Сколько они идут? А хрен его знает. Джордж испуганно оглядывается по сторонам, пытаясь запомнить дорогу. На всякий случай. Дрим, сунув руки в карманы, идет рядом и чувствует себя явно в своей тарелке. В этой части города Джордж никогда не бывал. Как минимум потому, что эта часть появилась совсем недавно. Разноцветные новостройки, закрытые высокими заборами и, судя по всему, еще не заселённые новыми жителями, стояли в гордом одиночестве, создавая причудливый лабиринт. Улицы были пустынны и тихи, что для вечера воскресенья было удивительно. Только-только начинало темнеть, а на детских площадках и небольших аллеях, разбросанных то тут, то там даже намека на шумных детей или подростков не было. Создавалось ощущение, что все жители планеты пропали в этом странном районе, оставляя их с Дримом один на один. И это было странно. Это заставляло постоянно оглядываться по сторонам, ища хоть что-то живое. Даже, мать его, окна не горели! Куда он вообще попал?!
— Где мы? — Джордж честно старается задать вопрос спокойным голосом. Старается. Получается хреново.
— Новый район. Дом, в котором я живу, был достроен лишь месяц, кажется, назад. Арендодатель купил квартиру для перепродажи, насколько я понял, но дело провалилось. Цены за квартиру тут бешенные, а до центра хрен пойми сколько ехать. Вот когда тут построят школы, к примеру, или больницы — тогда народ и появится, а пока, — парень пожимает плечами. — А пока это — недостроенный город призрак. Забавно, правда?
— В фильмах ужасов подобные прогулки обычно заканчиваются хреново, — Джордж усмехается. Хотя бы расшалившиеся нервы подуспокоились, лишь пальцы левой руки (в правой удобно устроился пакет с одеждой) непроизвольно сжимались в кулаки. У парня включился режим боевой готовности, носивший гордое название: «бей по яйцам и беги». Бить, правда, было некуда. Да и бежать не от кого, но парень волновался. Так, на всякий случай.
«Рядом с тобой мужик с пушкой, который готов был вчера порвать Уиллбура. Чего ты боишься?»
«К примеру, мужика с пушкой, который может перегрызть мне глотку?»
«Ну да, каждый же маньяк будет вести жертву к себе домой, светясь перед каждой камерой наблюдения на пути. Прекрати вести себя, как идиот!»
Джордж вздыхает. Похоже, выйдя из почти месячного запоя, здравый смысл кардинально пересмотрел свои взгляды как на мир, так и на Дрима в частности. Ну или тот пытался поскорее угробить нерадивого хозяина, устав от этой бренной жизни. Тоже как вариант. Но интуиция, согласно закивав на слова голоса разума, тоже скомандовала «полный вперед», и парню не оставалось ничего, кроме как подчиниться, попутно размышляя о том, что скоро у него в голове будет целая общага.
«Обычно это называется шизофрения…»
«Тебя уж точно не спрашивали!»
— В фильмах ужасов обычно все более… Быстро. Мы бы и во двор зайти бы не успели, как уже стали бы жертвами неизвестного с бензопилой в руках. А, раз мы живы и здоровы, это значит, что маньяк еще завестись тут не успел, — и, подумав, чуть тише добавляет. — Только я. Страшно?
— Если бы тебе хотелось — ты бы мог убить меня еще очень давно. Нужды тащить хер пойми куда не было, — Джордж хмыкает, наблюдая за тем, как спокойное лицо парня вновь принимает какие-то лисьи черты. Хитрые и…
Хищные.
На секунду в чужом лице мелькает что-то дикое. Что-то голодное, что насмешливо склоняет голову в бок, потешаясь над самоуверенностью парня, словно бы готовое вот-вот стереть все его надежды в пух и прах, доказать, что животное внутри него все еще остается животным, пусть и постепенно приручаясь к чужим рукам. И Джорджу страшно. Честно страшно. Страх мелькает в его глазах, но мгновенно исчезает. Исчезает, сменяясь каким-то… восхищением. Да, наверное, это слово описывает эмоции в тот момент лучше всего, пусть и не является подходящим под ситуацию. Но Джордж с собой, увы, ничего поделать не может.
Сейчас Дрим, насмешливо улыбающийся ему, чем-то напоминает оборотня. Ну, знаете, таких типичных опасных парней из романов для девочек школьного возраста, которые могут заманить в постель любую старшеклассницу, будучи в человеческом обличии, а еще ведут себя, как полные мудаки. Но есть и другая сторона медали. Другая сторона, которая открывается на всеобщее обозрение лишь в полнолуние, когда человек, изнывая от адской боли, медленно обращается в монстра. Не в зверя, нет. В самого настоящего монстра, который потом еще несколько минут лежит на земле, зализывая раны, которые сам себе нанес, обращаясь в дикое создание ночи. Что будет потом? Что же, потом будет конец. Для глупых людишек, которым не посчастливится зайти в лес. Чуть глубже, чем следовало бы. Потом будут крики. Ужасающие, булькающие. Такие, какие могут быть лишь тогда, когда горячая кровь заливается в глотку, не давая вдохнуть, заставляя человека давиться ей, захлебываться. Да и, пожалуй, человеку, ставшему жертвой оборотня, дышать больше и не понадобится. Джордж видит картину ясно, словно смотрит кино, а не теряется в своих размышлениях прямо на улице. Лес без красок, лишь луна, слабо освещающая небольшую полянку с огромным существом посреди, которое довольно помахивает хвостом, обходя свою жертву, что ничком валяется на земле. Оно больше волка, по размерам похоже на небольшого медведя. Панду, к примеру. Но ничего от того пушистого черно-белого мишки в этом существе, помимо размера, нет. Черная шерсть противно слипается, и Джордж морщится. Наверное, от крови. Точно от крови. Животный оскал какой-то насмешливый, словно бы зверь не до конца утратил человечность, и прекрасно понимает, что пытается сделать человек, когда он, дрожа, приподнимается, стараясь встать на ноги.
Человек старается сбежать.
И существо злится на эту попытку. Оно, быть может, подарило бы тому еще несколько минут жизни, но это выводит его из себя. Животное рычит, чуть склонив голову, и бросается к жертве, ударяя ту своим массивным туловищем, вынуждая упасть обратно и взвыть от боли. Наверное, человек уже и без того получил от монстра достаточно ран, пока пытался избежать своей незавидной судьбы, а потому его крик является эдаким прощанием с миром, последним зовом. Последней надеждой. Которой, впрочем, не суждено сбыться. Животное с жадностью вгрызается в тонкую шею, резко дергая. Одного удара мощных челюстей оказывается достаточно, дабы сломать ее. Человек в последний раз дергается и замолкает, придавленный пушистой тушей. Навсегда замолкает, раскрыв от ужаса глаза. Глаза, которые начинают наполняться странным дымом, словно у дохлой рыбы на прилавке. Сереют и мертвеют. Интересно, а глаза останутся от него, когда зверь насытится, или он обглодает мертвое тело целиком, до костей, сжирая мягкие ткани и органы? Мышцы отрываются с мерзким, рвущимся звуком, когда оборотень делает укус. Жадный, нетерпеливый. Поляну наполняет чавканье. Оно голодно. До ужаса голодно, а потому старается укусить как можно больше, наполняя пасть человечиной и кровью, стекающей на траву. Снова. И снова, и снова. Старается насытить свой голод, который просыпается каждое полнолуние, требуя мяса. Требуя крови. Требуя слабого тела под лапами, которое будет слабо дергаться, сопротивляясь. И в которое безумно приятно запускать клыки, ощущая, как оно противно обмякает, не в состоянии больше бороться.
Джордж мотает головой, пытаясь прийти в себя. Картина слишком яркая, слишком пугающая. И слишком завораживающая. Существо с мордой, перепачканной в крови, которое скалится, смотря на него. Даже не так. Вглубь него, в самую, сука, душу. И пожирающее не снаружи, нет. Оно пожирает изнутри, подчиняя себе. И именно взгляд этого дикого существа Джордж и видел, смотря на своего сопровождающего.
«Дрим бы тебя не сожрал, приятель»
О да, не сожрал бы. Скорее, затащил бы в лес, прижимая своей тушей, охраняя от всего, кажется, мира. А что бы сделал Джордж, оказавшись лицом к лицу с огромным монстром? Что же, наверное, просто подчинился. Подчинился бы существу, что так яро защищало его от опасностей, рыча на каждый порыв ветра.
И сейчас Джордж, шагая рядом с Дримом, который что-то рассказывал ему, усмехался собственным мыслям. Что он, черт возьми, делает? Почему он идет в «логово» к существу, что может сожрать, разорвать, уничтожить его, если тому просто захочется?
«Это Дрим»
Ну да, это Дрим. И, пожалуй, этим все сказано. Он не будет врать ему, он не позволит оказаться в центре беды. Это ведь Дрим! Тот парень в перчатках и с постоянной усмешкой на лице, чтоб его! Тот человек, который не причинит ему боли, верно? Джордж идет чуть медленнее своего попутчика, погрузившись в собственные мысли, и тому приходится иногда останавливаться, дабы подождать отстающего парня. И это выглядит забавно. Забавно, как парень, в разуме которого творилось черт-те что, который был опасным, если говорить откровенно, преступником, останавливался лишь для того, чтобы Джордж не слишком отстал от него. И, пожалуй, в какой-то степени даже… мило?
«Почему ты настолько сомневаешься, когда думаешь о нем?»
Джордж не знает. Не знает и закусывает губу, понятия не имея, что ответить на свой собственный вопрос. Действительно, почему? Почему он боится человека, который спасал его хуеву тучу раз? Который был с ним аккуратен и, пожалуй, даже нежен. Который не делал чего-либо, что дало бы Джорджу повод сомневаться в себе. Джордж видит в нем хищника. Даже будучи старше парня, он ощущает себя жертвой. Крольчонком, оказавшимся тет-а-тет с хищником, которому остается лишь молиться, что дикий зверь, которого он видит напротив себя, не слишком голоден.
«Это несправедливо по отношению к Дриму»
Хочется закричать! А он будто не знает этого! Не знает, как сереют глаза Дрима, когда Джордж дергается, испугавшись его резкой близости. Не помнит, как в глазах Дрима промелькнул страх, когда Джордж, споткнувшись, чуть не рухнул на бетонный пол, только выйдя из вагона. Его укачало в дороге, а потому стоять на ногах получалось с трудом, а его спутник явно испугался, что Джордж вот-вот очередную паническую атаку схватит. Испугался, ловя и аккуратно прижимая к себе
— Все хорошо, слышишь? Я тут. Закрой глаза. Закрой глаза, ладно? — он шептал, не переставая, и Джордж даже не решился тому сказать, что ему просто немного поплохело. Да и не хотелось, впрочем. Дрим, Джордж был уверен в этом, отстранился бы, узнав, что с ним все в порядке. Быть может, пошел за водой, оставив его в гордом одиночестве на лавочке. А этого не хотелось. Хотелось без зазрений совести утыкаться носом в чужое плечо, слушая, как его успокаивают. И плевать, что успокаивать незачем. Плевать. Какое кому дело, если Джорджу так хорошо, и он может тряпичной куклой обмякнуть в чужих руках?
— Дрим? — Джордж неожиданно вскидывает голову, вспомнив кое о чем и заметив маленькую несостыковку в чужих словах. — Ты сказал, что этот дом был построен месяц назад, так?
Дрим кивает, с интересом глядя на Джорджа, остановившись и привалившись спиной к фонарному столбу.
— Где ты жил до… Ну, ты понимаешь, до того, как начал снимать квартиру тут? — Дрим не ожидал подобного вопроса, Джордж видит, как тот на секунду напрягся, тут же возвращаясь к своему привычному облику. К облику, в котором было непонятно, исчезает ли ухмылка с его губ вообще когда-нибудь, или это у него нервы барахлят, поддерживая подобную эмоцию на постоянной основе.
— Мм… Скажем так, я жил вместе со своими знакомыми некоторое время. Потом, после произошедшего на фестивале, собирался свалить из города. Но планы пошли по одному месту, а жить в том доме мне не очень-то хотелось, понимаешь? — Джордж удивленно вскидывает брови.
— А почему планы изменились?
— На горизонте появился один брюнет с вредной привычкой попадать в неприятности, о котором нужно теперь заботиться, — Дрим фыркает и, протянув руку, взъерошивает волосы на чужой макушке. — Пойдем быстрее, мы таким макаром до дома сегодня не дойдем. А на лавочке весной я спать, знаешь ли, еще не готов.
И Джордж кивает. Кивает, идя за парнем, словно послушная собачка на поводке, даже не пытаясь стащить с шеи давящий ошейник. А зачем? Его все устраивает…
***
Квартира встречает зашедших парней оглушающей темнотой. Той самой темнотой, которая царит в комнате перед сном. Какой-то убаюкивающей, спокойной. В которой нет монстров, нет чудищ из старых сказок. И это успокаивает Джорджа, который, говоря откровенно, очень волновался, не зная, что его ждет за железной дверью в квартиру. Дрим ругается, проводя ладонью по стене, пытаясь нащупать выключатель, и у него все-таки получается. Лампа с негромким щелчком загорается, теплым светом освещая небольшую прихожую, из которой вело несколько дверей. Те, что были по бокам, видимо, вели в ванную и туалет, а арка напротив — в некое подобие то ли гостиной, то ли полустудии, которая была отгорожена от кухни лишь небольшой перегородкой. Впрочем, мебель была достаточно нова, ремонт современный, а потому ощущения какого-то неудобства квартира не вызывала, напротив. В ней было очень даже комфортно. Наверное, этому поспособствовал простор и, чего греха таить, огромные окна на половину стены, около которых Джордж замер, с восхищением смотря вниз. Когда они зашли в лифт, парень не обратил внимания, на какую кнопку этажа нажал Дрим, и сейчас, пожалуй, даже жалел об этом.
«Этаж пятнадцатый, не ниже»
Предположил здравый смысл, опасливо косясь в сторону открывшегося вида на недостроенные дома и изредка проезжающие машины, которые своими фарами освещают улицы. Дрим не трогает его, позволяя насладиться видом. Ходит по дому и, матеря пятиэтажными конструкциями дизайнера, который наставил так много ламп, постепенно включает свет. Квартира оживает…
— Дрим? — Джордж хочет все-таки спросить, на каком они этаже, но, повернувшись, понимает, что парня в комнате нет, впрочем, он быстро замечает приоткрытую дверь, в которую, судя по всему, и зашел парень. Спальня? Джордж оглядывается. Да, наверное, все-таки спальня. Здесь, в гостиной, брюнет не увидел никаких признаков жизни. Нет одежды, диван не разобран. Да и вообще… Пусто. Такое ощущение, что Дрим не выходит из спальни лишний раз, а если и выходит, то лишь для того, чтобы сходить на кухню и в туалет, а после вновь скрывается в своем «логове». У Джорджа руки чешутся — так сильно хочется заглянуть в чужую комнату, но он сдерживается. Если парень пошел туда — значит, ему что-то нужно. Переодеться с дороги, к примеру. Мешать ему будет не просто бестактно, но и попросту по-детски глупо. — Ой!
Джордж подпрыгивает от неожиданности, когда что-то касается его ноги, но, слава всем Святым, не отталкивает неожиданный предмет, а просто опускает голову. Кот…
«У Дрима есть кот? Он никогда мне не говорил…»
«Он вообще мне много чего не говорил…»
Парень присаживается на корточки и протягивает животине руку, предлагая обнюхать ту. Кот медлит, словно бы опасаясь человека, о чьи ноги он так спокойно терся еще десять секунд назад, но все же, взвесив все «за» и «против», разрешает-таки жалкому человеку почесать ему шею и несколько раз провести ладонью по спине. Потом, словно вспомнив о чем-то, он резко подскакивает, галопом несясь в сторону кухни и топая при этом так, что действительно можно с лошадью спутать. Джордж, заинтересованный подобным поведением, идет за ним следом и оказывается несколько озадаченным, когда животное, ловко вскочив на тумбу, садится около раковины, протяжно мяукая.
— Включи ему холодную воду! — подсказывает Дрим из комнаты, услышав, по, судя по всему, протяжный вой животного. — Этот гаденыш в последнее время не пьет воду из миски, не нравится она ему, признает лишь из раковины.
— Это не очень-то полезно, — неуверенно произносит Джордж, аккуратно включая воду. Дрим же к этому моменту выходит из комнаты, потягиваясь. Одежда другая. Действительно переодевался. Хорошо хоть парень не заглянул в комнату хозяина квартиры, иначе неловкой сцены было бы не избежать!
— Да знаю, — Дрим лишь лениво отмахивается от слов парня, как от надоедливой мухи. Даже движение рукой соответствующее делает, гад! — Пытался отучить — все без толку! И воду каждый день менял, и лед в миску добавлял. И воду из-под крана день не включал — не пьет и все тут, тварь пушистая.
И, несмотря на ругательство, аккуратно проводит рукой по спине кота, который продолжает жадно лакать воду, тонкой струйкой текущую из крана.
— Не кот — а наказание какое-то!
— А по мне — вполне милый, — Джордж неотрывно следит за котом, не в силах сдержать улыбки, когда видит, как нежно Дрим обращается с животным. — Многие прячутся обычно, когда чужаков видят. А этот напротив ласкаться пошел.
— Это он пить хотел, — хмыкает парень, открывая холодильник и быстро пробегаясь по содержимому глазами. Судя по нахмуренным бровям — еды там оставалось катастрофически мало. — Он за пауч с кормом меня продать готов будет. Да и ночью носится, как черт. Найдет бумагу какую-нибудь и давай ее из стороны в сторону катать. И ведь, говнюк, найдет именно ту, которая шуршит громче всего!
— Нормальное поведение для котов, — Джордж пожимает плечами, наблюдая за тем, как животное, напившись всласть, спрыгивает с тумбы и, усевшись на ковре посреди комнаты, начинает лениво вылизывать лапу и, пардон, гениталии с выражением всемирной муки на мордочке.
— Этот какой-то гиперактивный. И вообще, тебе в этой комнате спать — ночью поймешь, о чем я, — Дрим, скрестив руки на груди, аккуратно тыкает кота носком ботинка. — Ты че вылизываешь? Там же у тебя все отрезали…
— Дрим! Что за жестокость? — парень лишь смеется.
— Что? Он и без яиц орет как хрен пойми что! Мне страшно представить, что бы с ним сейчас, в марте, творилось, будь они на месте! И вообще, — Дрим возвращается к так и открытому холодильнику. — Довольно обсуждения кошачьих яиц. Мне сейчас лень до магазина идти, тебе яйца пожарить?
— Чьи? — уточняет Джордж, и Дрим не сдерживает хохота, согнувшись пополам.
— А чьи хочешь? — отсмеявшись, парень смахивает пальцем слезинку, появившуюся на краешке глаз, и выпрямляется, возвращая все свое внимание к холодильнику.
— Если можно, то куриные, — И Дрим кивает, показывая, что сейчас все будет.
***
Джорджу кажется, что эта яичница — самая вкусная, какую он вообще когда-либо пробовал в своей жизни. И дело было не только в том, что Джордж не ел за день ничего, кроме тех злополучных бутербродов утром, но и в кулинарных талантах парня вкупе с небольшим набором специй в ящике.
— Когда живешь один с совершеннолетия — так или иначе научишься готовить хотя бы яичницу, — парень пожимает плечами, сидя напротив и тоже жадно поглощая еду на своей тарелке. До Джорджа вдруг доходит, что тот тоже ничего не ел, кроме украденного бутерброда, и ему становится даже как-то стыдно за свою утреннюю жадность.
— А с семьей что? — Джордж замирает, задав этот вопрос. Слишком личный, слишком выбивающий из колеи, слишком открытый для такого таинственного и закрытого от мира человека, как Дрим. Тот тоже на секунду замирает, прежде чем отправить в рот очередной кусок яичницы и, проглотив, отвечает.
— С семьей все нормально. Мать жива здорова, сестра и брат тоже, не так давно виделись. Отец пошел за сигаретами и не вернулся еще лет пятнадцать назад, — парень, хмыкнув, пожимает плечами. — Может свои любимые найти никак не может. Нормально все, в общем. Я просто хотел почувствовать себя… Ну знаешь, взрослым. Подрабатывал в интернете, писал простенькие плагины, делал ботов разных. Мало по малу, да накопил сумму, достаточную для того, чтобы снять квартиру. Хотел почувствовать себя взрослым и самостоятельным… Независимым от других, понимаешь? Мне понравилось. Вот так и живу с тех пор.
— Хм, а кот? Из дома?
— Эта шерстяная бестия? Нашел котенка во дворе не так давно, думал пристроить куда. Да кому только он нужен? Сказали, что только в приют если. Оставил, — Дрим, доев последний кусок, откидывается на спинку стула, сыто прикрыв глаза. И Джордж не может удержаться от соблазна осмотреть парня, что надел какой-то свитер заместо своей излюбленной толстовки, а потому сейчас выглядит так…
По-домашнему.
И это умиляет настолько, что Джордж не может сдержать улыбки, снова и снова пробегаясь взглядом по расслабленному телу напротив. Дрим как-то писал ему, что тому достаточно часто приходилось отшивать настойчивых девиц, что недвусмысленно намекали ему о том, что им нужен партнер на долгую и, сука, счастливую жизнь. Джордж же тогда смеялся, прося перестать рассказывать сказки. И сейчас понимал, что Дрим, кажется, не врал.
«Красивый, гад»
Джордж не уверен, какая часть его общежития в голове произнесла это, но на всякий приказал заткнуться всем, иначе запишется на прием к психиатру и выселит сразу всех нахуй. Еще оценивать мужскую красоту ему не хватало. Красоту парня, с которым он спит в обнимку при каждом удобном случае. Слишком уж это…
Странно.
***
— Спокойной ночи, — Дрим щелкает выключателем и исчезает в соседней комнате. Джордж настоял на том, что диван раскладывать нет смысла, так-как он и на одноместном вполне удобно устроился, получив в свои владения подушку и одеяло.
Дверь хлопает как-то слишком громко, и Джордж замирает, оставаясь совершенно один. Лишь кот, свернувшись калачиком, дремлет на ковре. Но его присутствие не очень помогает. Он так и лежит в чужой квартире, ворочаясь с боку на бок, укрываясь одеялом. Ему не холодно, нет. В квартире достаточно тепло. Это скорее… Что-то психологическое, что не дает ему покоя, не дает нормально сомкнуть глаз. Он думает, думает, и думает, надеясь, что тем самым сможет призвать долгожданный сон, но тот машет ему платочком, скрываясь за горизонтом, и парень ругается сквозь зубы.
Он, вроде как, собирался избавляться от привычки спать с мужиками, да? И договорился со своим подсознанием на послезавтра. Это значит…
Пол еле слышно скрипит, когда Джордж, аккуратно ступая, подходит к двери в чужую комнату. Сколько он лежал, не в силах заснуть? Полчаса? Успел ли Дрим за это время уснуть? Не посмотрит ли на парня с подушкой, как на полного кретина? Джордж не знает. Сам себе он сейчас напоминает ребенка, испугавшегося кошмара, а потому аккуратно стоящего около двери в родительскую спальню, решая, входить или не стоит. Вот и у него такой же вопрос. Стоит ли ему рискнуть своей гордостью, или все-таки вернуться на диван и попытаться заснуть нормально? Он аккуратно стучит в дверь, надеясь, что ему не ответят, но…
— Входи, — что-то внутри обрывается. Не спит. Дерьмо.
Джордж заходит аккуратно, неловко переминаясь с ноги на ногу. И что говорить? Как объяснить Дриму, что парню уже попросту некомфортно находиться одному, что тот стал для него, словно грелка, без которой сон приходится ждать часами? Он не знает, а потому лишь молча стоит с подушкой в руках, не зная, что вообще стоит сделать. Дрим, лежащий с ноутбуком на пузе, поднимает на него удивленный и взволнованный взгляд. Поднимает и… Понимает. Понимает, зачем пришел парень. Видит подушку в руках и, как-то странно хмыкнув, откидывает одеяло, предлагая лечь рядом и перестать топтаться в дверях. Вот так, без слов. Нахрена они вообще нужны, если парни и так друг друга прекрасно понимают? Джордж благодарно кивает, аккуратно пристраиваясь рядом и, накрывшись одеялом и уткнувшись в чужое плечо сбоку носом, закрывает глаза. Наверное, он погорячился с решением избавиться от привычки ложиться спать с мужиками. Нет, не так. От привычки ложиться спать рядом с Дримом. Она, пожалуй, не так уж и плоха.
Джордж не уверен, чудится ли это сонному организму, или кто-то и вправду аккуратно касается его макушки губами, целуя, но проверять нет ни сил, ни желания. Пусть, плевать. Утром разберется.
Сейчас же хотелось лишь спать.
