***
— Вам повезло, леди, — Мэтт вёл машину, а Сол полуобернулся в кресле и теперь рассматривал её через решётку, отделяющую задний диван от передних сидений. — Когда в этом странном квартале дежурит Джеймс, у странных плохих парней нет ни шанса. Судя по всему, Вы его знаете? — Я… не уверена. Я… Я училась с мальчиком, который был очень похож на… офицера Эванса. — В Австралии? — поднял бровь Сол и пояснил: — У Вас австралийский акцент. Не слишком выраженный, но вполне заметный. — Я действительно живу там уже несколько лет. Но… я родилась и долго жила в Британии. И я, и Га… тот мальчик учились в одном интернате там, в Шотландии. Но… но я думала, что он погиб. Мы все так думали… — Во-он оно что, — протянул Сол, и его доброжелательность испарилась в одно мгновение, словно бы девушка перешла для него из разряда потерпевших, точнее, едва не потерпевших, в разряд подозреваемых. — Видите ли, миссис… — Мисс. Мисс Грейнджер, сэр, — девушке стало неуютно, тем более что она внезапно заметила отсутствие ручек на внутренних поверхностях задних дверей полицейской машины. — Видите ли, мисс… Джимми ненавидит грёбаную Англию. Вместе с грёбаной Шотландией, грёбаной Ирландией и прочим грёбаным Уэльсом. Чёрт, да я сам отмазывал его, когда он чистил рыла сразу двоим приехавшим по обмену британским бобби. Весьма успешно и квалифицированно чистил, кстати. И для своей школы у него тоже добрых слов не находилось. Хотя вообще-то, для неё у него не находилось вообще никаких слов, так люто он её ненавидит. И вряд ли дело в щелястом здании или, там, в неудобных партах, так ведь? Дело всегда в людях, и что-то мне кажется, что Джимми не хочет вспоминать именно их. Так что, если он действительно тот малец, что учился вместе с Вами — лучше бы Вам не пытаться возобновить с ним знакомство. И тем более — если Вы вдруг решите поблагодарить его за спасение. — Но почему, сэр? Я вовсе не… И при чем тут… — Почему и при чём? Мисс, я знаю Джимми с одиннадцатого сентября две тысячи первого, с того самого чёртова дня. Он тогда учился, ну и подрабатывал посыльным или чем-то вроде. И когда грёбаные арабы таранили самолетами грёбаные Башни, он был в одной из них, что-то там доставлял каким-то грёбаным адвокатам. Одна башня уже начала рушиться, а лестницы другой были забиты спасающимися, так что он прихватил подмышку двух цыпочек и сиганул вместе с ними прямо из окна. Точнее, сквозь окно, если Вы понимаете, о чём я, леди. Мисс Грейнджер охнула. — Этаж был примерно двадцатый, — продолжил Сол, — и я сам видел, как он летел вниз с двумя визжащими девчонками в обнимку. И… я уже тогда понял, что он… странный. В правильном смысле странный. Он летел намного медленнее, чем повелел нам в такой ситуации Создатель, да ещё и подруливал — и я готов в этом поклясться. Я ведь тогда держал тот самый тент, в который он целился, вместе с другими парнями держал. Он плюхнулся на брезент, сломал ногу — но обе этих девки не получили ни царапинки. И знаете, что случилось потом, мисс? — Что, сэр? — Когда его, наконец, выпустили из госпиталя, одна из этих девчонок его нашла. И отблагодарила. И она благодарила его неделю или около того, а потом сказала, что не в состоянии благодарить его вечно. И сделала ему ручкой. Может, даже воздушный поцелуй послала. А Джимми расстроился: видимо, решил, что это была любовь. И исчез. — Но он же… — К счастью, его заметила не только эта цыпочка, так что исчез он не из-за неё. Он говорил, что какие-то загадочные большие шишки отправили его на какие-то загадочные курсы, и уже через пару-тройку лет он вернулся в Нью-Йорк, со стволом, значком и этой бумажкой, что он сунул под нос Мэтту. Бумажка эта крайне убедительна и снимает все вопросы к Джимми, но ни один из парней, что её читал, ни разу не смог рассказать кому-нибудь другому о том, что именно в ней написано. Даже если они оба её читали. Девушка кивнула: она… встречалась с подобным заклинанием. Определённо встречалась. Сол продолжил: — Да, о чем это я? В общем, теперь заодно с Британией и британцами наш Джимми ненавидит ещё и исполненных благодарности девиц, так-то. Впрочем, мы уже на месте. Ваш отель, мисс Грейнджер. И будьте осторожны впредь: вряд ли Вы управляетесь со своей… указкой так же ловко, как Джимми. Сол вышел из машины, открыл дверь и выпустил девушку. Та с вымученной улыбкой кивнула ему и поднялась по ступенькам, стараясь не разреветься прямо здесь и прямо сейчас. Она ввалилась в свой номер на подгибающихся ногах, почти спокойным голосом отменила вечернюю встречу — во-первых, это всё равно был запасной вариант, а во-вторых, в таком состоянии она непременно позорно провалилась бы — и рухнула на кровать: сил уже не осталось. Когда мисс Грейнджер проснулась, было едва шесть утра: вчерашнего джетлага, как и заполненного рыданиями вечера, словно бы и не было вовсе. Восходящее солнце окрасило розовым одну из стен рукотворного каменного ущелья, на которое выходило её окно. Она закусила губу, пару раз подошла к столику с телефоном, но затем решительно скинула одежду и прошлёпала босыми ногами в душ. Затратив обычное время на свою ежеутреннюю войну с шевелюрой, она, наконец, решилась. «6-2-4-4-2» — во всех сертифицированных отелях этот номер был одинаковым. — Чем мы можем помочь Вам, мисс Грейнджер? — услышала она голос дежурного домовика. — Пожалуйста, пришлите сову в номер семьсот двадцать три, через… двадцать минут. Оплату включите в счет. Спасибо. — Через двадцать минут сова будет у Вас, мисс Грейнджер. Желаем Вам приятного утра.***
Дух Мерлина был к нему милосерден, и ожидаемая ещё с вечера сова появилась не слишком рано, но и не слишком поздно: она постучала клювом в окно ровно в семь, так что, с одной стороны, он успел выспаться после вчерашней писанины и аж трёх подряд сеансов судебной легилименции по поводу той пары кровавых курьеров, решивших поиметь дополнительный заработок, а с другой — времени до начала занятий в колледже оставалось ещё достаточно. Он нырнул в холодильник, достал из полупустой пачки полоску бекона, и лишь потом открыл окно. Поёживаясь от прохладного утреннего воздуха, он отвязал от протянутой лапы небольшую — опять же слава Мерлину! — записку и предложил сове угощение. Та довольно ухнула и вылетела в окно, пристроившись на ветке растущего ярдах в десяти вяза. Решительно задавив в себе нерешительность, аврор Эванс — он уже привык думать о себе именно так — резким движением развернул клочок пергамента. Утро продолжало оставаться добрым: никаких слёз и соплей, всего лишь одна-единственная строчка: «Я счастлива, что ты жив. И снова спасибо. Гермиона». Это было не похоже на ту мисс Грейнджер, которую он не то, чтобы забыл, но старался без особой нужды не вспоминать: ни нравоучений, ни полуфутовых отчетов о замечательных книгах, которые она прочитала за то время, что они не виделись. Хотя за все эти годы отчет должен был растянуться на пару ярдов, не меньше. На всякий случай он провел палочкой над пергаментом, и знакомо-чёткие буквы вспыхнули ярко-зелёным: это действительно писала она. Он хмыкнул. Если бы она предложила встретиться, он либо отказался бы, либо, что вероятнее, оставил бы письмо без ответа. С другой стороны — какого чёрта? Если бывшая подруга захочет растрепать всем и каждому о том, что он той самой ночью уцелел — снова, в который раз — она прекрасно сделает это и так, если уже не сделала. А вот если… если все пройдет удачно, то у него появится шанс подать эту информацию в наиболее выгодном для себя ключе. Или вообще придержать её, если ему снова безумно повезёт. Он взял из стопки пергамента аккуратно отрезанный листок и написал: «Я всё равно пас этих придурков уже почти неделю, так что это тебе спасибо за невольную помощь. Сегодня днём у меня занятия, но если хочешь — можем поужинать вместе». И ниже указал номер телефона — тот, что «для всех». «Уж что-что, а занятия мисс Грейнджер никак не может счесть недостаточно уважительной причиной», — подумал он. Сова всё ещё сидела на ветке; к слову, довольно деликатно сидела, почти не глядя в окно. Он свистнул; птица охотно взмахнула крыльями и перелетела на подоконник. Парень привязал записку к лапе совы и положил в прицепленный к другой лапе кожаный мешочек пару баксов. Сова (видимо, и задержавшаяся-то неподалеку в надежде на подобный исход) ухнула снова и вылетела навстречу городскому шуму.***
Она увидела его сразу, как только вышла из такси. Он не выглядел озабоченным или волнующимся, и ей на секунду стало до боли обидно: как он смел выглядеть таким спокойным, пока она… Но потом она вспомнила лето девяносто пятого и те слова, которые яростная Джинни бросила ей — и Рону — в лицо уже потом, в сентябре, когда они все считали, что он погиб. Да. Он имел право. Он имел полное право быть совершенно спокойным. — Добрый вечер, мэм, — улыбнулся он. — Прекрасно выглядите. Снова «Простоблеск», как на Святочном Балу? Улыбка была незнакомой: не той солнечной и открытой, какой он приветствовал её до того мордредова лета, а сдержанной и, пожалуй, немного дежурной. — Эм-м… Джеймс… если тебе неприятно называть меня… «тем» именем… ты можешь использовать моё второе, — сказала она. — Хорошо, Джин, — кивнул он, — это будет справедливо. Пройдём? Он кивнул в сторону тяжёлой дубовой двери с массивными бронзовыми ручками. Дверь явно была зачарованной: по крайней мере, она могла поклясться, что не видела её или не обращала на неё внимания до последнего момента. — На ней магоотвлекающие чары, — пояснил парень, — не «маггло-», а именно «маго-». Сейчас поймёшь, почему. Он пропустил её вперед и прикрыл дверь за ними. — Мистер Эванс! — услышала она восторженный писк, резанувший её сердце памятью о Добби. — Сам мистер Джимми Эванс, да ещё и с дамой! Прошу, прошу вас! — Привет, Шорти, — улыбнулся «мистер Эванс». — Отдельный ка… — Всё уже готово, мистер Эванс, сэр! Разумеется, отдельный кабинет, с превосходными Чарами Приватности! Проходите, проходите, пожалуйста! Леди? Коротышка, принявший у неё плащ, выглядел не как домовик, а как низенький, но вполне обычный на первый взгляд итальянец. Или, может быть, француз. — Чары гламура, — шепнул ей её спутник, когда они свернули в неприметную дверь за общим залом, — сраные расисты всё ещё сбиваются на приказной тон, когда видят домовика, как их ни отучай. А Шорти от этого сильно расстраивается. Поэтому он предпочитает обслуживать обычных людей, ну и маскируется, чтобы не выглядеть чересчур странно даже для Нью-Йорка. Сервировка стола в маленьком уютном кабинете была безупречной. Девушка пригубила вина и пытливо посмотрела на парня. — Ты же не случайно пригласил меня сюда? — спросила она. — Нет. Раз уж ты всё равно меня узнала… наверное, будет правильно кое-что рассказать тебе. — Чтобы я не вздумала копать сама? — прищурилась она. — Да, — кивнул он, — ты же не можешь не попробовать. А это… это до сих пор небезопасно. Копать. — Небезопасно для тебя или для меня? — Больше для тебя. Про меня все уже давно забыли, и даже если узнают, что я жив… Я уже не в повестке дня, и вряд ли Визенгамот попытается теперь засадить меня в Азкабан. — За что? — вскинулась она, но немедленно поникла, вспомнив кошмарное лето после пятого курса, то самое, которое вспоминала только по просьбе своего психоаналитика. То самое, которое предпочла бы забыть. Ещё более кошмарное лето, чем перед тем же самым пятым курсом. — Разумеется, за убийство пары десятков до ужаса респектабельных и жутко чистокровных волшебников, — пожал он плечами. — Столпов общества, глав Благородных Родов и видных деятелей Министерства. Как ты думаешь, почему я не рекламирую тот факт, что «Мальчик-Который-Выжил» выжил опять? — Понимаю… — она действительно понимала. На столе возникло блюдо с канапе; она не смогла устоять и стянула одну штучку с самого краешка. Парень отставил бокал и задумчиво посмотрел чуть выше её головы. — Всё дело в Дамблдоре, — медленно сказал он. — И в этом идиотском Пророчестве. Он же наверняка знал его целиком, полностью, до последней буквы… И сидел на своих тайнах, как хвосторога на яйцах. Она промолчала. Он был прав. — Профессор Снейп сказал мне, что сам он — а следовательно, и Волдеморт — знали только первую часть того пророчества. Аберфорт Дамблдор, брат нашего директора, поймал его, тогда ещё не профессора, а обычного Пожирателя Смерти Снейпа прежде, чем тогда-ещё-тоже-не-профессор Трелони закончила вещать, так что полный текст Снейп Волдеморту не сообщил. И, как я теперь думаю, там, в той части, которую знал только Дамблдор, говорилось, что мы с Волдемортом так или иначе убьём друг друга. Что-то вроде «и падёт каждый из них от руки другого». Поэтому профессор Снейп в ту самую ночь и не смог спалить Томми: Пророчество не позволило. — Но ведь он… Волдеморт все же мертв? А ты… — А я тогда и умер. Томми раздувался от счастья, знаешь? Он созвал всех своих подручных, полчаса разглагольствовал о своей великой победе… Потом он взял мою палочку… Он сказал, что она слишком добрая. И что будет справедливо, если я умру именно от неё. И пустил в меня «Аваду». Моей же палочкой. И я умер. От руки Волдеморта. В полном соответствии с той самой никому, после смерти Дамблдора, неизвестной частью. Она сдержала слёзы. — Это было… Это было похоже на вокзал «Кингс-Кросс». Немного призрачный, но совершенно определённый «Кингс-Кросс». Наверное, я очень хотел отправиться куда-нибудь подальше, поэтому и попал именно на вокзал. И там я встретил Седрика, как и хотел. Там, на том вокзале. Он дал мне в лоб, когда я бросился просить у него прощения, и… И у меня изо лба вывалился маленький Волдемортик. Довольно мерзкий. Фута полтора или, скорее, два в длину, почти такой же, каким он был поначалу там, на кладбище. Тогда Седрик сказал, что это достаточный выкуп, и я могу вернуться. — Выкуп? — прошептала она. — Оттуда вернуться не так-то просто, — пожал он плечами и тоже уцепил маленький шедевр кулинарного искусства. — Но куска души Волдеморта хватило для того, чтобы откупиться. Я не хотел возвращаться, хотел увидеть маму и папу… Но Седрик сказал, что они заняты: выдирают Дамблдору его роскошную бороду. По волоску. И что они отказываются встречаться со мной раньше, чем через пару сотен лет. — И ты… — Я сказал, что готов подождать. Прямо там. Но тут прибежал профессор Снейп в этой своей мантии, причем развевалась она раза в три круче, чем обычно. Он тоже умер. Волдеморт его сразу убил, как только он его змею спалил. Он, профессор Снейп, обозвал меня безответственным самовлюбленным нытиком и сказал мне, чтобы я перестал валять дурака и возвращался, чтобы закончить то, что должен. — Должен? — её голос был полон возмущения. Да, она сильно изменилась. Та, старая она, ещё и лекцию о долге прочитала бы… — Угу. Я ему так и ответил, что раз уж я умер, то я больше никому и ничего не должен. Но тут Седрик… Он схватил того Волдемортика, который во мне сидел, и бросил вниз, на рельсы. И там довольно, знаешь ли, угрожающе чавкнуло. И полыхнуло. Тот вокзал… Тот вокзал весь был белым, спокойным таким, а тогда… Когда Волдемортик на рельсы упал, снизу полыхнуло багровым, как от Адского Пламени. Профессор Снейп показывал мне его, пламя это, ещё когда мы оба были живы. Я, ну, отвлекся на эту вспышку, и профессор Снейп схватил меня за шкирку и просто-напросто вышвырнул обратно. — И ты вернулся? — Да. Я лежал на полу. Он горячий был, пол этот. Все было в копоти, в саже такой липкой… Там все действительно сгорели, кроме профессора Снейпа, мёртвого уже, и самого Волдеморта. И серебряной руки, которую Волдеморт для Петтигрю сделал, уже поплавленной: то есть Хвост тоже сгорел. Профессора он, Волдеморт, убил «Авадой», а огонь потушил. Я думаю, это снова Пророчество сыграло, полная версия. Потому что если бы не оно, если бы Волдеморт не потушил огонь, я просто сгорел бы, даже когда профессор Снейп выкинул меня обратно, и не смог бы убить Волдеморта и исполнить то, что было предсказано. — Ты же знаешь, я всегда ненавидела предсказания, — пробормотала она, утаскивая с блюда еще одно канапе. — Но сейчас… Сейчас я рада. Очень. Он улыбнулся, чуть менее дежурно, чем раньше, и отсалютовал бокалом. — Надо сказать, — продолжил он, — Волдеморта успело слегка поджарить прежде, чем он потушил это пламя. Ему довольно-таки хреново было, он шатался весь. И палочку мою он уронил. Тогда я схватил палочку, прыгнул прямо на Волдеморта, на спину ему… И воткнул палочку ему в нос, точнее, в то, что у него вместо носа было. Он растерялся, почти как тот тролль… А я наколдовал «Инсендио». Прямо внутрь его головы. — Он… Тоже сгорел? — девушку слегка поколачивало. — Частично. Голова только. Но… Опознать его уже не получилось бы. Особенно если бы не было такого желания, опознавать. И вот стою я и думаю. Волдеморт сдох, ну и что? В Министерстве-то по-прежнему Фадж, в замке — Амбридж, на моей палочке — след Непростительного, которым меня же и убили… Да и не только меня, но и, вероятно, профессора Снейпа. Так что по образцу того суда, летнего, светил мне только и исключительно Азкабан. — Я тебя понимаю — сказала девушка. — Очень хорошо понимаю. — Ну… Я прибрал палочку профессора, руку эту серебряную… Я её потом гоблинам загнал, — пояснил он. — Взял у профессора кошелек — там, кроме галлеонов с сиклями, еще и фунты были, он же в маггловском районе живет… Жил. И доехал я до Лондона: в Литтл-Уингинге меня бы, скорее всего, стали искать. Да я и сам в том письме посоветовал Джинни свозить тебя туда, я же не думал, что выживу. — Она не показала мне ничего. И даже не сказала, — выдохнула девушка. — Только объяснила нам с Роном, какие мы были твари, что бросили тебя, так, что единственным человеком, с которым ты мог поговорить, был тот самый Волдеморт в твоей голове. — Понятно, — вздохнул он. — Ну, значит, она туда сама доехала. — Да, — подтвердила она. — Перед её седьмым курсом. Мне Невилл написал. Но я не знаю, что там произошло, совсем не знаю. — Так что я снял комнату в Ист-энде, — продолжил парень, не проявив никакого интереса к судьбе семейства своей тетушки, — ну, заплатил кое-кому, чтобы мне выправили документы… У Тома-в-моей-голове адресок узнал, и фразу условную: случайно обнаружил, пока в его мозгах копался, якоря его искал, те самые, что мы вместе с Биллом и Кричером уничтожили. Думал, не пригодится — но запомнилось. В документах этих, мне, конечно, год приписали, но так проще было: с шестнадцати я уже мог официально жить один, безо всяких опекунов. — И что ты делал? — Было что. Заклинания сам потихоньку отрабатывал, книжки читал, ну и вернулся в школу, в обычную, не очень хорошую, конечно. Но за три года наверстал кой-чего… Деньги-то у меня были, пусть и в галлеонах. Но я нашел способ их менять по нормальному курсу, а не как у гоблинов. Тоже у Тома подсмотрел. — Но как ты… как тебя не узнали? Ты же наверняка ходил в Косой или даже в Лютный?! — В Лютный, конечно. Том же именно там после Хогвартса работал, у Борджина с Бёрксом, так что он там очень многих знал. Мне и документы в Лютном делали, и курс галлеона к фунту там намного лучше: магглов-то тамошняя шантрапа щиплет потихоньку, а куда фунты девать — не особо понимает, за отсутствием мозгов. Знаешь, после той ночи… Я обнаружил, что люди меня боятся. Даже если и не узнаЮт меня. Так что никто там до меня не докапывался. А почему не узнавали — очень просто. Гарри Поттер — это же круглые очки и шрам в виде молнии, это всем известно. Зрение я исправил в маггловской клинике, а на лоб мне пересадили кожу с бедра. Так что уже через полгода от шрама и следа не осталось. — Я тебя узнала только по тому, как ты волосы взъерошил, — призналась девушка. — А потом? — Школу я закончил нормально, на «А» в основном, пусть и на пару лет позже, чем положено. А в девяносто девятом подал документы в Америку, на учёбу… Тут и обосновался. — И ты никому ничего не сказал? — А зачем? Уж после того, как я Волдеморта грохнул, я точно никому ничего не должен был. Хотя… Хотя Невиллу написал. Отсюда уже. Когда на здешних аврорских курсах Чары Неразглашения выучил, те самые, которые на той «второй бумажке» наложены, что я Мэтту показывал. Просто посчитал, что надо его успокоить, что ему не придётся с Волдемортом заканчивать. Он пытался мне мантию моего папы отправить, представляешь? Но он Гарри Поттеру писал, а не какому-то там Джеймсу Эвансу, а Гарри Поттер давно умер, сраженный «Авадой» Волдеморта. Такие дела. — Невилл приходил ко мне, — вздохнула девушка, — в Австралии уже, в две тысячи третьем. Без Джинни. Джинни с тех самых пор со мной не разговаривала, особенно после… Он, Невилл, как я теперь понимаю, просто не мог сказать, что ты жив, но… долго о тебе расспрашивал. Видимо, искал способ всё-таки связаться с тобой. — И нашел, — кивнул парень. — Знаешь, я жутко жалею, что не подружился с ним в Хогвартсе. Так вот, он положил мантию в сейф в «Гринготсе», под пароль. И дал объявление в газетах. По всему миру. А пароль он зашифровал теми словами, которые я ему ещё на первом курсе, перед квиддичем, сказал. — «Ты стоишь десятерых…» — окончание фразы девушка словно бы проглотила. Она ковыряла вилкой в нежнейшем куске форели, разглядывая мелкое плетение лежащей на коленях салфетки. — И что натворил Хорёк? — спросил он. — Ге… Джин, я же все-таки полицейский. Точнее, пока только аврор, но после колледжа я получу и полицейский значок, а это двойное жалование как-никак. Нас ведь учат кое-чему, психология и всё такое, так что я же могу и сам догадаться. Она продолжала молчать. — Во-первых, ты не договорила «десятерых Малфоев». Она кивнула. — Во-вторых, ты шаришься по тёмным переулкам, где обитают довольно неприятные личности. Типичное виктимное поведение. Раньше такое представить было невозможно: даже на простое упоминание Лютного ты ответила бы пятиминутной тирадой о моей безответственности в стиле тети Петуньи. То есть у тебя была серьёзная психологическая травма. Изнасилование? — судя по всему, щадить её чувства он не собирался. — Ну? — Попытка. Незавершенная попытка, — тихо и как-то неестественно-покорно сказала она. — Но… Рон погиб! — она, наконец, разревелась. — Про Рона знаю, хотя и без подробностей. А про остальное… Рассказывай. Всё рассказывай, — жестко приказал он, и она с привычной уже тоской обнаружила, что не может противостоять приказу. — Это было в и-и-июне. После экзаменов уже. Сна-сначала, когда… Когда ты погиб… Когда все думали, что ты погиб, а отец Малфоя сгорел, он, младший… Он как будто исчез. Нет, он был там, в школе… Но его не видно и не слышно было. Хотя казалось бы… Эту Амбридж Фадж временным директором назначил, знаешь? — Не знаю, но верю. А почему временным? — Потому что в Попечительском Совете уже не было… некоторых. Которых профессор Снейп сжег, — пояснила она. — А сам Хогвартс её не принял, так что ещё он назначил её Генеральным Инквизитором от Министерства. Она Трелони уволила, потом Хагрида, в конце года уже… Ну и она… Сначала она им, слизеринцам, просто потакала по-всякому, потом, к Новому году где-то, организовала из них Инквизиционную Дружину. — Смелое название, — заметил парень. — Рита Скитер могла бы смешать её с её собственным пеплом. — …Но Малфой в ней почти не участвовал. А вот в июне… как я поняла, Малфою исполнилось шестнадцать, а поскольку его отец погиб, ему дали доступ к сейфу. — И Хорёк почувствовал власть, — задумчиво сказал он. — Да. Он… Похоже, он сорил золотом направо и налево. Рона до белого каления доводил. Бросал ему под ноги галлеон, а Рон… Он завидовал ему, но он гордый. Был гордым… Конечно, он не поднимал этих денег, а Малфой говорил, что Уизли нищие, потому что им даже наклониться лень. — А в морду ему зарядить не пробовали? — Рон пробовал. Несколько раз. Я пыталась уговорить его не обращать на Малфоя внимания… — Это не работает, — вздохнул парень. — Это никогда не работает. — Он… Рон думал так же. И в результате он просто не вылезал из отработок. Амбридж пыталась лишить его значка префекта, но профессор МакГонагалл упёрлась. Она и так себя виноватой чувствовала, за… — она махнула рукой и опустила голову. Парень промолчал, и она продолжила: — Потом начались экзамены, и стало полегче, но… Когда профессор Тофти принимал у меня ЗОТИ, он сказал, в потолок вроде как, что никогда в истории Хогвартса не было таких отвратительных оценок по этому предмету. Я… мне поставили «Удовлетворительно». Она бросила быстрый опасливый взгляд на лицо собеседника, но он и не думал подшучивать над ней по поводу оценок. Его черты заострились, а в глазах полыхало зелёное пламя. — На «Превосходно» вытянул только Невилл, а на «Выше ожидаемого» — сёстры Патил, Лаванда, Майкл Корнер с Рэйвенкло и Сьюзен Боунс с Хаффлпаффа. Они, оказывается, вместе собирались и занимались самостоятельно. Написали профессору Люпину, он прислал им учебники… Там ещё Джинни с ними тренировалась, Луна эта странная, Колин Криви… Чжоу Чанг, которая тебе тогда нравилась… А нас с Роном они не позвали, — вздохнула она. — Потому что там всем заправляли Невилл и Джинни, а у нас с ними… Мы вообще не разговаривали. — Жаба слышала это? — он решил дать ей немного передохнуть перед самым тяжелым моментом. — Конечно. Он же совсем не мне это говорил, кто я для него? Она, конечно, начала бухтеть про студентов сомнительного происхождения… Впрочем, я к тому времени уже привыкла. Но тут профессор Мэрчбэнкс, старая-старая такая, по-моему, она ещё Дамблдора учила, сказала, что студенты неплохи, а вот преподаватели, «включая Вас, милочка», как раз и… не соответствуют. — А Жаба что? — Зашипела. И пробормотала что-то вроде: «Я из Визенгамота вас вышибла, вышибу и из экзаменационной комиссии». Я тогда и решила, что после СОВ в Хогвартс не вернусь, и вообще уеду из Британии, как Джинни мне посоветовала, когда на меня в сентябре орала. — Передала, значит, всё-таки. Это я ей в письме в том посоветовал, точнее, попросил передать этот совет тебе. — Да. Она передала. И я решилась. Только уже поздно было. Рон… Он снова получил отработку. Я уже потом поняла, что Малфой специально его спровоцировал. И… И я вышла патрулировать одна. — Он наложил на тебя «Империус»? — прищурился он. — Да. Но откуда ты… — Я служу в Аврорате уже два года. А до того регулярно бывал в Лютном: года три или что-то около того. И я отлично понимаю образ действия подонков вроде Хорька, — заверил её он. — Во-первых, он всегда мечтал о власти, то есть что-что, а «Империус» у него получиться должен был на отличненько. Во-вторых, это проще всего технически. Но… Ты уверена, что хочешь продолжать? — Да. Я… на самом деле, я уже рассказывала всё это психотерапевту. Она маггла, но замужем за волшебником, там, в Австралии. В общем… Я помню то ощущение лёгкости, с четвертого курса ещё помню. И ужас в глубине. Я пошла за ним в подземелья, как кукла пошла… Там была какая-то заброшенная комната… И они все там сидели. Весь их год. Крэбб с Гойлом, Нотт, Забини, Паркинсон, Буллстроуд, Гринграсс с Дэвис… С Гринграсс ещё сестрёнка была, но она всё время лицо у неё подмышкой прятала, ей, наверное, неприятно было. И ещё какая-то девка, не помню её фамилии… Он приказал мне раздеться, и я разделась. Совсем. Они начали смеяться. Потом… Потом он приказал мне встать на колени и отсосать у него. Я подчинилась, потянулась уже к… к нему. Но ему стало скучно, он ткнул членом мне в глаз… чисто поиздеваться, они загоготали все… я кричала, просила о помощи, не словами, конечно, а там, в мыслях, в глубине… Но продолжала делать… это. Я уже открыла рот… И тут его отбросило, и их всех разметало. — Старый пидор, я Дамблдора имею в виду, сказал, что когда кто-то просит помощи у Хогвартса, он её получает, — задумчиво отметил парень. — Это был не Хогвартс. Это был Добби. Он… он разметал их всех щелчком пальцев… — Как Малфоя-старшего на втором, — пробормотал он. — А я всё ещё пыталась отсосать Малфою… — продолжила она. — Я кинулась к нему, пытаясь… сделать это… Но он вытянул палочку и бросил «Аваду». Она прямо рядом с ухом просвистела. Он убил его, — она не плакала, просто рассказывала. — Убил Добби. Сказал, что он мечтал об этом три года, и поганые эльфы тоже должны знать свое место. И тогда ворвались они… — Рон? — Да. Рон, Невилл, Джинни, обе Патил, Майкл Корнер… Невилл сказал, когда тебя разыскивал, что ему внезапно жутко-жутко захотелось посмотреть на ту карту, которую ты ему оставил. Он увидел, как я иду, что меня ждут, и… И они побежали за мной, собирая всех, кого могли. — Невилл молодец, — кивнул он, — успел сколотить отряд. И ведь наверняка просто не все добежать успели. — Не все, — она была рада возможности хотя бы на пару секунд сменить тему, — Сью Боунс с Ханной и Луной опоздали буквально на несколько секунд. И… Рон был уже мертв. Малфой кинул еще одну «Аваду», как я поняла, с перепугу, и еще два или три слизеринца тоже кинули, я не видела кто… Я все пыталась его, Малфоя, за член схватить и… заглотить. Джинни выпустила своих летучих мышей, которых она на меня тогда напустила, они перехватили несколько лучей… Но не все. Один попал в Рона. Или два. — Я знал, что Рона убили, — сказал он. — В Лютном услышал. Уже сильно позже, осенью девяносто шестого, когда глаза себе поправил и шрам свёл, ну и стал туда почаще захаживать. — Потом я ничего не помню: они, наши, меня оглушили. Потому что я продолжала… — А потом был суд? — Два. Два суда. Один — совсем короткий, по поводу убийства Рона. Как-то так получилось, что все палочки слизеринцев, которые забрала Амбридж, они с Филчем потом прибежали, когда я без сознания лежала… — А МакГонагалл? — Профессор МакГонагалл тогда уже умерла, — вздохнула она. — Амбридж, где-то за неделю до того, привела авроров, чтобы они арестовали Хагрида, профессор МакГонагалл за него вступилась… В неё то ли три, то ли четыре оглушителя попало, её увезли в Мунго… Но сердце не выдержало. Так что у нас тогда главы Дома не было. Амбридж пробовала назначить Перси Уизли, это ещё до смерти Рона было, но Дом его не принял, точно так же, как Хогвартс Амбридж. В общем, палочки слизеринские все сгорели, совершенно случайно, в хранилище вещественных доказательств, там пожар был, и… И невозможно стало доказать, кто именно убил Рона. — Веритасерум им, конечно, не давали. — Конечно, нет, как можно. Дали мне, и я согласилась, но я… я только член Малфоя тогда видела. И не смогла сказать, кто именно убил Рона. — …А значит, никто не виноват. Ну, а домовик, тем более бывший малфоевский — дело житейское. — Ну да, на Малфоя наложили штраф в двести галлеонов, и он его тут же выплатил. У него уже мешочек был приготовлен, он его прямо мадам Боунс на стол бросил. И ухмыльнулся. А потом обвинил меня в попытке его соблазнения, как наследника Древнего Рода. И был второй суд. — То-то… Но продолжай, пожалуйста. — Я кричала, что я не виновата, что это был его «Империус»… Но меня никто не поддержал, только мадам Боунс пыталась разобраться. Даже Молли Уизли… Она вопила, что я шлюха и охотница за деньгами и славой, что Рон погиб из-за меня… И слизеринцы подтвердили, что я сама на Малфоя бросилась, и что я пыталась отсосать ему, даже когда бой начался. — Любой американский аврор сразу же заподозрил бы либо чары принуждения, либо действие Непростительного. — Мадам Боунс тоже так считала. Но… Все остальные… Если бы не Буллстроуд… — Ага. Вот значит, почему… — прищурился он, но девушка не обратила на эту реплику никакого внимания. — Она подтвердила, что я явно была под какими-то чарами. Она не знает под какими. И… И согласилась принять Сыворотку Правды. И приняла. Кто именно убил Рона, она тоже не заметила, потому что… Потому что она на меня смотрела. На голую меня. Она… — Она кобёл. Или, иначе говоря, активная лесбиянка. И запала на тебя. Её передёрнуло. — Я… Я не сообразила, но… Как бы то ни было… Как бы то ни было, она меня спасла, так что я ей благодарна. Меня «оставили в подозрении», но не осудили, выпустили из камеры, где я три полных месяца просидела, к счастью, это не Азкабан был, а камеры Аврората в Министерстве. Мне даже вернули палочку, потому что СОВ я уже сдала, и мне к тому времени уже исполнилось семнадцать. Это же в сентябре было. — Подозреваю, что мадам Боунс специально держала тебя там до семнадцатилетия, — заметил он. — Слом палочки — довольно… неприятная процедура. А будь ты несовершеннолетней — Амбридж могла бы тебе это организовать. — Ну… Места в Магической Британии мне теперь всё равно не было. Из Хогвартса меня, конечно же, исключили, и… И мы с папой и мамой почти сразу уехали. В Австралию. Через год я пошла в школу, обычную, и на местные магические курсы, они там для уровня ЖАБА только заочные, ну и… Ну и закончила их через несколько лет. С отличием. Одновременно с получением степени бакалавра. А про Англию, про волшебную Англию, я больше никогда и ничего не слышала. Пока Невилл не приехал. Но он тоже не хотел говорить о том, что произошло дальше. — У него были причины. — Ты что-то знаешь? — Слышал краем уха. Выпей пока. Или попросить у Шорти чего-то покрепче? — Покрепче мне нельзя, — вздохнула она, делая пересохшими губами глоток из бокала с вином. — Я до сих пор… До сих пор пью лекарства. А они плохо сочетаются с крепким алкоголем. — Тогда… кофе тебе сейчас вряд ли подойдет. Успокаивающий чай? — Спасибо, — прошептала она, её рука, лежащая на столе, слегка подрагивала, и «аврору Эвансу» это не нравилось. — А я кофе. Не могу заставить себя отказаться от халявы. Шорти? — Шорти уже здесь, мистер Эванс, сэр! Травяной чай для леди и традиционный бесплатный кофе с пончиком для мистера Эванса! — торжественно провозгласил замаскированный домовик. — Это не эксплуатация, а действительно традиция, — подмигнул девушке её спутник. — В Америке принято отпускать полицейским кофе и пончики бесплатно. Если копы тусят у какой-то точки, местный криминал обходит её десятой дорогой. — Всё равно это… — Это обычай, — пожал он плечами. — К тому же за основной ужин я заплачу, и это с лихвой перебивает и кофе, и пончик. Заведение Шорти довольно популярно среди понимающих людей, и он вполне знает себе цену. — Ты оплатишь всё сам? — прищурилась она. — Я слишком старомоден для всего этого дерьма с разделением счёта. — Язык, Га… Джимми. — Извини, Ге… Джин. Виноват. Но платить буду всё-таки я. Убери кошелёк! Он слегка нахмурился, увидев, с какой готовностью она подчинилась приказу. — Но, впрочем… — сказал он уже намного более мягким тоном. — Если хочешь, в качестве компенсации я расскажу тебе вторую часть этой истории. Правда, она… довольно… Не то что печальная, хотя, конечно, с какой стороны посмотреть… нет, она всё-таки печальная. Это не должно было кончиться так, и при всем уважении к профессору Снейпу — в конце концов, мы умерли вместе — это он виноват в том, что случилось. — Всё равно я хочу это знать, — сказала она. — Сразу говорю — я не имел к ней, к этой истории, никакого отношения. Я впервые услышал о ней только в ноябре девяносто шестого, в Лютном, когда события уже развивались полным ходом. И всё, что я знаю, подслушано в тамошних кабаках и лавках. Честно. Итак. Насколько я помню, первым пострадал Фадж. Некто, выглядящий, как Сириус Блэк, среди бела дня вошел в Министерство… и исчез. Поднялся переполох, Министр заперся в своей секции с четверкой авроров у входа, а когда эти самые авроры услышали какой-то резкий звук и выломали дверь — а она была неплохо заколдована, так что возились они почти час — Министр лежал в своем кресле, раскинув мозгами. В прямом смысле раскинув: два патрона двенадцатого калибра из маггловской двустволки, которая там же рядом и валялась. Видимо, убийца неплохо разбирался в маггловском оружии, ну или хотя бы интересовался им: я и сам для такого случая выбрал бы что-то подобное. Авроры кинулись в Отдел Тайн если уж не предотвратить убийство, то хотя бы увидеть, кто это сделал, но всем хроноворотам кто-то предусмотрительно приделал ноги. Причем защиту на дверях тайнюков вскрывал довольно опытный Разрушитель Проклятий: там ни одна сигналка не пискнула даже. — А Блэк? — Блэк исчез, как будто его и не было. Правда, ходят слухи, что по паникующему Министерству не меньше часа метался Вестник Смерти Гримм, ну помнишь — большой чёрный пёс… — Помню. Очень хорошо помню. — Кстати он, Сириус, опубликовал в «Придире» коммерческое объявление. Одну фразу из него Августа Лонгботтом, бабка Невилла, повелела потом высечь над входом в Зал Визенгамота: «Если закон попирает справедливость, справедливость обращается к беззаконию. И это никому не понравится». — Боже правый, — выдохнула она. — Вряд ли это именно он. И этим всё только началось. Следующей стала Амбридж. Её взорвали в её же туалете. — Ты думаешь… — Я помню, что взорвать туалет было давней мечтой каких-то двух парней, но вот кто эти парни — никак не могу припомнить, — легкомысленно помотал головой он. — Понимаю, — она снова выдохнула. — Я тоже… как-то подзабыла, кто бы это мог быть. — Потом, на рождественских каникулах, в паре кварталов от Гринготтса нашли Крэбба. Ему уже исполнилось семнадцать, и он, по-видимому, шёл принимать дела своего семейства. Не дошёл: у него в груди была дырка, но умер он не от неё, а от острого отравления ядом василиска. Редкая штука, скажу я тебе. — Я… Я знаю. — В тот же день пропал Гойл. Его так и не нашли, только принадлежащая ему заколка для галстука — серебряная змея с зелёными стекляшками вместо глаз, видимо, они должны были изображать изумруды — была обнаружена в поставленном из Румынии пакете с драконьим навозом. Девушка выдохнула в третий раз. — Нотт, младший Нотт, старший-то сгорел у Малфоев, тоже исчез. И его тоже не нашли, хотя и искали: все были уже изрядно напуганы. А год или около того назад какой-то здешний уже невыразимец в кабаке рассказывал в пьяном виде, что в одной из ранне-плейстоценовых пещер нашли скелет с характерной цепочкой на шее, примерно такой же, какие бывают у хроноворотов. Скелет был изрядно пожёван тогдашней фауной, а на стене пещеры было выцарапано «Я, Нотт…» Честно говоря, я грешил на одну знакомую ведьму… — Та ведьма тогда была… почти неживой, — сказала она. — Так что… — Понятно. Значит, это была не она. Потом случилось ужасное несчастье с Забини. Его матушка решила, что ей пора замуж в очередной раз, не помню уже, восьмой или десятый, но точно чётный, и перепутала бокалы. Так что муж у неё временно остался прежним, а вот Хогвартс потерял ещё одного студента. Впрочем, я бы не сказал, что она сильно расстроилась. — А потом? — хрипло спросила она. — Ну… потом умерла Нарцисса Малфой. Она не очень любила сборища с Лордом, и… нашла способ не присутствовать на том «заседании». Так что она не сгорела тогда, а умерла парой лет позже от вполне естественных причин: её хоронили в закрытом гробу, и ведьмы в Лютном шептались, что на ней применили весь набор кухонных заклинаний, которые можно только представить. И вряд ли результат был аппетитным. Малфой-младший тоже исчез. Но на этом всё не кончилось. — К-кошмар. — Не то слово. Панси Паркинсон, представь себе, внезапно потеряла магию. Стала сквибом. И… её мать — отец тоже присутствовал на той вечеринке со мной и профессором Снейпом, так что больше не мог уделять внимания воспитанию дочери — казнила её, как это заведено у старых фамилий. И сдохла в Азкабане, в один день с Трикси Лестрейндж, кузиной Сириуса, той самой, что замучила до безумия родителей Невилла. Так что Паркинсонов теперь тоже не осталось. И после каждого такого случая Блэк публиковал в «Придире» очередное объявление. С той же самой фразой… — И… Он же… — Его искали. Мадам Боунс, глава ДМП, даже послала ему письмо с просьбой остановиться. И получила ответ. Пара авроров его как-то обсуждала, а я подслушал. Там было что-то вроде: «Ты и вся Британия упустили свой шанс на том суде, Эми». И та самая фраза, про справедливость и закон. Разумеется, его ищут в международном масштабе — но, по слухам, он безвылазно сидит на каком-то зачарованном острове, много пьёт и активно общается с аборигенками. Правда, детей у него нет, Азкабан есть Азкабан, так что он перевёл состояние Блэков в фонд, который оплачивает обучение британских магов в любой волшебной школе мира — за исключением Хогвартса. — То есть он не мог… — Конечно, не мог. Да, собственно, его роль и ограничивалась ролью громоотвода. Следующей была Дэвис. Она подсела на какую-то жуткую маггловскую наркоту и была застрелена при попытке ограбить маггловский же банк. Гринграсс… Гринграсс убило похищенное из лавки Борджина проклятое ожерелье. Точнее, обеих Гринграсс: младшая, Астория, увидев, что её сестра умирает, тоже схватилась за него. Сознательно. Она очень её любила. — Она же была… Я помню, как она старалась не смотреть… — Она могла уговорить сестру сдаться и дать показания на Малфоя, — пожал плечами парень. — Хотя она, пожалуй, единственная проходит по категории «Побочный ущерб». А, да. Мистер Гринграсс, Марк Гринграсс, решил, что его род не должен угаснуть, и что неплохо бы ему поменять жену, которая уже не в состоянии родить ему наследника или хотя бы наследницу. Но миссис Гринграсс успела раньше. Так что этот род тоже вроде как пресекся. Вроде всё? Или забыл кого-то? — Буллстроуд и эта… Как ее? — Тоже не помню. Но «Эта» как-то неудачно воспользовалась камином и прибыла в два разных места двумя разными частями, да так, что и бадьян не помог. После смерти мистера Фаджа и ещё до того — Яксли, который служил в Департаменте транспорта и очень любил посещать Малфоев на их «специальных вечеринках» и куда-то пропал с того самого вечера, мистер Уэзерби перешел на работу именно в этот департамент. Так что единственной умной слизеринкой оказалась Буллстроуд. — Буллстроуд? — Ну да. Она одна попросила дать ей веритасерум и доказала, что не причастна к смерти Рона. Впрочем, я уже говорил об этом. — И значит, в девяносто восьмом… — Понимаешь, в девяносто восьмом Хогвартс не закончил ни один слизеринец. Просто Буллстроуд совершенно внезапно заела совесть, и она заобливиэйтила себя. Но немного не рассчитала — видимо, была пьяна, так что стёрла себе память аж до одиннадцатилетнего возраста. Так что она снова пошла на первый курс. — И её взяли? — Разумеется. Почти все магглорожденные и довольно много полукровок побежали из Британии ещё осенью девяносто шестого — полагаю, после того суда над тобой, а чистокровные… чистокровные начали расползаться с началом «Мести Блэка». Ну и стипендии на обучение в других школах от блэковского же фонда серьезно сыграли. Так что в девяносто седьмом старый добрый Хог принял всего семь студентов — включая мисс Буллстроуд, которой они были очень рады. Тем более, что мистер Буллстроуд сделал школе довольно крупное пожертвование — иначе она просто не смогла бы свести концы с концами. — То есть она… — Теоретически она должна была закончить Хогвартс в позапрошлом году, — сказал он. — И на этот раз там не было, нет и не будет профессора Снейпа, который прививал змеям чувство безнаказанности. Если бы не он — ничего этого не случилось бы. Забавно, но в прошлом году я разговаривал с одним слизеринцем, он поступал двумя или тремя годами позже нас… Очень милый, предупредительный и, я бы даже сказал — угодливый молодой человек. Знаешь… Когда ему сказали, что допрашивать его будет Джерри Поттер… — Кто?! — Поттер. Джереми Поттер. Он мой очень дальний родственник: его прапрапрадед перебрался сюда из Англии чуть ли не на «Мэйфлауэре». Тут, к слову, довольно много Поттеров, и многие из них, что интересно, традиционно служат в Аврорате. Так что я вполне мог бы вырасти и в Америке, а не у Дурслей, если бы не… Но неважно. Так вот, когда этот бедолага узнал, кто будет его допрашивать, он сказал, что расскажет всё, абсолютно всё, если его передадут кому-то другому. И его передали мне. — Он узнал тебя? — Нет. Я же говорю: узнать меня без очков и шрама практически невозможно. Я, само собой, думаю, что наши с самого начала вычислили, кто я есть, иначе меня направили бы стажёром в линейный отдел, а не сразу в штурмовую группу при Казначействе, обычно-то туда бойцов уже с опытом переводят… Но их моя новая фамилия вполне устраивает, как и меня. Так вот, юмор ситуации в том, что Джерри — он мой напарник — обычно играет доброго следователя. — А ты? — А я злой. И я не играю. И знаешь, что, Грейнджер… Что-то ты мне не нравишься. А поэтому… «Империо». Отдай мне твою палочку.***
Она проснулась от запаха кофе. К её удивлению, чувствовала она себя свежей и отдохнувшей, несмотря на довольно бурное начало ночи. Она втянула носом доносящийся из кухни аромат, накинула оказавшийся рядом, на тумбочке, халат и нырнула в ванную. Душ не занял много времени, тем более что её палочка оказалась прямо в кармане халата, так что высушить волосы не было проблемой. Она даже усмехнулась, увидев на полке рядом с зеркалом упаковку «Простоблеска». Не сегодня. По крайней мере, не сегодня утром.***
— Привет! — сказала она, войдя в кухню. — Нет, По… Эванс, я всегда знала, что ты сумасшедший… Но ты не боишься Аз… Алькатраса? — Ресторан Шорти сертифицирован МАКУСА, — усмехнулся он, ловким и стремительным — не уследить — движением обеих рук подбрасывая и переворачивая блинчики сразу на двух старомодных чугунных сковородках. — А это значит, что он оборудован детекторами магии. Если бы я действительно наколдовал что-нибудь Непростительное… В общем, сам Шорти скрутил бы меня в ту же секунду. А поскольку ресторан не арендованный, а принадлежит ему… Он и Мерлина бы скрутил, в собственном-то доме. Ну и патруль был бы на месте через пару минут. Так что, если ты решишь обвинить меня в использовании «Империуса», дело ограничится проверкой моей палочки, снятием данных с его детекторов, ну и Веритасерумом. И это ж не маггловский мир, со всеми этими исками: тут, конечно, не средневековье, как там, но… Понятно, по шее-то мне надают за неуместную шутку, может, даже виру тебе присудят на те же двести галлеонов, а вот уволить не уволят, не говоря уже об Алькатрасе, потому что штурмовиков у нас в группе всего двое: я да Джерри, причем Джерри всего год до пенсии остался. Да и кандидатов не так уж чтобы и много: отсев большой, по естественным причинам. Так что ночью я рисковал значительно больше. — Я действительно была очень зла на тебя, — усмехнулась она. — И да, я подумывала о том, чтобы взять твой пистолет и… — Во-первых, ты не смогла бы снять мою малышку с предохранителя. Мы с ней договорились на этот счет. Во-вторых, в ней сейчас иллюзорный магазин: я специально держу один такой на всякий случай. В-третьих, вряд ли ты смогла бы пристрелить меня, не рассказав предварительно, как именно ты меня ненавидишь: по пунктам и с примерами из книжек. Ну и, в-четвёртых, я верю в твой интеллект. — Ну… Я действительно заметила, что ты отдаёшь исключительно вербальные приказы, — сказала она, садясь за стол. — Хотя это в случае настоящего заклинания совершенно не нужно, я же прочитала все про Первое Непростительное! И я и в самом деле поняла, что ты ничего не колдовал… Но знаешь, я просто не могла сопротивляться! — РАЗДЕНЬСЯ! — жестко приказал он. — Что ты себе… Мне… Мне не хочется! — с удивлением отметила она. — Значит, сработало. Если бы я тебя не трахнул или трахнул бы без этого спектакля — ты продолжала бы шариться по тёмным уголкам, искать плохих мальчиков и подчиняться приказам, если они отданы достаточно наглым и уверенным тоном. Довольно известный эффект незавершенного изнасилования под Непростительным, — объяснил он. — Спаситель, — буркнула она, хватаясь за чашку с кофе. — И многих девушек ты так спасал? — Это мой первый опыт, — он слегка смутился. — Не вообще в сексе — тут я, если честно, еще в маггловском Лондоне как с цепи сорвался, когда понял, что умирать мне больше не надо — а… в таком вот. Но я читал… колдомедицинскую литературу. Там, конечно, есть и другой вариант, практически зеркальный… — Я эту литературу тоже читала. Там мало трахнуть, знаешь ли, там нужно ещё и чтобы жертва сама хотела бы… А я, чтобы не было недосказанности, хотела. Знаешь, — задумчиво сказала она, — был в Австралии парень, не волшебник, волшебников я… боялась после того случая, жутко боялась, а он… В общем, он был обычный человек. Он мне понравился, «в том самом смысле» понравился, и я совсем было решилась, но… Но когда мы пошли… к нему уже… На меня вдруг паника накатила. Я почему-то подумала, что сейчас его тоже убьют, совсем как Рона. И снова из-за меня. И… я просто убежала. И больше ни с кем даже не пыталась. А ты… Тебя… — Ты увидела, что я снова выжил, и решила, что меня не так-то легко убить? — уточнил он, вываливая на блюдо очередную пару блинчиков. — И поэтому ты не принесешь мне несчастья? — Вроде того, — ответила она. — Я понимаю, что это глупо, или, точнее, что это сумасшествие, фобия, психоз, что угодно, но… И про второй вариант, обратный который, я тоже читала, знаешь? Причем ты опередил меня с ним всего на пару секунд. — Ну… тебе повезло, что я такой быстрый, — он пожал плечами. — Иначе Шорти скрутил бы уже тебя. Поскольку вряд ли бы ты играла. — …И светила бы мне еще одна трёхмесячная отсидка — если по самому минимуму, с учетом психологический травмы и того, что я знала про твою сопротивляемость. А потом депортация. Спасибо, — усмехнулась она. — Слушай, а что ты хотел рассказать мне про Малфоя? Она сама поразилась, как легко и непринужденно вылетела из её губ эта запретная фамилия. — А, — ухмыльнулся он. — Прикинь, он именно сюда сбежал. В Америку. Со всем фамильным золотом. — И? — И не нашел ничего лучше, как примкнуть к вампирскому ковену. — Ой. — Не просто «ой», а «ой-ой-ой». Их Старейшина… В общем, он был… — Только не говори мне… Правда?! — Ага. Он был старым гомосеком, ещё при жизни. И после не-смерти не собирался изменять своим привычкам. Ну, а Дракусик же достаточно смазливенький был, так что для него пришлось бы специальный кол толщиной в телеграфный столб вытёсывать, если точно по закону упокаивать. Вот и выходит, что я оказал мистеру Малфою услугу, просто-напросто пристрелив его во время зачистки их гнезда. — Ты? — Ага. А вот нефиг заниматься подделкой документов на получение донорской крови. Это, как и фальшивые доллары, тоже ответственность Казначейства, — пояснил он. — И уж совсем нехорошо пытаться внедриться в органы по усыновлению, ну, ты поняла, с какой целью. — И ты его?.. — Ну, а как ты думаешь, почему у меня, да и у Джерри тоже, в магазинах исключительно серебряные пули? Ну и откуда бы у меня взяться квартире на Манхэттене, если бы не премиальные с конфискованного? А в тот раз премиальные были чуть ли не рекордными за всю писаную историю — Хорёк же, кроме собственной жопы-то, почти миллиард в пересчете на баксы с собой в приданое притащил, вот тот Старейшина и решил, что ему море по колено. — То есть мы сейчас сидим в квартире, купленной на золото Малфоев?! Я даже не знаю, что сказать… Джимми. Я бы тебя отблагодарила прямо сейчас и прямо здесь, на столе, — усмехнулась она, — но Сол сказал, что ты ненавидишь благодарящих тебя девиц. — Ха! Старина Сол просто мечтает выдать за меня свою внучку. Но поскольку ей пока всего восемь лет… Она засмеялась, легко и спокойно, впервые с давних-давних времён. — Кстати, Джимми, это был первый раз, когда мне понравилось, — улыбнулась она. — Фаллоимитаторы — это все же не то. Особенно в том… состоянии, в котором я была всё это время. — Упс, — сказал он. — Ничего не упс. В общем, я подумала и решила, что не буду подавать на тебя в суд, — и подмигнула ему. — Очень признателен Вам, миледи. Друзья? — Друзья! — усмехнулась она. — Причём со вчерашнего вечера — довольно близкие. — Если хочешь, можешь остановиться у меня, — он взъерошил волосы. — А то для меня одного тут слишком много комнат… — Пока меня вполне устроит твоя кровать. — Вот этим мне действительно стоит немного погордиться, — он вздернул подбородок. — А то сравнение с фаллоимитатором было довольно сомнительным комплиментом, знаешь? Она снова засмеялась и обнаружила, что дико проголодалась, да и он не отставал от неё, так что блины с кленовым сиропом кончились довольно быстро. — Тебе сегодня на службу? — спросила она. — Я взял выходной, — объяснил он. — На всякий случай. Если честно, когда ты заснула, я… объяснил боссу ситуацию. Она чуть не прокляла меня прямо по телефону и обещала, что если ты выразишь хотя бы тень неудовольствия утром, она отправит меня в командировку на Вайлд-Айленд, в колонию вейл. На неделю. Понимаешь, если вейлы используют такие средства для привлечения мужчин… то ничего хорошего нас там не ждёт, — пояснил он. — Я пошлю твоей мадам боссу сову с отказом от любых претензий, — улыбнулась она. — И, Джимми… Мне нужно на встречу, а до того ещё вернуться в отель и переодеться в деловой костюм, и… — Если не хочешь аппарировать, я вызову тебе такси, — сказал он. — Уверен, у тебя все получится. — Я благодарна тебе за приглашение, — сказала она. — И если мне действительно предложат эту работу — я соглашусь. — Если ты после года уроков Розовой Жабы, ну, какими я их помню, умудрилась сдать СОВ по ЗОТИ на проходную оценку — ты просто не можешь провалиться на каком-то идиотском собеседовании, тем более в Национальной Библиотеке. Ты в библиотеке всё равно что Шорти в собственном ресторане, — улыбнулся он. — Ну так значит, жди меня вечером. Я заберу свои вещи и… — Удачи, — улыбнулся он. — Я приготовлю ужин. Уже переодеваясь в слегка помятое платье, она услышала, как он на кухне моет посуду и мурлычет себе под нос: «Джимми и Джин полезли на холм, Держа в руках ведёрки. Но что бы ни было там, потом Они вместе спустились с горки».КОНЕЦ