Ананасовый шампунь

Why'd You Only Call Me When You're High? — Arctic Monkeys

Он смотрит на её спину в баре, и бармен начинает беспокоиться, что хозяин не просит подлить виски уже минут десять. Она такая веселая и, кажется, совсем беззаботная: пятый шот текилы пролетает, будто первый, а за ним раздается писклявый визг её подружек. Он замечает огоньки в зеленых глазах, когда она оборачивается назад, прокручиваясь «в танце» под рукой другой девушки. Явно что-то отмечают. Александр стремительно отставляет бокал, как только замечает приближающуюся фигуру. И первый шаг сама делает. Как всегда. — Мне сказали, ты прожигаешь мне спину уже двадцатую минуту, — тонкая ладонь ложится на барную стойкую слишком рядом, но все-таки не касаясь. На лице пьяная улыбка, а грудь так и кричит: «Посмотри!». — Ослеплен английской красотой, — он раскрывает руки, довольно улыбаясь. — Что отмечаете? — Мою новую работу, — она ластится, словно кошка. Но не домашняя, дворовая, которая выпускает коготки уже через пять секунд. — А что ты делаешь в баре? — Это мой бар, Агата, — он ухмыляется, видя, как игривая улыбка сходит с лица девушки, и постукивает по столешнице, подзывая бармена. — Забыла, где находишься? — Говорила им — лучше лететь в Италию, — она закатывает глаза, прося подлить и себе, и поправляет и так идеальную прическу. Слишком идеальную. Она сама по себе идеальна. — Может, хватит? — Александр вопросительно поднимает бровь, кивая на очередную рюмку. Она никогда не знала меры. Ни в еде, ни в выпивке, ни в сексе. — Подружки вряд ли дотащат тебя. Агата морщится, показывая язык, и выпивает залпом. Смешная. Такая самонадеянная, что хочется погрозить пальцем, приговаривая «утю-тю-тю», и посмотреть, как она откусывает его. Или облизывает. И смотрит прямо в глаза. Александр любит такой тип девушек: горячие, как булькающая лава, и такие же болезненные. Или он просто любит ее. — Сомневаешься? — она копирует его мимику, издевательски накручивая локон на этот проклятый палец. — Можешь проверить, — Агата кивает на бармена. Вызов, значит? Ох, милая лилия, если ты думаешь, что выиграешь, то глубоко ошибаешься. Вероятно, также глубоко, как я буду входить… Стоп, Нильсен! Ты обещал. Он подзывает Юнаса, а через минуту по рюмкам разливается холодная текила, и рядом кладется по дольке лимона. Уверенностью так и блещет. Глупая, так и не научилась скрывать свои эмоции. — Кто быстрее выпьет, тот и платит. — Но это твой бар! — Давай. Или испугалась? Шот за шотом, и Александр чувствует, как действительность становится не такой уж и реальной, а настроение растет также быстро, как и градус в крови. Он заканчивает быстрее, и это даже неудивительно. Англичане совсем не умеют пить. Его пробирает на смех, когда Агата тщетно пытается взять сколький лимон и яростно ругается, когда он выскальзывает на пол. — Идем. — он встает и кивает на выход. — С насильником? Ни за что! — Агата громко смеётся, вешаясь на нём, как будто проделывала это уже сотни раз. Всё еще пользуется тем дурацким шампунем. Шампунь. Такое смешное слово. — Шампунь. — Шампунь. Они пугают какого-то работягу, когда заливаются смехом, выходя на свежий воздух и заходя в соседний же подъезд. Возможно, будят соседей, повторяя слово «шампунь» уже третий пролет подряд. Возможно, случайно ломают замок в дверь его квартиры. — Ты меня насиловать собрался? — Ага, шампунем, — он закатывает глаза, глядя на опять смеющуюся Агату, распластавшуюся по дивану. Такая красивая. Даже с размазанным от слез макияжем. И с задравшимся подолом платья. Особенно с задравшимся подолом платья. — А я не против, — она становится серьезной спустя мгновения, выпрямляясь и устремляя свой взгляд на него. Нет, не смотри так на меня, каттен, не смей. Я же не выдержу этот взгляд. — Я против, — он упрямо мотает головой, отворачиваясь и с особым усилием задергивая шторы. Только не подходи, умоляю. — Александр… — его имя из её уст особенно заводит, заставляя тяжело сглатывать слюну и сжимать руки в кулаках. — Александр. Мягкие пальцы касаются его плеча, а дыхание щекочет шею. Нет, не делай так, Агата, не смей. Она проводит по локтю, опускаясь ниже, заставляя его глубоко вздохнуть, прикрывая глаза. — Не. Нужно. — Александр отрывисто шепчет, сдерживаясь из последних сил, когда пухлые губы касаются мочки уха. Но в нос ударяет так хорошо знакомый запах ананасового шампуня, и он не может терпеть. Изо рта издаётся глухое рычание, когда он поворачивается, с нетерпением впиваясь в теплые губы. Тихое ойканье, и она уже в его руках, стоит, вжимаясь в стену: опять беззащитная, опять хрупкая, опять под его контролем. Руки сминают платье, хаотично ища застёжку и от него, и бюстгальтера. Он чувствует маленькие ладошки на своём ремне, так торопящиеся поскорее освободить от одежды, и вновь её желание вперемешку с нетерпеливостью еще больше заводит его. Агата издает первый стон, а дальше он ничего не помнит. Только жар двух разгоряченных тел, ее молящий взгляд и «Александр», повторенное, наверное, около тысячи раз за вечер. Нильсен просыпается первым, как всегда, и даже не сразу вспоминает прошлую ночь. Лишь знакомый сопящий из-под одеяла нос заставляет с болью в теменной доле вспомнить прошедшую ночью. Он замирает на секунду, с придыханием касаясь пепельной прядки и отбрасывая ее в сторону, чтобы не мешалась. Холодный душ, крепкий кофе, растворенный аспирин на тумбочке у особенно уставших. Он наслаждается видом просыпающейся англичанки, больше похожей на норвежского тролля. Но как же этому троллю идёт его рубашка. — Доброе утро, мисс Харрис, — он специально говорит громко, довольствуясь видом нахмуренной Агаты, без слов глотающей целебную воду. Как можно оставаться такой прекрасной так надолго? Изгибы тела, шрамик на локте, родинка под грудью, упавшая на щеку ресничка… Прекрати, Александр. Прекрати. — Да, конечно, ты можешь воспользоваться моей ванной, — он ухмыляется, глядя, как девушка молча плетется в душ, не стесняясь своей наготы. Идеально округлые бедра. И это дурацкая еле заметная татуировка сердечка сбоку. Прекрати. Она выходит спустя полчаса посвежевшая и уже с улыбкой на лице. Садится за стол, попутно целуя его где-то за ухом, и молча улыбается, когда он ставит любимую глазунью перед ней. Они молчат, периодически перебрасываясь глупыми улыбками. Александр думает, что это идеально утро. И тут же себя затыкает. — Ну, прощай, — он встает из-за стола, забирая грязную тарелку и отворачиваясь лицом к раковине. Лишь бы ее не видеть. — Что, прости? — Прощай? — Но я думала, мы… — Нет, Агата. Нет никаких «мы». Нет и никогда не будет, — он говорит это спокойно, будто отказывается от акции в обувном. — Но… — Я не могу так. Не с тобой. — Почему? — Я ошибался. — Александр, ты опять? Это было сто лет назад! И больше похоже на детские обиды! — он резко дернулся от неожиданного прикосновения и отошел в сторону, сжимая в руках кухонное полотенце. — Нет, Агата, это не детские обиды. Каждый раз, когда я думал, что у нас все серьезно, ты делала это. Сэм, Эллиа, Рейч, Ева, близнецы… Ты правда думала, что я слепой и не замечаю, как ты флиртуешь буквально со всеми? Или это не может меня ранить? — Но это же просто… — Вот! Для тебя это «просто». А переспать с Рейчел тоже было «просто»? Так нельзя, Агата. Я боялся каждый день, что узнаю о новых подробностях твоей личной жизни, хотя был уверен, что она наша. Ты переспишь с пресловутой Евой, а на следующий день пойдешь ко мне под венец? Я устал думать, что проблема во мне, устал пытаться стать лучше. Искать в себе недостатки. Ведь каждый раз, как сильно бы я не показывал, что ты для меня значишь, ты как будто бы это пропускала мимо глаз. Ты делала мне больно. И с меня хватит. — Мог бы сразу сказать, что у тебя кто-то есть, и не придумывать эту сказку, — Агата фыркнула, взмахивая пепельными локонами, чем еще сильнее взбесила его. — Вчера у меня был первый раз после того, как мы переспали в твоем доме. В этой квартире не было ни одной девушки, кроме тебя. Потому что каждый раз, когда я с кем-то знакомился, я сравнивал ее с тобой. И каждая. Каждая! Была хуже. Если бы я хотел, тут был бы уже гарем. Но здесь только ты. — Он исподлобья посмотрел на растерянную девушку. Ему было важно, чтобы она поняла. Чтобы кроме планов работы в ее голове навсегда закрепилась эта информация. Чтобы она не поступала так с другими. Александр молча наблюдает, как она надевает вчерашнее платье, как расчесывает волосы, застегивает ремешок на туфлях и красит губы любимой помадой. Все той же, что и два года назад. И близко подходит, чтобы помочь справиться с замком. Еле касается ее губ, лишь бы в последний раз почувствовать ее вкус, притронуться к нежной коже и вдохнуть запах терпких духов. — Ты застряла в моей голове, каттен. И уже никогда не вылезешь оттуда. Он проводит большим пальцем по ее скуле, прежде чем закрыть дверь и остаться в одиночестве. Это утро могло бы быть идеальным. Но нотки ананасового шампуня прочно въелись в белоснежные простыни.