В палате

Солнечный погожий денек, птички поют и гадят на прохожих, коты истошно мяукают, а собаки обнюхиваются по сотню раз на дню - это весна, хорошие мои, весна, во всем своим великолепии, в запахе возрождающейся природы и новых покрышек автомобилей. Везде просыпается жизнь, новая иль старая, это не столь важно. Главное, что запах новой жизни витает повсюду. В обычном роддоме ничем не хуже. Тут этот самый запах "новой жизни" ощущается особенно остро. Как и слышится тоже. А если постараться - увидеть тоже можно. Ну, а если ты - часть своеобразной семьи рожающей - так вообще легко, даже стараться не надо. Сложнее уже постараться уйти куда подальше и не слушать истошных криков "счастливицы". Именно эта проблема настигла четырех наших знакомых. Кетиль Сигурдссон - молодой будущий папаша, светловолосый мужчина с глубокими и серьезными синими глазами - сидит сейчас на корточках рядом с койкой супруги и пытается не заматериться от боли - девушка вцепилась в его руку, как продавец-консультант к "жертве", и сжимает с силой, но, надо отдать норвежцу должное - он не теряет хладнокровие даже сейчас, когда в пору выть. Бервальд Оксеншерна - брат Кетиля, друг Инкери, то есть, "счастливицы", здоровый мужчина с ледяным взглядом - сама суровость, как говорится, настоящий скандинавский мужик! - уже давно вышел за дверь, дабы: "Не мешать врачам делать свое дело". Но мы-то с вами успели заметить в ледяном взгляде детский ужас... Хенрик Хансен - брат Кетиля, высокий и широкоплечий мужчина с волосами цвета созревшей пшеницы и задорными голубыми глазами - продержался гораздо дольше Бервальда, даже наоборот, стал единственным позитивным пятном на фоне гнетущей атмосферы боли девушки, сдержанности Кетиля, и раздраженности акушерок и врача. Так что, в конечном итоге и его выпнули за дверь к Бервальду, чтоб не мешался почем зря. Халлдор Эрлендсон - младший брат Кетиля, маленький мальчишка с почти бесцветными волосами и сиреневыми глазами, эдакая маленькая совесть и адекватность всей семейки. Если все предыдущие индивиды в достаточной мере упороты, этот тип, не смотря на маленький возраст, уравновешивает все своей серьезностью. Единственный, кто остался и продолжал наблюдать за появлением, прости Господи, племянников. Как ему вообще разрешили? А вы думаете, его хоть кто-то заметил? - Они такие маленькие... - протягивает Бервальд, глядя на двух малышей, завернутых в мягкие одеяльца и лежащих в объятиях уставшей, но донельзя счастливой финки. Он так и не решается даже дотронуться к ним, считая, что в своих "медвежьих ручищах" лишь раздавит. Зато Хенрик уже чуть ли не вырвал одного из малышей из рук Инкери, глядя на сжавшегося в комочек и готового расплакаться в любую секунду ребеночка. Кетиль уже готов рассердится, да только, увидев восторженно-восхищенное выражение лица обычно грубого брата, так и остался стоять на месте, наблюдая, как тот трепетно обнимает его и успокаивает. - Кетиль, а это и есть мои племянники? - за рукав кто-то потянул, а чуть низковатый для ребенка голос произнес эти слова. Халлдор. Который опять смотрит с серьезностью человека, который попал в авиакатастрофу, родил прямо в падении, потерял всех своих близких и теперь может серьезно утверждать, что все здесь собравшиеся - сосунки, а он - умудренный и повидавший виды человек. - Да, познакомься, это Фреир, - финка успела ответь раньше, солнечно улыбнувшись мальчику. - А Алекси - тот, которого держит тот полудурок, - добавил Кетиль, бросив взгляд на Хенрика, который пытался дать брату подержать малыша. Но Бервальд боялся. Но Хансен ведь тип упорный, он не отступится! В палате следующим утром было тихо, словно в скле... кхем, словно в очень тихом месте, да. Словно упоротая северная семейка вовсе не здесь. Солнце мягко светило в окна. На койке, в обнимку, лежали четверо - Кетиль с Инкери, которые обнимали малыша Фреира, за маленькую пухлую ладошку которого держался Халл. У одной из кроваток, в которой спал Алекси, на стуле сидел Бервальд, облокотившись рукой о край, и спал. Положи тому голову на колени спал Хенрик. А в палате тишина. В палате - любовь к новой жизни.