угольный;

      Вова открывает глаза — его ослепляет яркий свет. Голова раскалывается. Он даже не понимает, где находится, на миг думает — отпраздновал новый год так, что оказался в больнице. Глаза со временем привыкают, и Семенюк оглядывается — квартира ему не знакома, а вид из окна ни о чём не говорит (Вова думает: лишь бы Москва). Братишкин медленно садится на диване, но голова отдаёт резкой болью, и он ложится обратно.       Стример не знает, провел он так пять минут, десять или целую вечность, но дверь за его спиной наконец открывается, Вова поворачивает в её сторону голову — и видит улыбающегося Хеса.       — Голова болит? — усмехается, блять, смешно ему. — Я тебе завтрак принёс и таблетки. Ты напился вчера в хлам, пришлось приютить твоё тело, а то хуй знает, где бы ты очнулся. Вообще чуть ли не в другую страну собирался лететь, ебанутый.       Вова понимает, что не помнит нихуя, кроме начала вечера — хотя, наверное, и слава богу. Вновь садится, держась за голову, бормочет что-то среднее между «иди нахуй» и «спасибо» и таблетками закидывается. Завтрак съедает — и ложится снова — перед глазами всё ещё вертолеты ебучие летают. Хес отчего-то не возражает совершенно.       Семенюк остаётся ещё на день.       — Тобой Гайка интересовалась, кста.       На следующее утро Братишкин вызывается даже помочь с завтраком — хотя готовит он настолько хуево, что чуть не спалил даже ебаную яичницу — поэтому он, скорее, наблюдатель (Вова думает: наблюдение тоже помощь), пока Хес заваривает чай и достаёт из холодильника всё содержимое, пытаясь понять, что из этого можно сделать.       — Кто? — Хес чуть хмурится, пытаясь вспомнить.       — Подруга, маленькая такая.       Губанов усмехается и машет рукой. Он видел эту девочку: маленькая, аккуратная, скромная, вся такая слишком милая. Хес часто ловил на себе её смущённый взгляд в ту ночь — возможно, она могла бы ему понравиться, если бы не тот факт, что девушки его не интересуют совершенно.       — Можешь сразу сказать, что шансов у неё нет. Не в обиду.       Семенюк сощуривается и смотрит на Лёшу с подозрением, пока тот, как ни в чём не бывало, пытается разобраться с продуктами. Поиск рецептов в интернете — вещь, конечно, охуенная, но готовить Губанов не любит — слишком бесполезное занятие, требующее много времени, которое можно потратить на миллион других, более полезных вещей.       — Ты гей, что ли? — в шутку усмехается Вова.       — А как ты думаешь?       Хес с интересом отрывается от телефона, где уже открыто приложение для доставки — всё-таки сдался — и сталкивается взглядом с Братишкиным.       Вова не отвечает.       За пару дней жизни с Губановым он узнает больше, чем за полгода их знакомства. Взять хотя бы его истории о детстве и семье. Слушать его было тяжело и грустно — Семенюк даже не думал, что у кого-то детство может быть таким… печальным. У него самого были здоровые счастливые родители, он был единственным ребёнком — его любили и давали ему всё и больше, лишь бы он был счастлив. И так странно, что бывает иначе.       Губанов о нём узнает не меньше — забавные истории из детства, рассказы о друзьях и о том, что он, оказывается, стример. «Кто?» — переспрашивает Хес, а Вова смеётся, называет его дедом и рассказывает о твиче.       Домой Вова возвращается почти через неделю после нового года. И не может сдержать улыбки, когда одним из новых сабов видит «JesusAVGN». Старый, разобрался всё-таки.       Они общаются всё чаще — теперь они встречаются даже чаще вне бара, чем в нём — то у Губанова дома, то где-то ещё — и это уже становится обыденностью. Пока Вова по рофлу не говорит Хесу, что ему с его шутками — дорога на твич. И зовёт провести совместный стрим.       Губанов отказывается долго — отмахивается, отнекивается, на комплексы со внешностью ссылается, — но настойчивого Семенюка ему переспорить никак не удается. И приходится согласиться.       Хес у Вовы оказывается впервые. Оказывается, Братишкин переехал не так давно — у него ремонт полным ходом, даже лестницу-стремянку у кровати не убирает. И розовая неоновая надпись (Лёша думает: спиздил идею из бара), стоящая отчего-то на полу, свой особый шарм комнате придает.       — Милый неон, — Хес усмехается.       Вова отмахивается, садит Губанова рядом с собой — даже кресло своё ему отдаёт, а сам на табуретку падает и стрим запускает. Аудитория Братишкина Лешу принимает удивительно хорошо — неизвестный Хесус им нравится и кажется очень милым, пусть немного скромным и зажатым. Они сидят несколько часов, смотрят какие-то глупые видео, пытаются играть — и заканчивают через десять минут, потому что не получается всё равно, — и в итоге крафтят гунгнир. Успешно.       Губанов канал свой на твиче создаёт — с подачи того же Братишкина, в сквад восемьдесят девятый — Хес смеётся — вступает. Оказывается, в скваде все друзья Братишкина, даже малышка Куданова, которой не так давно исполнилось восемнадцать. К сожалению Хесуса, что отказать ей просто так не мог — слишком боялся обидеть. А Даша влюблена в него по уши — и это все замечают, и в чате покоя никогда нет — ни у него, ни у неё.       День рождения свой Губанов проводит весьма скромно — с чатом. Даже не зовет никого из близких, предпочитая шумной компании уютное одиночество. Но его все равно поздравляют — члены восемьдесят девятого, которые с Хесом уже общаются как с хорошим знакомым, Гаечка, что своим смущением скоро его в гроб сведёт, и Вова, в середине стрима залетевший в дискорд, задонативший круглую сумму и со смехом удалившийся (Лёша думает: невыносимый).       И на день рождения Вовы Губанов поздравляет его не хуже — приезжает, дарит нинтендо и старается не задерживаться надолго. Но Вова просит остаться со всеми до утра — и Губанов не может отказать.       Хес из бара увольняется спустя полгода — теперь стримы приносят хороший стабильный доход, в подработках смысла больше нет. Но расставаться с этим местом отчего-то грустно. И с теми, кто приходил к нему каждый день, особенно.       Губанов привык других слушать, истории их впитывать, словно губка, советами помогать. Ему самому не понять подобного было — его руки девственно от звёзд чисты, ни единой метки за свою жизнь он на них не оставил. «Счастлив с истинным», — думают окружающие. «Кофмортно одинок», — пожимает плечами Хес. Ему отношений не хотелось никогда и до сих пор не хочется — он об этом говорит часто на стримах, отмахиваясь от непонимания чата и шипперов.       Его до сих пор с Гайкой свести пытаются, даже не понимая, что это безуспешно. Но Хес их не винит и никак свою личную жизнь не комментирует — было бы что.       С ростом популярности Хеса Вова немного от него отдаляется — нет времени и возможности проводить его друг с другом. К тому же, Братишкин не уверен, что Губанов действительно искренен с ним — возможно, они и вовсе общаются сейчас из-за успешности Семенюка. Вова думает о худшем — и сам себя в это загоняет. Опускается куда-то на дно, пытаясь выход найти.       А Хес… Хес ему покупает каких-то золотых крабов, бизнес-такси до дома вызывает каждый раз и всегда не возвращать говорит — и совершенно не понимает, почему Братишкин держится настолько в стороне.       Жизнь Вовы кончается на каком-то фесте. Он не знает, что произошло тогда, почему так случилось — помнит лишь безумный взгляд той девушки, взявшейся, кажется, из ниоткуда. Она обняла его порывисто — он обнял её в ответ, пытаясь успокоить, а она дёрнулась, вырвалась из его рук — и припала к его губам. Семенюк среагировать не успел, оттолкнуть — как руку боль пронзила. Она отпрянула сама, схватившись за запястье, и истерически рассмеялась.       На запястье Вовы девять звёзд.       Он вновь возвращается к Хесу — поговорить и напиться. Губанов ему всегда рад, пропускает его без вопросов и наливает — после работы в баре остались некоторые запасы — и слушает. Как и всегда. И впервые не знает, что ему ответить. Он осторожно берёт его руку в свою и пальцы чужие сжимает — Вова ему человек не чужой, Хес к нему даже чувствует что-то, похожее на симпатию, но никогда ни на что не решится — ему убивать Семенюка своими чувствами не хочется совершенно, он достоин лучшего, чем смерти от поцелуя с ним — и Губанов будет счастлив, если у него всё будет хорошо, для Губанова это самое важное — и уж точно в разы важнее собственного счастья.       Вова себя не понимает — единственный, кому он может обо всём рассказать, всегда Хес, и он за свои прежние мысли о нём себя ненавидит. Именно Губанов его от бездны всегда спасает — и с Лесей, и с Алиной, и даже сейчас — он рядом, слушает его и сжимает его руку, поглаживая большим пальцем звёзды вокруг запястья. И ему, кажется, совершенно неважно, кто он и чем занимается. И Семенюк смеётся, сжимая чужую руку в ответ.       Братишкин Хесу открывается заново — они вновь стримы совместные проводят, а вне их — встречаются то в ресторанах, то в кальянных, иногда ещё с кем-то из сквада, и Вова думает: это лучшее в его жизни на данный момент.       Губанов ловит себя на том, что влюбляется в Вову всё больше — в его искренность, харизму, в его огоньки в глазах, когда тот занимается тем, что по-настоящему его вдохновляет — и это довольно быстро замечают остальные. Почти все, кроме Вовы. Даже Гаечка, которая наконец-то перестала оказывать ему знаки внимания и начала понимающе улыбаться каждую их совместную встречу.       Хесус на её улыбку никогда не отвечает.       И однажды не выдерживает — и рассказывает о своих чувствах Братишкину, потому что не может его обманывать больше — он имеет право знать.       Вова ответить ничего не может, доверчиво льнёт к нему, чувства свои толком не понимая. Ему с Лёшей хорошо, а тот не давит — даёт время.       И так проходят дни. Семенюк Хесу доверяет как себе (Вова думает: даже больше), Губанова приятно касаться и обнимать, сжимать худые руки в своих, переплетать пальцы. И иногда у Вовы появляется необъяснимое желание его поцеловать.       Однажды он пытается это сделать. Они сидят у Хеса дома на диване, смотрят какой-то глупый фильм, голова Вовы покоится на чужом плече, пока тонкая длинная рука Губанова обнимает его самого. Семенюк не понимает, что им руководит, просто внезапное желание — и он отрывает голову от чужого плеча, и тянется к Хесу всем телом, когда тот осторожно останавливает его ладонью.       — Не нужно, — тихо шепчет Губанов, касаясь его щеки. Большим пальцем он осторожно проводит по его приоткрытым губам — и улыбается.       Вова, кажется, не дышит.       Они не встречаются, нет, просто Вова появляется на стримах Хеса уже чаще, чем на своих, и через несколько месяцев почти перестаёт ночевать дома. Они вместе всегда — и сквад даже не задаёт никаких вопросов. Друзья всё понимают — и оба им по-настоящему благодарны.       Так проходят месяцы, приближается очередной новый год — и Вова решает, что дальше ждать уже не сможет. Он поцелует его в новогоднюю ночь. И загадает лишь одно желание — выжить.       Новый год наступает. И впервые Вова встречает его с тем, с кем действительно счастлив, с кем ему комфортно — и за это, и за многое другое он Хесу по-настоящему благодарен. Губанов его глаза видит — и всё понимает. Хесу поцеловать Вову хочется до безумия, ему кажется — он умрёт, если этого не сделает.       Но Семенюк успевает раньше.       Он понимает, что это может привести к его смерти, но осознанно идёт на риск — поднимается на носки и целует.       Губы у Хеса мягкие — это ощущение ему хочется запомнить навсегда. А потом Губанов на поцелуй отвечает — и Вова перестаёт дышать. Они целуются пару минут, и в голове Семенюка — перекати-поле. Он, кажется, не на земле — от неё оторвался, взлетел на крыльях, выросших во время поцелуя. Он чувствует тепло Лёши, обнимающего его, к себе прижимающего, и сам обнимает его в ответ, одну руку в волосы запуская и растрёпывая их — как давно он мечтал это сделать.       Воздух у Вовы уже подходит к концу, когда Хес делает шаг назад. Братишкин, словно опомнившись, рукав рубашки расстёгивает трясущимися пальцами — ещё и не получается с первого раза — и закатывает, осматривая чистое запястье. И первые секунды не понимает ничего, а после, когда приходит осознание, взгляд на Лёшу поднимает. И на шею ему кидается со счастливой улыбкой, носом в неё утыкается и обнимает так крепко-крепко.       Наступает первое января.