Alexander Magnus

Его звали Магнус, просто Магнус. Никто не знал ни имени его отца, ни имени его рода, чтобы добавить что-то ещё. Македонские солдаты прозвали его Александровым Проклятием и недовольно косились на азиата, бегавшего по поручениям царя, который доверял ему, и который предпочёл его всем слугам и пажам. Его осыпали оскорблениями и грубыми насмешками, но он не мог жаловаться, потому что его положение ещё не было достаточно прочным, а он сам ни за что не хотел бы, чтобы Александр счёл его мягкотелым. Джейс ревновал. Ему теперь приходилось делить Александра с персидским мальчишкой, а раньше внимание и сердце государя были всецело и безраздельно его. Царя будто бы перестал занимать весь мир, который он хотел завоевать, и во всех его мыслях поселился Магнус. Александр учился у него персидскому языку и манерам, звал к себе за трапезой и посылал носить записки. Джейс оскорбился было таким доверием, — завоёванный народ заслуживал лишь лизать песок у их сандалий своими лживыми языками, — но Александр посмотрел на него, как на несмышлёного ребёнка, и сказал, что Магнус не умеет читать. Когда же Джейс отпустил о нём шутку, Александр грубо перебил его и велел убираться прочь. Однако Магнус всё ещё ни разу не ночевал в царском шатре. Телохранители Александра перешёптывались и пересмеивались, глядя, как он возвращался к себе по вечерам, слишком рано для того, чтобы пошли слухи. Непонятно, для чего Александру нужен был мальчик персидского царя, но Джейс решил, что это не должно его беспокоить, по крайней мере пока. Зато беспокоило Магнуса. В свои юные годы он был умудрён опытом старика, он знал, чего хотят от него мужчины, и умел им это дать. Он привык, что им наслаждаются, словно теплом огня, пением птиц, фонтаном или музыкой, а затем теряют интерес так же легко, как к наскучившей книге. Привык, что его ценят, но не настолько, чтобы показывать это публично. Что он есть во дворце, как заморская птица или смешная обезьянка, которую можно откормить и пустить с торгов, если она начнёт чахнуть и терять свой лоск. Александр был другой. Он принял Магнуса как подарок, но ни разу им не воспользовался. К прислуживавшим ему юношам из молодых солдат он обращался резко и иногда даже грубо, с Магнусом же всегда был дружелюбен и терпелив, даже если он в чём-то проявлял невежество. Он доверял ему простые поручения и так привык к его помощи, что всё чаще и чаще раздражённо одёргивал своих слуг: «О, только не трогай. Магнус всё сделает сам». Последние несколько лет Магнус провёл во дворе персидского царя и был хорошо обучен, как подливать государю воду или вино, как оправлять его одежду, как помогать принимать ванну и готовиться ко сну. Он умел быть бесшумным и незаметным, знал, когда повелителя лучше не тревожить, а когда — подбодрить добрым словом. Александр не просил его ни о чём из этого, но Магнус понимал сам, когда нужна была его помощь. Наверное, поэтому царь и держал его при себе. Он помогал ему куда ловчее, чем любой из его мальчишек, умевших только махать мечами. Магнусу стоило радоваться, что вместо мальчика для развлечений он стал при Александре верным и толковым слугой, но мысль о том, что государю он просто удобен, разочаровывала его и пугала. Он совсем не был слеп, и видел, как Александр смотрел на него. В его присутствии Магнус наиболее остро чувствовал собственную привлекательность, но впервые в жизни не умел ею воспользоваться. Государь всё ещё не звал его ни в ванну, ни в постель, и Магнус отчаянно не понимал, почему он продолжал вести с ним беседы о персидских обычаях, когда желал вовсе не этого. Магнус был наслышан о царской сдержанности, но думал, что она значила лишь то, что он не насиловал своих пленниц. Однако Александр сохранял разум холодным и свободным от страстей даже в мирное время и проводил ночи в одиночестве. Магнус же рядом с ним горел огнём. Он никогда ранее не испытывал возбуждения и желания, полагая, что их отняли у него вместе с удовольствием. Тело его было обучено тысяче постельных премудростей, но сердце никто не учил любить. В своих чувствах он был так же юн и неопытен, как копьеносец с кувшином вина. Всё существо его рвалось к Александру и трепетало перед ним. Ему он хотел отдать тот единственный дар, который у него был, и который иные брали, не спрашивая. Он был со столькими мужчинами, что не интересовались его чувствами, а Александр, первый, с кем Магнус хотел быть, казался недосягаем для него. Но ещё большей пыткой стали дни, когда Александр покидал лагерь, чтобы броситься в бой. Он не отправлял вестей о победе или поражении, и Магнусу оставалось лишь ждать. Он изводился мыслями об Александре, и в редких и беспокойных снах видел, как вражеский меч отнимает жизнь того единственного в этом мире, кто был её по-настоящему достоин. И потому в тот день, когда армия Александра вернулась после нескольких дней штурма очередного портового города, Магнус забыл страх и почтительность и едва не сбил государя с ног, обхватывая руками его плечи. Он не слышал стонов раненых и не видел кровавых следов битвы на лицах и телах солдат, замерших вокруг них. Перед ним был его Александр, живой, улыбающийся и обнимающий его в ответ. Александр мягко отстранил его, но в следующее мгновение склонил голову и впился в его губы, жадно, голодно, как набредший на колодец с водой измученный путник в пустыне. Магнус скользил пальцами по твёрдым доспехам, сжимал тяжёлый дорожный плащ и цеплялся за сильные руки, которые держали его так бережно. Всё притворство государя разом спало, обнажив страсть, а вместе с ней — неискушённость. Александр целовал его столь же отчаянно и столь же неопытно, сколько Магнус его любил. И хотя оба они были так наивны во всём, что касалось любви, Магнус знал, что он ещё устроит своему господину пир наслаждения и объяснит ему, что не нужно скрывать своих желаний. Александр же научит его чувствовать так искренне, как умел лишь он один, и впервые покажет ему, каково это — любить и быть любимым.