Путь к себе

Вэй Усянь — придурок. Вэй Усянь сам виноват. Цзян Чэн ещё не знал почему, но абсолютно в этом уверен. Неприятности сыпались на голову этого засранца, как из рога изобилия, так что сомнений не остается. Виноват Вэй Ин. Цзян Чэн проснулся в препаршивейшем настроении. За окном всё ещё эти чертовы глубины со своим мягким солнцем, шуршащей листвой и чем там ещё радует мать-природа. А ещё всюду чертова земля. Цзян Чэн привык слышать убаюкивающее журчание воды с самого детства. Оторванный от родных берегов, он всё никак не мог привыкнуть к глубинам. И теперь вынужден привыкать к этому в одиночестве. Он встал, причесался, оделся. В комнате тихо. А где ещё тихо? За соседней стенкой. Там вообще уже неделю тишина страшная, хотя раньше… А как было раньше? Цзян Чэн знал, что вечерами Вэй Ин частенько пропадал в Цайи, это подтвердили ещё те раздражающие двойняшки. В те вечера, когда он изволил ночевать, то наверняка похрапывал пьяненьким или созывал весь честной народ на «маленькую посиделочку». Бывал на таких Цзян Чэн. Как же их не исключили с тех пор? Нынче там чисто, спокойно, пусто. Собрав всё, что надо на занятия, Цзян Чэн по привычке постучал в его дверь. Но никто не открыл. Спрятав глубоко в душе колючее разочарование, он пошел на занятия. Вэй Усянь виноват — Вэй Усянь выпутается. Так было всегда. Не может случиться иначе. Цзинь Цзысюань, конечно, выскочка. Но Лань Ванцзи ещё хуже. Цзян Чэн сел на своё место, мельком заметив, что младший нефрит сел на свое. Как и подобает — элегантно и ровно. Так почему Лань Ванцзи хуже? Цзян Чэн все ещё помнит его взгляд, когда он спросил о Вэй Ине. — «Я не уполномочен с вами разговаривать об этом». Взгляд Лань Цижэня теплее при Вэй Ине, чем тот, которым его одарил младший Лань. Как он вообще смеет так смотреть? Да и с каждым днём Лань Ванцзи всё заносчивее и заносчивее. Даже когда Цзян Чэн пошел за ним на выход из глубин (он вовсе не следовал за ним в попытках случайно узнать что-то о Вэй Ине, нет), тот аж глаза прикрыл. Поначалу Цзян Чэна ненароком посетила мысль, что Лань Ванцзи, возможно, не выспался. Но чтобы второй нефрит, гордость клана, лучший ученик да нарушил распорядок дня? Трижды фи! Он выражал своё недовольство — как пить дать! Раздражение билось под висками. Вэй Ин, Вэй Ин. Как ты смеешь пропадать? Как ты смеешь болеть и подводить? Что с тобой случилось? Этот вопрос он так и не смог ему задать. *** Цзян Чэн пришел в лечебницу на третий день. Вопреки слухам среди молодежи, которая между собой презрительно называла её домом помешанных, лечебница выглядела презентабельно. Стены её белые. Но в этой белизне не было ничего болезненного. О местности легенды не врали, стоило ему только ступить во двор, как его переполнило ощущение силы. Мирное место. Люди в белом подметали листву и иногда поднимали на него стеклянные взгляды. Больные? Цзян Чэн поëжился. Энергия буквально звенела в воздухе. В таком месте хорошо бы медитировать да на мечах сражаться. Как бы тут искрилась духовная сила! Но он знал легенду, согласно которой на этой территории можно только лечиться. Глупо. — Господин Цзян? — поприветствовал его Лань Сичэнь с поклоном. Цзян Чэн ответил тем же. Первый нефрит выглядел как всегда безукоризненно. — Вы недавно забрали Вэй Ина. Как он? — перешёл сразу к сути Цзян Чэн. — Состояние тяжёлое. Он пока ещё не пришел в сознание, — успокаивающе начал Лань Сичэнь. «А его голос похож на реку», — невольно подумал Цзян Чэн, успокаиваясь. Но когда он понял, что ему сказали, то мгновенно подобрался. — Когда я смогу его увидеть? — Мы не можем сказать наверняка. — А… Что с ним случилось? Хотя бы предположение? Лань Сичэнь как-то поменялся в лице на секунду, он взглянул с сочувствием. — Мы предполагаем искажение ци. — Чего?! — воскликнул невольно Цзян Чэн. Несколько больных повернулись к нему с недовольными взглядами. Он невольно подошёл ближе к нефриту. — Но Вэй Ин же сформировал ядро быстрее меня! Он с ци управлялся легче, чем я! Учителя всегда его хвалили! Этого… Не может… — Успокойтесь. Я вас понимаю, — Лань Сичэнь наклонился к нему, и он правда успокоился. — Простите, я лишь… Вэй Ин — любимец отца. Вэй Ин — гений ордена. Вэй Ин — любознательная зараза. В душе наследника мелькнула фиолетовая завистливая искра удовлетворения. Ха-ха. Вэй Ин не так уж хорош, не так уж и везуч. Он получил всё, что заслужил.   Накатило такое отвращение, будто он облил себя помоями. Вэй Ин там страдает, а он тут радуется. Но ведь мать говорила… Цзян Чэн встряхнул головой и повернулся к Лань Сичэню. Тот стоял сочувствующий и невозмутимый одновременно. Цзян Чэну казалось, скажи он, что часть его радуется бедам Вэй Усяня, и первый нефрит его поймет и выслушает. Нет. Зачем делиться своими слабостями с кем-то из других орденов? Это могут использовать против него. Хватит им и Вэй Ина. — Я могу об этом написать родителям? — Можете, ваше право, — Лань Сичэнь наклонил голову. Цзян Чэн посмотрел на него, нахмурившись. Как будто Лань Сичэнь на каком-то уровне дал понять, что это плохая идея. Секунду раздумывая, он выпалил: — Молодой господин Лань видел Вэй Ина? — Он принимал участие в ритуалах, — невозмутимо ответил Лань Сичэнь. — И он «не уполномочен» сказать мне, что с ним? — спросил резче, чем планировал, Цзян Чэн. — Да, поскольку он не работник, то не может делиться состоянием больного ни с кем. — Понятно. Приязни к Лань Ванцзи после этого никакой не прибавилось. С одной стороны, он понимал, что это приказ. Но с другой, Лань Сичэнь не отвечал толком, а Лань Ванцзи смотрел волком. От неопределенности хотелось выть. Цзян Чэну не осталось ничего, кроме как поклониться и уйти. *** Шли дни. Вэй Ин не возвращался. Лань Ванцзи с виду никак не менялся. А к Лань Сичэню идти не хотелось. Тот смотрел так, будто понимал все мысли Цзян Чэна с одного взгляда. Даже самые нездоровые. А от человека, что видит тебя насквозь, хочется держаться подальше. Цзян Чэн принимал свою зависть. Он пытался сделать её силой, которая заставит его учиться и совершенствоваться. Так наставляла его мать. И Цзян Чэн балансировал. Он жил на острой грани радости и боли от зависти. С Вэй Ином легко смеяться, вряд ли кто прощал колкости Цзян Чэна так же легко, как это делал Вэй Ин. Но любой его успех жжет, как огненный укус, а поражения мелочно радуют. И вторых всегда меньше. Неужели такой должна быть дружба? Постоянно вскрывающая недостатки, проезжающаяся по гордости, разрывающая от кипящей в крови злости? Когда он думал, что Вэй Усянь тот самый человек, который будет с ним до конца жизни (а ведь иначе и быть не могло) в беде и в радости, в делах и в досуге, то чувствовал странное отчаяние и безысходность. Конечно, есть шанс, что Вэй Ин просто перестанет блистать. Или он, Цзян Чэн, станет ярче него. Но с каждым днем он верил в это всë меньше. Он думал, может, всë изменится в облачных глубинах? Может, его таланты загорятся? Может, Вэй Ин так обленится и скатится в развлечения, что догнать и перегнать его станет проще, чем сорвать лотос? Или, может, Цзян Чэн приложит достаточно усилий, встанет вровень с ним и Вэй Ин прекратит наконец говорить, что нет ему равных, прямо в лицо Цзян Чэну? Но чуда не случилось. Да, Вэй Ина наказывают. Да, он бегает в Цайи чаще, чем на занятия. Да, его терпеть не могут учителя. Да, он все ещё впереди. А теперь он ещё и страшно болен. Цзян Чэн теперь честно не знал, как относиться к своей зависти. В эти одинокие дни ему приснился Вэй Ин — бледный и смертельно тощий, совсем как в детстве, — и Цзян Чэн сказал ему не возвращаться. Он проснулся, тяжело дыша. Пот катился по виску. Из сердца будто что-то вырвали, такая боль. Глаза защипало. Он плакал в последний раз, когда отец… Цзян Чэн встряхнул головой. Он — мужчина. Он — будущий глава клана. Как наяву щелкнул о землю хлыст. Матери здесь не было, но еë укоряющий взгляд он чувствовал буквально всем существом. Цзян Чэн сжался, спрятал голову в колени. Его раздирало на части. Он злился на Вэй Ина, как злилась его мать. Он беспокоился за Вэй Ина, как беспокоился бы отец. Мысли в голове смешались. Цзян Чэн задал себе бескомпромиссный вопрос. А если Вэй Усянь и в самом деле умрет? Он замер, ожидая первое чувство. Стало больше страшно, чем завидно. Злость и зависть ещë чувствовались, но словно отступили на второй план. Сердце стучало от беспокойства. За окном шуршала чертова листва, а угрюмый полумесяц не отражался на земле. Ему чертовски не хватало журчания воды под ухом. И, возможно, бесстыжего хохота. Так он и ходил несколько дней растерянный и раздраженный. Соседняя комната пустовала — это Вэй Ин виноват. Он пропускал мимо ушей слова наставника — Вэй Ин виноват. Было так погано от этой пустоты и черноты своих мыслей, а вот тут… Уже некого винить. После, он таки решился опять прийти в лечебницу. Больные встретили его угрюмыми взглядами, явно запомнив его непочтительность. Ай, плевать. — Молодой господин Цзян, — поклонился Лань Сичэнь. «Он как будто меня ждал. Да нет, невозможно это», — подумал он. — Как Вэй Ин? — Господин Вэй очнулся. Он не сдержал облегчённого вздоха. — Когда я смогу его увидеть? — Я могу передать ему, что вы хотели его видеть, тогда можно будет и организовать встречу. Цзян Чэн усмехнулся. Важная персона! Сам наследник великого клана будет организовывать встречу сына слуги с другим наследником великого клана! Ай да Вэй Ин! Стремится к невозможному! Раздражение пополам с весельем заставили его усмехнуться.  — Я не могу подняться сейчас? — Господин Вэй сейчас предпочитает уединение и не всегда пускает даже работников лечебницы, — вздохнул Лань Сичэнь. Он сложил руки и с какой-то неясной эмоцией посмотрел вдаль. — А вы… А они что, дверь не могут выломать? В Пристани Лотоса Вэй Усянь тоже иногда капризничал, так ничего. И до такого добирались. Потом Вэй Усянь, конечно, просто перестал обращаться к лекарям и, если он был ранен, то обычно пропадал где-то в городе несколько дней, а потом возвращался весёлый и почти целый. Он нахмурился. Почему-то Цзян Чэн только сейчас подумал, что в этом есть что-то неправильное. Что-то совсем несвойственное Вэй Ину, которого он знал. Вэй Усянь открыт нараспашку и у него самая широкая улыбка среди всех его знакомых. И этот же Вэй Усянь скрывает свои раны. — Позвольте мне с ним поговорить, чтобы впра… Кхм, убедить его относиться с должным уважением к вашим усилиям. Цзян Чэн почти секунду гордился своей проявившейся дипломатической натурой, а потом в коридоре он увидел, как из-за угла выходит… — Вэй, мать его, Ин! А ну иди сюда! Тот не вздрогнул. Постояв секунду, он обернулся. Взгляд его был странный. Стеклянный, почти как у этих психов во дворе. В белом одеянии лечебницы он выглядел точно оживший труп. Сердце Цзян Чэна отчего-то застряло в горле. Все слова, все обвинения, все злые мысли куда-то испуганно испарились. В этом тихом спокойном дворе Цзян Чэна почему-то охватил доселе невиданный страх. — Господин Вэй, вы что-то ищете? Вы решились покинуть комнату, — сказал мягко Лань Сичэнь, и что-то в этом обращении невольно испугало Цзян Чэна. Были в этом голосе интонации, которые звучали в голосе сестры, когда Цзян Чэн свалился с тяжёлой простудой. Как будто Вэй Ин и в самом деле серьёзно болен. Так серьёзно, как Цзян Чэн, поглощённый своей завистью, себе и не представлял. — Сад, — брякнул тот хриплым голосом. — Он с той стороны, вы его уже прошли, — таким же тоном продолжал первый нефрит и показал направление. — Как видите, к вам пришел молодой господин Цзян. — О, — Вэй Усянь посмотрел на Цзян Чэна, наклонил голову. — Первый ученик ордена Цзян, рад встрече, — совершенно монотонно произнес он и поклонился. — По-почему ты обратился ко мне как к первому ученику? — он пытался сказать это зло, но голос в конце фразы неловко оборвался. — Ну, я умру, а ты наконец станешь первым учеником. Логично? — безмятежно сказал он. — Это я сад, что ли, прошел? Я думал, это огород. Выглядит не очень. Что там вообще такое? — В основном, там выращивается пища для больных, что запрещена в Гусу, но нужна в лечебнице, — улыбнулся терпеливо Лань Сичэнь. — Умрёшь?! В смысле?! Какого черта ты несёшь?! — Но называть огород садом, это такая пошлость, господин Лань, — поморщился Вэй Ин, устало потирая лоб. — Какого ты мне не отвечаешь?! Что значит, умрёшь?! Что происходит?! Вэй Ин! — Красота сада заключается в другом, я могу позже объяснить, — отозвался Лань Сичэнь. — Молодой господин Цзян, похоже, что господин Вэй не хочет с вами разговаривать. — Да как он смеет?! Он принадлежит моей семье! — воскликнул Цзян Чэн. Мертвые глаза больных уставились на него с немым укором, но ему не было до этого дела. — А ну подойди сюда! Я тебя убью, если ты умрёшь! Он уже поднял ногу над лестницей, но внезапно врезался в невидимый барьер. — В лечебницу допускаются только больные и лекари. Цзян Чэн поморщился. Такой позор и на глазах у всех! Даром что помешанные. Чертов Вэй Ин! — Пусть тогда он выходит сюда! Вэй Усянь вздохнул и потëр лоб. — Расстроили вы меня со своим садом, господин Лань. Пойду хоть перец с грядки украду. — Там, где всё в общем доступе, кража невозможна, господин Вэй. — Ещё хуже, — вздохнул Вэй Ин и скрылся за поворотом. Отвернувшись от края коридора, куда ушел Вэй Ин, Цзян Чэн прокричал в лицо наследника: — Какого черта?! Он здоров и ходит, но не хочет меня видеть?! Почему он умирает?! — Если больной в своем уме, то лекари не имеют права говорить о его здоровье. — Да какой в своем уме?! — воскликнул Цзян Чэн, показывая в сторону пальцем. — Разве человек в своем уме может говорить, что он хочет умереть?! — Да, может, — тихо, но весомо сказал Лань Сичэнь и прямо посмотрел в его глаза. — И не поднимайте лишнего шума. Цзян Чэн мгновенно смутился своей истерики. В отличие от Вэй Усяня, он ведал стыд. — Простите, — он поклонился, сделав голос тише. Но буря в душе не унималась. Едва удавалось сдержать смятение в своём теле. Было что-то болезненное в том, как пренебрегает им Вэй Ин. Эту его сторону он совсем не знал. Да, бывало, он пренебрегал Вэй Усянем. В обратную сторону, это чувствовалось… странно. — Спасибо, что заботитесь о нем. Когда он поднял взгляд, господин Лань Сичэнь благодушно ему улыбался. — Ваше случайное появление сможет на него положительно повлиять. Однако могу я задать вам вопросы? Цзян Чэн застыл на несколько секунд. С одной стороны, Лань Сичэнь один из лекарей, с другой стороны, он всё же часть другого клана и разбалтывать лишние сведения — не самое благое дело. Хотя, если это касалось Вэй Ина, вряд ли он спросит что-то важное. — Нормально ли в Пристани Лотоса для вашего возраста выпивать столько, сколько выпивает господин Вэй? — А? — Цзян Чэн удивлённо моргнул. — Ну. Выпивать в таком возрасте у нас нормально. Но… Полагаю, он перебарщивает, — наследник нахмурился. — Он и сюда притащил «Улыбку»? — Нет, я спросил не поэтому, — Лань Сичэнь улыбнулся. — Вы сказали, что он «принадлежит вашей семье», что вы имели в виду? Цзян Чэн вспомнил слова, смутился и отвёл взгляд. — Ну, отец Вэй Ина был слугой нашего отца. Значит, и он принадлежит нам. — И это весь смысл? Для вас он тоже слуга? Лань Сичэнь не осуждал. Только спрашивал. — Нет, конечно! Он был бы худшим, самым наглым слугой, — фыркнул Цзян Чэн. — Отец всегда относился к нему, как к… сыну. Брат будет ближе. — Но вы так друг друга не называете? — Вэй Ин намного ближе, чем простой слуга или просто друг, — Цзян Чэн нахмурился, осознав, насколько он откровенен, хотя и не желал этого. — Но он все же сын слуги. Лишние слухи приносят немало проблем. — Вот как. Словно поняв, что Цзян Чэн больше не хочет отвечать, он перестал задавать вопросы и отвернулся. То, как глава лечебницы предопределял его желания и невольно получал честные ответы, которые Цзян Чэн давать не планировал, на самом деле… Пугало. Невольно он подумал, что Вэй Ин казался вполне себе весёлым на полигоне, и мало ли что эти психи и этот страшно прозорливый Лань с ним сделали. Зачем? Вэй Усянь раздражает, не поспоришь. Но убивать за это не стали бы. Не стали бы, да? Господин Лань посмотрел на него с любопытством, и Цзян Чэн тут же мгновенно выпрямился и принялся думать о лекциях Лань Цижэня, только бы Лань Сичэнь не прочел его мысли. «Да не может он читать мысли! Что за глупость!» — Вы хотели бы ещё узнать что-то? Насчёт господина Вэя правила выражаются ясно. — Да, я понял. Просто, — он уставился в его лицо, пытаясь уловить реакцию, — я написал моему отцу сразу, как узнал об искажении. — Вот как, — лицо нефрита не дрогнуло. — И он скорее всего приедет его проведать лично. На этот раз глава лечебницы отозвался с небольшим запозданием. — Вот как. Лань Сичэнь уставился вдаль. Сложно сказать, был он зол или это ему безразлично. А, черт. Из Цзян Чэна получается дурной шпион. — Возможно, он согласится. Хорошо ли это? — тихо пробормотал Лань Сичэнь и улыбнулся. — Что насчёт вашей сестры? Она приедет? — Этого я не знаю, — и ошарашенно спросил. — Но если глава ордена прибудет сюда, неужели вы ему откажете в встрече, если Вэй Ин её не захочет? — Да, — тихо отозвался Лань Сичэнь и вздохнул. — Это немного утомительно, но похожее уже было, на самом деле. Цзян Чэн удивлённо заморгал. Лечебница в самом деле настолько престижна? И в то же время становилось тревожнее. Если эта лечебница может себе позволить отказать влиятельным людям, то вряд ли бы её решили использовать, чтобы сгноить Вэй Ина. Но он всë ещё не понимал, что делать. Такая неопределенность, злость и, черт, так уж и быть, волнение — все они выводили Цзян Чэна из себя. — Не хотите ли чай, молодой господин Цзян? — наклонил голову Лань Сичэнь. Господин Лань выглядел вполне добродушно, да и лечебница отнюдь не то жуткое пристанище, каким его рисовало молодое воображение. Но Цзян Чэн так опасался показаться слабым и открытым, что отпрыгнул от главы лечебницы, точно его обожгли. Лань Сичэнь удивлённо посмотрел на него и легко усмехнулся, будто он случайно напугал какого-то дикого зверька. Ни капли угрозы. Ни в жесте, ни в шелесте ветра. А Цзян Чэн взмок второй раз за день. — Нет. Благодарю за заботу. И спешно скрылся за воротами, чуть не задев плечом входящего в сад Сюэ Чэна.