошка… Кошка из раза в раз взирает на огненные цветы с трепетом и восхищением. Для неё это всегда чудо. Диковинка.
Потому как стеклянная половина Антверпена совершенно не знает, что такое волшебство.
Иногда они танцуют. Обычно это происходит под полную Луну, когда Мариус пытается отбиться от меланхолии чашкой крепкого кофе. Кошка напевает незатейливую песню, кружа Дракона в — подстать музыке — бесхитростном танце. И, в отличие от Дракона, Кошка не исполняет свои песни дважды.
Но каждая такая ночь заканчивается неизменно одинаково. Свистом, от которого у Мариуса закладывает уши и жалобно дребезжат оконные стёкла, Дракон вызывает из небесных конюшен пару крылатых огненных коней и предлагает Кошке проследовать за ним. Меняется только степень настойчивости… в остальном ситуация повторяется даже в жестах. Кошка с грустью улыбается и, чуть отступив назад, качает головой, а затем разворачивается и уходит через парк. Она уже давно ничего не объясняет. Не видит смысла. И Мариус её в какой-то степени даже понимает.
Дракон неизбежно остаётся один. Гордый. Не видящий дальше своего носа. И даже не пытающийся убрать с широкой дороги единственные грабли.
***
Новая сцена прощания. Мариус смахивает с носа цветочный лепесток и, почитывая очередной опус о повадках вампиров, вполглаза наблюдает за Драконом и Кошкой. Неизменные кони, кофейная чашка на столе и всё то же предложение, на которое Кошка отвечает отказом. Привычно и почти буднично. Если бы не…
Настойчивость Дракона, добравшись до точки невозврата, сносит всю напускную манерность, обнажая то, что никогда не должно появиться на людях. Особенно перед дамой. Благородным волшебникам не дозволяется хватать своих дам за руки и силой пытаться увезти куда-то. Даже если эта дама, по волшебным меркам, и не дама вовсе, а просто Кошка из ненавистной стеклянной части Антверпена.
Брошенная Мариусом книга падает туда, где ещё миг назад рука Дракона тянула на себя упорную Кошку. Теперь бездарная, на взгляд Мариуса, писанина весьма символично отделяет этих двоих друг от друга.
Щека Дракона горит так же ярко, как ярость в его душе. В глазах Кошки неизменно плещется грусть и… сожаление. Она качает головой, зачем-то подбирает книгу и вновь уходит через парк. Мариус прекрасно понимает, что это её последняя встреча с Драконом. Дракон же…
Дракон упорно отказывается это понимать. Ещё с неделю он настойчиво прогуливается по улице Молчаливых Цикад, и Мариусу невольно кажется, что цикады теперь посмеиваются не над названием улицы, а над разрушившим своё счастье Драконом.
Дракон чинно шествует по улице, придерживая под руку пустоту. От показушности у Мариуса начинают ныть не только зубы, но и нервно подёргиваться глаз. А портвейн пьётся прямо с горла.
Дракон пытается пройтись по крыше, но скатывается вниз вместе с черепицей. Его больше не придерживает за руку Кошка, а Мариус по-прежнему считает это забавным. Сам Дракон на крышу забраться больше не пытается.
Вампиру больше некому салютовать бокалом, да и — по правде — он как-то охладел к винам Пряных Островов, вновь склоняясь к дешёвому портвейну.
Волшебник вновь разводит под окнами Мариуса огненные сады, но они выглядят ещё скуднее, чем обычно. И, на удивление, крайне ненадёжны. Лёгкий порыв ветра обращает старания Дракона в пыль. Никто больше не восхищается его искусством. Никто не возводит огонь в ранг чуда.
Чтобы удивить улицу Молчаливых Цикад, нужно что-то изящнее топорной копирки с атласа редких трав и цветов.
Дракон пытается вспомнить хоть одну песню Кошки, повторить простое движение. Но ни разу не попадает ни в ритм, ни в мотив. Мариус поднимает бокал портвейна в честь Дракона исключительно за его старания.
Дракон убегает от настоящего и не пытается признать свою ошибку. Он всё так же свистит, грозя выбить в доме Мариуса окна. С небес неизменно спускается пара крылатых огненных коней… И Дракон приглашает пустоту проследовать за собой, а затем долго смотрит в глубину парка, где ветер осторожно срывает нежные лепестки с вишнёвых деревьев. Теперь Мариус невольно в чём-то даже понимает Дракона.
Но неизменно оставляет волшебника с глупостью и печалью наедине.
***
Мариус давно уже не помнит о ценности минут и секунд. Для него время складывается из ярких событий, которые делят последние несколько лет жизни на промежутки. Поэтому вампир не сразу замечает некоторые незначительные изменения. Как, к примеру, исчезновение из-под окон Дракона.
В один момент Мариус просто понимает, что уже не может пить портвейн, и ловит себя на мысли о прогулке по крышам. Вампир осознаёт, что скучает по Кошке и — самую малость — Дракону. Он потягивает крепкий кофе и, наблюдая за полной Луной, сам пытается подобрать хотя бы мелодию, раз за разом терпя неудачу.
И когда ноги Мариуса сами собой готовы пуститься в пляс от нетерпения, на пол веранды падает знакомая книга, а сверху на вампира насмешливо смотрит Кошка. Он не произносит ни слова, лишь вежливо кивает, словно Кошка — его старая хорошая знакомая, которую он не видел всего несколько часов.
Мариус удивлённо вскидывает брови, когда Кошка протягивает ему руку, но даже не думает отказываться от предложения. Вампир ловко взбирается наверх, не отказываясь при этом от помощи. Мариус умеет ценить широкие жесты, какими бы незначительными они ни являлись.
Узкая ладонь приятно согревает холодную кожу вампира. Мариус уже и не припомнит, когда последний раз ощущал человеческое тепло. Вот так — по-простому — не обжигаясь. Кошка сплетает их пальцы вместе и смотрит в глаза с благодарностью, а после начинает петь. Новая песня. Новый танец. Отлично подходящий для узкого парапета.
Эту песню Мариус запомнит. Как и лёгкий — ни к чему не обязывающий — поцелуй в щёку на прощание.
Вампир не может сказать, увидит ли он Кошку ещё раз… но если она того захочет — Мариус с радостью примет ещё одно приглашение. Ему всегда по душе красивые жесты.
