Глубокое погружение

Хару смотрит на океан. Яркие лучи солнца прошивают воду насквозь, окрашивая волны то изумрудными, то небесно-голубыми тонами. Ветер играет с разноцветными бликами, подхватывает фонтаны капель, ветер приветливо треплет черные спутанные волосы Хару. Хару смотрит на океан, а Кушима смотрит на Хару. — Хорошо, правда? — смеется Хару, довольно потягиваясь и наклоняясь к воде, то ли изучая игру света, то ли пытаясь вслед за солнцем проникнуть взглядом в глубины моря. — Правда, — бездумно соглашается Кушима, и Хару снова смеется и недоверчиво качает головой. Кушима не любит тратить время на то, что называется «отдыхом» — все эти бесполезные пикники, прогулки и прочие развлечения. Корпоративные вечеринки он тоже не любит, но там хотя бы можно встретиться с нужными людьми, обсудить в неформальной обстановке рабочие проблемы и быстро, без лишней бюрократии решить вопросы, которые в офисе постоянно приходится откладывать до лучших времен. Но даже с учетом всех этих преимуществ Кушима все равно предпочел бы тратить силы на что-нибудь более продуктивное. Что уж говорить о подобном времяпрепровождении. — Тебе надо время от времени вылезать из лаборатории, — замечает Хару и с размаху плюхается в соседний шезлонг, с наслаждением вытягивая длинные ноги. — А тебе надо время от времени вылезать из океана, — парирует Кушима и с удивлением понимает, что шутит меньше чем наполовину. Именно одержимость океаном привела Хару в проект, и именно эту его одержимость Кушима ценит в нем больше всего. Нескрываемая всепоглощающая страсть притягивает. Как светлые всполохи на дне темной бездны. Как зеркало, лишь на первый взгляд твердое, а на поверку — зыбкое и мягкое. Зеркало, переступив границу которого ты встретишься со своим «я». Кушима смотрит на Хару — и видит в нем свое отражение. Хару шутливо ощупывает свою грудь, проводит руками по бедрам и замечает: — По-моему, я сейчас на земле. — Это только видимость. — Ревнуешь? Легкомысленный тон сбивает с толку даже больше, чем сама абсурдность такого предположения. Кушима не всегда понимает, когда Хару шутит, а когда говорит серьезно. Это ему тоже нравится. Ему нравится разгадывать загадки. — А что, есть причина? Хару на секунду напрягается — мышцы под тонкой кожей наливаются силой — и поворачивает голову, пытаясь поймать его взгляд: — Кушима… — Я не возражаю против ваших отношений, — Кушима откровенно смеется, глядя в растерянное лицо. — При условии, что ты перестанешь вмешиваться в мои отношения с моей лабораторией. В конце концов, на свои свидания с океаном ты можешь ходить и в одиночестве. Хару запрокидывает голову, подставляя лицо лучам солнца, и закрывает глаза, словно обдумывая услышанное. — Нет, — произносит он наконец серьезным тоном. — Что? — Я не могу ходить на эти свидания в одиночестве. Иначе я с них не вернусь. — Хару сидит все в той же обманчиво-расслабленной позе — лишь сжавшиеся пальцы выдают его волнение. — Я живу морем, Кушима. Я хочу жить в море. Раствориться в океане. Слиться с биоритмами земли. — Ты не можешь, — с трудом выдыхает Кушима — настолько серьезно звучат эти немыслимые слова. — Только не говори, что это физически невозможно, — усмехается Хару, по-прежнему не открывая глаз. — Я знаю. — Ты не можешь и в самом деле этого хотеть. — Не могу, — соглашается Хару. — Но хочу. Какая-то часть меня хочет. — Он поворачивает голову — ресницы подрагивают, отбрасывая на щеки нереально длинные тени. — Временами, когда звучит команда на подъем, мне приходится делать над собой усилие, чтобы подчиниться. Но не тогда… Не тогда, когда команду отдаешь ты. — Хару внезапно открывает глаза, непривычно темные и бездонные, как сам океан: — Ты — мой якорь, Кушима. Кушима вздрагивает: от этого взгляда, а еще больше от этих слов его прошивает острая вспышка возбуждения. Справиться с собой удается не сразу, а когда все же получается, Хару уже снова смотрит на океан и улыбается своей обычной улыбкой, как будто ничего такого и не было сказано. — Я… — Кушима плохо умеет говорить подобные вещи. Он вообще плохо умеет говорить, но такие вещи — особенно. — Я вытащу тебя из любого погружения. Хару чуть склоняет голову и накрывает его левую руку своей. — Я знаю.

Конец