пропавший

      В глазах Донёна всегда существовал лишь один человек. На всю его маленькую личную вселенную, распростёртую от чердака дома, который открывал выход на крышу, до самой дальней точки, какую он видел. Возможно, его дальняя точка была чуть дальше средней школы, до которой нужно было ехать около сорока минут в забитом автобусе, где-то ближе к парку аттракционов, которые маленький Донён любил всем сердцем, после о них забыв напрочь. В любом случае, личная вселенная - не шутки, и это довольно почётно - быть её единственным жителем. Иногда Донёну казалось, что он просыпается лишь для того чтобы думать о том особенном человеке и засыпает, чтобы спустя несколько часов проснуться вновь. Донён осознавал, разумеется, что подобная зацикленность на одном лишь человеке - вещь нездоровая, но прощал всё себе одной мыслью, что лет через пять он будет умным и взрослым рассудительным дядькой. И детская зацикленность на единственном человеке растворится сама собой.       Старшая школа чем-то хуже средней, хотя бы из-за бесконечного консервирования мозгов, под которое попадает каждый несчастный. Донён в своей компании самый старший, он первопроходец, поэтому с умным видом открывает банку газировки и мрачно говорит: "старшая школа отстой". У него на носу экзамены, так близко, что ему хочется поправить это тяжелое ощущение сползших очков.       Скользящий по небу закат облизывает алыми лучами компанию, обосновавшуюся на пустующей набережной. Чуть поодаль стоят велосипеды - четыре с подножкой и один брошенный просто на землю. Донён на это лишь хмыкнул, когда увидел, вопреки своей перфекционисткой душонке. Марк смеётся, словно услышал самую смешную шутку в своей жизни, Джено, младший брат Донёна, который удачно вписался в его же компанию, сочувственно улыбается, не находя слов. С ними ещё Джэхён, который лишь рассеянно держит на губах лёгкую полуулыбку, и главный по созданию настроения - Чону. Чону где-то между Джэхёном и Марком, средний во всех смыслах, но наглый как старшие и глупый как ребёнок. Донёну он нравится. Но куда меньше, чем хотелось бы. Конечно, Донён часто думает, что было бы куда лучше, влюбись он в Чону. Тот открытый, яркий и не имеет ни одного комплекса, в такого не влюбиться - сложно. Донён, кстати, смог. И это же печально вроде как.       Джэхён он другой. Во всех смыслах. В каждом из возможных смыслов. Он ни разу не открытый, больше похожий на запертый сундук, внутри которого либо сокровище, либо тикающая бомба. Он интроверт в каждом из возможных пониманий, чудо, что влился в такую большую компанию. Он сильный вроде, может, даже умный. Честно, это не особо понятно. Даже Донёну. Хотя Донён знает его почти столько же, сколько знает того мать - они соседи с самого раннего детства. Их дружбе тринадцать лет и пять драк.       - Джэхён, всё в порядке? - тихо спрашивает Донён, одним пальцем касаясь тонкой джэхёновой руки. Джэхён вздрагивает из-за касания и поднимает взгляд. Донёну взгляд не нравится. В нём неприкрытая ничем тревога и, бог знает, что ещё мешается в коктейле из чувств в чужих глазах. К счастью, другим до них и дела нет. Чону в это время показывает, как он научился пить газировку носом. Джено и Марк как обычно в восторге, хлопают в ладоши как дрессированные тюлени.       - Да, я просто неважно себя чувствую, - Донён не верит, но у Джэхёна самое честное выражение лица.       - Проводить тебя?       - Ты же не бросишь детей одних? - хмыкает друг, кивая на тройню погодок.       - Джено же маленькая версия меня, я в них уверен.       - Пойдём.       Они спешно прощаются с остальными, Донён, впрочем, успевает кинуть Джено бескомпромиссное: "дома в девять", и даже ловит ответный жалобный скулёж, но ему не жаль.       Джэхёну лениво ехать на велосипеде, и они идут пешком, перебрасываясь пустыми фразами. У Донёна устали ноги, но он скорее прострелит себе колено, чем в этом сознается. Только выдыхает облегчённо, когда до родной улицы Донёна и Джэхёна остаётся чуть меньше десяти минут. Друг внезапно вырывает Донёна из мыслей, оттягивая того на детскую площадку. Качели старые и вряд ли могут выдержать вес старой Донёновой задницы, но Джэхёну плевать, он уже бросил свой рюкзак на землю и занял одно место.       - Тебя что-то беспокоит? - нарушает молчание Донён. Ему неуютно вот так - всё совсем не так, как обычно. Без привычного печально-меланхоличного плейлиста Джэхёна, который он включает только если рядом никого, кроме друга детства. Совсем как сейчас.       - Есть такое, - выдыхает Джэхён, - дай мне пару минут, я хочу собраться с мыслями.       Они молчат ещё пару минут, а, может, десять или даже целый час. Ладони Донёна успевают замёрзнуть, он прячет их в рукава, вынужденный сгорбиться, лишь бы уйти от холода.       - Мой отец думает, что я инициируюсь как омега. Или бета.       Донён все еще сохраняет молчание. Редко он не может подобрать нужных слов, но даже такое случается. Ким ковыряет носком песок под ногами. В семье Чон это не было бы удивлением. Старшие братья Джэхёна тоже были похожи скорее на альф, но оба инициировались как омеги. Их отец был человеком старых предрассудков, поэтому оба брата довольно быстро после своего совершеннолетия пропали из вида семьи, и теперь под прицелом остался Джэхён. Его неловкий, странно захлёбывающийся смехом, друг.       - Ты ведь знаешь, - продолжает Джэхён с лёгким вздохом, - если я тоже окажусь омегой, он выдавит из дома меня тоже. И тогда наша мама останется с ним наедине. Я боюсь.       Донён ждёт, пока Джэхён скажет что-то ещё. Истоптанная подошва его кед мягко касается земли, когда Донён тормозит качели. Он присаживается напротив Джэхёна и накрывает тонкую холодную ладонь своей.       - Ты ведь знаешь, что, если ты будешь омегой, хуже ты не станешь? И твой отец просто идиот, который стал врагом собственной семьи. Знаешь, что. Если ты омега, то я заберу тебя к себе. Моя мама всё равно любит тебя больше, чем меня. Да и Джено тоже, - честно добавляет Донён. Джэхён тихо смеётся, сжимая чужие ладони, - ты будешь жить у нас, а потом мы с тобой поступим вместе, и будем вместе жить. Ты не останешься один, и твоя мама тоже. Если нужно будет, мы сможем жить втроём с твоей мамой. Тебе не нужно бояться того, что даже не произошло.       В тот вечер Донён впервые целуется с кем-то, кто выбрал его не после запретного для несовершеннолетних алкоголя. Возможно, эмоции пьянят даже сильнее, и сравнение двух таких разных-схожих ситуаций нелепо. Множество раз возвращаясь к тому поцелую, Донён задавался вопросом, чувствовал ли Джэхён хоть что-то, кроме дружеской благодарности. Чувствовал ли он что-то, что чувствовал Донён, пытаясь не дать сердцу упасть прямо в чужие протянутые руки. Нелепо целоваться, когда ты хочешь сказать своему другу что-то вроде "спасибо за то, какой ты хороший". Но им было по семнадцать и шестнадцать лет, вряд ли кто-то из них мог отличить дружескую привязанность от влюблённости.       Спустя месяц семья Джэхёна переехала. Либо его отец неведомым образом предсказал инициирование своего сына, и тем самым подготовил день отъезда так, что это случилось на следующий день, когда Джэхёна ещё било лихорадкой, либо так неудачно сложились обстоятельства. Донён помнит этот день. Хотелось бы забыть, каким разбитым он себя чувствовал, ощущая неявную ещё для него смесь виниловых пластинок, любимых книг и кухонной древесины, нагретой на солнце. Его друг оказался альфой, и это разбило сердце Донёна вдребезги. Где-то в тёмном уголке своей души он надеялся на то, что Джэхён окажется омегой, и они правда будут вместе всю жизнь, словно сошедшие со страниц романа. Конечно, сущность Донёна всё ещё была под завесой тайны, которую упрямый организм не спешил срывать. Впрочем, старший брат Донёна был таким же поздним, и он был альфой. Брат отца, отец, даже в своей семье папа Донёна был единственной омегой. У Донёна не было шансов. У них с Джэхёном их не стало, хоть и раньше были одни только призрачные надежды, подкреплённые донёновыми фантазиями. И вдобавок ко всему, он даже не смог толком попрощаться. Просто смотрел со стороны, как полуобморочного Джэхёна сажают в машину и увозят вверх по улице.       Джэхён альфа, и Джэхён переехал. Несмотря на неловкое "я буду тебе писать", они оба знали, что Джэхён не способен поддерживать связь на расстоянии, из-за своей рассеянности забывая прочитать, ответить, отправить. В их жизнях наступила новая глава, в которой не стало места для старых друзей.       Донёна ломало неделю, может, дольше, всё то время "после" скаталось в один сплошной ком ничего. Он ходил в школу, писал экзамены, получал заслуженные первые места в списках успеваемости, пока Джэхён, опьянённый Америкой забывал отвечать Донёну, никогда не обещая приехать как-нибудь вновь. Перед выпускным экзаменом Донён потерял сознание, будто разволновавшийся школьник. Смешно сказать, будто Донёна хоть сколько-то волновали оценки в тот момент.       - Ты пахнешь дождём, - первое, что услышал Донён, открыв глаза в больнице. Его папа держал за руку, едва заметно скрывая тонкую улыбку. Она, отчего-то, резала глаза. А может, дело было в холодном больничном освещении.       - Ну и кто же я? - хрипло спросил Донён, откидываясь на подушки. Возможно, он не хотел слышать ответа, возможно даже он его знал. Низ его живота тянуло тупой болью, и это мало походило на то, что рассказывали другие альфы о своих первых впечатлениях.       - Омега, теперь нас двое, сынок, - тихо засмеялся папа, тут же испуганно вскакивая, когда на лице Донёна отразилась гримаса, - больно? Это пройдёт, сынок. Раньше или позже, это правда пройдёт.       Новоявленный омега Ким Донён, зам президента школы, лучший в списке лучших, с позорно опущенной головой сдавал экзамены в числе "опоздавших". В глазах одноклассников он имел успех. Не на что жаловаться, жизнь удалась. Донён знал, что ему не составит труда поступить в университет, возможно даже, он сможет выбирать, отсеивая непонравившиеся. Этим он и занимается чуть позже. В закладках остаётся победная тройка. Университет Гонмёна, чтобы старший брат смог за ним присмотреть. Университет, который ему настойчиво рекомендовал директор школы, и, самый последний, тот, в который Донён планировал поступать не один. Он до последнего уговаривает себя не глупить.       Однажды Донён застаёт себя перед открытым диалогом с Джэхёном. В комнате темно, перевалило уже за поздний вечер, так что подрагивающий свет монитора неровно ложится на лицо омеги. Он не заходит в какаоток уже около двух месяцев, предпочитая ему незнакомый фейсбук. Донён даже не понимает, что именно он хочет написать. "Привет, я инициировался. И, знаешь, я омега. Хочешь встречаться? Можешь не приезжать, я сам приеду. Мне не сложно. Лишь бы рядом с тобой. Я даже учу английский. Получается пока плохо, но я справлюсь."       Не успевает.       Джэхён решает вспомнить о старом друге совсем не в то время. "Смотри, какая красотка. Это Рози, правда она милая? Тоже из Сеула. Я хочу предложить ей встречаться сегодня вечером. У меня будто крышу снесло. Помнишь, ты рассказывал? Будто на всём свете только она осталась. Вот так же".       Ссылаться на пространные объяснения друга, должно быть, так странно. Стоит только добавить, что друг говорил о своих чувствах к единственному слушателю. Донён не смотрит на фотографию. Последнее, что он помнит, это комбинация. Три точки, очистить чат, заблокировать пользователя. Джэхён лжёт. Никто не сможет полюбить так же, как Донён нежно любил только его одного. Крышка ноутбука хлопает с опасной громкостью. Донён не слышит ничего за своими всхлипами.       У Чону появляется глупая привычка утыкаться Донёну в макушку, обнимая его со спины. Марку и Джено они видятся парочкой, как и всему остальному миру. Под веками только тот, чьё имя может нанести боль, но Чону держит его крепко, грея всем своим теплом, и вбирает запах Донёна так, будто он стал внезапно зависимым.       - Знаешь, как ты пахнешь?       Донёну не особо интересно, ему хватило папиного упоминания дождя, чтобы утолить весь интерес. Ему куда интереснее было бы знать, сочетается ли запах музыкального магазина с его дождём.       - Как будто перед грозой. Влажностью, свежестью и угрозой, но в то же время чувствуешь, будто это то, что искал всю жизнь.       Возможно, со всей своей слепой любовью Донён успел пропустить что-то важное. Объятия становятся теснее, он может спиной уловить чужое бешеное сердцебиение.       - Я тебе нравлюсь? - Донён не умеет не прямо.       - Я в тебя влюблён.       В тот вечер Донён впервые целуется с тем, кто жаждет поцелуя больше, чем он сам. Неумелые руки залезают под его футболку, нетерпеливо касаются кромки шорт. Чону возбужден, ему сколько, шестнадцать или чуть больше, но в его руках привычный холодный Донён, который может исчезнуть в любой момент, просто потому что ему надоест. Надоест играть в отношения с другом детства или в заранее обречённую игру по подавлению любви. Парень хочет заглотить омегу, растворить его в себе, лишь бы не пытался уйти, не сейчас, когда позволил большее.       Донён лежит в своей постели чуть позже и как завороженный водит по распухшим губам. Чону увлёкся, и, кажется, даже укусил его. Донёну не больно, скорее противно. Противно от своих мыслей. В голове на повторе "совсем не то".       Этот поцелуй становится их первым в череде прочих. Чону увивается щенком за Донёном, помогает с уборкой, с документами, выбирает вместе с ним университет. Донён печально гадает, был ли он настолько же очевидным или умел прятать чувства лучше. Если первый вариант, то он крупно влип.       - Ты голоден? - Чону мгновенно отзывается на тихий вопрос. Его макушка появляется над низким журнальным столиком, под которым он задремал, убаюканный колыбельной шелестящих листов. Донён занимался разбором документов, когда Чону пришёл к нему и молча остался лежать на полу.       - Я бы слона съел! - воодушевлённо заявляет Чону, поднимаясь на ноги, - тебе помочь приготовить?       Донён смеётся, поправляя чужие разметавшиеся волосы и лёгко целует в нос. Чону реагирует тут же. Донёну давно кажется, что руки младшего живут своей жизнью, и именно поэтому они так быстро ориентируются на теле омеги. Лицо оказывается в нежном захвате сухих ладоней. Чону улыбается, придерживая голову Донёна и аккуратно целует в губы. Невинно, Донёну даже не нужно отключать голову, но он всё равно кладёт свои ладони на чужую талию и подставляется ласке. Оставленная на плите кастрюля недовольно бухтит, выплёскивая из себя закипевшую воду.       Донёну двадцать, Чону ещё даже не успел закончить школу, но это не мешает ему упасть на колени перед омегой, протягивая на вытянутой ладони кольцо из автомата с безделушками.       - Что ты делаешь? - вздыхает Донён, откидывая со лба волосы, - у меня нет настроения играть, Чону.       - Это кольцо, - говорит очевидные вещи подросток, - я делаю тебе предложение, Ким Донён, и хочу, чтобы ты вышел за меня, когда мы оба закончим университет.       - Не хочу, - отрезает Донён, не шевелясь. Он устал: не спал почти три дня, зашиваясь с собственными заданиями и выполнением дополнительных нагрузочных. Чону - его милый маленький ребёнок, по нелепой случайности вымахавший почти на голову выше него, и он просто не может злиться на младшего, даже сейчас.       - Но я альфа, и тебе даже нравится мой запах! - по-детски вопит Чону, не выдерживая и поднимаясь на ноги, - я люблю тебя, и я тебе нравлюсь, почему нет?       - Потому что, - закатывает глаза Донён. Чаша терпения внезапно пустеет. Над головой Чону Донён мысленно помещает неоновую надпись: "кредит терпения истрачен", - сначала школу закончи, альфа.       Чону умудряется закончить школу и поступить туда, где он имеет возможность мозолить собой глаза старшему хоть до посинения. Неведомым образом выбивая места у преподавателей Донёна, он неизменно рядом. У Донёна, кажется, аллергия на бергамот Чону, которым сам он успевает пропахнуть с ног до головы. Девочки и мальчики шепчутся, обсуждая пару так, будто Донён уже ходит на лекции с пузом. Ему и противно, и смешно. От цитруса не уйти, даже если получится сбежать к китайской границе. Донён уверен - Чону и там его достанет. Единственное место, в котором он может дышать - книжный, принадлежащий бабушке Джэхёна. Иногда Донёну хочется позорно плакать от того, насколько он очевидный.       С Чону они нелепо расходятся, когда младший заканчивает второй курс. У альфы в глазах пустота, осыпанная осколками разбитого сердца. Он молчит, сжимая в руке одну из парных безделушек, которые Донён купил во время их свидания. Свою омега потерял где-то среди сваленного дома хлама.       - Я всё знаю, - глухо произносит Чону, - ты ещё любишь Джэхёна, хотя уже столько лет прошло с его отъезда. Он даже не пишет тебе, ты глупый!       Чону срывается на крик, выбрасывая игрушку на пол. Утёнок, напоминающий Донёну его владельца, уныло скачет по ступенькам вниз. Наверное, Чону бы так и старшего выбросил, лишь бы исчез и не мозолил собой глаза. Донён и сам бы хотел, чтобы его выбросили подальше.       - Ты знал это, - вздыхает Донён. Ему хочется до зуда в пальцах провести пятернёй по чужим облачным волосам согласно старой привычке. Подойти страшно.       - Я знал, но надеялся, что ты поумнеешь, что ты разлюбишь! - Чону едва ли осознаёт, что по щекам бегут слёзы, - это я был с тобой. Это я был рядом. Я! Чем я пахну для тебя, скажи?       - Эрл Грэй, тёплый хлеб, - Донён запинается, - мокрая трава.       - Ты такой тупой, - в отчаянии хрипит Чону.       - Раз я тупой, то какой ты? - поднимает бровь Донён. Всю его скопившуюся к младшему жалость и привязанность будто отрубает грубыми словами, - ты таскался за мной как щенок, хотя я ясно сказал, что мне это не нужно. Вини себя. Идиот.       Донёна позже бьёт истерика. Он на холодном полу в наполовину спущенных брюках размазывает руками слёзы. Глупо было надеяться, что со временем хоть что-то станет проще. Конечно, Донён не собирался пользоваться Чону следующую вечность, но он дорожил как минимум их дружбой, ценой которой оказался сам Донён и его чувства. Может быть, ещё немного времени, и он бы смог открыться.       Голос в ушах твердит, что для такого ему как минимум нужно перестать ходить в почти закрытый книжный.       К сожалению, жизнь продолжается даже после нелепых расставаний, словно ржавым консервным ножом вскрывающих старые раны. Донён зализывает кровоточащие места на ходу, почти не веря в то, что когда-то сможет заговорить с людьми. Он ненавидит эту драму и то, что в центр своей жизни позволил проникнуть не тому человеку. Не тому, кто смог бы остаться навсегда, даже при наличии большой и светлой любви. Хотя к таким, как Донён любовь не применялась. Слепое обожание, презрение, смешанное с желанием обладать - да. Иногда всё вместе. Возможно, такие как Донён не созданы для любви.       Заканчивает университет омега в гордом одиночестве. Он дипломированный специалист без гроша в кармане и каких-либо связей, ему впору удавиться в своей тесной квартирке на шестом этаже, но Донён зачем-то продолжает жить. Жалея себя после каждого неудачного собеседования с застрявшим в горле обещанием перезвонить, Донён оказывается в ресторане с итальянской тематикой, коих после вспыхнувшей моды развелось великое множество. Омега из итальянской кухни слабость питал разве что к пицце, в которой сыра больше, чем самой пиццы. Его каким-то чудом берут на должность администратора зала, что только на руку. Говорить с людьми Донён умеет, говорить так, чтобы у людей аппетит появлялся с первых секунд он научится.       - Мне нравится оформление зала, - однажды говорит Донён хозяину ресторана. Тот словно одержимый своим детищем, падок на похвалу, которую Донён только сегодня отпускает за просто так, - очень грамотно всё. Ничего лишнего и ничего, что делало бы вид дешевле.       - Он выглядит дорогим, не так ли? - манерно кивает хозяин, довольный похвалой, - поэтому я взял именно вас, Донён. Никто до вас не подходил этому залу.       Донён весь день размышляет, можно ли считать подобное комплиментом. Вечером после закрытия его зовёт к себе директор, чтобы срочно просмотреть какие-то отчёты. Эти же отчёты своей голой задницей Донён мнёт, насаживаясь глубже на чужой член. Комплимент засчитан.       Ёнхо тридцать шесть, он достаточно молод для управляющего целого успешного ресторана. На его лице нет морщин, а в волосах ещё не спряталась седина. Мужчина умеет ухаживать, одаривать дорогими безделушками, но, что важнее, он отлично умеет трахать. Донёну и смешно, и ново ощущать себя тем омегой, что занимается сексом исключительно "для здоровья". Ему уже двадцать шесть, он забыл дорогу к закрытому год книжному магазину. Без постоянных напоминаний о собственной никчёмности жить становится ощутимо легче. Донён думает, что дело в Ёнхо и его сильных руках, которыми тот сжимает омегу даже во сне, когда последнему лень уезжать к себе. Ёнхо из тех, кто заводит отношения, чтобы прыгнуть в семейную жизнь, но даже это Донёна не страшит. Впервые за осознанную жизнь ему хочется слышать на себе чей-то запах, ни разу не напоминающий ни дождь, ни книги, ни винил, ни даже чёртов бергамот. Ёнхо пахнет чем-то тёплым вроде подсолнухов.       - Переезжай ко мне, - шепчет альфа. Его шёпот едва ли слышен, потому что губы очерчивают тонкую кожу на чужих плечах. Они вдвоём в огромной кровати, вместившей бы и пятерых. Будто дизайнер не знал, сколько места должны занять двое взрослых людей. Донён почти боится потеряться в ней.       - Не могу, - хихикает Донён, откидывая голову. Ему легко, хорошо, просто, приятно. Впервые в жизни он чувствует себя человеком, а не вещью, которую передают из руки в руки.       - Что за глупости? - Ёнхо щекотно целует шею, - почему не можешь?       - Я заплатил за аренду на полгода. Неустойку мне никто не вернёт, - излишне грустно произносит омега. Он разворачивается в объятиях, прижимается вплотную. Их руки и ноги больше не существуют по-отдельности. Только вместе.       С Ёнхо Донён учится быть нормальным. Омегой с обложки журнала для домохозяек. Они готовят вместе в воскресенье. Донён сидит на столешнице из тёмного дерева, на его плечах киношным штампом рубашка его мужчины. Болтая ногами, Донён думает о том, что от такой жизни он отказаться не сможет. Слишком он привык к тому, чтобы чувствовать себя живым человеком. Ёнхо ловит голую ступню рукой и целует пальцы, из-за чего Донён заваливается спиной назад, ударяясь головой о подвесные шкафы.       - Прости, - виновато произносит Ёнхо, перетягивая омегу к себе, - я не хотел.       - Ты лжёшь, - улыбается Донён, закидывая руки на чужие плечи. Ближе и ближе к чужому сердцу, - ты хотел, чтобы я ударился, чтобы ты смог дуть на мои раны и обнимать меня. Разве я не прав?       Альфа смеётся, обнимая крепче. Его нос утыкается туда, где сильнее всего ощущается пульс. Донён сжимается от щекотки.       - У тебя блины горят, мастер шеф, - тихо произносит Донён, зарываясь пальцами в чужие волосы.       Джено двадцать три, его тело, прослывшее в инстаграме на семьдесят тысяч подписчиков телом стального человека, скрыто под чёрной мантией. Он ослепительно улыбается, сжимая в руках букет от старшего брата, и с трудом держится, чтобы не разреветься от гордости за свои старания. Донёну тяжело дышать от нахлынувших чувств, и он прекрасно понимает папу, чьи глаза на мокром месте с начала церемонии. Джено всегда был младшим братом, который требовал от Донёна выполнения старшебратских обязанностей. Гонмён от них отставал в общих развлечениях, предпочитая свою компанию, поэтому младшие таскались вдвоём. Гулять только вместе, есть что-то вкусное, а значит вредное, вместе и тихо, чтобы родители и Гонмён не узнали.       Сейчас Джено знаком с Ёнхо и за глаза называет его будущим родственником, не вызывая в Донёне даже защитной колючей реакции. Он привык к комфорту, к растущей популярности их общего дела с незамысловатым итальянским названием, к регулярному сексу и к тому, что зовут стабильностью. Семья привыкла к Ёнхо на семейных праздниках в по-домашнему растянутых свитерах на месте тугого рабочего пиджака. Джено привык к тому, что брат не выглядит как ходячий труп, и даже больше не дрожит при случайных редких упоминаниях Джэхёна. Всем удобно. У Донёна всеобщий комфорт на порядок выше собственной гноящейся дыры на месте чувств.       Двадцатичетырехлетний Марк опрокидывает в себя бокал пива, вызывая в Донёне желание треснуть младшего за алкоголь. Постоянно приходится себя одергивать, напоминая, что каждому здесь давно не пятнадцать, и лишь один Донён застрял в холодном вечере на скрипучих качелях. Ему в душе навсегда семнадцать.       Они празднуют выпуск Джено так, будто выдают его замуж за его же диплом, занимающий почётное отдельное место за их столом. Их трое. Чону отказался под каким-то архиважным предлогом (Донён весь вечер игнорирует мысль, что из-за него), а с Джэхёном никто и не пытался связаться. Их компания съёжилась почти вдвое, и Донёну одиноко.       Марк задевает тарелку с закусками, когда его спокойно лежащий телефон разряжается громкой трелью. Донён не подслушивает, скорее, пытается услышать как можно меньше. Ему и собственной драмы хватает, с ношей чужих бед на своих плечах будет только тяжелее.       - Сестра звонила, - вздыхает Марк, сдаваясь под испытующим взглядом Джено, - она поссорилась с родителями, и хочет пожить у меня, пока что-то не придумает.       Донён лишь меланхолично кивает. Сестру Марка он видел от силы раза три. Она, кажется, ровесница омеги и чуть выше ростом, чем Марк. Больше ничего услужливая память подкинуть не может. Они вряд ли даже были знакомы лично.       - Как думаешь, как бы выглядели наши дети? - шепчет Ёнхо. На улице глубокая ночь, которая почти не ощущается из-за вездесущего света фонарей и нелюбви Донёна к закрытым жалюзи. Омега задумчиво откладывает книгу, которую до этого держал в руках. В приближении четвёртого десятка его стала настигать бессонница. Донён приобрёл привычку читать, пока веки не отяжелеют настолько, чтобы закрыться самостоятельно. Ёнхо смотрит не отрываясь. В его глазах омега похож на фею, устроившую ночлег в человеческой спальне, избрав Ёнхо своим соседом. Мягкие черты лица Донёна тонут в полумраке комнаты, пока тот задумчиво откидывается на подушку, сплетая свою ладонь с чужой.       - Я хочу, чтобы они были красивыми и высокими, как ты, и добрыми, как ты, - наконец, произносит Донён таким же шёпотом, - если будет девочка, у неё будут густые чёрные волосы, твоя улыбка и моя кожа, а если мальчик, то твои руки и твои глаза.       Альфа, довольный подобным ответом восторженно выдыхает. Он тянет на себя Донёна, обвивает руками и ногами и рассыпает лёгкие поцелуи на чужих волосах. Донён задушено смеётся, уворачиваясь и пытаясь подставить под губы лицо. В эту ночь он засыпает даже раньше Ёнхо.       - Нам нужно вставать, - Ёнхо смеётся, наблюдая за недовольным ворчанием омеги. Он дует в ухо, выводя Донёна из себя, за что тут же получает расплату в виде чужой острой пятки, врезающейся в голое бедро.       - Нам вставать не нужно, - раздражённо выдаёт Донён, заворачиваясь в огромное одеяло, - лично я буду ждать своего завтрака в постель, и никуда не пойду без него.       Ёнхо смеётся, всё же поднимаясь и медленно потягиваясь. Не сдержавшись, мужчина тянет одеяло с собой, вырывая из сонного омеги яростный крик, и только тогда с довольной душой уходит на кухню.       Всё ещё сонный, но уже способный ровно сидеть Донён недоуменно моргает, глядя на плотный конверт, который Ёнхо опускает на стол перед ним. Он не решается тронуть плотную бумагу, будто, коснись он её, изнутри что-то вылезет.       - Курьер доставил, пока ты в душе был. Не сказал от кого, но там штамп книжного магазина.       В свёртке книга с неизвестным названием и неизвестным именем в графе авторства. Донён скользит взглядом по твёрдой обложке, мысленно прикидывая цену неожиданного подарка. Внутри ничего нет, никаких записок или чего-то подобного, книга пахнет лишь новой книгой - типографией, бумагой и слегка влажностью. В груди знакомо ноет.       - Может, посвящение? - подсказывает Ёнхо, подкладывая в тарелку Донёна тост со сливочным маслом. Донён только благодарно смотрит в ответ, едва улыбаясь кончиками губ.       "Эта книга о первой любви. Хотя все предыдущие мои книги я посвящал самой важной женщине своей жизни - моей матери - в этот раз я решил поступиться традициями. (Конечно же, с разрешения главной женщины моей жизни). Я посвящаю эту книгу парню, который обещал мне весь мир, целуя меня на старой детской площадке под скрип древних качель. Без тебя этой истории бы не существовало."       Донён захлопывает книгу. Имя автора: Чон Юно. Качает головой, убирая роман подальше от себя.       - Что такое? - конечно, Ёнхо не мог не заметить нервозность Донёна, - там что-то плохое?       - Нет, - почти не заикается Донён. Его глаза становятся больше, - поцелуешь?       Всё ещё ничего не понимая, Ёнхо утягивает омегу на свои колени. Донёна бьёт дрожь, его тошнит, в голове целая буря из колючих струй дождя и щепок от замков, под которыми столько лет Донён бережно хранил воспоминания.       - Ты ведь знаешь, ты не моя первая любовь, Ёнхо, - выдыхает кратко Донён, оставляя влажный поцелуй на лбу, - но ты первый, с кем мне спокойно, и с кем я хочу создать настоящую семью. Спасибо тебе.       Через две недели полусемейную бухту спокойствия Донёна безжалостно разрушает гроза. Объявляясь без предупреждения, она потрошит всё спокойное и стабильное, что Донён успел построить с Ёнхо, выворачивая наружу, кажется, даже его нижнее белье. Ищет заначки, не иначе. Ёнхо глупо оправдывается, не помогая собирать вещи, стоит столбом у двери, то поднимая, то опуская длинные руки. Донён старается не видеть, но всё же представляет, как рядом с ним стоит горделиво силуэт той, на кого его променяли.       - Донён, может, поговорим? Напоследок, - тихо предлагает Ёнхо, всё так же наблюдая за сборами.       - О чём? - омега отбрасывает с лица волосы, резко поворачиваясь к мужчине, - о том, что ты собирался мне на днях предложение делать, а тут глубоко истинные чувства с первого взгляда?       Альфа тушуется, пряча руки в карманах домашних брюк. На мгновение Донёна колет иголкой стыда. Он не хотел, чтобы кому-то было больно. Как будто было недостаточно того, что он сам страдал за всех.       - Просто не жалей о своём выборе, - вздыхает Донён, по-дружески хлопая Ёнхо по плечу. Выходя тихо закрывает за собой дверь. Соседи точно не заслужили слушать чужие истерики.       - Прекрати выглядеть таким виноватым, Марк       В сотый раз за вечер Марк поднимает виноватый щенячий взгляд, и Донён тяжело вздыхает. Ему больно из-за предательства, и по-человечески хочется расплакаться на чьём-то понимающем плече, но Марка нельзя оставлять в качестве жилетки. Он сам себя сожрёт за мнимую вину. Донён не выдерживает. Перекидывает ногу через узкую скамью, оказываясь к Марку лицом. Руки сжимаются на чужих плечах. Донён твёрдо произносит:       - Это не твоя вина, ясно тебе, - глаза в глаза говорить даже проще. У Марка вместо глаз огромные зеркала, и Донён почти что говорит со своим же отражением, - вы родственники, но не ты её воспитывал, не ты ею манипулировал. По-хорошему, это она должна была вести себя правильно рядом с младшим братом, и не уводить на его глазах чужих женихов. Хотя, даже её вины тут особо нет. Это только у Ёнхо были передо мной обязательства. Слышишь?       Не проходит и минуты, как в уголках огромных глаз собирается влага. Донён прижимает Марка к себе, поглаживая по спине и успокаивающе нашептывая в макушку. В груди разворачивается чёрная дыра размером с Донёна. Однажды и в его жизни появится тот, кто позволит плакать в плечо. Он искренне верит.       Не меняется ничего и через полгода, когда Донён в узком костюме тройке напряжённо сидит, вытянувшись стрункой. Он сидит за столом с нежеланными гостями, которых пришлось пригласить из чистой вежливости. Донён прекрасно знает это, оглядывая своего соседа на вечер - этот альфа, кажется, приходился Ёнхо каким-то двоюродным дядей. "Свадьба бывшего почти жениха" горечью оседает в печенках, но Донён смотрит, ни на миг не отводя взгляд от Ёнхо. Омегу тошнит от своего же упрямого желания чем-то помешать и расстроить торжество, построенное на его сгоревшей надежде на лучшее будущее. Не извиняясь, Донён уходит с праздника через час после начала.       - Ну и как это прошло? - у Джено на носу очки в тонкой оправе, похожие на очки самого Донёна. По чужому лицу то и дело проходятся помехи из-за скудного общажного вайфая, которым обычно пользуется младший брат.       - Глупо? Напряжённо? Отвратительно? - закатывает глаза Донён, специально приближая лицо к камере, - я не знаю, я встал и ушёл прямо во время первого тоста.       Из динамика раздаётся приглушенный смешок. Даже через паршивое качество изображения Донён видит тень недовольства, скользнувшую по лицу Джено. Младший брат только открывает рот для очередного вопроса, входящего в его программу утешения, как Донён опережает его, крича прямо в динамик:       - Привет, Джемин!       На заднем фоне снова раздаётся довольный смех, и на экране вырастает второе лицо. Джемин совершенно спокойно укладывается на грудь Джено, затыкая готовую взорваться бомбу.       - Привет, хён! Ты рассказываешь, как очаровал всех на свадьбе своего никчемного бывшего, и он всю свадьбу сидел и плакал в тарелочку?       - Ты же слышал всё, хён сказал не это, - раздражённо выдыхает Джено, тут же получая локтём в живот.       - Ты молодец, что обновил инстаграм сразу же, - не обращая внимания на Джено, продолжал Джемин, - это было очень красиво, ты даже отметил их в углу фотографии. Да и выглядел ты правда потрясающе, я уверен, что Ёнхо сто раз пожалел, что так поступил.       В груди расцветает долгожданное облегчение. Он и правда не сдержался и мелочно выложил фотографию со свадьбы, на которой сиял слишком ослепительной улыбкой и новеньким костюмом. Отметить изображение чужим профилем получилось как-то без его особого желания, будто пальцы взяли верх над мозгом и сами всё решили. Хотя бы один человек заметил и разгадал его ужасный план, это значит, что Донён не такой уж неправильный, раз его так легко прочесть.       Самое сложное в расставании с начальником - поиск новой работы, когда прошлая тебе досталась вкупе с отношениями. Донён не готов к новому издевательству над своим дырявым сердцем, и ищет компании с омегами в руководителях. Своим вкусам он пока изменять не готов, так что этот вариант звучит вполне безопасно. По иронии, на финальное собеседование Донён проходит в издательскую компанию. Их фирменный знак выглядит подозрительно знакомым. Донён не верит в знаки. Он верит в несправедливость собственной судьбы.       Знакомиться с новыми людьми даже не сложно. Донён ярко улыбается деснами, зная, что выглядит наивно, намеренно неловко спотыкается на ровном месте и премило извиняется. Коллектив почти синхронно вздыхает.       В его новые обязанности не входит ничего серьёзного - он только стажёр, и это на руку. Даже захоти, Донён не смог бы сейчас сходу прыгать в совершенно новую среду существования. К сожалению, трудоголизм (он одинок, не имеет хобби, на что ещё ему тратить время) начальство замечает слишком быстро, и уже через три месяца за Донёном закрепляют трёх авторов, чьими работами он занимается полностью. Среди трёх ярким пятном выделяется имя Чон Юно. На фоне жизни гремит гром.       Донён не трус. Он не собирается умолять начальство дать ему кого-то другого, выдумывая несуществующие аргументы. Врёт Ким из рук вон плохо, а правда звучит смешно. Ты что, правда цепляешься за воспоминания о первой любви, редактор? Донён перебарщивает с оттягиванием официального знакомства до неприличия, что даже директор отдела, придерживающийся политики невмешательства, ловит его за локоть в конце очередного рабочего дня и тактично напоминает Донёну о его обязанностях. Омега кивает, извиняется, снова напускает на себя наивный вид. Лепечет что-то о том, что Чон Юно сейчас набирает популярность, и ему страшно опозориться.       - Это так, Донён, - приятельски улыбается ему директор, - но мы верим именно в тебя. Считай Чона контрольной точкой. Успешно его издашь - прошёл испытание. Нельзя вечно бегать от страха.       Донён вздрагивает. Директор даже не подозревает, насколько он точно попал.       В конце концов, бесконечно бежать от прошлого далеко не самый лучший вариант. Донён вздыхает. За эти годы он самого себя измучил так, что, не смотрясь толком в зеркало, представляет себя задыхающимся стариком. Так больше не может продолжаться. Наплевав на опустевший отдел, Донён бежит к своему столу. Рабочая почта, разумеется, есть и на телефоне тоже. Но письмо, отправленное с его места в издательстве, будет выглядеть более официальным. Хотя бы для него. Встретиться с прошлым, и окончательно со всем разобраться. Точно.       "Добрый день!       Уважаемый писатель Чон!       Я, как Ваш новый помощник в издательстве, хочу предложить Вам встретиться на этой неделе для обсуждения Вашего нового романа. Пожалуйста, напишите, когда Вам будет удобно.       С уважением,       Ким Донён"       Это похоже на выстрел себе в висок за секунду до смертной казни. Отчаянно и глупо. По крайней мере, он что-то пытался сделать.       Ответа на письмо нет ни на следующий день, ни в последующие. Коллеги жалостливо качают головой, бурча что-то о слишком творческих личностях, которые забывают об элементарной вежливости. В груди разрастается что-то нехорошее, сложное.       Донён падает на стул в один из таких дней и задумывается. Если не стараться распутать, то ему, очевидно, тревожно. Если покопаться дальше, то, как фокусник вытягивает из рукава связку цветных платков, омега вытянет раздражение из-за невыполненной задачи, за ним - намёк на беспокойство о работе - выходит, что со своим первым сложным заданием он не справился. Тянется переживание за Джэхёна и тут же снова раздражение. Чон либо так и не научился отвечать на сообщения, либо с ним что-то случилось. Конечно, существует и третий вариант. Донён подписал письмо своим именем. И, кто знает, насколько самому Джэхёну хотелось бы оставить своего бывшего друга в прошлом.       - Мне надоело ждать, - сгорбленная фигура начальника отдела резко распрямляется.       - О чём ты?       - Мне надоело ждать ответа от Чон Юно, я прошу у вас разрешения съездить к нему сейчас.       Рабочий день ещё не закончился, и Донён периферией сознания понимает, насколько нагло он звучит. Но ждать и правда надоело. До зуда по рукам.       - Свои сегодняшние дела я уже сделал, и до шести я с удовольствием могу плевать в потолок, но хочу потратить это время с пользой, - добавляет омега, - если вы позволите.       Начальник с тяжёлым вздохом машет рукой, возвращаясь к работе.       - Но стой! - окликает его голос, - он не давал нам своего адреса, как ты его найдёшь?       Донён несмело пожимает плечами. Лёгкая улыбка касается его губ.       - Возможно, я знаю, где он может быть. Благодаря своим старым знакомым.       Верный адрес находится слишком легко. Донён качает головой и вздыхает, понимая, что Джэхён всё же остался прежним. На самом деле, так на него похоже - на того нескладного подростка со скачущими гормонами. В воспоминаниях запутался явно не один Донён.       Кнопка звонка отзывается лёгкой дрожью, что ясно говорит о неисправной проводке, и в своей правоте Донён убеждается снова. Его Джэхён точно забывает о мелочах, позволяя им перерасти в большие проблемы. Возможно, однажды ему придётся платить штраф своему гостю за удар током.       В доме за калиткой распахивается дверь.       Донён машет рукой.       - Писатель Чон! Меня зовут Ким Донён, я писал вам неделю назад! Можем мы поговорить?       Донён, если честно, ожидал многого. Джэхён мог развернуться и запереть дверь. Мог, спокойно улыбаясь, поприветствовать и пригласить в дом. Вызвать полицию, притвориться незнакомцем. Из всех возможных сценариев Джэхён выбрал отсутствующий, написанный только им. Донён нахмурился, наблюдая, как писатель бежит к нему. Ворота высокого кованного забора распахиваются, и Донён оказывается в плену.       Винил, книги и древесина забиваются в лёгкие, лишая Донёна способности думать о чём-то, кроме тёплых рук, обернувшихся вокруг его тела, и колючего свитера, в ворот которого омега ткнулся носом. От Джэхёна пахнет ещё каким-то парфюмом, растворяющимся в личном аромате. Донёну до одури нравится эта смесь.       - Ты пахнешь как дождь на лесной опушке, ты знаешь? - задаёт Джэхён самый глупый из всех возможных вопросов. Снова идёт по авторскому сценарию, который знает только он сам. Донён не хочет думать о том, что Джэхён трётся носом о его волосы, будто пытаясь узнать, что находится в чужой голове. Так глупо. В голове Донёна всегда был только Джэхён, очевидно же.       Донён смотрит по сторонам, когда Джэхён, сжимая его ладонь в своей, ведёт в сторону дома. С последнего визита трава точно стала выше, вытесняя любимые розы бабушки Чон с их территории. Кажется, нынешний хозяин не особо думал о сохранении сада, с головой уйдя в романтику писательской жизни. Донёну оставалось надеяться, что в доме хотя бы есть еда, и Джэхён питается не только на встречах с редакторами.       - Бабушка отдала тебе свой дом? - Донён задерживается, чтобы снять плащ и обувь. Внутри почти всё осталось прежним, и от этого сердце замирает в тоске по прошлому.       - Да. Она переехала в Штаты, чтобы родители смогли позаботиться о ней, но там вопрос, кто за кем присматривает. Отец каждый раз жалуется, что бабушка бьёт его по спине за алкоголь.       Донён невольно засматривается на то, как мило смеётся Джэхён, превращая свои щёки в сдобный хлеб, до которого хочется дотронуться.       - А как родители? - неловко спрашивает омега. Без уличной обуви он немного ниже Джэхёна, и это странно. В прошлом он всегда был выше.       - Отец продал компанию, и они с мамой живут на доходы с акций, так что он стал мягче. Намного.       - Я рад за вас, - выдыхает Донён.       Джэхён неловко мнётся, закусывая щёку изнутри от смущения. Большой и неуклюжий.       -Знаешь, - вдруг хмыкает омега, - я так боялся, что ты изменился, и писатель Чон совсем не тот человек, которого я знал. А ты всё такой же.       - Это плохо?       - Мне нравится, - расплывается в улыбке Донён.       - Почему ты вдруг решил написать обо мне в посвящение? - наклоняет голову Донён. Он сидит на кухне и ждёт, пока закипит чайник. Похоже, гости в этом доме появляются нечасто, потому что Джэхён вертится вокруг, обыскивая полки на предмет чего-то более существенного, чем древний шоколад, оставшийся, кажется ещё от бабушки Чон.       - Потому что я был в тебя влюблён, а моя история о первой любви. Я хотел связать это, - Джэхён садится и зеркалит позу. Его глаза скрываются за щеками, стоит ему улыбнуться. Несмотря на красоту и сияющий вид, Донён видит тяжёлые тени под глазами и складку между бровей, которой хочется коснуться.       - Ты же не обижаешься? - обеспокоенно добавляет альфа, - я боялся, что доставлю неприятности, но мне правда хотелось, чтобы ты узнал. И поцеловал я тебя тогда не как друга.       - Я в тебя тоже был влюблён, Джэхён, - улыбается свободно Донён. "Был" не горчит на языке. Только сейчас он понял по-настоящему, что он был влюблён раньше, когда был младше, а всё остальное время тащил багаж воспоминаний и надежд. Так глупо. Донён тоже совершенно не поменялся за эти годы.       Раздаётся свист чайника. Джэхёну приходится оторваться от Донёна.